В тот момент закончилось его детство. Обнял маму и плакал с ней вместе уже маленький взрослый.
Конечно, он потом отошёл, оправился от горя. Играл с друзьями во дворе, пошёл, как все, в школу, читал детские книжки, хулиганил по мелочи, даже по-детски влюбился в одноклассницу. Но оценивал всё уже совсем иначе, чем его одногодки. Так он не задал ни одного вопроса маме, почему она после... ну, словом, возила его по врачам. Он-то запомнил обрывки разговоров над гробом отца, и слышал слова "сердце" и "инфаркт". Интернет уже тогда был к его услугам, а врачи, которые его осматривали, обклеивали датчиками и внимательно разглядывали показания на мониторах приборов, звались кардиологами. Мама боялась, что у него могло оказаться больное сердце. Но, видимо, врачи никакой болезни не нашли, потому что через полгода походы по больницам прекратились. Точно так же Ваня без единого слова понимал, что нельзя обижаться на маму, когда она приходит затемно и очень уставшей. Ведь теперь ей приходится работать за двоих. Ни разу он не позволил себе ни единой выходки наподобие тех, за которые частенько попадало его друзьям — вроде привода всей компании домой и дружного опустошения холодильника. Супы, разумеется, он не варил, но купить хлеба, сыра и колбасы, и соорудить к приходу мамы бутерброды мог уже в первом классе. А однажды даже накричал на маму, когда работа стала отбирать у неё не только выходные, но и здоровье. "Ты в зеркало на себя смотришь?! — орал он тогда. — Один скелет остался! Не убежит от тебя эта работа! А я... а я дедушке с бабушкой пожалуюсь!" Словом, окружающих слегка шокировали такие отношения матери с сыном, скорее дружеские, чем традиционные. А для них не было ничего странного. Это были отношения двух взрослых, ответственных личностей.
Вот так они и жили последние пять лет, пока не случилась та история, и они не провалились в далёкое прошлое. Да ещё в Китай.
Конечно, люди везде живут, и в Китае тоже, но у каждого народа свои странности. Вон, ездили они с мамой в Эстонию, к родственникам, так там у них таке-е-енные тараканы в головах... Туда не ходи, сюда нельзя, а вот тут можно ходить только со взрослыми, а туда даже смотреть запрещено, там солдаты НАТО отдыхают... И это Эстония, и он сам на четверть эстонец. А тут Китай, и тараканы китайские. Взрослым кланяйся, но не всем, а только своего сословия и выше. Более знатному кланяйся в первую очередь, отличай его по одежде. А главное — и тут Ваня по первому времени просто впал в ступор — после свадьбы дяди Ли с мамой его нужно было называть "отец". Нет, он хороший человек, тут никаких вопросов. И даже Коля из четвёртого подъезда, когда его мама второй раз вышла замуж, называл отчима папой. Но со словом "отец" в памяти был связан только один человек. Тогда проснулся, казалось бы, прочно забытый Ваня-ребёнок, и давай скулить: мама забыла папу, мама меня больше не любит... Вспомнить стыдно.
Это хорошо, что дядя Ли умный и терпеливый человек. Он всё понял, когда Ваня показал ему фотографию... Никогда и ни при каких обстоятельствах Ваня с ней не расставался. Носил в школу, за прозрачной обложкой блокнотика, возил с собой в путешествия. И тогда не забыл положить в рюкзак... Папа, мама и он, четырёхлетний. Счастливые, отмечавшие мамин диплом и не знавшие, что срока их счастью осталось меньше года. "Это твой отец? — спросил тогда дядя Ли. — Достойный человек. Понятно, почему ты до сих пор так предан ему". "Вы похожи..." — прошептал Ваня. И это было правдой. Не во внешности дело, а в том душевном тепле, которое исходило от обоих. "Я понял, тебе нужно время, — сказал дядя Ли, возвращая ему заветную фотографию. — Ни твою мать, ни тебя невозможно заставить кого-то любить. Надеюсь, я не самый худший человек на свете, и когда-нибудь... Ладно, иди спать, сынок, поздно уже". Он потом долго размышлял над этими словами. А не так давно с его языка само сорвалось слово "отец" в адрес дяди Ли. Сорвалось легко, словно так и надо было. И это тоже было правдой.
