Лоскутки

В конце концов, Эля рассердилась. Она не виновата, что устала в одиночестве сидеть в четырёх стенах! Да и остальные члены их семейства не маленькие — обойдутся некоторое время без неё.

Она торопливо закрыла балконную раму и побежала в прихожую. Быстро сунула ноги в любимые кроссовки и, покосившись на смутно светящийся овал портала на стене, открыла входную дверь.

По дороге вниз она успела даже поиграть: представила себе, что является очень сильным магом, а потому озабоченно взглянула на дверь лифта и с важной печалью мысленно сказала себе: "Ты своей магией можешь сломать лифтовый механизм. Так что топай по лестницам — пешком!"

Игра один на один с собой заставила улыбнуться. Но Эля напомнила себе, что сильные и влиятельные маги не должны быть легкомысленными, и торжественно начала спускаться. Торжественности этой долго не выдержала. На последних трёх лестницах она уже скакала через одну-две ступени. "Как коза!" — смешливо оценила она себя и, ткнув в красную кнопку домофона, выскочила на подъездное крыльцо.

Гитара замолкла, а звонкие голоса радостно приветствовали её:

— Какие люди! И без охраны! Элька, садись с нами! А чего Мирка не вышла? Мы тебя что-то давно не видели! Садись к нам!

И, едва не расплакавшись от счастья, Эля втиснулась между двумя знакомыми девчонками из соседнего подъезда, годом помладше. Втиснулась счастливая, что её не только не забыли — что ей рады. И через несколько минут будто и не было никаких порталов, не было мира, в который можно пройти из собственной квартиры, забылись странные люди — маги.

И мелькала лишь махонькая толика удивления, когда поняла: после знакомства (хотя было ли оно — знакомство-то?) с Гармом все свои пацаны... такие... пацаны!

... Машину Гарм велел поставить в переулке, недалеко от поместья Дэланеев. Семь минут быстрым шагом до ворот в поместье.

На груди, поверх короткого плаща, в вечернем сумраке тяжело темнел круглый медальон. По его внешней стороне, по тонкой крышечке, "растекалось" солнцем множество медных лучей, "бьющих" из центра. Артефакт рассеивал внимание любого существа, которое могло бросить взгляд на его носителя. Внутри медальона, в футлярчике, крепился тот же узор, но уже из золотой проволоки... Взявшись за низ артефакта, Гарм повернул его горизонтально, направляя ребро на поместье. Ещё пять минут — и он узнал, где находятся живые. Лорд Дэланей тоже был в поместье, но гулял с матерью Эли по саду, где-то за домом. Гарм, если честно, побаивался только его одного — сильного видящего артефактора... Сообразив же, что в самом доме только оборотни, он даже не улыбнулся. Оборотни — не видят.

... По дороге к поместью Дэланеев он велел остановиться у ближайшей к академии лавочке, где продавали материал для артефактов любой функциональности. Дед всегда давал внуку деньги, зная, что в академии есть буфетная. Правда, он не знал, что Гарм предпочитал немного поголодать, нежели появиться среди студентов в буфетной. Под охраной. Так что выдаваемая дедом денежная мелочь потихоньку копилась. И сегодня он оторвался — как однажды смешно выразилась Демира... Купленные ингредиенты ему сложили в довольно вместительную сумку, которую он присмотрел тут же. Набрал много чего, не зная точно, что его ожидает в поместье Дэланеев.

И только это "много чего" примирило продавцов с его появлением в их лавочке: едва другие студенты или рядом живущие маги заглядывали сюда и видели двуликого (обруча под волосами не видно, но татуировка выдавала сразу), они немедленно покидали заведение. Но лавочники получили свою выручку.

