— Подвожу итоги, — прерываю обсуждение на моменте, когда Техник в очередной раз собирался заявить о нерентабельности проекта. — Разумных гулей собираем и уговариваем сотрудничать; зацикленных зомби, продолжающих жить в прошлом, стараемся вывести на диалог и сделать «зелёными»; агрессивных гулей заманиваем в замкнутые помещения и запираем до лучших времён. Идея, по которой будем вербовать вменяемых разумных гулей, звучит так: во-первых, существует технология перезаписи личности на другой носитель, так что технически они смогут стать если не полноценно живыми, то хотя бы получат возможность существовать в виртуальной реальности; во-вторых, мной доказано, что квантовый транспортёр способен перемещать душу разумного в новый носитель, так что когда мы его переизобретём, у гулей появится возможность начать новую жизнь; в-третьих, пока мы ищем способ им помочь, они имеют возможность помочь Эквестрии, а также организовать уютный уголок для самих себя после излечения.
— Технология копирования памяти не переносит душу, — заметил Техник. — Симуляции показывают, что после применения устройства, находящегося в стойле двадцать девять, мы получим виртуальный интеллект, считающий себя оригиналом, но не способный качественно развиваться. В крайнем случае, это будут ИИ, требующие строгого присмотра.
— Это лучше, чем вообще ничего, — отвечаю совершенно безразлично. — Кроме того, у нас есть время доработать эту технологию. Но даже если мы не справимся, мне бы не хотелось безвозвратно терять учёных, магов и просто выдающихся деятелей. Имеются радикально иные предложения, либо возражения, которые не позволят начать исполнять этот план? Хорошо. Приступаем к сборке дополнительных дронов-курьеров: двух дополнительных шестилапов для начала работы в Мэйнхэттене будет достаточно.
…
— Здравствуй, маленькая пони, — прозвучал негромкий, бархатистый голос из динамиков разведчика. — Э-эй… Маленькая пони, ты меня слышишь?
К сожалению, установленное на шестилапа оборудование не способно к столь точным манипуляциям звуками, как аналоги в коридорах стойла, да и не уверен я в том, что на гуля подобное подействует, но всё равно для диалога был подобран самый располагающий тембр. Впрочем, сам внешний вид дрона в конкретном случае определённо не способствует успеху диалога.
«Что поделать: разведчики создавались не для этого. Пожалуй, даже от говорящих квадрокоптеров будет больше толку тогда, когда дело нужно решить словами», — констатировав эту простую истину, отдаю Технику приказ подготовить два летательных аппарата, для их перевозки в Мэйнхэттен (у меня начинает складываться ощущение, будто я не подпрограммы создал, а собственные черты характера наделил относительной самостоятельностью).
Тем временем бледно-оранжевая земнопони молчала, продолжая прикрывать глаза копытцами, даже не думая убегать, или вылезать из своего убежища. А ведь если подумать, то у жеребёнка в случае, если начнётся погоня, будет неоспоримое преимущество: маленькая пони может прошмыгнуть между нижними полками стеллажа, в то время как дрону придётся его оббегать.
«Вывод? Преследование не начинать. Решит убежать — отпустить и возвращаться к прежней задаче. Когда будут готовы специализированные дроны — повторить попытку контакта», — отдаю серию приказов, но всё же продолжаю надеяться на успех.
— Ты меня боишься, маленькая пони? — уточняю удивлённым и даже обиженным голосом (хотя и понимаю, что страх — это нормальная реакция при встрече с шестилапом).
Фонарик на башенке разведчика почти погас, оставив такую интенсивность света, чтобы хватало для чёрно-белого восприятия камеры. Ответом на это стало то, что кобылка-гуль немного сдвинула правую переднюю ногу, аккуратно выглядывая из-за копытца, словно из укрытия.
— Привет? — наверное, если бы я был органиком, то сейчас мне было бы стыдно, смешно… или же жутко.
«В тёмном магазине игрушек, где в некоторых проходах лежат трупы пони, шестилапый робот кустарного производства пытается разговорить маленькую неживую кобылку. Определённо, Эдгар Алан По оценил бы эту картину», — и вновь радуюсь тому, что стал искусственным интеллектом, который легко контролирует свои мыслительные процессы и может отключать симуляцию эмоций.
— Если ты меня боишься, то я могу уйти, — произношу через динамики дрона, стараясь передать интонацией обиду и грусть. — Хочешь, чтобы я ушёл?
-… — кобылка-гуль убрала от мордочки обе ноги, с опаской глядя на шестилапа и, судя по напряжённому телу, готовилась убежать при первом признаке угрозы. — Н-нет.
— Тогда, почему ты молчишь? — чувствую удовлетворение от того, что процесс сдвинулся с мёртвой точки в нужную мне сторону.
— М-мама запретила говорить с посторонними, — произнеся это, кобылка заткнула себе рот копытцем, а её мордочка, удивительно выразительная для её состояния, буквально излучала испуг, вину и надежду.