Всё было прекрасно до вчерашнего дня, пока маме не стало плохо. Так плохо, что они с Сяолан вели её домой под руки. Он сбегал за доктором Цуном и сам заплатил ему, когда этот маленький худой дедушка уходил. Но новость-то какова! Доктор Цун поздравил их с Сяолан и Ляншанем, заявив, что скоро у них будет братишка или сестрёнка. Мелкий радовался. Даже бабушка Гу Инь радовалась. А Сяолан... Нет, мировая девчонка. Не такая трусиха, как другие, её он сразу и без натуги назвал сестрой. Она отозвала его в сторону...
— Ты знаешь, как моя мама умерла? — испуганно зашептала она. — Когда младший братик родился. У соседей наших ещё там, на родине, тоже хозяйка дома так умерла, и маленький умер. Я боюсь теперь.
— Ну тебя, — буркнул Ваня, стараясь скрыть предательскую дрожь. — Нельзя так говорить, беду накличешь.
— Я и сама не хочу, чтобы мама умерла... Давай просить Небо милости для неё? Ты будешь по-христиански молиться, а я помолюсь предкам. Какие-то небеса точно услышат.
— Небо одно на всех. Оно всех слышит, — вздохнул Ваня.
— Ой, братик, ты такой умный!
— На улице этого не ляпни, обоих засмеют...
Он отшутился от Сяолан, но от поселившегося в душе страха избавиться не смог. Впрочем, "страх" — это мягко сказано. При мысли, что он может потерять ещё и маму, его охватывал дикий ужас. Ещё до прихода отчима из кузницы Ваня побежал к доктору и невежливо набросился на него с расспросами: точно ли с мамой всё будет хорошо, не умрёт ли? Старик захихикал, показывая мелкие жёлтые зубы.
— С чего ей умирать? — проговорил он скрипучим голосом. — Здоровая, сильная женщина. Муж не бьёт, дети не огорчают... Не говори глупости, малыш, и ступай домой.
Ване почему-то показалось, что за улыбочкой, хихиканьем и нарочито добродушным голосом доктор скрывал недовольство. Может, это было так, а может, и нет, но проверять не хотелось.
И как теперь быть, если не знаешь, радоваться или пугаться? Что делать, если весь опыт десяти с половиной лет жизни не может подсказать ответ?
Стена была почти закончена, оставался один небольшой недостроенный участок, на котором сейчас были сосредоточены усилия рабочих. На прочих участках уже несли дежурство часовые. Естественно, детей и близко не подпускали к стройке, технику безопасности господин чиновник-инженер соблюдал строго. Но и с готовой стены мальчишек и особо отчаянных девчонок тоже гоняли: нечего им делать на военном объекте и путаться под ногами солдат. А так хотелось увидеть приближающийся обоз союзных киданей! Оставалось выбегать за ворота и наблюдать.
Вчерашний дождь увлажнил землю, потому не было огромного шлейфа пыли. Но к Бейши приближался довольно большой кош. Ходили слухи, что старый хаган помер, и императрица вроде как недавно рассадила его наследников на вкусные должности в киданьском хаганате, состоявшем с Поднебесной уже не в вассальных отношениях, а в прямом подчинении. Но правда это, или нет, можно будет узнать только на торгу, из первых уст.
Наверное, всё население маленькой пограничной крепостицы высыпало за ворота посмотреть, как господин сотник верхом на своём золотистой масти коне выехал встречать киданьского князя. Молодой ещё, хорошо если двадцать сравнялось, кидань держался с достоинством, видимо, хорошо знал, как нужно вести себя с офицерами хуанди. Будь на месте сотника Цзяна ханьский вельможа, ещё неизвестно, кто перед кем бы склонился. Но сотник был знатный табгач, а власть табгачей кидани пока что признавали. Стороны обменялись приветствиями, сотник спросил, с чем пожаловали дорогие гости. Дорогой гость степенно ответил, что они привезли на торг железо с севера, меха с гор, шерсть и табун лошадей из долин, и собираются обменять это на ханьские шелка, посуду, бумагу, оружие и так далее по списку. Только после этого сотник Цзян степенно кивнул и заявил, что добрым торговым гостям здесь всегда рады, и пригласил знатного юношу в свой дом на праздничный обед.
