Волчица и пергамент. Том 5

— Брат? — с любопытством спросила Миюри, и Коул, сдавшись, вздохнул.

— Извини, мне показалось, что я только что наткнулся на слово, описывающее наши отношения...

— Жена.

— Нет.

Пока они препирались, то, что ускользнуло, окончательно растаяло в его голове.

— О, теперь совсем исчезло.

Миюри вскочила с ящика и восторженно сказала:

— Это не имеет значения. Всё в порядке, — она упёрла руки в бока и посмотрела на море. — Даже выйдя из ордена, этот старый рыцарь всё равно останется рыцарем, — ветерок играл её серебристыми волосами. — Так же, как тот мальчик был похож на рыцаря больше, чем кто-либо, кого я знаю, хотя он всё ещё ученик.

Миюри была доброй и сильной. Только поначалу ему бывало неловко, когда его словами загоняла в угол молодая девушка, которую он воспитал как свою младшую сестру.

Коул почти сказал — "Как и ты", ей, полной такой отваги, но его язык словно примёрз. Ответ, который, как он думал, исчез, слишком легко вернулся. Его отношения с Миюри. Слово идеально подходило.

— Что такое? — подозрительно обернулась Миюри.

Коул медленно закрыл замёрзший рот и невольно растянул его в улыбке.

— Ничего.

— Что? Вот уж нет, у тебя на лбу написано, что ты что-то скрываешь!

Коул решил, что расскажет ей, когда всё уляжется. Она точно будет этому рада.

— Гррр!

Они возвращались в поместье, чтобы подготовиться к событию следующего дня, Коул успешно управился с Миюри. Какое-то время она упиралась и била его по руке, но, в конце концов, сдалась, надулась и взялась за его руку.

Он не мог достичь совершенства, но старался следовать за своим идеалом, насколько это удавалось.

Ему нелегко придётся в ближайшие дни с участием в этом обсуждении. Он словно освежил свои ощущение по этому поводу, пока шёл с Миюри по улицам города.

— Хм? — вдруг остановилась Миюри и стала оглядываться.

— Что такое? — спросил Кол, тоже остановившись.

Через несколько мгновений к ним подошла бездомная собака и посмотрела на Миюри. А потом уткнулась носом ей в бок.

-Эй-эй, щекотно. В чём дело?

— Ваф, — негромко ответила бродяжка и потрусила прочь.

Пробежав немного, она остановилась и посмотрела на них.

— Кажется, она хочет, чтобы мы пошли за ней, — пожала плечами Миюри и направилась к собаке.

Та, будто того и ждала, свернула с большой улицы в переулок, пройдя который, вывела их на другую большую улицу. Миюри посмотрела на Коула, пригнула голову и побежала за собакой, уже свернувшей в другой переулок рядом с каким-то торговым домом, а затем залаявшей на что-то в глубине переулка.

— Если ты просто спрятала несколько костей, я обдеру тебе хвост, — сказала Миюри и проскользнула в проход между наваленными ящиками.

Коул увидел, как она внезапно застыла на месте.

— Что ты здесь делаешь?

Там сидел Родос с опухшим, заплаканным лицом.

Бродяга сообразила, что рыцарский герб, пришитый к поясу Миюри, пахнет Родосом, и потому привела её сюда, теперь она смотрела на Миюри, выпрашивая награду. Девушка погладила бродяжку по голове, та завиляла хвостом.

Коул переглянулся с озадаченной девушкой.

— Кто вы такие? Вы знаете этого ребёнка? — послышался голос сзади.

Это был дородный торговец с растрёпанной жёсткой бородой, и выглядел он, откровенно говоря, не особо добрым. Но в руках он держал полотенце, от которого шёл пар, и деревянную тарелку с куском хлеба.

— Дайте пройти.

— О. Конечно.

Коул и Миюри отошли в сторону и пропустили мужчину, нёсшего всё это действительно для Родоса. Торговец положил тарелку рядом с парнишкой и не очень деликатно вытер ему лицо полотенцем.