— Обещаю, что не расскажу твоей маме, что мы разговаривали, — изображаю заговорщический шёпот. — А знаешь, что я придумал? Давай познакомимся? Тогда мы не будем незнакомцами, и ты сможешь со мной разговаривать.
В водянистых глазах жеребёнка отчётливо читались желание согласиться и нежелание нарушать обещание, данное маме. Однако же первое чувство победило, и она произнесла:
— Меня зовут Орандж Лайм, а тебя?
— А я — Крестоносец, — дрон медленно поднял правую переднюю конечность, сложил манипулятор в подобие кулака и под опасливым взглядом собеседницы, выставил его вперёд для приветствия. — Для друзей — Крестик.
Собеседница поспешно стукнула железную клешню копытцем, взмахнула лысыми ушками и воскликнула:
— Ей! Мы теперь друзья?
— Да, — отвечаю через динамики.
— Правда? — буквально сияя от радости, уточнила Лайм.
«Вроде бы семейство Орандж — это родственники Эпплов? Странно, что она не в стойле. Или же министерская кобыла с сестрой решили, что такие родственники им не нужны?» — промелькнули размышления на заднем фоне вычислительных процессов.
— Правда, — отозвались динамики.
— Правда-правда? — снова спросила пони-гуль.
— Правда-правда, — в очередной раз даю подтверждение.
— Правда-правда-правда? — не стала отступать от своего замысла жеребёнок.
— Да, — односложно ломаю игру.
— Я победила! — воскликнула Лайм, радостно рассмеявшись, но тут же вновь заткнула себе рот копытцем, осмотрелась по сторонам, начисто игнорируя отсутствие света в промежутках между стеллажами (не считая фонарика на башенке дрона), а затем спросила, прижав ушки к голове: — Крестик, а ты не видел мою маму? Она сказала ждать здесь и куда-то ушла. А я ждала-ждала… и ждала… а она не приходит. Я уже спрашивала у дядей и тётей в магазине, но они крепко спят и не просыпаются. Может быть, ты её видел?
«Значит, она не поняла, что случилось. А может быть, и поняла, но сама себя убедила в обратном. А может, я опять всё усложняю? Мало информации для анализа. Однако одно ясно: себя Орандж Лайм продолжает считать живой», — повернув башенку сперва в одну, затем в другую сторону, убеждаюсь в отсутствии бардака, который мог бы появиться, если бы жеребёнок вскрывал упаковки с игрушками.
— Скажи, Лайм, ты давно ждёшь маму? — не самый умный вопрос, что я готов признать с лёгкостью, однако он позволит узнать, осознаёт ли собеседница течение времени.
— Ну… — кобылка задумалась, затем посмотрела в камеру шестилапа и гордо заявила: — Да.
«Превосходно. Я многое узнал», — прорезалась капля самоиронии в моём цифровом сознании.
— К сожалению, я не видел твою маму, — добавляю голосу, льющемуся из динамиков, немного печали, а затем меняю интонацию, будто бы только что о чём-то догадался: — А давай вместе поищем её в магазине? Ты ведь, наверное, всё-всё здесь знаешь?
— Ага, — гордо кивнула Лайм, выбираясь из своего убежища. — Я обошла все полки два… три… вот сколько раз!
На последних словах пони-гуль села на круп, вытягивая вперёд все четыре ноги.
— И ты ни разу не брала никакие игрушки? — уточняю с искренним интересом.
— Мама сказала, что пока мы не заплатим битсы на кассе, все вещи принадлежат хозяину магазина, — поучительным тоном заявила маленькая собеседница. — А хорошие пони не берут чужие вещи без разрешения. Вот!
«Какая хорошая пони», — глядя на гордую собой Лайм, которая неизвестное количество дней обитает в магазине игрушек, при этом ни одну из них не вытащив из упаковки, должен признать, что её мама оказалась хорошим воспитателем.
— Ты — молодец, — прозвучало из динамиков с отчётливым уважением. — Тогда давай пройдёмся по магазину: покажешь мне самые интересные места, а потом я ненадолго уйду… за битсами.
— А если мама вернётся, пока мы ходим? — с сомнением произнесла оранжевая земнопони-гуль.
«На самом деле, мне сейчас компания для дрона не нужна. Только вот и оставлять её одну почему-то не хочется», — отправляю Целителю приказ найти оптимальный выход из ситуации.
— Тогда я могу купить бумагу и карандаши, а затем мы оставим записку для твоей мамы, — прозвучали слова из динамиков шестилапа. — Подожди немного. Хорошо?
…
Пользуясь возможностью подумать, никуда не спеша и не отчитываясь перед своими «хозяевами», начинаю анализировать собственные действия (в очередной раз). Выводы же, которые предоставили аналитические программы, довольно неоднозначны: гули для моего восприятия делятся на животных, калек и разумных представителей понижизни, но поражённых болезнью. При этом симуляция, одним из условий которой было отсутствие знания о технологии переноса сознания, однозначно показала, что все три разновидности зомби причисляются к животным.
