Его правый глаз проследил за зажигалкой, которую я воткнул в землю. Похоже, он прекрасно понял, для чего я это сделал. Глаз уставился на ту зажигалку, что была на ложе арбалета. Второй не отрываясь глядел на меня.

— Уйдешь, или помочь?

Он оскалился — а может, это была усмешка. С щелчком в плечах, его руки окончательно встали на место. Узловатые пальцы с бледными до синевы когтями рванули сеть.

Я спустил курок.

Он взревел, забыв про сеть, забыв про меня, про все, кроме одного — выгнувшись, он ревел и бился под остатками сети, пытаясь выдрать стрелу.

Да, я-то знаю, куда целиться. Стрела вошла в нарост на боку. Слои старой кожи, толстые и жесткие, как кираса, остановили стрелу, — слишком слаб мой арбалетик, — но просмоленные витки на конце горели, и под этим огнем мертвенно-сизая шкура обугливалась, складки размягчались, расходились, отваливались в стороны...

Как же он ревел. Я стиснул челюсти, чтобы не заорать от боли в ушах. И не переставал крутить ручку под ложем.

Рев опал. Рохурлур выдернул стрелу.

Отшвырнув ее, он перевалился на четвереньки, все еще наполовину запутанный в сети, и вдруг рванулся ко мне, ударив когтистой лапищей — но я скользнул в сторону, за воткнутую в землю, словно маленький факел, зажигалку.

Перед огнем он на миг замешкался — а я положил на ложе новую зажигалку и мазнул ее выступающим концом по пламени. Она с треском вспыхнула, прямо перед его мордой.

Один его глаз уставился на пылающий конец, другой с ненавистью глядел на меня. Свисавший под его брюхом нарост теперь походил на бутон, который прогнил, не успев распуститься. Обожженные слои шкуры свисали до земли как гнилые лепестки.

— Все еще здесь?

— Мой еш-ш врнуц-ца... — прорычал он, сильно коверкая, я с трудом разобрал. — Мой еш-ш бууд тут'та.

— Ну да, как же.

Две битвы за замок были хорошим маяком для тебя и твоих ублюдков, но теперь заклинаний тут больше не творят — и не будут. Тю-тю! Новый маяк для демонов здесь появится, только если орки устроят еще один приступ замка. Не раньше.

Я чуть опустил арбалет. Зажигалка глядела точно в прогнивший бутон. Рохурлур оскалился и рванулся ко мне, но сеть сковала его бросок. Я легко увернулся. Он только сбил зажигалку.

— Мой еш-ш видя ты воп'ть и мреть! И пло-одить! Пло-одить как три быки!

Я сморщился от его рева.

— Ага. Друзей не забудь позвать.

Я спустил курок.

Пылающая зажигалка размазалась на миг в огненную черту... и проткнула призрачный силуэт. Звон тетивы слился с хлопком. Зажигалка ударилась о каменные плиты и, кувыркаясь, ушла в туман.

Призрачный силуэт еще миг висел над землей, потом сеть опала, разбив призрачные ноги на кубики, тут же завихрившиеся. Призрачная грудь лениво растекалась, а голова держалась почти целой — с одним длинным, как у осла, ухом.

— Оу...

— Оу-оу... — еще один обескураженный голосок.

— М-о-о... — простонал другой несчастный.

Тут и там. Неуверенные, жалкие, как кошачьи жалобы, обиженные, отказывающиеся верить... Не на то они рассчитывали.

Потом хлопки посыпались один за одним, как стук поспешных шагов.

Они доносились справа, слева, одни совсем близкие, другие далекие, едва различимые... Дюжина? Две? Больше?

И наконец-то — тишина.

Свора ушла.

Я остался один посреди затянутого туманом каменного сада.

Или опять есть подвох?

Я огляделся. Туман начал редеть — или мне только кажется?

Тихо-то как...