Кош расположился, разумеется, за выселками, но за процессом установки юрт наблюдала вся поселковая ребятня. Был там и Ваня с сестрицей и братцем. Интересно же! Потом они втроём бегали смотреть, как мастер Ли с двумя кузнецами осматривал и оценивал привезенные слитки. А потом они просто разрывались между базарной площадью внутри стены и торговыми рядами за оной. Интересно было везде. Хотелось посмотреть и на торговцев мехами, и на лошадок, и на родовитых степнячек, рядившихся в шёлковые ханьские платья, но ездивших на лошадях не хуже своих мужей и сыновей.
— Ой, Ванди, смотри — вон у той женщины в красном платье штаны! Как у мамы, персидские! Ой, а эта, в зелёном, спешилась! Смотри, она ходит, как мужчина! Наверное, у неё ноги тоже кривые!.. — Сяолан комментировала увиденное.
— Ещё бы, — отозвался какой-то парень из выселок, услышавший её. — С рождения в седле, вот и кривые. Зато у неё платье, какого у тебя нет.
— А вот и есть, — похвасталась девчонка. — Отец подарил. Когда вырасту, буду носить. Что, съел? — и она показала парню язык. Не иначе, подцепила это от старшего братца.
— Хватит болтать, — Ваня дёрнул её за рукав. — Идём домой, нас мама ждёт.
Сяолан повела себя, с точки зрения хань, крайне невежливо. Пусть парень был из крестьян, однако прилюдно прекословить кому бы то ни было девочке не полагается. Ваня эту точку зрения не разделял, но неприятности — последнее, что ему было нужно. Раз уж он старший в этой мелкой банде, ему и командовать.
Но просто так уйти не получилось.
Ещё по пути сюда Ваня заметил двоих детей — мальчика и девочку, лет по семи или восьми. Это не поселковые, степняки. Одеты, как дети знатных родителей — халатики неброские, но добротные, подбитые шёлком, сапожки красиво расшиты, а на кончиках поясов болтаются фигурки-обереги. Бронзовые у мальчика и серебряные у девочки. Дети молча и очень внимательно разглядывали ...именно его. Пока Сяолан хамила крестьянскому парню, Ване было не до них, но сейчас мальчик-степняк сам к нему подошёл.
— Ты не такой, как все, — сказал он по-ханьски с сильным акцентом, открыто глядя в глаза. — Почему?
— Мы с мамой пришли сюда с запада, — Ваня выдал уже набивший оскомину ответ.
— А я думал, такие светлоглазые бывают только в роду Волка, — мальчишка-степняк говорил степенно, подражая взрослым, чем пытался скрыть неважное произношение. Только сейчас до Вани дошло, что глаза у парнишки необычные, светло-карие, почти жёлтые. — Ты, должно быть, далеко.
— Издалека, — поправила его девочка.
— Издалека, — мальчик с благодарностью кивнул ей.
— Очень издалека, — подтвердил Ваня, испытывая желание как можно скорее отделаться от собеседника и увести свою банду домой. — Из-за степей и двух морей, из страны, где растут густые леса.
— Ты расскажешь мне о своей стране?
— Здесь меня называют Ли Ванди, а твоего имени я не знаю, — Ваня говорил медленнее, чем обычно, и чётче произносил каждое слово. Ну его, этого степняка, ещё окажется ханским родственником, так лучше избежать недопонимания.
— Прости, я невежа. Я Мэргэн, приёмный сын хана Елюя. Это моя невеста, Алтан-одон. Мы поженимся, когда вырастем. А это — твоя невеста? — юный степняк кивнул на Сяолан.
— Это моя сестра, — Ваня невольно заразился степенности речи. — Её отец женился на моей матери.
— Ты, наверное, сын воина, если беседуешь так достоинство... то есть, достойно.