— Парень, не говорил я тебе, что мужчине не пристало реветь так запросто?

Вытерев Родосу лицо, он сунул кусок хлеба ему в руки.

— Мм... что с ним случилось?

Мужчина не без труда поднялся и вздохнул.

— Я нашёл его, когда ездил за шерстью. Мы не так давно вернулись, но я не мог привести его в торговый дом, его плач так раздражал, что я не смог бы продать свой товар!

— Ты ездил в аббатство Брондел? — спросила Миюри.

Торговец удивился, но тут же пожал плечами. Коул тоже был одет как торговец, и, возможно, мужчина подумал, что они покупали одну и ту же шерсть, но разминулись в пути.

— Не знаю, что случилось, но из того, что я слышал, охранник в Бронделе буквально вышвырнул его. Я спросил мальчика, и он сказал, что хочет вернуться в Раусборн, поэтому я посадил его на свою повозку и привёз сюда. На обратном пути он разревелся. Безо всякого повода. Если ты его знаешь, пожалуйста, забери его и доставь домой, а?

Как бы устало ни выглядел торговец, он несколько дней вёз Родоса обратно в Раусборн и даже принёс ему еду и смоченное в горячей воде полотенце, чтобы вытереть лицо. О книге нельзя судить по обложке.

Мужчина раздражённо повернулся и направился к дому, и тогда Родос внезапно вскочил.

— Сп-спасибо!

Мужчина оглянулся через плечо, фыркнул и ушёл. Слёзы снова залили свежевытертое лицо Родоса, и он стал тереть глаза кулаком, в котором был зажат хлеб.

— Фухх. Что случилось? — спросила Миюри.

Родос, кажется, наконец, осознал присутствие Миюри, и его глаза расширились от удивления. Затем он снова расплакался.

— Рыцарям...

— Ммм?

— Рыцарям конец.

Потребовалось некоторое время, чтобы, наконец, успокоить плакавшего Родоса.

Лишь в первый день в аббатстве к нему относились вежливо, как рассказал юноша. Эти предатели, — всхлипывал он, утоляя голод нечаянно раздавленным в руке хлебом.

— Потом они разговаривали вежливо, но допрашивали меня один за другим. Они выпытывали каждую мелочь, касавшуюся рыцарей, даже узнавали, что за еду мы ели на острове.

Пусть они и могли так подтвердить, что рыцари действительно обнищали, похоже, что у Родоса были и другие причины испытывать гнев по отношению к ним.

— Что ты имел в виду, назвав их предателями? — спросила Миюри.

Родос вытер глаза рукавом и ответил:

— Я думал, они помогут, поэтому рассказал им о бедственном положении, в котором мы находимся. Однако когда я им всё рассказал, они спросили: "Означает ли это, что рыцари и Предрассветный кардинал действуют сообща?" Такого никогда не могло случиться! — выплюнул Родос, и собака, дремавшая рядом с Миюри, проснулась от его крика.

Но и Коул был удивлён.

— Они сказали... Предрассветный кардинал?

— Да. Я не могу понять почему. Сколько бы раз я им ни говорил, они меня не слушали... вместо этого они снова и снова допытывались у меня, нет ли при мне припрятанного письма, они даже раздели меня. Зачем им такое делать?!

Миюри украдкой взглянула на Коула.

Пожалуй, не стоило заходить слишком далеко, признавая письмо Хайленд для аббатства ошибкой, но, возможно, им было бы лучше задержаться и приехать в аббатство существенно позже Родоса. Монахи аббатства, как и Хаскинс, явно опасались тех, кто имел при себе письмо от Хайленд. Даже если они не сочли Коула самим Предрассветным кардиналом, для них было естественно предположить, что кто-то из его приближённых явился в аббатство проверить, нет ли там злоупотреблений. Понятно тогда, почему к Родосу поначалу отнеслись приветливо. Они тепло приняли посланца от рыцарей Святого Крузы, но вслед ему появились люди с письмом от Хайленд. Слишком странное совпадение. Легко заподозрить какую-то связь между пришельцами, тем более что Родос, вероятно, успел рассказать об оказанной ему в дороге помощи.

