Одинокий волшебник

— Вы публично унизили областной онкодиспансер, — испуганно ответил министр.

— Да что вы говорите, — усмехнулась Морозова, — вот ваш стол я действительно унизила, ударив по нему. А как можно унизить онкодиспансер? Его даже не ударишь...

Морозова не стала ожидать продолжения разговора и вышла из кабинета. Козырев в опустошении, унижении и нервозности сел в кресло. Вернее, в начале в лужу, а потом уже в кресло. Стал обдумывать пакостливые методы и способы лишения Морозовой лицензии. Но ничего существенного и конкретного придумать не смог, не успел: его пригласили в ФСБ.

Полковника Задорожного он знал шапочно: встречались пару раз у губернатора.

— Присаживайтесь, Савелий Эдуардович, — предложил полковник. — Перейду сразу к делу. Нам известно, что у вас назрел конфликт с Морозовой...

— Ну что вы, Игорь Ильич, — перебил его министр, — никакого конфликта нет. Да, я приглашал её к себе, чтобы выслушать объяснения по поводу её телеинтервью. Даже не знаю, как быть сейчас с неизлечимыми онкобольными, что сказать им после такого безответственного заявления Морозовой?

— Вы дурак или глухой, Козырев? — глядя в упор спросил полковник.

— Вы что себе позволяете, полковник?! — возмутился министр.

— Я задал конкретный вопрос, Козырев, вы дурак или глухой? — повторил он уже более высоким тоном. — Морозова конкретно сказала, что разработала новый метод лечения, позволяющий вылечивать таких больных.

— И вы ей верите? — усмехнулся Козырев.

— Теперь понятно — дурак. Сегодня же напишите заявление губернатору на увольнение по собственному желанию в связи с плохим состоянием здоровья. Не будет заявления — завтра утром, нет, сегодня же вечером поедете осушать болота. Станете болтать лишнее языком — в болоте и останетесь. Зато на века сохранитесь. И заметьте — никаких судов, нам публичность ни к чему. Пошел вон, урод.

Новый руководитель здравоохранения области, Устюжанин Анатолий Борисович, заранее получил определенную информацию и не спешил с выводами. Но уже на второй день его работы секретарша доложила, что к нему на прием просится профессор Чижиков из онкодиспансера.

— По поводу Морозовой? — спросил министр.

— Да, Анатолий Борисович, профессор заявил, что пришел по поручению и от имени профессорского состава онкодиспансера. Они требуют...

— Понятно, — перебил министр, — передайте Чижикову и позвоните главному врачу онкодиспансера, что я ожидаю всех профессоров и его сегодня к семнадцати часам. Не станем откладывать чаяния профессоров в долгий ящик, как и говорить с одним из них.

Когда собрались все, министр спросил:

— Я человек новый в области и в лицо ещё мало кого знаю. Кто из вас профессор Чижиков?

Встал мужчина в возрасте.

— Понятно, присаживайтесь. Что вы хотели мне сообщить утром?

— Вы понимаете, Анатолий Борисович, что в онкологии существуют определенные методы лечения...

Министр перебил его сразу:

— Мы с вами не на лекции о дружбе народов, господин профессор, прошу по существу.

— Мы требуем отозвать лицензию у ООО "Здравница", так как озвученные методы лечения...

— Понятно, — вновь прервал Чижикова министр, — но передергивать не нужно, вы знакомы с методом лечения Морозовой?

— Она заявила публично, — пояснил Чижиков, — что вылечит неоперабельных и неизлечимых за две недели. Вы же понимаете, что это элементарный бред. Люди пойдут к ней за последней надеждой и что будет потом, как мы будем смотреть в глаза этим умирающим больным и родственникам?

