Зверь лютый Книга 28. Приступ

Забавно, а она, вроде, не изменилось. У меня в жизни... всё совсем... А глина обожжённая как стояла так и стоит.

Вон там, слева, кусок, вроде, сверху вывалился. Тогда она ровнее была. Мусору добавилось: из под снега кадка сломанная выпирает. Свежего барахла подкинули. Тряпка валяется. То ли утиральник бывший, то ли портянка... Местные, судя по следам, к печке не ходят.

В каждой приличной крепости должен быть подземный ход. В Киеве их, наверняка, несколько. Но вывести внешний конец в брошенную гончарную печь... И я эту печку вижу. Интересно: а как там внутри? Может, засыпали-перекрыли?

— Господин воевода, ехать надоть. Князь ждёт. Сердиться будет.

— Хорошо, Дяка, поехали.

Через полчаса мы въехали "в расположение объединённого штаба коалиции русских князей". Здоровенная усадьба какого-то боярина, чуть дальше ещё две поменьше, внизу, в лощинах, с сотню крестьянских изб в нескольких группах. Всё пространство набито суетящимися людьми, пешими и конными, ползущими возами, ругающимися обозниками.

— Ростовские пошли.

Дяка не помахал рукой, даже не кивнул, хотя, наверняка, знает кого-то в проходящем отряде. Хмуро объяснил:

— Гонористые сильно. Ростов, де, Великий. В земле Залесской — первый город. Мы, де, княжеские исконно. А вы там — владимирские, лапотники, брысь с дороги. Или ещё чего обидного.

Мда... Ежели люди одного князя между собой так, то как же выглядит взаимодействие отрядов разных князей?

Я предполагал, что появление моего отряда не обойдётся без скандала, но не ожидал, что так скоро.

Подъехали к центральной усадьбе. Ворота настежь, но внутрь верхом нельзя. Коновязь внутри, а вдоль забора на сотню шагов в обе стороны в растоптанном, перекопытченном снегу стоят или сидят на корточках коноводы.

Дяка своим ещё на подъезде рукой махнул, они в сторону приняли, в деревню, где их отряд стоит. Подъехали к воротам, Дяка поздоровался со старшим воротников, кивнул в мою сторону:

— К князю зван.

Тяжело слез с коня, отдал повод подскочившему отроку.

— Пойдём, Воевода. Как-то нас встретят...

— Пойдём. А моим куда встать?

Дяка окинул взором ряд лошадиных задниц и махнул рукой:

— Тама вон, с краю.

— Тогда погоди.

Я повернул Сивку, и мы проехались вдоль забора до края линии конских анусов.

Почему я с охранниками моими? — "Отправляясь в дальний путь — ты пописать не забудь" — русская народная мудрость. А уж на встречу с вышестоящим...

Из здешнего опыта хорошо помню поступление в прыщи смоленские. Один из соискателей тогда пролетел. По причине переполненности мочевого пузыря. "Дядя! Пи-пи!". И "шапка" отодвинулась на год. Нет уж, топтаться и перетаптываться пред очами самого... неудобно будет.

Я с чувством глубоко удовлетворения, ощущая нарастающую лёгкость на душе, общую эйфорию освобождаемого от гнёта жидкости организма, поливал забор усадьбы, когда сзади донёсся резвый хлюп конских копыт по снегу, и чей-то хриплый с перепою голос издал команду:

— А ну уходь с отсюда! Это наше место!

"А в ответ — тишина".

Я и вправду настоятельно советовал моим в беседы с неизвестно кем не вступать. Во избежание... Ну, вы же знаете, ОБЖ: в лифт с незнакомцами не входить, в распред.щит не влезать, без акцизной марки не наливать...

— Да вы чё? Ухи поотмораживали? Я те русским языком сказал: пшёл отсюда, щенок!

Команда у меня десять человек: я, Сухан, мальчишка-вестовой, Охрим, четверо латников да двое лучников. Охриму да Сухану под тридцатник. Остальным 17-19. Выглядят... Дяка прав: нищие сопляки с понтами и потугами.

Крикун — дебелый дядя, с красной мордой, бородой лопатой, в распахнутом полушубке под которым что-то... крапивного цвета. Бывшее дорогим платьем в далёкие времена. Меч на поясе. Слуга чей-то. Видать, послали вперёд, чтобы место на парковке заранее занял.

