Через два часа справа блеснула вода, Игорь повернул дирижабль на север, и вскоре мы заметили широкое озеро, уходящее далеко на восток, а на запад сужающееся. Мы повернули на запад, одновременно снижаясь, и вскоре оказались над местом, где из озера вытекала весьма немаленькая река, шириной с километр и с весьма сильным течением — это было заметно по перекатам вдоль берегов. Мы двинулись вдоль реки на запад, потом на север и снова на запад.

— Судя по карте, мы над Нижней Тунгуской, — сообщил Игорь. — Хотя она должна быть гораздо уже и не вытекать из озера.

— А когда-то вытекала... Двигайся вдоль русла, скоро мы кое-что увидим.

Через пару часов впереди показался широкий разлив, за которым что-то неясно белело. Мы поднялись повыше, а ещё через полчаса вдруг стало ясно, что это.

— Ничего себе! — вырвалось у Игоря. — Это что, ледник?! Но ведь последнее оледенение было десять тысяч лет назад...

— Ага, — позлорадствовал я. — А сейчас здесь всего пять тысяч назад. И ледник стоит себе... Сможем взлететь выше него?

Мы продолжали приближаться, поднявшись на предельную высоту, и наконец оказались над краем, который хотя и довольно резко, но при ближайшем рассмотрении — ступенчато обрывался в приледниковое озеро. Но дальше на север было видно лишь сплошное поле льда, вздымавшееся всё выше. Нам до такой высоты было не подняться, да и незачем.

Игорь направил дирижабль на юго-запад над озером, поснимал отдаляющийся край ледника (он уходил на запад и восток насколько хватало видимости). Мы наскоро пообедали, а затем увидели проток и вскоре за ним — ещё одно, более широкое озеро. Я предложил лететь вдоль западного берега на юг, через пару часов мы достигли очередной, ещё более полноводной протоки на запад, а ещё через час достигли залива, который постепенно открылся в поистине гигантское озеро. Мы на тёхкилометровой высоте пошли на запад, пока весь горизонт со всех сторон не стал водой.

— Это Западносибирское озеро, самое большое.

— Мы сейчас над Обью юго-восточнее Нижневартовска, — сообщил Игорь. — Это если по карте...

— Так и будет. Когда ледник растает, лет через 200-300, озеро стечёт в Северный Ледовитый океан, а здесь останется Обь и болота вокруг. Хотите посмотреть, куда оно впадает? Только тогда придётся заночевать...

— Ну, раз уж вылетели, почему бы не заночевать? Спускаться будем?

Решили лететь до захода вдоль южной границы озера, потом остановиться и сварить горячий ужин.

— Людей бояться не стоит, их тут ещё нет, — сказал я.

— Что, неужели действительно был Потоп? — недоверчиво качал головой Игорь. — Странно это как-то. Столько учёных...

Мы несколько часов летели на запад, потом повернули на юг. Озеро постепенно сужалось, пока не перешло в широкий, несколько километров, поток с отчётливо заметным течением.

— Судя по карте, Тургайская ложбина, — поделился Игорь.

— Правильно, так она и образовалась — была река, которая промыла долину, потом озеро исчезло, и река пересохла.

Мы опустили дирижабль на землю, частично сдули, чтобы не улетел, привязали к дереву покрепче, а сами расположились в сотне метров, близ берега великой реки — с поверхности её противоположный берег даже не очень хорошо просматривался. Было тепло, градусов явно выше +20, но вода в реке была ледяная — недаром из ледниковых озёр течёт. Пока мы с Игорем разжигали костёр — Лёха успел поймать пару рыбин, с удовольствием поели ухи, потом сделали горячий чай. Посидели за костром до темноты, посмотрели на яркие звёзды — и решили спать в гондоле: мало ли какие звери ночью забредут на огонёк...

Утром встали с восходом солнца, доели остатки ухи и быстро взлетели — не хотелось зря терять время. Тургай немного сузился, но стал бурнее, а вскоре показалось новое огромное озеро.

— Это что? — спросил Игорь. — У меня на карте пустыня, южнее должен быть Байконур.

— Это Арал.

— Арал? До него даже когда он был полноводным ещё километров 300.

— Это сейчас. А раньше он начинался тут и тянулся до самого Сарыкамыша... Как полетим — вдоль Арала к Узбою и потом через Каспий, или отсюда сразу к Каспию?

— Давай уж всё рассмотрим. Хочу на Среднюю Азию без пустынь посмотреть. Не против, Лёха?

— Давай! Я в Средней Азии никогда не был. Там, говорят, жарко очень...