— Я сын кузнеца-оружейника, — важно произнёс Ваня. — Сразу двух.
— Как это? — впервые сквозь маску маленького степного вельможи проглянул обычный мальчишка, и его удивление можно понять.
— Мама — тоже мастер-кузнец, — улыбнулся Ваня, довольный своей удавшейся выходкой. — Видел нашего сотника? Видел его меч? Этот меч она сделала.
— Ты сын достойных родителей, — вмешалась девочка-степнячка, говорившая по-ханьски так же степенно, как и её малолетний жених до того, но гораздо чище. — Если хочешь, приходи завтра после полудня к белой юрте, приводи сестру... и младшего брата, который почему-то нас боится и прячется за её юбкой. Мы послушаем твой рассказ о далёкой западной стране, из которой ты родом.
Ваня раскрыл было рот, чтобы поблагодарить девочку за приглашение, как услышал приближающийся шум. Голоса. Встревоженные, испуганные, гневные. Степняки около юрт засуетились, побежали все в одну сторону — к площадке у белой юрты хана. Там, сидя на взмыленном коне, что-то отрывисто говорил только что приехавший степняк, судя по одежде — простой воин.
— Он говорит о внуках старого хагана, — Мэргэн, так и не нацепивший снова маску важной особы, принялся спешно переводить для своих новых знакомцев. — Ли Ванчжун... он убил ханьского наместника в Иньчжоу! Его родич принял титул хагана, и они зовут всех киданей на войну против империи!
— Предательство! — пискнула Алтан-одон. — Надо брату сказать!
— Брату и без нас расскажут... — судя по всему, услышанное сироте Мэргэну не понравилось.
— Это что же, война? — не веря своим ушам, спросил Ваня.
— Как отец и братья скажут, так и будет, — насупилась степнячка. — Род Дахэ нам не указ. Так отец говорит, а он знает.
— Но вы завтра всё равно приходите к белой юрте, — добавил Мэргэн. — Род Елюй и правда вам не враги.
— Надеюсь... — Ваня не мог оторвать взгляд от всадника, которого кидани уже забрасывали вопросами. — Этот хоть ваш, или из тех, которые подчиняются роду Дахэ?
— Наш...
— И то хорошо. Ладно, мы пошли. Если завтра прийти не сможем...
— Я тебя сам найду, Ли Ванди, — сказал желтоглазый ханский приёмыш, и едва заметно улыбнулся. — Мы с тобой не такие, как все. Будем дружить?
— Будем. Почему бы и нет?
— Тогда до завтра.
— Братик, это и правда война? — испуганно шептала Сяолан на обратном пути. — Ой, надо отцу и маме обязательно сказать... Мятеж против хуанди! Что же будет...
— Если эти, из рода Елюй, останутся с нами, ничего не будет, — подумав, ответил Ваня. Он уже немного разбирался в местной политике. — Те не нападут сразу на крепость и на становище своего князя. Покружатся вдалеке и отвалят. Но обозы не пропустят, это точно.
Разумом Ваня понимал, что скорее всего так и будет. Но предчувствие говорило другое.
Белая полоса закончилась. Начались крупные неприятности.
— Забавно...
— Простите, господин?..
— Нет, ничего особенного. Я тут навёл справки, поднял пару документов из архивов. Наша подруга попала в очень интересное время.
— Ещё раз прошу прощения, господин, но вы это уже говорили.
— Говорил. Ещё не зная подробностей. А теперь, когда я их знаю, мне становится даже жаль эту неудачницу. Попасть аккурат между киданьским молотом и китайской наковальней — это нужно иметь особый талант... Восстание Ванчжуна, внука Суньаоцао, и Цзиньчжуна, внука Кугэ. Семена, посеянные нашим наблюдателем, всё-таки дали всходы. Северным провинциям империи Тан пришлось очень туго, кидани вырезали всех, до кого могли добраться...
— Если это так, господин, то нам останется лишь немного подождать, пока в том временном потоке её не прикончат. Лишённый "колпака" блокирующего амулета, ключ снова даст о себе знать.