— Я понимаю, что вы будете смотреть этим людям в глаза со стыдом и позором, — на повышенном тоне заговорил министр. — Морозова заявила публично, что изобрела инновационный метод лечения онкологических заболеваний. Кто-нибудь из вас с этим методом ознакомился? Никто! Не посчитали нужным, ха-ха! Вы же профессора, а она никто, так что ли? Она гений, а вы детишки в коротких штанишках в сравнении с ней. Пришли они требовать... С каким бы удовольствием я выгнал вас не с должностей, а вообще из медицины поганой метлой! Требовать они пришли... даже с методом ознакомиться не соизволив. Когда Морозова давала интервью местному телеканалу, то её диссертация была в свободном доступе, каждый из вас мог почитать, но никто даже пальцем не шевельнул. Как же — доктора наук станут читать какую-то кандидатскую. Сейчас, естественно, побежите и обломитесь — её диссертацию засекретили. Кто пожелает теперь познать метод Морозовой: станет разговаривать с чекистами и лес потом валить или болота сушить. А повторное требование о лишении лицензии будет считаться изменой Родине. Полагаю, что ситуацию объяснил подробно. Профессора ученые нашлись... Вон пошли отсюда, вон.

Профессора вышли от министра с одним и тем же вопросом на устах — Морозова теперь может лечить больных что ли? Этот вопрос затмевал нанесенную обиду корифеям онкологии.

События в городе развивались стремительно. Уже на следующий день больные, которых совсем недавно выписали из онкодиспансера по сути умирать домой, стали поступать в "Здравницу". В первый день приняли пятьдесят человек, распределив их равномерно по всем отделениям, по всем этажам.

Не обошлось, естественно, без журналистов. Они настырно лезли всюду, но охрана внутрь здания их не пускала: брали интервью у больных на улице, снимали на видео всех с единственной целью — сравнить кадры через пятнадцать дней. Знали озвученные Морозовой сроки лечения.

Две недели тянулись крайне медленно. Кто больше всех волновался? Естественно, не рыскающие постоянно в поисках сенсации журналисты. Морозова и её коллеги или пациенты "Здравницы"? Есть ли ответ на этот вопрос?

Профессора тоже интересовались занимательным итогами, но где-то в глубине души жаждали провала метода лечения Морозовой. Конечно, вслух об этом не говорили.

Время... Можно ли назвать его постоянной константой? То тянется и плетется медленно, то бежит быстро, то несется галопом. Физики и математики скажут — можно. Литераторы возразят, а философы задумаются. И кому верить? Верить, говорят, никому нельзя, а автору можно и даже без ха-ха, что украл фразу.

Но как бы то ни было, а две недели истекли. И Морозова пригласила журналистов на пресс-релиз в девять утра. В приемном покое она объявила:

— Здравствуйте уважаемые журналисты и телезрители. Не стану повторять сказанного в прошлом интервью, но настала пора озвучить итоги. Две недели назад "Здравница" приняла первых пятьдесят, считавшихся до этого дня неизлечимыми, больных. Прием происходил и в последующие дни, всего "Здравница" рассчитана на пятьсот койко-мест. Сегодня мы выписываем первых пятьдесят человек. Пациенты, больными я их уже назвать не могу, прошли полное обследование. Рентгенологическая, ультразвуковая, эндоскопическая диагностика не выявила у пациентов ни единого признака злокачественного новообразования. Клинико-диагностическая и цитолаборатории также не выявили признаков опухоли. Больные, которых вы провожали в это здание под блики объективов, сегодня выйдут из него абсолютно здоровыми людьми. Я поздравляю вас, господа, поздравляю российскую науку, поздравляю Россию, которая победила рак. Сейчас прошу журналистов и операторов покинуть здание "Здравницы" и уже через час встречать абсолютно здоровых бывших больных на улице. Всего доброго, господа, всем нам удачи!

На этот раз присутствовал не только местный телеканал и передачу в прямом эфире вели центральные операторы. А через час на встречу с выздоровевшими, наверное, не прибыли только ведущие и операторы с Марса.

Скворцовы смотрели телевизор вдохновенно.

— Смотри, Лида, что получается, смотри, — торжественно выкрикивал супруг, — они всё показывают в сравнении: еле живого больного закатывают на каталке, а потом он выходит здоровый и улыбающийся!

— Да вижу я, вижу, чего кричать-то?! — отвечала жена.