Парни дело делают: подпруги ослабляют, поводья подвязывают. На крикуна — ноль внимания. Тот в крик. И — в атаку. Ка-ак перетянет ближайшего по спине нагайкой. У бойца полотно на кафтане — тресь. Был бы парнишечка в рубашоночке — лёг бы. Да и после ещё пару недель на каждом шагу к спине прислушивался. А так, сквозь панцирь... толкнуло.

Дядя такого неэффективного эффекта не ожидал. Подъехал, ударил и смотрит. Удивляется с протянутой рукой. А парень с разворота цап его за рукав. И с седла сдёрнул.

Лошадка дядина фыркнула и шага на три отошла. Типа: этот дурак не с меня выпал. Дядя лежит-ошалевает. Не разбился, а взболтанулся. Когда в черепушке одна мозговинка болтается, да и та похмельная — при встряхивании контакт с реальностью восстанавливается. Но не сразу.

В полушубке на снег со здешних невысоких лошадок сверзиться не больно, сам проверял неоднократно. Вообще, выпадание с седла — и стоя, и на скаку — обязательный элемент подготовки конника. Как для борца падение с отбоем.

Боец дядю за рукав дёрнул, на спине развернул и отволок в сторонку, на дорогу. Тот возится, как черепаха перевёрнутая. Мои хихикают негромко, я с седла торбу с головой Жиздора снимаю. Тут дядя перевернулся, помотал головой, стоя на четвереньках, вдруг вскочил, заорал и кинулся. На обидчика. С мечом в руке.

Тот спиной стоял, оголовье коню поправлял. Но когда напарник крикнул:

— Сзади! Меч!

успел.

Успел выдернуть палаш, успел развернуться, успел в сторону отшагнуть. А дяде... после падения, по истоптанному конями снегу, с бельмами налитыми... Меч мимо груди моего бойца прошёл, в забор воткнулся. А палаш вошёл дяде в пупок. И вышел. Аж под левой лопаткой.

Постояли они так, мало что не в обнимку, у дяди коленки подогнулись и он с палаша съехал. Навзничь.

Парень стоит, смотрит ошарашенно на свой клинок: почти весь в крови, только у гарды на ладонь чисто.

Да уж, блин уж... Только приехали... "Первая кровь".

"Сронил вдруг кровищу с калёна клинка.

Проткнулось сердечко врага-дурака".

— Молодец. Засчитываю. Клинок оботри. Вон, хоть шапкой его.

Тут, с соседнего "парковочного места", крик:

— А! Убили! Земелю зарезали!

Ворота на горке, от них небольшой спуск. Там стоит Дяка, в нашу сторону глядит, меня поджидает. И вот, на этой сотне шагов , из под каждой лошадиной задницы, под брюхами, поверх спин, из-за конских морд — вылезли морды человеческие. Посмотреть. Их тут с полсотни.

Народец... так себе. Отроки, слуги. Поглазеют да перестанут.

— Охрим, двоих. Собери торбы. Попробуем овсом разжиться.

Я уже говорил: коней после такого марша надо откармливать. А овёс лошадке гостя не дать — словно самого гостя голодным оставить, на Руси такое не принято.

Наверху, у ворот какая-то возня, там группа верховых подъехала, чего-то балабонят с пешими, в нашу сторону руками машут. И, факеншит!, воздев к небу обнажённые мечи, скачут на нас!

— К бою!

На коней — не успеваем, подпруги отпустили. Ни щитов, ни копий.

Как всегда: как Ванечке жениться — так и ночь коротка.

"Никогда Россия не вступала в войну, будучи готовой".

Что я и демонстрирую личным примером. Хорошо хоть шнурки гладить не надо. В виду наличия отсутствия.

Торбу — с головой самого Великого Князя! — под ноги, под копыта лошадиные, палаш — из ножен, вверх-вниз, левую — за спину, "огрызок" в ладонь.

А и страшно же, коллеги, стоять посреди дороги, ничем, кроме своей глупости незащищаемым. Перед катящейся на тебя... нет, не лавины кавалерии, а просто... десятка всадников. Даже без копий, флажков, щитов, геральдики и "омерзительных" шлемов. И как люди в РИ атаку тяжёлой рыцарской конницы выдерживали?

