Мечты Идиота

А еще нужно съездить туда-то и туда-то, позвонить тому-то и тому-то, да еще к концу дня проконтролировать, чтобы все мои распоряжения были четко выполнены!

И так ведь — каждый день. Каждый день — одно и то же! Мотаешься туда-сюда, за целый день решаешь такое множество ежесекундно возникающих проблем, а потом взглянешь на результаты этой суеты — и только горько усмехнешься. Нет, нелегка жизнь бизнесмена!

Съездить бы куда-нибудь отдохнуть, на какое-нибудь теплое заграничное морское побережье! Плюнуть на все, забросить все свои дела, выкинуть из головы все эти идиотские проблемы!

Но оторваться от дел мне вряд ли в скором времени удастся. Не на кого мне оставить свой бизнес. Никто, кроме меня самого, не собирается взвалить на себя заботу о решении моих коммерческих проблем. Иногда кажется — вот сейчас, улажу все дела, разгребусь с проблемами, и...

Но нет этим проблемам конца, нет края...

Вечером я сижу со своим знакомцем в элитном "мужском" клубе. С коньяком, сигарами и стриптизом. Отдельная кабинка, с открывающимся из нее видом на сцену, где вокруг шеста вертится под музыку скупо одетая девица. Эту девицу, при желании, потом можно тоже заказать, вместо десерта, и употребить ее в другом номере, гораздо более интимном.

Но не в этот раз. Сегодня, как я понимаю, мой вечер в основном будет посвящен серьезному деловому разговору. И выражение лица Толяна только усиливает эти мои подозрения. Между тем Толян молча разливает коньяк по рюмкам.

— Макс, — обращается он ко мне. — мы ведь с тобой друг друга давно знаем. Вроде бы такие дела проворачивали вместе, помнишь?

— Конечно, помню, — отвечаю я.

— Ну, так, и выпьем за это! — предлагает он. Я присоединяюсь к его тосту. Толян, опрокинув содержимое рюмки в свое бездонное брюхо, начинает шумно закусывать. Я в это время наблюдаю за выкрутасами девицы на сцене. Интересно, как у владельца этого заведения идет этот бизнес? Вероятно, очень даже неплохо. Круто он за дело взялся, ничего не скажешь! Сумел раскрутить свое заведение, придать ему имидж "элитарности". И теперь всякий, кто причисляет себя к "элите" общества, просто обязан зайти сюда. Просто затем, чтобы публично продемонстрировать этот свой высокий общественный статус, тряхнув своей мошной.

— Ты скажи мне, — продолжает Толян, не заботясь даже о том, чтобы сначала прожевать свою семгу. — я ведь тебя никогда не подставлял, так ведь?

— Так, — подтверждаю я, хотя в памяти моей тут же всплывает один очень давний, но весьма неприятный эпизод из истории моих с ним деловых отношений. Тогда, конечно, все, в конце концов, было урегулировано к обоюдному согласию, а сейчас, можно сказать, вообще быльем все поросло, но все же... Все же я не склонен совсем уж забывать тот неприятный случай. И, думаю, Толян тоже его не забыл, хотя мы с ним ни разу с той поры его в своих разговорах не касались.

— А чего же ты сейчас меня подводишь? — спрашивает он тем временем, и в упор глядит на меня своими бычьими глазами.

— Да ладно, Толян, расслабься. Ты думаешь, я тебя кинуть хочу? Просто, сам знаешь, в бизнесе нашем по всякому случается. Сегодня пусто, завтра густо. Давай, лучше еще выпьем!

Мы выпиваем еще по одной полной рюмке коньяка.

— Мне на твои проблемы наплевать, — говорит Толян, опять набивая рот какой-то закуской. — У меня своих проблем полно. А ты, я вижу, мне их еще добавить хочешь.

— Ерунды не говори! Со мной у тебя проблем не будет. Будут деньги тебе, скоро будут.

