| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Зал был забит под завязку и богатыми, и бедными Сидячих мест не хватало, многие даже стояли, но не приближались вплотную к сцене: таково было правило, установленное Стуковым. Сегодня в "двадцать семь" был настоящий аншлаг. Кэтрин того заслуживала. Он не боялся, что столь внезапное расставание выбьет ее из колеи. Винтерс могла отрицать это сколько угодно, но силы воли ей было не занимать. И все же чувствовалось в их разговоре что-то неправильное. Вечные недомолвки, неистребимая аморфность каждой фразы.
Он так и не сказал всей правды. Даже ей. Ведь Сэм действительно стремился к цели. Вот только теперь он знал, что танцевать будет не сам с собой.
Узкая сухая тень возникла рядом и посмотрела на Ватанабэ глазами Артура Хендрикса. Сэм пригляделся, напрягая зрение. Шеф, как всегда, был наряжен с иголочки. Сегодня он надел смокинг, в котором Сэм видел начальника всего два раза в жизни. Галстук-бабочка почему-то делал мефистофельское лицо Хендрикса несколько забавным, как будто на сурового седого англичанина надели бантик. Длинные волосы были собраны в аккуратную косичку.
— Ты убедил ее? — спросил шеф, оглянувшись на сцену.
— Убедил, — отозвался Сэм, сунувший руки в карманы и праздно разглядывавший зал.
— Полагаю, дама восприняла новости спокойно?
— Насколько возможно, — Ватанабэ хмыкнул. — Она же стоик.
— Для нее и для мальчика так будет лучше, — твердо повторил Хендрикс слова, которые сам сложил в уста Сэма этим утром. — Грядет большая чистка.
— Синод все-таки дозрел?
— Да. История с Лакруа их доконала.
— Из всего-то вы, шеф, умеете извлечь выгоду.
— Я не планировал выгоды, — Хендрикс поморщился. — Не будь он таким дуболомом и не провали собственного агента, зачищали бы нас с тобой прямо сейчас. А будь он еще большим дуболомом, город бы уже огнем полыхал.
— Насядут из-за служебного несоответствия?
— Повесят преступления с использованием служебного положения.
— Красота, — Сэм присвистнул.
— Логово теперь будет давить на присутствие Анны, — старик посмотрел вглубь зала, и проследивший за его взглядом Ватанабэ пораженно крякнул.
Анна сидела за одним из ближних столиков, одетая в элегантное черное платье. Ее рыжие волосы были завиты в старомодную прическу — явно дань вкусам Хендрикса. Очаровательное личико с красивыми зелеными глазами оценил не один мужчина из числа пришедших в клуб, как и открытые плечи, и соблазнительный изгиб фигуры, лишь подчеркнутый полутьмой. Но ни один повеса не решался подсесть к прекрасной незнакомке, ибо рядом с ней, старательно сдерживая кислую мину, восседал Мастер, пристально следивший за малейшим движением поблизости от себя и тайной пленницы.
Через столик от них сидела пара красивых молодых людей, в которых сложно было опознать Винсента с Мони. Кэтрин настояла, чтобы они пришли. Винсент, привычный к курткам и рабочим штанам, в официальном костюме выглядел старше своих лет. Мони же ничуть не уступала Анне в красоте.
"Какая злая ирония", — подумал Сэм: "Все самые красивые женщины сегодня заняты".
Впрочем, нет. Не все. По крайней мере, не те, что имели для него значение.
— Я знал, конечно, что из-за нее будут проблемы, — продолжал тем временем Хендрикс. — Но почему, стоит добавить в уравнение тебя, все взрывается как неправильная смесь в колбе?
— Природный талант, — скромно признался Ватанабэ.
— Угу, и каждый раз вылезать сухим из чана с дерьмом, видимо, тоже, — пробурчал шеф.
— Это уже ваша заслуга. Вы обо мне заботитесь, глубокоуважаемый и любимый босс.