Выйдя, Гарм вздохнул, что не догадался "спрятаться". Он-то понадеялся — лавочка особенно посещаема именно студентами академии, а значит — к его появлению отнесутся спокойно и продавцы, и покупатели, знавшие о студенте-полукровке. И только когда сел в машину, чуть не стукнул кулаком по подлокотнику: зацикленный на странной даже для себя самого вылазке, он не подумал, что без привычной охраны рядом с собой внешне он становится опасен в глазах окружающих... Не стукнул, но отодвинул эпизод в дальние уголки памяти. Ещё один опыт двуликого в этом мире.

... Одной из вечерних теней он переместился к крыльцу дома. Входная дверь открыта. Неудивительно — ремонт же. Под стук молотков и резкий шорох и треск каких-то других материалов Гарм переступил порог и снова вслушался. Тихо, когда не работают. И гулко. Из дальних помещений невнятным эхом — голоса.

Вызвав перед глазами образ Демиры, он проследил, как невидимая простому глазу фигурка заскользила по всем помещениям дома, постоянно возвращаясь в незаметный коридор и снова появляясь оттуда. Он подошёл к коридору и заглянул в него. Пусто. Но именно этот коридор использовался довольно часто людьми и единственным оборотнем — телохранителем Демиры. Гарм прошёл его до конца. Свернул в небольшой тупик. И улыбка смягчила его напряжённые губы. Вот он — портал.

Пока Кристофер и Терренс трудятся над построением личного портала в квартиру Демиры, считав с девушки необходимые параметры, Гарм, уверившись в своих догадках, что уже существующий портал именной, всего лишь собирался добавить своё имя в пропускную систему. Оглянувшись на живых в поместье, он подспудно сообразил: оборотни сюда не войдут, а мать девушек и лорд Дэланей дожидаются приезда Демиры. Время на изучение и изменение структуры портала есть.

Спустив с плеча сумку, он вгляделся в едва светящийся овал.

Когда он подрос и стал обучаем (главным учителем был дед), Гарм не сразу понял, что его магический взгляд сильно отличается от того же взгляда мага-человека. Там, где обычный маг видел текучие линии магической силы, как объяснял дед, Гарм сразу видел целостную структуру любого магического предмета. Именно она и подсказала ему, что надо сделать, когда он подошёл к пятну-ловушке, ведомый за руку Демирой. Хм... Никто тогда и не догадался, зачем ему нужна была такая странная помощь девушки.

У сестёр (поражался Гарм) оказалась странная сила... Когда Гарм повзрослел, он постоянно ощущал себя набитым раскалёнными камнями, из-за которых пульс напряжённо частил, а температура всегда была выше привычной для людей.

... И он снова вспомнил — но уже с магической точки зрения.

В одно прекрасное утро в их группу добавили новенькую — Демиру. Она огляделась и почему-то решительно направилась к его столу. Хотя на её пути был зубрила, но сильный маг Терренс. Затем — красавчик (по страстным взглядам девушек группы) Кристофер. Но нет. Она села рядом с ним, с двуликим. И ему стоило огромных усилий не вздрогнуть, когда между раскалёнными камнями пролилась утешающая и усмиряющая родниковая вода — такая, какую он разок попробовал в дальних углах дедова парка... Камни зашипели, но успокоились. Гарм боялся пошевелиться, не веря тому, что происходит внутри него.

А потом Эля остановила на нём свой взгляд. Ей даже не пришлось садиться рядом. Просто взглянула из машины... А после прогулки в парке — после того посещения одногруппников — дедов домашний целитель поразился, в очередной раз прослушав Гарма по всем параметрам и убедившись, что температура двуликого опустилась до уровня, привычного простым смертным! Он уговорился с Гармом пока не говорить деду об изменениях в организме, но сам, была б на то только его воля, постоянно мерил бы и мерил полукровке температуру, не веря своим глазам.

Старик целитель решил, что Гарм переступил-таки границу и стал человеком. Гарм же — увы! — знал, что температура — пока ещё неточный признак его нормальности. Единственного не знал: как сделать так, чтобы беленькая девочка с серыми глазами навсегда осталась бы рядом. Причём, когда он думал о ней, думал в первую очередь не о том, что она могла бы стать его лекарством... Он хотел, чтобы именно она всегда была рядом — и всё.