Я вновь разливаю коньяк по рюмкам. Толян берет свою, и, без всякого тоста, одним движением отправляет все ее содержимое к себе внутрь. Да, большое у него брюхо, туда этот самый коньяк из бочки лить можно. С таким брюхом Толян совсем не похож на человека, у которого могут быть проблемы. Да и нет их у него, просто он меня на место поставить хочет. Показать, кто тут хозяин ситуации.

— Ты вот что, дружище, — обращается ко мне Толян, не особенно, впрочем, дружелюбно. — Ты мне до вторника, уж будь любезен, деньги мои верни. В полном объеме! Договорились?

— Верну, Толян, верну, не беспокойся. Говоришь, во вторник — значит, во вторник!

Толян расплывается в приторной улыбке, и эта улыбка на его широком лоснящемся лице выглядит довольно-таки противно. Я утыкаюсь в свой салат из омаров, а Толян вдруг начинает мне рассказывать занимательные случаи из своей богатой деловой практики. Почему-то именно о том, кто, как, когда, и при каких обстоятельствах пользовался его безграничным доверием и денежными средствами. Как эти сомнительные личности пытались злоупотребить его, Толяна, доверчивостью и человеколюбием, и что из этого получилось. Рассказывает увлеченно, размахивая руками, в одной из которых так и сверкает столовый нож. Нечего и говорить, весьма его рассказ способствует моему аппетиту. Поэтому я пытаюсь его прервать, снова разливая коньяк по стаканам.

— Ну, ты у меня смотри! — вместо тоста грозит мне пальцем Толян, и, выпив, довольно крякает. Я тоже выпиваю, но безо всякого удовольствия.

Вечер продолжается.

Где-то за полночь я выхожу из клуба. Уже темно, и я не помню точно, где припарковал свой автомобиль. Достаю ключи с брелком сигнализации, с трудом нахожу нужную кнопку, нажимаю. Мой джип отзывается громким писком и миганием фар. Шатающейся походкой я подхожу к нему, открываю дверь, сажусь за руль.

Меня слегка мутит. Помню, свой прежний автомобиль, "форд", я продал именно потому, что однажды, вот в таком же состоянии возвращаясь на нем домой, облевал пассажирское сиденье. Потом сиденье это, конечно, вычистили, но не ездить же в облеванном автомобиле! Тут же вместо "форда" купил вот этот джип. Теперь его облевать, что ли?

Но мутит меня не только потому, что я пьян. Меня гнетет весь этот ворох проблем, что свалились на меня сегодня. И еще меня мутит от ощущения какой-то безысходности. Ну ладно, проблемы! Решим мы, в конце концов, эти проблемы. Не это печалит, а то, что за этими проблемами неминуемо последуют другие, и они тоже потребуют своего незамедлительного решения. Так и проходит вся моя жизнь, — от проблемы к решению, а там — к новой проблеме.

Завожу двигатель, но не спешу трогаться с места. Лезу в карман, достаю оттуда бумажник, пересчитываю свою наличность. Около двадцати тысяч — слезы! Еще минус взятка гаишникам, которые уже с нетерпением ее ждут на дороге к дому. Ежедневная моя дань, вдобавок ко множеству других.

Наконец, выезжаю на практически пустую городскую улицу и вдавливаю до пола педаль газа. Моя машина летит вперед по залитой фонарным светом мостовой. Люблю я это дело — езду на высокой скорости! Помню, после какой-то корпоративной вечеринки подвозил я до дома одну свою сотрудницу. Вот так же, гнал по пустынным ночным улицам, лихо проскакивая на красный сигнал светофора. Как она пищала от страха! А потом и спрашивает у меня — и не страшно, мол, Вам с такой скоростью на автомобиле по улицам гонять? А что, — отвечаю я ей, — за что ценить жизнь свою? Разобьюсь, так разобьюсь, такова судьба, значит. А она говорит — нет, я о другом, Вы кого-нибудь таким образом убить не боитесь? Вот, значит, она о чем! А чего кому-нибудь соваться мне под колеса? Держись от меня подальше, останешься жив!

