Прекрасный из ночи

— Будет тебе, Нинтур. Получишь за все сполна, — густой мужской смех сотрясал стены.

— Извольте, господин, — трактирщица, теперь сама любезность, поставила перед Ихетнефретом кувшин вина, три чаши и несколько ячменных лепешек.

— Посмотри на этих людей, Мафдет, — обратился к возлюбленной писец, поглощая принесенный завтрак. — Как необычна их внешность, как странны одежды. Круглоголовые имеют одни лишь длинные юбки из овечьих шкур, а те, длиннолицые, какие-то шерстяные накидки, напоминающие отдаленно одеяния жителей Гублу. Невольно гляжу на тебя, любуясь красотой и совершенством твоих нарядов.

— Ты льстишь мне, — улыбнулась девушка.

— Поверь мужчине, это чистая правда, — после кубка вина язык хранителя свитков слегка заплетался.

Насытившись и утолив жажду, Ихетнефрет уже почти позабыл о ночных кошмарах, а настоящее не казалось более таким уж безнадежным.

Позавтракав, путешественники вышли во внутренний дворик, с интересом осматриваясь вокруг. Всюду кипела жизнь. Торговцы суетливо бегали взад и вперед, раздавая приказания слугам и помощникам. Те носили какие-то тюки, бранились между собой, проклиная работу и собственных хозяев. И только ослы, стоявшие поодаль, вполне довольные судьбою, жевали душистое аппетитное сено. Вскоре появился Чекер.

— Ихетнефрет, готов ли ты идти со мной?

— Куда?

— Здесь, в Мари, я веду дела с купцом по имени Дуду. Возможно, он поможет тебе.

— В чем?

— У него есть корабли, а добраться до Урука по реке гораздо проще.

— Чего же ты молчал раньше?

— Так ведь я и говорю. Возьми с собой золото и медь. Этот Дуду довольно скользкий тип и никогда не упустит собственную выгоду. Но он очень богат и влиятелен.

— Почему мы стоим? — возбуждение в душе Ихетнефрета нарастало. Он чувствовал, как удача сама идет в руки. — Ханусенеб, разве ты не слышал? Принеси мешок с вещами. Чекер, а как же наши товары?

— Не беспокойся, старый Яхмад позаботится обо всем.

— Тогда пошли, мы зря теряем время. Мафдет, не отставай.

Путешественники покинули постоялый двор, выйдя на узкую улочку, шириной не более шести локтей, и отправились в сторону базарной площади, где расположилась контора купца.

Ихетнефрету чудилось, будто он оказался в глубоком колодце, со стенами из массивных глиняных кирпичей. Черными пятнами зияли узкие дверные проемы, ведущие во внутренние дворики, скрывавшие небольшие уютные сады. Обилие зелени удивило писца. В отличие от Берегов Гора, где множество деревьев и кустарников росло лишь на заливаемой водами Хапи низменности, здесь, в Мари, улицы утопали в буйной растительности. Городские кварталы то и дело прорезали в разных направлениях широкие каналы, давая влагу всему живому.

Базарная площадь, находилась недалеко от пристани и являлась местом совершения разнообразных сделок. Каждый уважающий себя купец считал делом чести иметь контору именно в этой части города, во многом походившую на торжище в родном Унут. Те же суета и столпотворение, разнообразные пестрые одежды вокруг, шум, крики, споры и ругань; чужеземные товары чередовались с плодами труда местных земледельцев и охотников.

Контора Дуду представляла собой традиционный для Мари саманный двухэтажный дом. На первом этаже суетились купеческие работники, а на втором находился сам хозяин.

Чекер подозвал одного из людей Дуду и перебросился с ним несколькими фразами. Черноголовый мужчина в длинной юбке из овечьей шерсти поклонился и скрылся в доме.

— Нужно обождать, — успокоил друзей Чекер.

Вскоре появился посланник Дуду, жестом предлагая гостям войти в дом и подняться по лестнице. В полутьме второго этажа Ихетнефрет разглядел такую же тростниковую занавеску, как и на постоялом дворе.

— Прошу вас, проходите внутрь, — слуга постоянно кланялся, пропуская гостей.