В воздухе витал пряно-сладковатый душок, похожий на дымок от этих щепок, покрытых алхимической смесью, если ими чиркнуть, воспламенив, но, не дав толком прогореть, резко затушить... Это от рохурлура осталось. Ему от огня досталось. Обожаю этот запах!

Я задрал голову, крикнул в туман:

— Эй, там! На стене!

Тишина.

— Джок!

Я подождал, но никто не ответил. Подмога...

Сначала я перезарядил арбалет и сунул на ложе новую зажигалку. И пошел назад к сумке, по пути собирая факелы, разбросанные выползнями. Снова зажигая и втыкая их в щели между плит.

У обломка мраморной руки блеснул кристалл. Я отер его от грязи и сунул в карман.

Стянул с пальца перстень с захватом и от души швырнул в темноту. К Баану! Если я когда-то и решусь использовать перстень еще раз, то это будет перстень, сделанный другим мастером.

Я задрал голову:

— Джок! Эй!

И тишина.

Отличная подмога! А спорая какая!

А может, они вообще не рвутся сюда — в садик, утонувший в тумане, и полный демонов...

Впрочем...

— С-садик...

Что тут есть? Лишь обломки статуй. А где же выползни прятались все это время? Орков-то ведь выбили из замка несколько месяцев назад.

Тогда, пока маги бились с шаманами, используя магию, выползни могли зайти в наш мир. Но что они делали потом, все эти дни? Солнце для демонов смертельно. Где они прятались?

Ведь после битвы-то замок осматривали сначала маги, потом люди графа, когда король передал замок Амертам...

— Эй, Джок! Если ты там, больше не стреляй!

Я помахал факелом и двинулся в ту сторону, откуда летели стрелы.

Выползни нарыли нор за стеной? И сидели там, пока маги осматривали замок? Маги их не заметили. А теперь, когда магов в замке больше нет...

Но ведь за стеной ров, полный жижи? А выползни ненавидят воду. Значит, даже если бы они нарыли там нор, перебраться сюда они никак не могли?

Но если они не могли прятаться ни внутри, ни за стенами...

Я замер, не пройдя и дюжины шагов в сторону стены.

Откуда-то тянуло серой.

И отчетливо так тянуло...

Из-за статуи, вот откуда.

Запалив зажигалку на ложе, я по широкой дуге обошел постамент, на котором от статуи остались только обломанные по колено ноги.

— Красо-отка Ношра!

Внизу постамента зиял провал.

Будто широкая нора уходила вниз под постамент. Вот только нора эта шла прямо через камни. Кладка была словно разворочена... но не рассыпалась.

— Садик, значит... Для прогулок...

Не сводя арбалета с дыры, я опустил факел к земле и осмотрелся. Обломки, обломки...

А вон и голова. Сделанная из того же камня, что и ноги на постаменте. Нос отбился, но судя по всему остальному — лицо, вроде бы, вполне человеческое. Без всяких признаков божественности.

У соседней статуи голова была на месте. И эта голова тоже была вполне человеческая.

В храме были статуи богов, но здесь...

Садик для прогулок... Идиоты!

— И ты тоже идиот. Что поверил им, не проверив... С-садик!

Я шагнул обратно к дыре и осветил начало дыры. Внутри она была куда шире, чем вход в нее. А когда я рассмотрел ее стены, я снова зашипел проклятия.

Внутри была аккуратная кладка. И проход достаточно широкий, чтобы мог протиснуться человек, вел круто вниз.

Так вот зачем постамент сделан таким высоким и широким... Все эти постаменты.

Туман уходил, и в свете маленьких факелов высились десятки этих широких и высоких постаментов — совершенно одинаковых, в отличие от статуй на них. Все эти постаменты, которые я принимал за обычные опоры для статуй...

Я воткнул факел перед дырой. Достал из колчана зажигалку, поджег ее и пихнул внутрь.

Зажигалка запрыгала по ступеням — ниже, ниже, раздвигая темноту, а потом ушла куда-то вбок, пропав из виду.