Стоп, а куда же я еду? Неужели домой, где опять жена будет доставать своими вопросами. Почему я так поздно, где я был, что делал, и как можно в таком пьяном виде заниматься какими-то делами. Небось, опять устроит скандал по поводу того, что она меня день-деньской не видит, и что я совершенно не обращаю на нее внимания. Да пошла она...!

Решено. Домой не поеду, а поеду-ка я в казино. В кармане есть еще кое-какие деньги, так почему бы не бросить их на алтарь Фортуны? Чем черт не шутит, может сегодня мне такой фарт попрет, что завтрашнее утро я встречу с готовым решением всех своих финансовых заморочек. А если и не попрет, — эти жалкие гроши меня все равно от банкротства не спасут.

Да, решение принято! Сворачиваю на первом же перекрестке, и несусь туда, где вдали уже видны сверкающие и манящие россыпи разноцветных переливающихся огней.

6.

Я сижу на подоконнике своей квартиры, пью кофе и курю сигарету. Как в кинотеатре, я приготовился наблюдать одно из самых захватывающих явлений природы.

Ливень!

Еще задолго до своего начала он виден мне — из окна моей квартиры, откуда открывается чудесные панорамы залесенных кряжистых холмов. Из окна, выходящего на запад, откуда, по обыкновению, и надвигаются на мой родной город все атмосферные явления.

Все начинается с того, что горизонт, еще недавно так отчетливо различимый, неожиданно пропадает, и вместо него возникает клубящаяся туча — далекая, но от этого ничуть не менее грозная. Сизая грозовая туча предупреждает о своем неминуемом приближении яркими всполохами, которые то и дело пронизывают все ее существо. Немного погодя до меня доносится гром — раскатистый и грозный. Я вижу, как стена дождя надвигается на город, постепенно накрывая все новые дома и улицы своим серым покрывалом. Ливень мгновенно смешивает все городские краски в различные оттенки серого цвета.

Стена дождя неминуемо и неукротимо приближается и к моему убежищу, и вот уже упругие водяные плети с неистовым упорством хлещут в мое оконное стекло. И где-то там, внизу, сильные струи воды с ожесточением бьют в асфальтовое покрытие улиц, разбиваясь вдребезги.

Застигнутые врасплох люди бегут по улицам, в легкой панике прикрывая свои головы, чем только можно. Одновременно с этим осознавая, что ничего из имеющегося у них под рукой не способно защитить их от буйства стихии.

Из окна наблюдать за этим явлением намного приятнее. Сидеть на подоконнике, с сигаретой и чашкой горячего кофе в руках. Ощущать всю свою неуязвимость, в тот самый момент, когда на расстоянии вытянутой руки происходит такой природный катаклизм. Невыразимое чувство!

Гроза тем временем несется вперед, и теперь ее эпицентр находится прямо над моим домом. И небо вновь озаряется ослепительной вспышкой, и тут же слышится поистине громовой удар, сильный, как взрыв! Вселяющий даже в обитателей неприступных каменных цитаделей страх, ибо кажется, что против такого удара стихии может не выдержать даже кирпичное убежище.

Автомобили жалобно пищат, кричат от страха. Голуби мечутся в панике. А в сердце человеческом — странная, эклектическая смесь ужаса и восторга перед всей происходящей у него на глазах природной драмой.

Но гроза катится дальше, сея ужас и панику уже у тех, кого только еще ожидает ее появление. И только бледные всполохи озаряют уже начавшее проясняться небо, и только отдаленный гром продолжает слать какие-то свои невнятные угрозы и проклятия.

Дождь потихоньку сходит на нет, давая возможность людям, чья жизненная суета была прервана таким возмутительным образом, осторожно выползти из своих временных укрытий под открытое небо. Чтобы продолжить свое движение, проявляя поистине чудесную ловкость в преодолении внезапно возникших на их пути водоемов и водных потоков.

И только когда последние бормотания грома затихают где-то вдали, появляется Солнце, благоразумно спрятавшееся при первых же признаках надвигающейся угрозы. Оно выглядывает из-за легких облачков, которые спешат вслед за могучей грозовой тучей, увлеченные и восхищенные ее беспримерными деяниями. А Солнце заглядывает в каждую лужу, смеется в каждом ручейке, фальшиво изумляясь: "Гляди-ка! Вот это явление! Стоило только отлучиться на полчаса — и на тебе!"