Вдоль восточного берега Большого Арала мы пересекли устье Сырдарьи, а затем приблизились к Амударье. Стало действительно жарковато, но внизу не было никаких песков, а сплошное море зелени. Наверное, из-за большой влажности.

Мы решили высадиться и немного побродить по земле. Немного пролетели от Амударьи на юг, где в наши времена были самые что ни на есть Каракумы (карта Игоря это подтверждала) и сели, слегка сдув гелий в баллоны.

Кругом была цветущая степь. Воздух при температуре +30 был довольно влажным и переполненым запахами. Я попробовал выдернуть пучок травы — он с трудом, но подался. В ямке виднелся чернозём, я копнул его — и неожиданно на глубине сантиметров десять обнаружил песок.

— А слой почвы-то совсем тонкий, — сказал я.

— Так чтобы метр чернозёма нарос, тысячу лет нужно, — откликнулся Лёха. — А тут, ты говоришь, от потопа всего 50 лет прошло.

— Ну, может и сто. Хотя деревья на вид были не старше 50... А про почвы это вас в гимназии учили?

— Ага.

Мы побродили немного по траве, дошли до группы деревьев — никаких плодов на них я не заметил, а по внешнему виду не узнавал, но явно что-то южное, незнакомое. Не торопясь поели и полетели дальше — на юго-запад.

Вскоре впереди показалось побережье Арала, сужающийся южный залив которого перешёл в реку не меньше чем Тургай. Это был Узбой. Он оказался неожиданно коротким, чуть больше сотни километров, и впадал в широкий залив, который продолжал расширяться на запад до самого горизонта.

— Уже Каспий? — спросил Игорь. — Теперь поперёк него?

Я обозначил ему точку почти точно на северо-запад от той, в которой мы находились, в тысяче с лишним километров. Мы полетели по прямой — пересекли зелёное плато, затем залив Кара-Богаз-Гол, короткую полоску суши и углубились в пространство Каспия, поднявшись на максимум, где скорость была немного выше из-за меньшей плотности воздуха. Через почти шесть часов мы были над Кумо-Манычской впадиной, которая сейчас была гигантской рекой. Два часа над ней, после которых Игорь недоумённо повернулся ко мне:

— А где Азовское море? По карте уже должно быть.

— Мы над его дном.

Река спокойно текла примерно по фарватеру, на остальной части дна моря пышно росла трава. На этих пастбищах периодически были видны небольшие группы копытных — то лошади, то олени, а то и даже верблюды. Ещё больше часа мы шли вдоль реки, свернули на юг...

— А Чёрное море где?! — Игорь был чуть не в шоке. — Мы уже Керченский пролив прошли!

— Вон оно, — ответил я, приглядевшись и показывая рукой на юг.

Берег Чёрного моря обнаружился километров на 50 южнее того, где он находится у нас. Мы двинулись вдоль южного побережья Крыма. Был вечер, но солнце стояло ещё высоко, и я спросил:

— Ну что, до Царьграда? — Никто не возражал.

За пару часов мы по диагонали пересекли Чёрное море и пошли над Босфором, который здесь был поистине могучей и бурной рекой. На правом его берегу, вблизи места его впадения в Мраморное море, мы и остановились. Почти точно на месте будущего Царьграда, а точнее, как показывал альтиметр, на 40 метров ниже его берега.

Лёха снова поймал рыбу, мы снова сварили уху, поели, смотря на бурный многоводный Босфор. После чая, пока солнце не зашло, поднялись на холм.

— Примерно тут и будет впоследствии построена Святая София, — сообщил Игорь, сверяясь с компьютером. Меня охватило странное чувство — с одной стороны, захватывающее: мы совершенно точно первые люди на Земле, ступившие на это святое место! Но с другой стороны, было и ощущение некоторой неправильности, будто что-то украл: мы ведь этого совершенно не заработали, мы воспользовались случайно свалившейся нам в руки техникой и теперь разгуливаем по истории, как по бульвару... "Но мы по крайней мере не хулиганим!" — подумал я, и тут же меня посетила мысль — а не закопать ли николаевский рубль прямо тут? Я отогнал дурную мысль, но тут вдруг Игорь высказал почти аналогичную:

— А не закопать ли нам здесь чего-нибудь? Вот строители удивятся... Шучу, шучу!

А Лёха в изумлении помотал головой и тихо сказал:

— У меня до сих пор в голове не укладывается, как во сне! Мы стоим на месте будущего Царьграда за три тысячи лет до Христа. Ведь это просто невозможно же! Кто нам поверит?

— Улыбочку! — Игорь сделал снимок нас двоих с Босфором за спиной, и мы отправились на ночлег в дирижабль.