— Польсти, польсти, — ворчливо отмахнулся Хендрикс. — Я все время о ком-то забочусь.
— Знаю. Вы ведь такой же, как я, сэр. Тоже любите прогуляться по краю того самого чана, а иногда и перепрыгнуть на другую сторону.
— Ха, — тон старика сделался вдруг грустным. — А иначе и смысла нет.
— Мы же с вами команда непобедимых засранцев, шеф.
— Непобедимость есть осознанная злость на собственную беспомощность, — со странной формальностью в голосе произнес Хендрикс. — Так мне однажды сказали.
— Хорошо сказали.
— Ага, — начальник поправил галстук-бабочку и снова оглянулся на сцену. — Надеюсь, хоть этот вечер ты не превратишь в очередной балаган? Хотя бы из благодарности за певицу?
— Отправьте ее туда, где тепло, и я буду вам поклоняться аки идолу.
— Не разводи язычества, — Хендрикс закатил глаза. — Просто насладись сегодняшним вечером. Я вот собираюсь, в кои-то веки.
Анна заметила беседовавших мужчин. Разглядев их в полутьме зала, она послала Сэму воздушный поцелуй. На ярких от помады губах появилась знакомая ему лукавая улыбка. Сэм сделал вид, что поймал поцелуй, затем, изобразив пальцами пистолет, показал выстрел. Анна с выражением невыносимого страдания на лице поднесла руку ко лбу и откинулась на стуле, будто бы пораженная в самое сердце. Мгновение спустя девушка тихо рассмеялась, вызвав недовольный взгляд Мастера, и подмигнула Сэму.
— Она наконец-то решила заговорить, — произнес Хендрикс. — Со мной. Мы не виделись столько лет. Я охотился на ее друзей, а теперь мы вместе гуляем. Поразительная штука — жизнь.
— Неудивительно, — Сэм вспомнил ночной разговор на веранде. — Все мы хоть иногда становимся нормальными. На чуть-чуть.
— Ха, — Хендрикс вздохнул. — Жаль, что это "чуть-чуть" весит чуть меньше, чем воздух.
И он отошел, покинув Сэма. Свет зале окончательно угас, но сцена осталась освещенной яркими серебряными огнями. Из-за них рубиновое платье появившейся Кэтрин сверкало подобно настоящим драгоценным камням. Она взошла на сцену и остановилась у микрофона, с улыбкой слушая овации, последовавшие за выходом главной звезды вечера. Кэтрин не собирала стадионов, но когда ее любили, то любили всерьез. Шум аплодисментов стих не сразу. Она разглядывала зал: приветливо помахала Винсенту с Мони, задержала взгляд на Анне и проигнорировала Мастера.
Сэм держался в отдалении, скрытый тенью. Не стоило сейчас показываться на глаза. Она ничем не выдавала себя посторонним, но он видел, как печальна сейчас Кэтрин Винтерс. Печальна, как бывают печальны только красавицы.
— Какой великолепный вечер, не правда ли? — сказала Кэтрин в микрофон и улыбнулась. — Почти веришь, что вы действительно пришли послушать мое пение, а не посмотреть на мои ноги в этом жутком платье, из которого вашу покорную придется вынимать с помощью консервного ножа.
Зал ответил добродушным смехом. Кэтрин оглянулась на музыкантов, подобравшихся и готовых начать по сигналу.
— Да, доля артиста не из самых легких. Но сегодня мы молоды, и давайте не будем больше вешать лапши на уши. Для начала вспомним песню, которую я заучила еще в школе и с тех пор с гордостью исполняла в ходе всей карьеры. Она называется "Наивный бунтарь".
И она запела на английском, которого вряд ли здесь кто-то не знал. Музыканты вторили Кэтрин, воздвигая стену из звуков музыки, мгновенно выросшую между ней и залом. Она была так далека от них. От него.
