— Вот как? А ты напряги мозг, напряги эту жижицу! Самое важное вспомни. Блёвушки в ванной, например. Кстати, коврик я чистить не стал — бесполезно. Я его выбросил. А песенку Матроскина помнишь? Я отлично помню. Засыпал как раз. Думал, ты угомонилась. Ага, наивный. Коньяк на полу помнишь? Дорогой коньяк, выдержанный… Был. Ты бы, кстати, босиком не ходила. Я пол вымыл, но вдруг стекло где завалялось.

— Ох…

— Напомнить, как ты меня назвала, когда я тебя в спальню наконец затолкал?

— Не надо.

— А я напомню, — мужчина оскалился. — Папочкой. Ты так вопила, что все соседи, наверное, слышали твои душераздирающие крики. Папочка, не бей, папочка, прости… Продолжить?

— Не нужно! — Настя опустила голову.

— Старикова, тебе пить нельзя. Вообще. Тебя градусы в настоящее чудовище превращают.

— Что не помешало тебе трахнуть меня! — девушка произнесла это с какой-то детской обидой.

Бутерброд застрял у Кондратенко в горле. Он долго откашливался, а потом выдавил из себя:

— Ты не протрезвела, что ли? Старикова, я не знаю, какие глюки ты словила, но прекращай. Если ты эту херню несёшь с дури, я просто забуду, но если ты желаемое за действительное выдаёшь, я разочарован. Я надеялся, что ты понимаешь род наших отношений. По-моему, я изначально всё объяснял.

— Я же помню!

— Так… — мужчина поднялся. — Прости за грубость заранее, Старикова. Не знаю, приснилось тебе это, приглючилось или тебе правда кто-то присунул, но меня не впутывай. К сведению. Я полчаса уговаривал тебя поехать домой, но ты осталась. Припёрлась под утро, устроила бедлам и завалилась спать. И если уж быть совсем откровенным, — он усмехнулся, — у меня на тебя даже немного не шевелится. Совсем. Никак.

— Но, — Перовская вытаращила глаза, — я же точно помню! В подъезде!

— Надеюсь, не в моём? Господи, всё, не хочу об этом знать, Старикова. Не хочу. Заканчивай. Нам пора на работу.

Костя вышел из кухни, выругавшись под нос, а Настя зависла. Вот это поворот. Он ведь не врёт, он правда был в шоке от её заявления… Но она точно занималась сексом! Тогда… с кем? Костя был самым разумным вариантом. Она просто, проснувшись, ни секунды не сомневалась, что это был он. А как иначе? Они живут вместе уже достаточно долго, отношения у них стали довольно близкие, они понимают друг друга, да и подъезд… Их подъезд! Стоп. Нужно разобраться во всём. Или нет? В клубе было слишком много людей, и она была чересчур пьяна… Переспать с незнакомцем по пьяни. Если не Кондратенко, то незнакомец, потому что ни с кем из знакомых ей мужчин, присутствующих на обмывании её чёртового развода, она точно не занялась бы сексом. Невозможно. Стрельницкий, Крюков и Смирнов отпадали сразу. Бессонов с Громовым? Нереально. Эти ребята всегда были теплы с ней по-дружески. К тому же они оба исчезли в самый разгар веселья.

Пожалуй, лучше забыть.

— Ты долго ещё? — Кондратенко заглянул в кухню.

— Прости, Кость…

— Забудь. Собирайся, мы опаздываем.

* * *

Тарас замер, открыв дверь. Опять. Снова.

— Здравствуйте.

— Вы собирались куда-то?

— В магазин.

— Думаю, этого хватит, — кивнув на два увесистых пакета в руках, Динияр шагнул внутрь квартиры.

Опальский молча отступил. Спорить с этим человеком? Бессмысленно. Настроение было откровенно паршивым: Артур занял приличную сумму. В который раз? На то, что он вернёт, можно было не рассчитывать. Подгадал под зарплату. Не давать? Как? Артур так просил… Сказал, что зарплату задерживают, а он был виновником маленького ДТП, деньги нужны позарез. Как тут отказать? Он же повредил машину женщины, к тому же беременной. У неё такой стресс, наверное, бедная. Хорошо, что оба целы.