— После такого грубого допроса они сунули мне письмо с просьбой о помощи обратно. И сказали, что выслушают мою историю ещё раз, если я докажу, что не связан с королевством. Я-я... стыдно признать, я был охвачен гневом и бросился на них. Охранники тут же надвинулись все разом и удержали меня. Потом эти предатели-монахи издевались надо мной. Они сказали, что отряд из Уинфилда скоро будет распущен, что мы — те, которые больше не нужны.

А когда его выбросили из аббатства, как животное, рядом оказался торговец. Возможно, Хаскинс нашептал ему кое-что, передавая шерсть, но так или иначе, торговец взял мальчика и привёз сюда. Но всю дорогу парнишка вспоминал слова монахов о предстоящем роспуске его отряда из рыцарского ордена.

— Мне ненавистна сама возможность признать это, но... все это знали.

От острова Круза до королевства путь долгий. По пути они должны были останавливаться во многих портах и разговаривать со многими торговцами и горожанами. Хотя их, возможно, привечали всюду, куда бы они ни пришли, но им должно было быть известно и ещё кое о чём. Лучше кого бы то ни было они понимали, что, сколько бы они ни упражнялись с мечами, у них больше не было врага, которого можно было бы победить.

— Не только наш отряд испытывал трудности, — отрешёно говорил Родос. — У всех на острове Круза они были. Все стали получать из своих стран меньше пожертвований. Даже пособие от Папы уменьшилось. Они не ждут войны, так что это вполне понятно, — уже высохшие глаза Родоса не отрывались от земли. — Если людей будет меньше, тогда, по крайней мере, каждому из нас достанется больше от Папы. Ну, это они так думали. Вражда с теми, кого преследовали — открыто или тайно — не прекращалась, и мы не могли считать остров местом, которому могли бы доверять. Мы решили, что лучше уйдём, чем будем просто гнить там.

Ещё было возможно, что прекращение пожертвований из королевства отразилась на решимости дать отпор прочим.

— Люди так хорошо относились к нам по пути, и мы держали себя как рыцари, покинув остров, — Родос, наконец, улыбнулся, словно вернувшись в те моменты. — Но всякий раз, когда мы покидали гостеприимные остановки и выходили в море, меня всегда окружала беспросветная тревога. Когда мы плыли по бескрайнему морю, я чувствовал, что нас держат на плаву лишь наши сердца. Каждый задавался вопросом, что с нами будет. Трудно представить, что король ждёт нас с распростёртыми объятиями. Даже если бы мы все разошлись по домам — многие из нас даже не помнят, как выглядят наши родители.

Сам он не знал даже, какая погода бывает в его родном крае.

— На этом корабле, под этим огромным, раздражающе голубым небом, я подумал: единственные люди, на которых я могу положиться, — это те, что плывут сейчас со мной.

Они стали его семьей.

Ужасающе легко одетый, он шёл по грязной от тающего снега дороге, отчаянно продвигаясь вперёд, несмотря на дыхание приближавшейся смерти, всё это ради своих братьев-рыцарей. А Уинтшир, отправивший его, волновался, что мальчик опоздает и не сможет участвовать в том, что произойдёт послезавтра.

Они были связаны не только верой, крепкие узы держали вместе и их сердца.

Не только внутри ордена рыцарей, но и во всей Церкви люди обращались друг к другу:

Мои братья и сестры.

Когда Родос сказал Миюри об этом, её глаза расширились, она застыла на месте и даже, казалось, забыла дышать. Она была умной девушкой и наверняка понимала, о чём речь. По сути то же должен был заключать в себе герб, который могли бы носить только двое, по сути именно так наиболее точно определялись бы их отношения.

Они не были ни братом и сестрой, ни любовниками, ни даже учителем и учеником. И всё же их связи были столь крепки, чтобы один рисковал жизнью ради другого. И он был Братом.