Вот что он всегда любил в Кэтрин. Она всегда казалась не такой, как тот мир, что он создал у себя в голове. Она легкой походкой вошла в его жизнь и навсегда изменила ее. Просто тем фактом, что жила на этом свете.
Ударник и гитарист создавали глубокому голосу певицы почти дикий, но вместе с тем неоспоримо мелодичный аккомпанемент. А где-то на краю сознания звучал клавишник.
No matter where you're going, you'll always be a stranger
Getting into trouble, getting off on danger
Riding out of town like a cool lone ranger
When there's nothing to lose, you gotta call your own plays.
Скрытый тенью, он видел ее глаза, ее лицо. Кэтрин пела, как всегда, отдаваясь искусству без остатка. Она умела любить свое дело. И "своих" людей. В этой любви была та неуловимая нормальность, которой так не хватало в его изломанном, грязном и изможденном мире. Но именно ради него, ради этого странного чувства все они еще жили. Чудовища и титаны, безумцы и шуты. Просто у всех оно проявлялось по-разному. Но каждый раз это чувство заставляло их воскресать, словно прикосновение Христа, что воскресило Лазаря. Так это ли не величайшее из чудес?
Did anybody say something incredibly stupid?
Like there isn't any paradise.
Но только ли?
Сэм смотрел на Кэтрин, но мысли его не оставлял единственный человек, которого сейчас не хватало в этом клубе.
So hold me — hold me in your arms.
Deliver me from growing old.
Hold me — hold me in your arms.
Shelter me from going cold.
I'm a shot in the dark without you,
A rebel without a clue.
Он очень долго следовал своей цели. И был непобедим, пока шел по выбранной дороге. Но врать себе бесконечно нельзя. Все это было так бесполезно, так ненужно. Бессмысленно, глупо и кроваво настолько, что даже заставляло скучать. Он превратил откручивание голов в рутину, потому что на самом деле шел к цели трусливым окружным путем. Он прятался — от Кэтрин, от себя. Но прежде всего Сэм прятался от все того же чувства, что навсегда изменило его. Упиваясь сверхчеловеческой силой, он был меньше, чем человек. Меньше, чем мужчина.
— Надо заканчивать с рефлексиями, — еле слышно пробормотал Сэм.
А Кэтрин все пела, глядя куда-то вдаль, в видимые ей одной миры, что порождает музыка всякий раз, когда врывается в какофонию цивилизации или монотонную мертвенность пустоты. У нее все будет хорошо. У нее и у таких, как она. Это уж точно. Иначе и смысла нет.
Он отвернулся от сцены и ушел, стараясь не слишком торопиться. На выходе из зала, Ватанабэ в последний раз оглянулся. Яркая красная звезда светила со сцены, прощаясь.
So hold me baby, hold me a little longer.
Need me, baby, just a little stronger tonight.
Move it darling move a little quicker.
Prove it, darling, blood is really thicker tonight.
Он прошел к выходу незаметно. С началом выступления клуб закрыли, и очередь перед дверьми распалась. Гуляки разошлись по залитой неоном улице, и даже могучий вышибала обосновался внутри. Он-то и выпустил Сэма, отперев одну из дверей.
Снаружи было на удивление тепло для осени. Возможно, воздух нагрелся от неона. Или от удовольствия всех тех, кто пришел сюда сегодня. У клуба было столь же пусто, сколь многолюдно было еще десять минут назад. Он оказался один посреди тротуара с огромной мигающей вывеской за спиной.
Нет, не один.
Мегуми стояла совсем близко, и ночные огни делали ее красоту похожей на чары, что колебались под дуновением ветерка, готовые рассеяться и оставить на месте женщины лишь дымок воспоминания. Она явно только что колебалась, готовая с минуты на минуту уйти, отказаться от неясного зова, что привел сюда. Снова затянутая в привычную джинсу, Канзаки замерла посреди улицы. На ее лице почти не было косметики, и наряд не подчеркивал прелести тела. Но Ватанабэ все равно ощутил, как вспыхивает рядом совсем другая звезда. Звезда, о которой он все это время старался не думать.