А он привык к минимуму, проживёт. Жаль только, в этом месяце не выйдет перечислить деньги… Что ж, можно поэкономить и потом перечислить больше.

— Я вам помешал? — Хайруллин задал вопрос, не требуя ответа. По большому счёту, ему было безразлично, мешает он или нет.

— Всё в порядке, — Тарас улыбнулся. — Зачем вы столько накупили?

— Двум здоровым мужикам в самый раз. Вы же понимаете, что я не в последний раз в гости захожу.

— Ну да.

На самом деле Динияр больше думал о том, что будет есть сам Опальский. Он неоднократно бывал у него и видел, как тот экономит. Получает ведь вполне приличные деньги… Неприятно как-то. Ещё и он постоянно напрашивается на ужины. Ощущение, что человека объедает. Мерзко.

Зачем он приходит? За теплом и уютом. За тем, что может дать только эта квартира и её хозяин. Хайруллин привык быть честным с самим собой и уже давно признал, что Тарас заинтересовал его. Было в нём что-то… Но вечно подтормаживающий Опальский намёков не понимал, а сказать прямо— его удар скорее всего хватит. Трепетная, мать его, долговязая лань. Таких постепенно приручать надо. Наличие парня у заинтересовавшего его человека Динияр игнорировал. Это вообще его не волновало. Был — не будет. Всё просто. Как дважды два. Главное — вызвать интерес, разогреть.

Леонид уже подшучивал над любовником. Он этот интерес уловил моментально, удивился, но не осуждал. Не в его манере было осуждать. Каждому своё. У всех свои вкусы. Лишь бы не заигрался.

— Можно кофе? — мужчина уселся на свой любимый стул возле окна, оперевшись локтями о стол.

— Конечно. Минутку, — Тарас быстро раскидывал продукты по пустующим полкам в холодильнике. — Простите, ужин придётся подождать.

Кофе, ужин, беседа — из раза в раз. Сколько ж можно? Терпение. Хайруллин усмехнулся под нос.

— Вам помочь?

— Вы же гость, не нужно.

— Тарас?

— Да?

— Не хотите на рыбалку или на охоту?

— Вы зверюшек убиваете? — он резко обернулся.

— Смею заметить, что вы не отказываете себе в мясе.

— Но я же не своими руками!

— Понял. Охота отпадает. А рыбалка?

— Я видел однажды глаза рыбы, угодившей на крючок…

— Ясно, — Хайруллин вздохнул. Как же с ним сложно. Но тем интереснее.

— Вы столько накупили… Может, пасту с мясным соусом?

— Отлично. Я съем что угодно. Мясо как раз в тему нашей беседы.

— Я не повёрнутый, — Опальский почесал затылок и широко улыбнулся. — Просто жалко. Не могу своими руками.

— А пробовали?

— Ага. В деревне как-то курице голову пытался отрубить. Чуть без пальцев не остался. Не смог. Она так зыркнула на меня…

— А крови не боитесь?

— Я же не истеричная женщина, — Тарас возмутился. — Не думайте, что мне чуждо человеческое. В армии всякое бывало. Да и в школе тоже. И драки были, и синяки, и кровь. Это жизнь. Но мне не нравится такое. Не чувствую я адреналина или ещё чего-то там, только разочарование и сожаление. Не люблю насилие.

— Только по необходимости?

— Да.

Пока хозяин квартиры возился у плиты, периодически бегая по маршруту холодильник — стол — плита, Динияр наблюдал за ним, мелкими глотками отпивая из чашки уже остывший кофе. Он не растягивал удовольствие — какое удовольствие в холодном кофе? — он просто не знал, чем занять себя. У Опальского были красивые плечи, резкие из-за худобы, острые, но красивые. И задница отменная. Даже в свободных шортах было видно, что она подтянутая, крепенькая, упругая… При широких шагах ткань натягивалась… Хайруллин отвёл взгляд. Дожил. Мужика не может завалить. Устроил шоу с конфетно-букетным периодом. Маразм.