Приподняв циновку руками, Ихетнефрет увидел просторную, погруженную в полумрак комнату, заваленную овечьими шкурами, кувшинами, бычьими кожами и прочими разнообразными товарами, издававшими стойкий характерный запах. В глубине помещения, за деревянным столом, сидел низкорослый человек с тщательно выбритой головой. Он что-то увлеченно перебирал короткими пухлыми ручками. Слабое пламя глиняного светильника, наполненного сезамовым маслом, едва освещало полное лицо, похожее на морду сурка, набившего щеки зерном.

— Досточтимый Дуду, я все выполнил по твоему слову, — обратился к незнакомцу Чекер.

Толстяк поднял заплывшую жиром физиономию. Мелкие свиные глазки оживленно забегали, руки сгребли в кучу предметы на столе, оказавшиеся слитками меди.

— Так, так, почтенный Чекер, — донесся из угла высокий визгливый голос, сродни крикам поросенка. — Приветствую тебя, чужеземец, — льстиво обратился торговец к хранителю свитков. Длинная юбка белой шерсти едва держалась на опухшем теле, отмеченном печатью излишеств и чревоугодия. Складки жира раскачивались в такт шагам, вызывая у писца чувство брезгливости и омерзения. "Чего хорошего можно ожидать от этого похотливого борова?" — мелькнула мысль в голове Ихетнефрета.

— Чекер рассказывал о тебе, — острый взгляд маленьких глаз обшарил писца с ног до головы. При виде Мафдет толстяк расцвел гадкой улыбкой, исказившей и без того отвратительное лицо. Казалось, он жаждал увидеть девушку лишенной нарядных одежд, представляя скрытые формы тела, облизываясь и пуская слюну при этом.

— Поговорим о делах, — резко произнес Ихетнефрет, положив правую руку на золотую рукоять кинжала.

— Да, да, о делах, — осекся Дуду. — Слыхал я, ты хочешь отправиться со своей возлюбленной в далекий Урук— царство славного Гильгамеша. Достойный и сильный владыка. Хе-хе... — вид Мафдет не давал ему покоя.

— Действительно так, — Ихетнефрет едва сдерживал гнев, в мыслях ругая Чекера последними словами.

— Ну что же, я готов помочь тебе. Но чем ты отплатишь?

— Сперва скажи об услуге.

— Сегодня в город прибыл караван судов с Серебряных гор с грузом молодого вина. Теперь оно принадлежит мне и через несколько дней попадет в Урук. Одним кораблем меньше, одним больше. Какая разница? Там бы нашлось место для нескольких человек.

— Меня это вполне устраивает.

— Но какова будет плата?

— Что ты желаешь?

— Я? Видишь ли, я уже не молод. Дом мой пуст без женщины... Твоя девушка... э, как бы сказать... мало я видел в жизни радостей и развлечений...

— Золото! — резко перебил толстяка Ихетнефрет.

— Золото? Покажи! — неуемная жадность читалась в свиных глазках торговца.

Ихетнефрет отобрал у Ханусенеба кожаный мешок и достал массивное кольцо желтого металла, тускло поблескивавшего в слабом пламени светильника.

— Золото! — исступленно взвизгнул Дуду. Пальцы его зашевелились, а руки потянулись к Ихетнефрету. — Да здесь будет добрых двадцать гинов! Дай мне!

— Погоди. Прежде я сяду на корабль.

— Твоя воля. Завтра утром, когда огненный Уту возвестит о начале нового дня, приходи на пристань. Да пребудут с тобой боги!

Купец вновь вернулся к прерванным делам, давая понять, что встреча окончена.

Выйдя на улицу, путешественники вновь оказались в объятиях базарной суеты. Крики лавочников и покупателей, надсмотрщиков и животных слились в невообразимый вой.

-Где ты находишь таких друзей? — упрекал проводника Ихетнефрет.

— Прости, но лучших среди местных купцов тяжело сыскать. С этим я знаком много лет, могу предсказать его поступки и знаю, с какой стороны ожидать подвоха.

— По мне он просто мерзавец!

— Согласен, но выбор не велик. По крайней мере, завтра отправишься в путь.

— А вдруг он подошлет воров на постоялый двор?