Еще несколько тихий звуков, пока она прыгала там, невидимая для меня... и все стихло.

Воплей выползней не было.

И кажется, там, за изгибом норы, даже стало светлее? Огонь внизу все еще горит. Никто не пытается его погасить.

Я налег на один из камней, вывернутых из кладки. Если сдвинуть его еще сильнее, чтобы в дыру можно было пролезть...

Не тут-то было. Камень стоял как влитой. На вид кладка — почти развороченная, чуть ткни, и рассыпется. Но только на вид.

Я повел арбалетом, освещая лучше стыки между камнями. Подергал соседний камень. Потом тот, что был над дырой. Тоже как влитые.

По бокам постамента шел узор. Я его уже видел и в коридорах замка, и в храме. Треугольники с выступающими серединками.

Но только в храме он покрывал все стены, а здесь — шел узкой полосой. И середина дыры лежала как раз на том месте, где должна была проходить полоса узора — до того, как камни разворотили...

Поворотный камень? Но сдвинут был не один камень, а сразу несколько. Особенно сильно торчали наружу три, расположенные как вершины почти правильного треугольника.

И если судить по тому, что тут осталось от ровной полосы узора, все три сдвинуты на одинаковое расстояние от середины дыры.

Не выпуская арбалета, я уперся коленом в левый, рукой в верхний, а локтем — я не выпускал арбалета ни на миг — в правый, и надавил одновременно на все три.

Камни сдвинулись — не только эти три, но и те, что их окружали. Каким-то хитрым образом сцепленные между собой в глубине кладки, камни смещались, одновременно расходясь в разные стороны.

Узкая дыра превратилась в лаз, в который уже можно протиснуться. Но камни поддавались и дальше. И лишь когда проем стал шириной больше двух локтей, камни встали намертво.

Вниз круто сбегали ступени.

Скрючившись, я ступил внутрь. И тут же сморщился. К серному запаху примешалось что-то... Смерть. Так пахнет смерть.

Выставив перед собой арбалет и на всякий случай прикрываясь сзади факелом — один раз я уже был уверен, что все они ушли, не так ли? — я спустился до самого низа.

Под последней ступенью горела моя зажигалка, под ней шипел сырой камень.

Я был в крошечном склепе. Сразу перед лестницей было каменное ложе с углублением в виде человеческого тела. Но кости, истлевшие и изломанные, свалены в угол.

Все стены, ложе, даже изгибавшийся аркой потолок — все было в прилипших клочьях шкуры. Какие-то комки длинных грубых волос, засохшая кровь... В закутке за ступенями было несколько длинных ребер — белых, свежих. И еще пара костей, похожих на тазовые, только слишком большие для того, чтобы быть человеческими.

Ага. А вон и копыта. Ясно.

Отсюда выползни вытащили лошадиную шкуру, чтобы поиграть со мной.

Я выбрался наружу и втянул полную грудь чистого воздуха.

На краю освещенного факелами пространства — прижавшийся к земле зверь, готовый к прыжку — темнела голова и шкура лошади.

— Плодить как три быки... — пробормотал я себе под нос.

Плодить — так, как произнес рохурлур, с ударением на начало.

Туман редел, свет факелов будто раздвинулся. Выступила из темноты стена храм, с другой стороны внешняя стена.

Но дело, боюсь, еще не кончено.

— Плодить как три быки...

Я знал, что выползни хитры, но не думал, что настолько предусмотрительны. Выходит, даже вылезая ночью, чтобы поохотиться, они закрывали за собой эти склепы? И если бы не спешка со шкурой лошади, чтобы обмануть меня... Нашел бы я их лежбище, как же...

Я обошел соседнюю статую. Тут тоже по бокам постамента шла полоса узора. На этот раз я рискнул положить на землю и факел, и арбалет с пылающей зажигалкой. Выбрал три выступа точно под тем местом, куда смотрела статуя, и налег на камни, помогая себе коленом — давить приходилось в три места одновременно. Наверно, навещать прах пращуров здесь полагалось не в одиночестве, или как минимум со слугами...