— Решила не заходить? — спросил он, подойдя.
— Нет настроения, — Мегуми смотрела в сторону.
— Ты все еще дуешься на меня.
— Я не дуюсь, — она посмотрела исподлобья. — Мне хочется надавать тебе тумаков. И себе заодно, потому что связалась с тобой.
— Думаешь, тебе тяжело? — он усмехнулся. — Мне на четвертом десятке куда хуже начинать таким заниматься.
— Каким "таким"? — переспросила Мегуми недовольно, и в ее глазах Ватанабэ увидел все тот же шторм, рожденный столкновением пламени, что горело в сердце, с холодным океаном страха и стеснения. Тот самый шторм, что так напоминал ему собственную душу. И одновременно такой непохожий. Такой добрый.
— Твоя беда, Мегу-тян, в том, что ты совсем не умеешь как следует ненавидеть.
— И не надейся, — она скрестила руки на груди и отвернулась. — Я на тебя в страшном гневе. Меня выпустили только сегодня, а о тебе ни слуху ни духу. И вдруг это приглашение. Тебе что, нравится так издеваться? Я понятия не имею, где ты, что с тобой, удалась ли твоя дурацкая задумка. В конце концов, ты... ты так ничего и не сказал о... о нас с тобой!
Последние слова она говорила уже с заметным смущением. Как обычно. Мегуми только в одном случае превращалась в смущенную девочку. Прямо как он сам.
Сэм шагнул, сближаясь, и положил руки ей на плечи.
Она переживала из-за того, что случилось. Переживала и задолго до того. Она понятия не имела, существуют ли еще чувства, в которых оба так неловко признались. Он сам виноват. Жалкий трус. Он ведь все это время делал ей больно. Но она уже простила, простила даже беспардонное возвращение. Потому что не умеет ненавидеть.
— Вот сейчас у меня как раз появилась минутка, — сказал он, посмотрев на Канзаки, вдруг сделавшуюся маленькой и податливой.
— Минутка? — спросила она, мгновенно растеряв остатки сердитости. — Для чего?
Не ответив, Сэм привлек ее к себе и поцеловал.
Мегуми задрожала, словно ей вдруг стало холодно. Он наконец-то был рядом, по-настоящему рядом. Настоящий, не такой, как тот чужой человек, которого Канзаки так испугалась три недели назад. И не паяц, что был вырезан на грубой маске, которую Сэм носил столько лет. Сейчас рядом был настоящий Сэм. Любимый.
"Плевать", — сказал внутренний голос, впервые принадлежавший ей самой: "Плевать на все, на эти глупости, на войну, на ревность, сомнения, на прошлое, настоящее и будущее. Я просто люблю его".
Сэм обнял ее за талию и почувствовал, как Мегуми обвивает руками его шею. Они замерли в поцелуе посреди пустой улицы, куда доносились раскаты музыкального грома. Спустя секунды, казавшиеся вечностью, Мегуми отстранилась и посмотрела на Сэма. И то, что он разглядел в ее глазах, стоило любого рая, измышленного человеком.
"Дурак ты, Сэмми", — сказал он себе, почти не слыша собственных мыслей: "Ты ведь и в самом деле ее любишь. Просто так. Как и надо".
Он подхватил Мегуми на руки. Она испуганно вскрикнула, но тут же крепко обняла Ватанабэ за шею.
— Никогда еще никто не носил меня на руках.
— Я же всегда тебе говорил, что я просто прелесть, — и он уверенно зашагал по улице, оставив за спиной гремящий песней Кэтрин клуб "Двадцать семь".
Они уходили в ночь, но эта ночь была полна счастья. Впервые за две их странные жизни.
Dream on darling dream a little harder tonight,
Teach me, baby, teach me how to love you,
Without me you're just another rebel without a clue.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