— Но это же наша Оля, это она лечит больных, — возразил Николай Ефимович, — и как лечит — супер!

— Оля-то наша, а приборчик ей Иван изготовил, — усмехнулась Лидия Петровна, — и кто теперь лечит?

— Какой приборчик? — не понял Николай Ефимович.

— Сама Ольга рассказывала, но говорить об этом никому не стоит. У них в "Здравнице" никого не оперируют и химиорадиотерапией не занимаются, как в онкологии. Иван прибор изготовил, они его применяют и рак уходит. Ты не знал, что ли?

— Правда, что ли?

— Нет, кривда, что ли, — усмехнулась Лидия Петровна.

— Так это выходит, что Иван гений, а не Ольга...

— И что? Это их семейное дело, Коля.

— Ну да, ну да, — согласился он.

Профессора в онкодиспансере тоже смотрели телевизор, собравшись в кабинете главного врача.

— Так нам и надо, — заявил один из них, — обгадились по полной.

— Чего это обгадились? — возразил другой, — может больным сильный стимулятор ввели: вот они и выходят довольные. Подождать надо, посмотреть во времени.

— Сильный стимулятор? — возразил главный врач, — так иди и введи любому: никто не поднимется на ноги, ты сам это знаешь прекрасно. С поклоном надо идти к Морозовой и осваивать метод, чтобы применять его здесь, у нас, — он посмотрел на профессора Чижикова.

— Нет уж, увольте, — сразу возразил тот, — один раз уже сходил, пусть теперь наш министр сходит, если чекисты не посадят, как он нам угрожал. А то поинтересуешься: и болота сушить...

— Ладно, подождем, — подвел итог главный врач.

Морозова, враз ставши самой популярной фигурой в городе, после работы с трудом пробивалась к своей машине через толпы журналистов и операторов. Писаки словно обезумели и Игнатьевой Вере, водителю-охраннику, приходилось иногда применять физическую силу: кого-то элементарно оттолкнуть, а кому-то незаметно надавить на болевую точку. На следующий день охрана уже с утра выстраивала живой коридор от дверцы машины до здания больницы.

* * *

Алмаз выключил телевизор и прикрыл веки, вспоминая, как познакомился с Морозовым. Давно это было, лет одиннадцать назад, не меньше. Тогда Морозов вернул ему десять миллионов долларов наличными и пятнадцать в камушках, взяв свой процент. Да-а, менты не могли, а он вернул. Но тогда он тоже был мент, лучший только и правильный.

Алмаз, вор в законе, смотрящий по городу и области, с помощью Морозова увеличил своё состояние в разы, стал уважаемым бизнесменом и искоренил наркобизнес в области напрочь. Центр пытался исследовать этот феномен, но до истины так и не докопался. Конченные наркоманы умерли, кто-то перебрался в соседние области, а большинство вынужденно "вылечились". Наркозависимость, как и диабет, лечится, но не вылечивается. Некоторые врачи (с первой буквой "с") вылечивают эти заболевания в рекламе.

Медики приписывали феноменальный результат себе, полицейские ОБНОНу (отдел борьбы с незаконным оборотом наркотиков), об Алмазе никто не вспоминал, а о Морозове и мыслей ни у кого не было.

Но как бы то ни было, Алмаз Морозова боготворил. Он позвонил ему.

— Здравствуйте, Иван Николаевич, это Алмаз.

— Здравствуй, Алмаз.

— Смотрел телевизор... и поспешил поздравить вас с этим выдающимся открытием. Вы первый в полиции, бизнесе и медицине! Поздравляю!

— Это заслуга Ольги Николаевны, — возразил Морозов.

— Вы же юрист по образованию, Иван Николаевич, поэтому отвечу вам этим же языком. Де-юре — заслуга Морозовой, а де-факто Морозова. И это факт! Хоть юридически, хоть фактически, хоть космически. Может быть, мы в сауне косточки погреем? — предложил Алмаз.

— Я не против, — ответил Морозов, — но ты Задорожному позвони, пригласи его тоже.