Следом шёл ещё один трудный вопрос, относящийся к описанию их странных отношений. Всё это время он оставался прямо перед Коулом. Надёжный товарищ, бывший всегда рядом с ним, всегда настороженно вглядывавшийся в то, что происходит вокруг, иногда полагавшийся на него, время от времени тянувший его вперёд и прокладывавший обоим путь.

Рыцарь.

Есть ли какое-нибудь другое слово, которое лучше описывало бы благородную и прекрасную девушку-волчицу, покрытую шерстью одного цвета с доспехами?

Но когда Миюри уже собиралась прижаться к нему, он вздохнул и остановил её. Не потому, что рядом был Родос. А потому, что, используя слово "рыцарь" в своих отношениях с Миюри, он уже не может бросить мальчика, бывшего перед ним.

Даже юный рыцарь-ученик Родос был обеспокоен будущим своего отряда, а Уинтшир, потерпев частичное поражение, не оставил людей, которыми командовал, и привёл их в Раусборн. Он тщательно исследовал ситуацию в городе, поработал своим умом и нашёл слабые возможности, способные дать выжить их отряду.

План старого рыцаря основывался на использовании своего врага, Предрассветного кардинала, в качестве рычага, который вернёт их отряд в центр внимания. Он должен был подумать и о более лёгком выборе — присоединиться ко второму принцу, подведя черту под их обидами. Возможно, этот выбор удовлетворил бы рыцарей в большей степени. Но Уинтшир выбрал то, что позволило бы его рыцарям оставаться настоящими рыцарями. Он решил, что только он будет лицедействовать и любезничать со своим врагом, что шло вразрез с путём рыцарей.

Коул выбрал план Уинтшира, найдя его лучшим по сравнению со своими собственными предложениями. Уинтшир, вероятно, чувствовал то же самое. Коул принял спокойное и разумное решение, впечатлившее даже Ив.

Однако этот выбор не был лучшим. Он не заставит всех улыбаться и смеяться, когда занавес будет опущен. Коул, несомненно, мог успокоить Родоса сейчас, увидеть его, как ни в чём не бывало, послезавтра и принять участие в катехизисе с серьёзным лицом.

Но, приложив руку к такому обману, сможет ли он просить Миюри стать его рыцарем? Можно ли ввести такой обман в герб и все его особые смыслы, что он готовил для девушки, плакавшей от своего одиночества на этом свете?

Хайленд сказала бы, что это неправильно, и он был готов согласиться.

Коул покинул Ньоххиру, веря в свои принципы. Если он не сможет помочь Родосу, то, как ему казалось, его путешествие может на этом и закончиться. Но он не мог выбрать завершение путешествия с Миюри, и раз их собственный герб осветит им путь, ему следует доверять этому свету. Он должен был верить, что выход есть.

И, самое главное, Коул никак не мог согласиться с тем, что рыцари — бесполезный инструмент. Может, язычники и исчезли, но это не значит, что исчезли и те, кто развращает веру, и он мог видеть в рыцарях силу, возвращающую людей к вере, когда они начали её терять. Ему следовало лишь вспомнить, как Уинтшир обнимал священников в соборе. Рыцари, несомненно, были прочной опорой их ослабших сердец.

Как и в аббатстве Брондел, в котором издевались над мальчиком, было множество священнослужителей, думавших только о своей выгоде, отодвигая веру на задний план. Они забыли об истинной вере и поклонялись золоту — разве они не стали тем самым язычниками?

Именно с ними должны сражаться рыцари, защитники веры.

— Должны... сражаться? — его мысли обрели форму слов, и его глаза широко распахнулись. — А!

В этот момент он услышал звон соборных колоколов, ему показалось, что ключ до упора вставлен в замочную скважину. То, что мелькнуло в его голове во время беседы с Хайленд и Уинтширом, внезапно обрело форму.

Был враг. Бесчисленный легион врагов, с которыми могли сражаться только рыцари!