Ужин был вкусным. До неприличия. Динияр и сам отлично готовил, но приготовленное Тарасом всегда было каким-то домашним, что ли, уютным, как и он сам, с душой.

Мельком взглянув на часы, Хайруллин вздохнул: час на беседу и нужно уходить. Всё по расписанию. Нет, его никто не гонит, просто это уже будет неприлично. С каких пор он стал задумываться о приличиях? Да он вообще всегда был воспитанным, но после встречи с Опальским… Так нужно. Терпение и ещё раз терпение.

— Может, сходим как-нибудь вместе в ресторан Лёни?

— Не думаю, что это хорошая идея, — Тарас мыл посуду и отвечал, не оглядываясь.

— Почему? Лёня неоднократно приглашал вас. Или не хотите идти со мной?

— Дело не в компании.

— Боитесь увидеть его и не сдержаться?

— Сдерживался же как-то всё это время, — Опальский криво усмехнулся. — Я бы никогда… Он как бог, до которого нельзя дотянуться. И я это понимаю.

— Но я же дотянулся, — Динияр начал злиться.

Тарас с силой сжал пенную губку и, обернувшись, тихо произнёс:

— Мы с вами изначально на разных позициях. Вы ближе к финишу, а я в хвосте.

Хайруллин едва не выругался, но дверной звонок остановил его.

— Вы ждёте кого-то?

— Нет, — по-детски испуганным шёпотом в ответ.

Глава 20

Тарас открыл дверь и тут же отступил на шаг назад под напором вошедшего Артура.

— Привет. Я на минутку. Слушай, мне немного не хватило. Эта баба требует ещё.

Опальский вздохнул. Интересно, он похож на сберкассу? Наверное. Но ведь та женщина…

— У меня есть только десять тысяч.

— И всё? — Артур скривился.

— Да.

— А заначка?

— Я не откладываю, — Тарас соврал. Он редко врал, но сейчас был тот самый случай, когда стоило.

— Ладно, давай десятку, — Артур тяжело вздохнул. Так, будто он делает одолжение, принимая деньги.

— Звягинцев, ты бы хоть позвонил…

— Зачем? Я же знаю, что ты дома.

— У меня гости.

— И? — Артур мазнул взглядом по чужим ботинкам. — Я по делу и всего на минутку.

И всё. В этой жизни Артура Звягинцева волновала лишь его собственная персона. Не сказать, что ему так уж сильно нравился Опальский, просто он был забавным и милым. Этакая редкая зверюшка.

— Подожди, — Тарас ушёл в свою комнату и вернулся в считанные секунды. — Вот, — он протянул парню две пятитысячные купюры.

— Больше точно нет?

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Жаль. Ладно, найду где-нибудь. Верну с зарплаты, бывай. Звякну на днях, — Звягинцев хлопнул входной дверью, оставив Опальского наедине с самим собой. Пусто. В груди пусто. А когда-то, ещё вначале, Артур настойчиво добивался его. Он буквально преследовал Тараса, пока тот наконец не сдался.

— Чайник вскипел, — Динияр стоял в дверном проёме кухни, подпирая плечом косяк.

— Простите.

— Чрезмерная доброта — психическое расстройство. Правда, я не уверен, доброта это или банальная глупость.

— Давайте выпьем кофе.

— О, вы умеете игнорировать вопросы? Я поражён, — Хайруллин усмехнулся.

— Я не услышал вопроса в ваших словах, — Опальский хотел быстро пройти мимо гостя, но тот остановил его, сжав плечо.

— Любовь?

— Нет. И я не понимаю, почему должен обсуждать это с вами.

Как мог Тарас объяснить этому человеку, что ему никогда не приходилось выбирать? И разве нужны были объяснения? Всё было понятно без слов. Посредственность не выбирает. Не кидается на первого встречного, но и не выбирает, уступая в определённый момент чужой настойчивости.