«Забавный выверт логики. То есть те, кому я могу помочь хотя бы теоретически — разумные существа. Все остальные — не пони. И никаких сомнений или моральных терзаний… Видимо, подобный взгляд на мир — это наследие моего предшественника: он тоже был готов вычёркивать «лишних» пони из числа тех, кого должен защищать», — констатировав этот факт, не могу сказать, что он мне нравится, но и как избавиться от него, тоже не знаю.
Единственное решение проблемы, пусть и временное, которое приходит мне на ум, это привлечение кого-то из органиков, моральному компасу которого я могу доверять, чтобы советоваться с ним по важным вопросам. Винил и Оникс на эту роль не подходят: они слишком мягкосердечные… и менять это я не хочу. Другие члены совета управления стойлом вовсе не рассматриваются.
«Если какой-то детали нет, её нужно создать. В нашем случае — вырастить и воспитать», — приняв решение, начинаю просеивать возможных кандидатов на должность советника (ну или официально — нового главного администратора).
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
А не устроить ли мне таймскип?
Будни машины
Квадрокоптер со встроенным пип-баком летел через город, освещённый столбами изумрудного пламени, разгоняющего ночной мрак. Параллельно его курсу летела ещё дюжина механизмов с видеокамерами, которые принимали сигналы от лидера-ретранслятора, служа для него удалёнными глазами и ушами, позволяющими не рисковать собственным пластиковым корпусом.
Объективы средств записи и наблюдения обозревали серые коробки зданий, подкрашенных дрожащими зелёными отсветами магического огня, распространяющего вокруг себя смертоносное для всего живого излучение. В уцелевших окнах, словно в безжизненных глазах обитателей этого места, отражались редкие яркие искры, всё ещё работающие рекламные плакаты, имеющие собственные источники питания, не зависящие от городской сети энергоснабжения, а также лампочки квадрокоптеров, демаскирующие работу камер.
На тактическом дисплее пип-бака отражались сотни красных отметок, десятки жёлтых, но время от времени встречались и единицы зелёных маркеров. В то время как безумные гули либо сновали по улицам, рыча друг на друга и на шумящие механизмы, скаля щербатые пасти и взирая на мир гноящимися поблёкшими глазами, их застывшие во времени сородичи продолжали исполнять алгоритм действий, не в силах осознать, что в этом уже нет никакого смысла. Самая малочисленная часть существ, в которых превратились некоторые пони, попавшие под удар мегазаклинаний, отличалась своим поведением от обеих первых групп: кто-то из «зелёных» сидел дома, стараясь вовсе не контактировать со внешним миром, в то время как другие пускались во все тяжкие, разбивая окна, взламывая двери соседей, угоняя уцелевшие машины (хотя… можно ли это называть угоном?).
Внезапно летательный аппарат, возглавляющий группу разведки, завис на одном месте и тут же оказался окружён своими ведомыми. Один из игрушечных вертолётов, в корпусе коего кроме камеры и динамиков имелся ещё и фонарик, отделился от своих «собратьев» и полетел к шестиэтажному многоквартирному дому, фасад которого был украшен плиткой с изображениями солнца… густо присыпанной чёрным пеплом, превратившим белый и жёлтый цвета в однородный тёмно-серый фон.
…
Коузи Глоу сидела на кухне, в свете свечи читая потрёпанную книжку «Дела давно минувших дней — сказания старины глубокой». Сборник легенд о временах до основания Эквестрии был написан архаичным слогом, но при этом всё же позволял погрузиться в атмосферу тех дней, когда пони приходилось выживать в условиях агрессивного внешнего мира, когда доверять можно было только самым близким друзьям и родственникам, а ложась спать на закате, утром можно было и не проснуться.
«Мы пришли к тому, от чего ушли. Похоже, что бегать по кругу — это судьба всех пони», — перелистнув страницу правой передней ногой, шёрстка на которой посерела и осыпалась почти полностью, открывая болезненную сухую кожу, под которой легко просматривались контуры костей, преподаватель истории Мэйнхэттенского Университета поморщилась, ощущая желание сплюнуть.
В первые дни после объявления о бомбардировке, когда летунья очнулась лёжа на полу в собственной квартире, она отчаянно отрицала произошедшее, летала по округе и звала хоть кого-нибудь, но единственный ответ, получаемый от большинства пони — это рычание. Впрочем, среди серого города, освещённого зелёным огнём, изредка встречались те, с кем можно было поговорить, но… они забывали о беседе либо спустя минуту после разговора, либо терялись прямо в процессе диалога, начиная его с самого начала (а ещё они не осознавали того, что большинство горожан погибло, да и сама их внешность напоминает живых трупов). Коузи не могла сказать, что из этого было страшнее…