Тут меня по шапке — хлоп. Охрим.

Глаза выпучил. Ругается. Наверное. Морда лица закрыта намордником. А я и забыл. Так бы и помер. От склероза.

Закинул петельку за ухо. Чуть рогом "огрызка" глаз себе не выколол.

Охрим свой палаш горизонтально поднял, лезвием вверх, остриём вперёд. Типа как казак шашку перед уколом по уставу. И ткнул так в воздухе. И два коня передних — бздынь-бздынь — вверх тормашками.

Метрах в десяти от нас легли, не больше. С чего бы это? А, блин, тупой Ванька! Я ж сам...!

Когда шлемы новые сделали, с намордниками и ушами, стало понятно, что командир команду голосом подать не может. А бойцы даже и поданную — не услышат. Пришлось придумать систему жестов. Что Охрим изобразил — не колдовской заговор на пронзение ауры ворогов, изымания их жизненной силы и вытягивания энергии "ки", а команда лучникам.

Хоть тулы и остались к сёдлам приторочены, но сотню шагов галопом — 6-7 секунд. Вот в предпоследнюю секунду они и... удосужились.

Молодцы, зря я их...

Просто... очень близко "коса прошла".

Первые кони завалились и дёргаются. Поперёк дороги. Следом ещё двое — на первых споткнувши. Остальные коней придержали.

Из всадников: один лежит тихо, другой кричит громко, третий шевелится невнятно. Четвёртый с седла соскочил, шагах в шести стоит, меч в руке жмакает. Хотел, было, вперёд, да передумал.

Костюмчик не дешёвый, под шубой кольчуга, морда лица... вроде что-то похожее где-то... из смоленских прыщей? Пять лет прошло — мальчики мужчинами стали, фиг узнаешь.

Эти видят, что мы резаться не кидаемся, слезла там пара с сёдел, начинают "падаль" свою собирать. В смысле: тех, кто с коня упал.

Тут из ворот, а там толпа народа стоит, издалека любуются...

Эти простые народные развлечения... чтобы кто-нибудь кого-нибудь покусал-позарезал. Гладиаторские бои. В роли рабов-гладиаторов — "цвет земли Русской".

Из ворот выскакивает новый конный ватажок. Десятка полтора. С пиками. И, что особенно противно, с лучниками. Которые стрелы накладывают уже.

Факеншит, однако.

Сами — в овчинах, в мохнатых шапках волчьего меха. И морды нерусские.

Два раза факеншит: впереди хан Асадук. Этих же и побить нельзя! Да и вряд ли удастся. Тогда — разговариваем.

Третий факеншит! Намордник! Отстёгиваю.

Да за... зафурфыркало оно! Вернусь — мегафон вставлю. Когда сделаю.

— Сен не истен жатырсын?! (Ты что делаешь?!)

— А ты не видишь? К твоему князю иду. Звал он меня.

— А...? А это?

— Дураки, сэр. В смысле: хан.

Асадук внимательно осмотрел "место происшествия". Задержал взгляд за моей спиной. Я знаю на что он пялится: мои лучники снова наложили стрелы.

Блочные луки — не реверсивные. Изначально отклонённые назад рога похожи на рога натянутого уже лука. При этом видно, что изделие... непривычное. Чтобы степняк не узнал лука?! Нум или коман во всех разновидностях... В темноте на ощупь, вдалеке по звуку... Вплоть до материала накладок, где — лопатка баранья, где — рог олений...

Асадук про мои луки, наверняка, слышал. Какие-то сказки. Но в руки я не давал. А без опыта... определить деталь мелкую: "лук поднят" и "лук натянут"... Разница — в секунду. При втором надо уже стрелять. Без вариантов.

Это как щелчок предохранителя на огнестреле. Хуже: флажок назад вернуть — пальчиком двинуть, а стрелу с натянутого лука снять...

— Парни. Спокойно. Всем отбой.

Мои выдохнули. Стрелы сняли, клинки убрали. Выдохнули не только мои. Большинство — разочарованно. Зрители. Итить их, катарактить.

— Пойдём.

— Погоди, хан. Оставь человека. А то моих опять обижать начнут, они опять ответят. Я не ищу крови. Среди подручников государя.