— А если я скажу, что хочу вас, тогда мы сможем обсудить это? — Динияр взглянул в болотные топи, пытаясь увидеть в них что-то.

— Из первого класса в общий вагон? Слышал, что элите нравятся подобные эксперименты. Вы будете кофе или чай?

Хайруллин был восхищён выдержкой оппонента: ни один мускул на лице не дрогнул, а болотные топи так и остались всего лишь болотными топями. Хотя… Не поверил… Он просто не поверил.

— Вы же знаете, что я пью только кофе. И никакой растворимой мерзости.

— Я сварю.

Динияр пил кофе литрами. Кофе и алкоголь. Ничего больше. Так сложилось.

Он сел на подоконник и закурил, гипнотизируя спину Опальского, стоявшего возле плиты. Привычно. Из раза в раз.

— Тарас…

— А?

— Хочу пиццу в следующий раз. Можно?

— Если вы заранее предупредите о своём приходе.

— Не буду. Вместе сделаем.

— Хорошо.

Он никогда не спорил. Это порой злило. Хоть бы раз из себя вышел, наорал, послал к чертям… Нет.

— А если здесь будет он?

— Сомневаюсь, что вы уйдёте. Подождёте в машине, ведь так?

— Так. И вас не удивляет это?

— Наверное, я привык.

— Давайте напьёмся?

— Я не пью, я уже говорил.

— Помню. Я всё помню.

— Ваш кофе, — Опальский поставил на стол чашку.

— Спасибо, — мужчина выбросил окурок в форточку под укоризненным взглядом хозяина квартиры и пересел с подоконника на свой любимый стул. Тарас сел напротив, обеими ладонями обхватив кружку с душистым красным чаем. Хайруллин невольно улыбнулся, глядя на него: Амина тоже любила красный чай. И его. Его она любила так отчаянно, что порой становилось страшно. Тихая, молчаливая, покорная на людях и неистовая, страстная наедине. Амина, кажется, всегда любила его, и не было для неё большего счастья, чем стать его женой. Это было решено ещё до их рождения. Так должно было быть. Амина была прекрасным цветком, хрупким, нежным, окутывающим мягким ароматом. Она дарила ему покой и умиротворение. Она была его жизнью, подарком самого Аллаха.

Брак с любимой женщиной — счастье. Они жили друг другом. Когда Динияр узнал, что жена забеременела, он плакал. И он никогда не стыдился этих слёз: они были чистыми, искренними. Мужчины не плачут? Нет, плачут. В момент наивысшего счастья и горя. Ему довелось испытать оба этих чувства.

— Я был женат, — едва слышно произнёс Хайруллин. Он сам не понял, как это сорвалось с языка.

Тарас несколько раз моргнул, переваривая услышанное, с глухим стуком поставил кружку на стол и так же тихо спросил:

— Вы развелись?

— Я умер.

Опальский молчал. В синих глазах нельзя было прочесть ничего — в них клубилась тьма, страшная, засасывающая, бездонная.

Динияр снова закурил. Больно. Даже спустя столько лет… Есть боль, которая не проходит. До сих пор бывали ночи, терзающие его кошмарами. Он просыпался в немом крике, липкий от пота, с влажными дорожками на щеках, обессиленный, разбитый. Ему снилась Амина. Она улыбалась ему, протягивала руки, но он не мог дотянуться, что-то держало его невидимыми цепями. Он рвался из них, звал её, но она всё отдалялась от него, пока не исчезала совсем. А потом он неизменно слышал надрывный визг шин, скрежет, крики, среди которых тонул его собственный отчаянный вопль, дикий шум, вой сирен и… внезапная тишина. Страшная тишина. Абсолютная. Обречённая. Амина была красива и в своей смерти. Казалось, она вот-вот откроет глаза, улыбнётся кроткой улыбкой, поднимется из липкой грязно-алой лужи, протянет к нему тонкие руки и назовёт по имени. Динияр. Без каких-либо сокращений. Только Динияр. С любовью и трепетом.