Он не знал её характера. Он не знал, что она любит и чем увлекается... Он даже один раз постоял перед зеркалом, вообразив её рядом... И испугался, что может испугать её своим видом. И тут же кинулся мысленно защищаться: "Но ведь тогда она не сбежала!"

Проект Кристофера и Терренса, которые хотели создать независимый портал в мир сестёр, и натолкнул его на необычную мысль.

Он должен поговорить с Элей.

Всё. Больше ничего. Поговорить, когда рядом никого не будет.

Он ей нравится. Возможно, слабо. Просто как... одногруппник её старшей сестры. Но если они будут чаще видеться, то...

Гарм знал, что так не делается. Но ещё он знал, что плохо ориентируется в общественных правилах. И только одна особенность в характере Эли позволяла ему надеяться, что он прав, желая поговорить с ней наедине. Особенность, выразившаяся в её прикосновении к нему. Несмотря на то что они незнакомы. И официально, и неофициально. Несмотря на то что на нём татуированная маска, ставшая ещё уродливей, потому что она сработала на "полевом" практикуме. Несмотря на то что ветер то и дело мотал его лохмы, а значит, девочка видела на его лбу подсохшую кровь проколов от серебряных шипов... Может, поэтому ему впервые захотелось чего-то очень сильно.

Дед, кстати, тоже заметил. Без старика целителя. Правда, иначе. У кого — у кого, а у него магический взгляд... пронизывающий. И за ужином, встретившись с внуком, вернувшимся из парка, он просто-напросто был ошарашен. И тоже в первую очередь взволнованно спросил:

— Гарм, ты утверждаешься в человеческой форме? Чёрные линии твоего пространства бледнеют!

Гарм понимал, что он имеет в виду.

До перехода в юность он мало видел деда. Тот всегда был рядом, но так, чтобы внук его не видел. Час ученичества в день для мальчика. И хватит.

Дед сам не справлялся с эмоциями из-за двойной личности внука. И ненавидел его за смерть всех своих детей. Даже когда усмирённый жёстким воспитанием, сторожем-татуировкой и собственноручно дедом созданным серебряным обручем, вечно хмурый подросток перебрался в нормальное для жизни помещение, дед продолжал обходить единственного родного по крови человека. Боялся спровоцировать своей ненавистью нежелательное преображение — знал Гарм...

Перелом в ситуации наметился, когда даже далёкому от войны городу демоны начали грозить захватом. И дед, прихватив внука, переехал в загородное имение. Здесь он однажды застал Гарма сбежавшим от охранников, но выговорить ему за это не сумел. Гарм сидел в галерее второго этажа, куда редко кто заходил. Сидя перед портретом матери, он пытался (дилетантски, естественно) копировать его.

— Зачем тебе это? — напрямую спросил дед.

Гарм тоже ответил прямо:

— Я хотел снять его и отнести его в свои комнаты, но он слишком тяжёл. Нарисую — будет висеть у меня.

— Но зачем? — настаивал дед.

— Это моя мать. Я хочу, чтобы она была со мной, — коротко сказал Гарм. И, сложив рисовальные принадлежности, ушёл к себе.

Через неделю в комнатах Гарма появилась копия картины от хорошего художника. Одновременно этот художник стал его мастером по рисунку, а дед, видевший, как внук подбирал краски, лично занялся его обучением не только общей магии, но и как мага-артефактора. Правда, он не знал, что, выучив заданное, Гарм ищет в библиотеке имения всё, что можно узнать по теме. А Гарм как-то естественно принял положение, при котором нельзя даже деду рассказывать слишком много о себе: сначала из утаённой подростковой обиды ("Это моя мама! Я сам хотел её нарисовать!"), а потом — уже из обретённой за годы привычки.