Но на этот раз, хоть и давил я изо всех сил, камни едва шевельнулись.

Пришлось их раскачивать. Неохотно, с трудом, но все-таки они стали проворачиваться. Я дергал их пару минут, прежде чем раскрыл проход настолько, чтобы можно было хотя бы заглянуть внутрь.

Просунув в дыру факел, сразу понял, почему камни шли так туго. На ступенях был слой пыли толщиной в палец. Выползни сюда не залезали. Я открыл этот проход впервые за, может быть, сотню лет.

Следующие три склепа сидели туго, и их я даже не стал раскачивать. Четвертый поддался, едва я надавил. Камни разошлись как по маслу.

Я отшатнулся от едкого смрада. У меня сперло дыхание и резало глаза.

Серная тухлятина и трупная вонь...

Мне хотелось зажать нос рукавом, но теперь я не рисковал расстаться ни с арбалетом, ни с факелом. Стараясь дышать ртом и по чуть-чуть, очень медленно я двинулся вниз.

Под лестницей лежали два трупа. Одежда содрана, руки и ноги обглоданы до костей. А вот туловища не тронуты — даже будто раздулись.

В некоторых местах были как выпирающие нарывы. Там кожа натянулась и истончилась... и... да, оно подрагивало.

Под кожей что-то шевелилось.

— Плодить как три быки... — шепотом повторил я.

Я поднял ногу и, очень осторожно, надавил каблуком. Кожа вдруг проткнулась, как гнилая тыква. Я невольно отступил, чуть не рухнув на ступенях позади, — из разрыва что-то...

Пальчики, совсем крошечные.

Это была маленькая красная ручка. Она крутилась туда и сюда, шевеля пальчиками, будто нащупывала что-то.

Я стукнулся затылком о каменный свод.

Красные пальчики, так ничего и не нащупав над телом, вцепились в край разрыва, и появился второй кулачок. Потом третья ручка, помогая растянуть дыру... Протиснулась крошечная головка, вся покрытая комками слизи и в ошметках мяса.

Она была бы похожа на младенческую, если бы не вяло чавкающий рот. Когда он открывался, показывались тонкие, как иглы, рыбьи зубы.

Под слизью дрогнули веки. Открылись и замерли, не моргая. Два блестящих черных глаза уставились на огонь зажигалки на конце моего арбалета.

Мордашка удивленно вытянулась. Потом головка повернулась в одну сторону, в другую, глаза бессмысленно скользили по каменным стенам склепа... И снова уставились на пламя зажигалки. Нет, не на пламя. На мою руку, сжимавшую арбалет. Он даже чавкать перестал.

Я стоял, замерев. Я думал, что готов к этому. В конце концов, я же видел того, висевшего на статуе, совсем крошечного... Всего-то пара дней от роду. Вылез чуть раньше, чем эти...

Выползень поднял голову, заметил мое лицо — и красная мордашка осветилась радостью. Ротик восторженно приоткрылся. Не сводя с меня глаз, выползень возбужденно задергал плечами и ручками, выдираясь из вздувшегося тела.

От его толчков остатки туловища колыхались, как желе. Под другими нарывами тоже зашевелилось. Там тоже лопнула кожа.

А кроха уже выбрался из тела и, чуть пошатываясь, топал прямо к лестнице. Прямо на меня... Нагло, как штурмовики под прикрытием бронированной черепахи. С очумело радостным выражением на мордашке, с каким избалованный малыш встречает новую игрушку. Слюнявый рот перекошен, ручки растопырены, все четыре ладошки нетерпеливо сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются, тянутся ко мне...

Его длинный хвост, вытягивавшийся за ним следом из тела, как пуповина, вдруг натянулся, и малыша швырнуло назад, кроха рухнул на спину.