— Не будь меня, он так бы и поступил. Но Дуду нет смысла ссориться с Чекером, ведь я для него также являюсь источником доходов. Выиграть в малом сейчас, чтобы завтра потерять в несколько раз больше? Нет. Собственная жадность не позволит Дуду пойти на подобное преступление.

За разговорами Ихетнефрет не заметил, как вновь оказался во дворе харчевни. Все та же суета и крики царили кругом.

— Нет от вас, бездельники, покоя... — недовольный женский голос долетал до ушей прохожих. — Чума вас всех забери, дармоеды... Расходов на целую ману, а прибыли не больше жалкого ше. Будьте вы прокляты, негодяи!

— Нинтур! Уймешься ли ты? Неси поскорее вина и хлеба! Мы умираем от голода!

— Чтоб вы лопнули, сгинули на болоте!

— Да успокойся, ворчливая баба! Слова твои будто вода из соленого источника!

Мафдет и Ихетнефрет невольно улыбнулись, став случайными свидетелями забавной ссоры.

— Надеюсь, лет через двести ты не станешь меня бранить, подобно этой Нинтур? — хранитель свитков рассмеялся.

— О, еще как буду! — Мафдет улыбалась в ответ.

Время летело золотым соколом. Солнце пробежало в небесах диким зверем, а охотник вновь без добычи. Силки пусты, жизнь стала короче на один день. Лишь воспоминания промелькнули бледной тенью, уносясь в холодную пустоту прошлого.

Пытаясь поймать невидимое, не следует рассчитывать на многое. Завывание злого ветра будет единственной наградой, в прах обратятся усилия, умрут мечты и желания, не оставив по себе и следа.

В назначенный час Ихетнефрет вместе с Мафдет, Ханусенебом, Чекером и Эбихаилом оказался у пристани. Базар медленно просыпался, наполняясь народом и криками.

— Чекер, — обратился писец к проводнику, — не знаю, какие слова должен я говорить... Возьми золото, ты его заработал. Спасибо, — Ихетнефрет протянул Чекеру кольцо желтого металла.

— Благодарю тебя. Извини, если что не так...

— Чекер, ты сделал больше, чем мог... и я вновь прошу об одном одолжении. Когда вернешься в Гублу, загляни к старой Ихи, скажи, что со мной и Мафдет все в порядке, ободри добрым словом, всели надежду...

— Сделаю, как прикажешь...

— Пора, — завизжал неожиданно появившийся Дуду. Он радостно улыбался, согреваемый мыслью о золоте. — Так где же плата?

— Так где же корабль? — передразнил толстяка Ихетнефрет.

— О, недоверчивый чужеземец! — проворчал Дуду. — Вот он, гляди. Все ждут одного тебя.

— Ладно, купец, держи, — Ихетнефрет протянул ему желанное кольцо.

— Слава богам! — расплылся Дуду в уродливой улыбке, скаля гнилые зубы. — Мое! Мое!

— Прощай, Чекер, прощай, Яхмад, прощайте все, — кричал Ихетнефрет, ступая на борт судна.

— Прощай!.. — крик разнесся далеко над водою, наполняя души людей тоской и печалью.

Остроносые корабли, связанные из длинных стволов тростника, скрепленных природным асфальтом, с парусом из плетеных циновок на мачте, не спеша, отчалили от пристани, отдавая себя во власть течения. Торговая площадь уже позади, люди превратились в мелких букашек. Мари — город из кирпича и глины, предстал во всем великолепии, обнажая величественные храмы и дворцы, лачуги бедняков и жилища богатеев, вселяя грусть и трепет в сердце сына Имтес. Прощай, добрый Мари! Пусть встретит странников славный Урук благосклонно!

Ихетнефрет с грустью смотрел на покинутый город — пристанище ремесленников, жрецов и земледельцев, где царские сокровищницы полны золотом, серебром, медью, древесиной, слоновой костью и самоцветами, а святилища сложены из плит известняка и украшены лазуритом.

Кругом, насколько хватало глаз, простиралась дикая, унылая, плоская равнина. Осокой и камышом зеленели берега, постепенно переходя в желто-коричневую выжженную степь, где земля тверже камня. И только редкие рощи финиковых пальм слегка оживляли пейзаж, напоминая берега родного Хапи: но при взгляде на их ветви, выброшенные в разные стороны, словно мохнатые паучьи лапы, приятные воспоминания рассеивались, сменяясь страхом и отвращением. В окружающих пространствах жизни было едва ли больше, чем в безводной каменистой пустыне, что лежит между горами Лебан и Мари.