— Чекисту? — удивился Алмаз, — да ты что, Иван Николаевич, белены объелся? Он же чекист...

— И что? Прежде всего он умный и порядочный человек. На твоём языке, Алмаз, он называется правильным чекистом. А сколько в вашей среде неправильных апельсинов? (апельсин — вор, купивший, а не заслуживший корону). От старых понятий вы уже давно отошли. Назови хоть одного старого вора, не сидевшего на зоне? Нет таких, а из апельсинов никто не сидел. Но это важные люди и короновали их для дела. Бред конечно, но для дела. Так и ты пригласи Задорожного для дела.

Алмаз нервничал, но возразить ему было нечего. Апельсинов он не воспринимал и в области таковых не было.

Морозов в сауне познакомил Алмаза с Задорожным.

— Честно скажу — не ожидал подобного приглашения, не ожидал, тем более увидеть здесь вас, Иван Николаевич. Хотя наверняка приглашение было вашей инициативой.

— Большой разницы нет, если трём мужчинам есть о чем поговорить, — ответил Морозов.

— Согласен, — подтвердил Задорожный.

— Кому коньяк, водку? — спросил Алмаз.

Он налил Морозову и Задорожному коньяк, себе водку.

— Вот вы, Игорь Ильич, удивились приглашению, — начал Морозов, — да совсем недавно Алмаза пытались посадить по статье 210.1 УК РФ "занятие высшего положения в преступной иерархии", но не получилось, статус не подтвердился. Сейчас бывший секретарь райкома прихватизировал завод и гнобит рабочих, оплачивая труд по минимуму, задерживает зарплату и так далее. А народ всё видит и к этой сволочи на работу устраиваться не желает, работает вынужденно и ждет местечка у Алмаза. Так кто по факту вор? Нет, я вовсе не про статью 210.1 УК РФ, она нужна, не все воры одинаковы, как и бывшие секретари райкомов. Вы скажете, что под Алмазом проституция. А почему бы и нет, если девочек посещают сотрудники ФСБ и вовсе не в профессиональном смысле. А кто город от наркоты избавил? Явно не полиция, а основным поставщиком наркотиков оказались местные чекисты. Вы что ли этих оборотней посадили? Нет, естественно. Кто скинул информацию о наркобизнесе журналистке, которая её опубликовала? Опять же не вы. Почему у Алмаза бизнес развивается лучше, чем у других коллег? — Морозов посмотрел на Задорожного.

— Потому что Владимир Тарасович лучший руководитель, — ответил полковник.

— Мы собрались здесь не для газетных тезисов, Игорь Ильич, — возразил Морозов. — Потому что у него бизнес построен так же, как и ваша ФСБ — у него нет демократии. Но серьезные отличия имеются. В вашей структуре есть наркодельцы и взяточники, а у Алмаза таковых не имеется. Почему? Да потому что у вас кого-то отправят на пенсию, кого-то условно отымеют, а кого-то ненадолго посадят все-таки. А у Алмаза сразу хири-хари и весь разговор.

— Разве у Владимира Тарасовича нет преступников? — возразил полковник.

— Есть, конечно, есть, никто этого не отрицает. Но у него они другие. Есть убийцы и даже насильники, а у чекистов таковых практически не имеется. Но кто больший вред приносит государству: убийцы или наркодельцы, мошенники, ворующие железнодорожными составами, или насильники? Не корректное сравнение, понимаю, но что делать... — вздохнул Морозов.

— И что делать? — повторил полковник.

— Что делать, — хмыкнул Морозов, — сейчас как раз на Украине проявляется истинное лицо хваленой европейской и американской демократии. Демократия — это та система, которая рождает законную несправедливость.

— Интересная фраза, никогда подобного не слышал, — высказался полковник.

— Это моя фраза, а мы видимся всего второй раз, господин Задорожный. Но не об этом хотелось поговорить: о вашей профессиональной деятельности. Поясняю: вы наверняка слышали и видели по телевизору о новом методе лечения онкобольных.