Объяснять? — Последняя фраза "ставит на место" русских князей и их людей. Одновременно намекая на мои особые отношения с Боголюбским. Причём ни князья, ни их люди к предлагаемому "своему месту" — "подручники" — морально не готовы. "Царственный брат", "возлюбленный сын"... Подручник ниже. Типа: куда пошлют.

Разговор — публичный. Ни минуты не сомневаюсь, что все мои реплики уже к вечеру будут известны всему лагерю. По сути, я нарываюсь. "Тест на вшивость". Кому мои слова поперёк — проявится быстро. Мне с такими не сработаться.

Кыпчаки Асадука сдвинули с дороги недавних "атакунов". Разогнали зевак. И привели нас, почти под конвоем — пеших посреди конных — под ясны очи предводителя похода, князя Суждальского.

Ну-ну-ну. Я конечно, весь в волнении и тревоге. Но коням-то чуйства пофиг. Так что пару моих бойцов с пустыми торбами под овёс один из кыпчаков проводил на конюшню.

"Война войной, а обед по расписанию". Особенно — для скотины.

Взошёл Ванечка на высоко крыльцо, распахнул двери дубовые, вступил в хоромы еловые. Сидят за столом люди добрые, мужи вятшие, морды кривлены, непроспатые. А во красном углу, под иконами — сам обретается, светлый князь-надёжа Андрей свет Юрьевич, глядит зло, неласково. Взговорил тут князь таковы слова:

— Ну.

Боголюбский был зол.

Это — рефрен. Постоянная характеристика с начала похода и даже раньше, ещё с Боголюбова.

Я навязал ему личное участие в этом мероприятии. Убедил, логически и психиатрически: "надо, Федя, надо". Он согласился. Умом. Но не душой. Его "крокодил" кричал и упирался:

— Не хочу! Не пойду!

А "обезьяна" тянула поводья и приговаривала:

— Надо. Пойдём. Там будет хорошо. А иначе — будет плохо.

Была бы "обезьяна" послабее — фиг бы я его сдвинул. Но со "слабой обезьяной" он бы и не был Боголюбским, так, одним из десятков вспоминаемых летописями русских князей этой эпохи.

Однако, и "крокодил" у него... "китайский бешеный".

Андрея раздражало всё. И я — больше всех, потому что втянул в это... приключение. Умом он понимал, что я прав, но злился на всё, попадавшееся ему на глаза.

Надо сказать, что оснований для раздражения у него полно. Такому любителю и "насадителю" порядка, каким является Андрей, видеть феодальную армию на марше... до рвоты. Помимо бардака и несуразностей, свойственных движению войск и в Новое время, а здесь просто запредельных, его бесило нарушение иерархии.

У себя он хозяин. Отвечает за всё. Вплоть до прямого канала связи с Богородицей. Его приказ — обязателен для всех. Абсолютные права с абсолютной ответственностью. Ответственность он принял на себя сам. А права "выгрызал" тяжкой и кровавой повседневной работой.

В походе... Его все слушают. Но не слушаются. Приказать городовому полку Овруча взять Гончары он не может. Он может приказать сыну Искандеру, чтобы тот попросил "братана" Рюрика Стололаза, что бы тот приказал тысяцкому Овруча взять Гончары. А если тот — дурак, то снять его нельзя.

А уж убедить кое-каких жмудян не жечь Кожемяки... И подобных ситуаций — каждый день пачками.

Всякий день — совет. На котором "советуются" не только полтора десятка князей, но и их наибольшие воеводы. У каждого — свой. Ещё: командиры отрядов, которые без князей. Полоцкие, князьями посланные, "чёрно-клобучные", князя своего продавшие, черниговские, мимо воли своего князя пошедшие...

"Ноев ковчег". Все ноют. Кому корму мало, кому место не по чести. "Кому — хлеб чёрствый, кому — жемчуг мелкий". Каждой твари — по паре. "По паре" не в гендерном, а в служебном смысле: каждый отряд представляют, как минимум, двое.

Кроме князей и воевод, три епископа: Смоленский, Ростовский и Переяславльский. Эти — вообще толпами. У каждого свой... архи-мандрит. Следом — мадрит, но не архи. Какие-то... прото-попы, квази-попы и гиппо-диаконы. Все длинногривые, долгополые и продолжительно-речистые.