Только на третий день в серо-зеленых отражениях прибрежной растительности путешественники увидели первую тростниковую лодку, управляемую двумя гребцами. Вскоре показалась небольшая деревня из нескольких глиняных хижин, тщательно выбеленных и крытых сухим тростником. Неказистые дома расположились среди крошечных полей, разбитых на правильные квадраты голубыми нитями каналов. Три десятка людей, прикрывших тела грязными овечьими шкурами, столько же коров и полсотни овец. Больше Ихетнефрет ничего не разглядел.

— Сиппар уже близок, — сказал один из людей Дуду.

— Какой еще Сиппар? — поинтересовался писец.

— Первый город вниз по течению после Мари.

— А сколько от него до Урука?

— Дней пять— шесть, — флегматично отвечал рулевой.

Услышанное успокоило Ихетнефрета, печаль отлегла от сердца. Его тешило то, что он находится на верном пути, и вскоре странствию придет конец. Но, боги, как далека родина! Сколько сотен тысяч локтей отделяют сына Имтес от покинутого Унут! Понадобится целая вечность, чтобы вернуться назад!

Заросли камыша устремлялись в степь. Вдали от берегов полированными серебряными зеркалами блестели небольшие озера и старицы. Многочисленные болота распространяли гнилотворное зловоние, разнося вокруг дух лихорадки. Но теперь деревни и поселки земледельцев попадались чаще, все большие пространства, отвоеванные человеком у реки, желтели золотом стерни, оставшейся после сбора урожая.

К вечеру следующего дня на горизонте Ихетнефрет увидел протяженный пологий холм. Ровная плавная линия превращалась в рваную кривую и распадалась на контуры многочисленных построек.

— Сиппар, Сиппар! — закричали на кораблях.

Волнение и трепет охватили писца, отозвались легкой болью в груди. Странное чувство поселилось в душе. Нет, не страх, не боязнь непознанного... Тоска, предчувствие неминуемой беды завладели сердцем. Вид огромного города воскрешал в памяти сновидения, где силы зла и тьмы прятались за мощными стенами, выложенными из массивных глиняных кирпичей. Чудовище, сжимающее факел, горящий черно-фиолетовым пламенем... Оно жаждет крови, зубы его остры... и Мафдет рядом с ним... "Царица ночи"...

"Ханусенеб говорил, что я вскоре узнаю все сам, — лихорадочно думал Ихетнефрет. — Похоже, время наступает. Сознание цепенеет от ужаса, словно небо перед грозой... Порой мне уже кажется, что я страшусь Мафдет. Проклятый жрец! Его слова посеяли сомнения, способные убить хрупкую любовь. Но неужели она так слаба во мне, что боится глупой болтовни сумасшедшего фанатика?.. Нет, нет, я сам немощен и ничтожен, нет во мне силы. Страх уничтожил ее. Какой же из меня воин, если я не уверен даже в собственных чувствах? Нет! Прочь, подите прочь!.. Все пророчества не стоят одной ее улыбки. Недостойный, никчемный я человек! "

Ночь медленно опускалась на землю. Сиппар приближался. Храмы и дворцы, царские амбары и жилища простых горожан серыми мертвыми тенями растворялись в сгущающемся мраке далекого горизонта.

К радости Ихетнефрета, корабельщики не собирались ночевать в Сиппаре. Дуду жаждал золота и приказал плыть в Урук как можно быстрее. "Грязное животное! — подумал Ихетнефрет, — Воистину непознаваем мир, нелепа и странна судьба! Она свела меня с этим омерзительным боровом, не вызывающим никаких чувств, кроме отвращения. Но теперь я благодарен ему, во второй раз, восхваляю ненасытную жадность купца из Мари. Он избавил меня от созерцания города, вселяющего в сердце ужас. Непонятные, казавшиеся ранее несвязанными между собой события, обретают теперь смысл и значение, приоткрывая завесу над божественным замыслом. О, боги, на вас уповаю! Подарите мне судьбу, счастливую и светлую, полную любви и покоя!.."