Все это хорошо видно с высоты двенадцатого этажа, вся картина природы предстает перед тобою как на ладони. Оттуда, с поверхности земли все кажется всего лишь досадной неприятностью, но только не отсюда. Здесь получаешь полное наглядное представление о характере и действующих лицах этой драмы, и даже какое-то мистическое просветление.

Наверное, такого рода экстатическое состояние и подвигает человека ни с того, ни с сего, попытаться выразить все свои переживания какими-то словами и рифмами: "Буря мглою небо кроет", или, к примеру, "буря, скоро грянет буря!". И в данный момент я ощущаю неизъяснимое желание сделать что-либо подобное.

Но ничего, кроме "люблю грозу в конце июня", мне в голову не лезет.

А ведь когда-то я писал стихи! Но это было очень давно, еще в юношеском возрасте. В числе прочих моих стихотворных произведений было кое-что и про дождь. Вспомнить бы...

Помню только небольшой отрывок:

"Взбивают в брызги лужи сапоги из кожи,

Дождь никому не нужен, и мы, наверное, тоже.

Но если в этом мире тебе так мало места,

Иди скорей под ливень, под дождем не тесно!"

Грустно! Когда-то я мог создавать что-то творческое. Когда-то творчество само исторгалось из глубин моей молодой, неокрепшей, тонкой и чувствительной души. И мне оставалось только записывать эти послания на бумагу. И ведь это не имело никакой практической ценности, никто до сих пор не видел и не слышал этих стихов, но — я писал их!

Зачем? Кто ответит на этот вопрос? В то время такой вопрос просто не приходил мне в голову. И вообще, я был убежден, что в этом возрасте практически каждый человек подвержен приступам творчества. И не важно, как продукт этого творчества может быть оценен с точки зрения художественной ценности — творчество ценно уже само по себе.

А сейчас? А сейчас я постарел, стал умнее и опытнее, но что мне принес этот мой жизненный опыт? Этот опыт в настоящий момент самыми разумными доводами предостерегает меня от того, чтобы устремиться туда, под дождь. Чтобы проникнуть в самое нутро ливня, чтобы предоставить ему полную возможность пропитать меня собой, чтобы слиться с ним, стать его частью.

Вместо этого я сижу на подоконнике, куря очередную сигарету, и какое-то опустошение и грусть царят в моей душе.

И опять, опять мою душу охватывает то неизъяснимое томление, насущная потребность свершить что-то грандиозное, и нестерпимое чувство собственного бессилия перед этой задачей.

Унять томление души не просто, но это совершенно необходимо сделать, пока это чувство не свело тебя с ума. И жизнь вновь услужливо предоставляет мне средство, которое способно помочь мне самым действенным образом. Впереди — выходные, и мои друзья приглашают меня разделить с ними уик-энд. Вдали от города, в гостях у природы, на живописном пляже, в обнимку с летним солнцем и ласковой водой.

Конечно же, я соглашаюсь! Более того, беру большинство приготовлений к предстоящему путешествию на себя. И все довольны этим — моим друзьям не надо отвлекаться от работы, а мне есть, чем себя занять.

Люди, обремененные в летний период активной трудовой деятельностью, весьма ценят те редкие мгновения ничем не омрачаемого блаженства. Которые выпадают им специально для того, чтобы выкинуть из головы все свои профессиональные проблемы и с головой окунуться в общение с природой и ближайшими своими друзьями.

В такие мгновения люди испытывают насущную потребность вырваться из цепких лап цивилизации. Царь Природы, отвлекшись от своих ежедневных хлопот по переустройству мира, отправляется на отдых — в отдаленное место, где по его велению его собственная деятельность еще не так заметна. Выезжает за город, на пляж, чтобы приобщиться к природе. С магнитофоном, конечно же, чтобы не слишком отрываться от последних культурных достижений. Природу тоже нужно приобщать к новейшим веяниям цивилизованного мира.