... Он постоял перед светящимся овалом и, не глядя, расстегнул пуговицы по сторонам сумки, ремень которой уже надел себе на шею. Сумка превратилась в длинную полосу с кармашками, набитыми ингредиентами для артефактов, работающих с пространством. Когда в лавочке продавцы этими ингредиентами наполняли кармашки, он следил за их руками и запоминал, где какой предмет окажется. Сейчас он мог спокойно совать пальцы в тот или иной отдел сумки и доставать именно то, что ему необходимо на данный момент.

Через минуту он начал действовать, отключив сухой расчёт и настроившись на импровизацию и работу интуиции.

Через полчаса он собрал сумку воедино и шагнул в портал, в структуру которого идеально было вписано его имя.

Он побродил немного по маленьким помещениям, в которых жили три женщины и телохранитель-оборотень, поудивлялся, какие здесь поразительно миниатюрные комнаты, а потом по следу Эли, вышедшей из этих помещений, вышел на плиточную площадку и разрешил закрыться за собой квартирной двери. Постояв немного на квадратной площадке, а потом пройдясь по ней, Гарм сообразил, что здешние люди живут в башнях. Поднимаются и спускаются двумя способами. Один — привычный ему. Лестница. Второй — это ощутимо пустая для него клетка за дверью, которая открывалась при его приближении и снова закрывалась, когда он отходил от неё. Гарм было шагнул в эту клетушку, заметив в ней цифры и сообразив, что они обозначают этажи. Но в механизме клетушки что-то вдруг недовольно заворчало, и двуликий, прислушавшись, понял, что входить в клетушку не стоит. Она сломается от невидимого воздействия его силы.

Тогда он пожал плечами и заторопился спускаться по лестнице. Тем более что тень беленькой девушки указывала: она тоже любит бегать вниз пешком... Поспешно шагая, он, тем не менее, заметил, что на площадках между лестницами есть свет, который достаточно странно ведёт себя, едва двуликий опускает ногу на эту площадку: дёргается, резко полыхает, а порой и вовсе пропадает, появляясь лишь тогда, когда он уходит с данной площадки. Пришлось надеть браслет, который слегка прятал его магию.

Последняя дверь в башне отказалась открываться. Справа от неё горел красный огонёк. Приглядевшись, Гарм сумел сообразить, что огонёк этот уходит по тонким и извилистым путям в целое месиво иных огоньков. Потом пришлось подумать над функцией этого огонька. Интуитивно пришло понимание, и Гарм доказал себе, что прав, обнаружив на кнопке ниже огонька отпечаток пальца Эли.

И тоже нажал на кнопку. А огонёк моргнул и погас. Тяжёлая металлическая дверь медленно, нехотя открылась. Пришлось её даже подтолкнуть. И выйти на крыльцо. Вдохнул здешний воздух. Хм. Вот как. Здесь тоже осень. Тоже пахнет палой листвой. А на скамье в нескольких шагах от крыльца — скрюченная от холода фигурка. Эля.

Через час ребята ушли гулять по улице. Андрюха Васильев (одноклассник и среди своих — Васька) пригласил гулять и Элю. Она отказалась, хотя помнила, как это здорово было раньше — гулять со своими, то и дело сворачивая к пекарням, чтобы полакомиться маленькой пиццей на двоих-троих, благо почти во всех пекарнях чай подавали бесплатно.

Для вида, что заходит домой, она поднялась к подъездной двери и глядела от неё, как ребята бредут мимо дома, смеясь и звонко обсуждая всё на свете. А потом, когда компания исчезла из глаз, Эля вернулась на скамейку. Посидела, чувствуя себя чуть ли не сиротинушкой, потом подтянула ноги, обняв их, положила на колени подбородок. Бабушки из дома всё равно ругаться не будут: они сейчас сидят перед телевизорами и смотрят либо свои сериалы, либо какие-нибудь шоу, значения которых Эля в упор не понимала. Так что можно и ноги на скамейку, и сидеть тихо, как мышка, слушая чужой говор стороной и машинный гул своего города, следя за тем, как постепенно соседний дом наливается светом в окнах.