Утром с восходом мы пролетели над Дарданеллами — не менее бурной и полноводной рекой, искупались в Эгейском море недалеко от устья (вода была весьма тёплая), после чего встал вопрос — куда дальше? На самом деле всем было ясно, но никто почему-то не решался озвучить это вслух. Наконец Игорь произнёс сакраментальное:

— Ну что, к Арарату?

— Только на максимальной высоте, — сразу ответил я. — И максимально осторожно, здесь история очень тонкая. Если Господь Ноя от Потопа спас, то нас одним щелчком с неба сдует, если что-нибудь не то сделаем...

Коллеги посмотрели на меня посерьёзневшими взглядами. Мы молча подняли дирижабль почти на 3 с половиной километра, поставили цель Арарат и полетели. Впереди тянулись нагорья северной Турции, почти сплошь покрытые молодым лесом. Через 7 часов вдали показалась заснеженная вершина, Игорь перешёл на ручное управление. На сам Арарат нам было не нужно, да мы бы и не одолели этот пятитысячник.

Нагорье внизу становилось всё выше, альтиметр показывал 3500, но при этом расстояние до земли колебалось на уровне 1500-1000 метров. Этого хватало, чтобы остаться незамеченными. Наконец мы вошли в широкую долину южнее Арарата, снизили скорость и принялись разглядывать местность под нами.

— Вот они! — возбуждённо зашептал Лёха. Я посмотрел туда, куда указывал он, и заметил едва видимый дымок, навёл оптику, выкрутив максимальное увеличение. Действительно, дом! Рядом — квадратики возделанной земли. Сердце ёкнуло...

Затем Игорь молча толкнул меня, обращая внимание на другую, южную сторону. Я приблизил окуляр и непроизвольно отпрянул: прямо передо мной на склоне стоял гигантский корабль. Несколько неуклюжий, похожий на сундук, слегка накренившийся — он тем не менее поражал. Прежде всего тем, что окончательно доказывал: библейская история — не миф, а самая настоящая правда!

У меня перехватило дыхание. Я некоторое время снимал, потом просто молча сидел. Игорь сбросил скорость до минимума и тоже недвижно сидел. Лёха не отрывал взора от окна. Так молча мы и провели с полчаса, пока обитаемая долина не скрылась из глаз. Наконец Игорь тихо спросил:

— Теперь куда, домой?

— Давай до Волги, — так же тихо ответил я. — До дома всё равно не успеем до вечера. Прямо на Волгоград!

Игорь внёс программу, молча посидел, потом сказал:

— А может это не они? Надо было поближе посмотреть...

— А ковчег?

— Да, ковчег... Тут ничего не скажешь. Слушай, возле него же никого не было! Можно было высадиться, зайти внутрь... Кусочек взять на сувенир!

— Ну, можно будет ещё раз сюда слетать, — ответил я. Он кивнул.

До Волгограда мы добрались часов через шесть, пришлось по дуге огибать Главный Кавказский хребёт. Когда точка на карте показала, что мы на месте, Игорь недоумённо повернулся ко мне:

— Это же берег моря! Это Каспий, что ли?

Я подтвердил. Солнце уже зашло, быстро темнело, мы не стали варить ужин, а быстро согрев чай на плитке дирижабля, поели бутербродов и завалились спать.

Назавтра с утра мы двинулись вдоль берега моря на север. После Саратова море сузилось, превратившись в залив, а где-то на подходе к Самаре стало наконец нормальной рекой Волгой. Тут мы остановились, Лёха снова поймал рыбы (в нетронутых морях и реках её оказалось на удивление много, хоть руками лови), мы плотно пообедали, после чего я поведал, что можно ещё на ледник на месте Новгорода и Питера посмотреть. Но мои спутники не выразили желания, вместо этого Игорь ввёл задание двигаться домой и сообщил, что кратчайший маршрут ведёт прямо через центр Обского моря, а путь займёт почти сутки.

— Ну и нормально. Поставим на автомат и будем дрыхнуть на ходу.

Все ощущали какую-то усталость, скорее эмоциональную: слишком много впечатлений. До заката под нами тянулась безкрайняя водная гладь, на которой изредка даже появлялись небольшие айсберги, а потом мы уснули и проснулись только когда солнце разбудило. Оказалось, что мы висим уже над нашей поляной. Замечательно!

Спустившись, мы сдули и закатили в ангар дирижабль, после чего ответственный Лёха всё-таки собрал и сжёг срубленные деревья — "чтоб жучки не плодились, и чтоб потом от сушняка не загорелось". Я Лёху поддержал, а Игорю не оставалось вариантов, кроме как присоединиться. Ну а обедали мы уже у Фёдора Никитича, поразив его тем, что видели Ноев ковчег и даже самого Ноя, правда издали. Игорь показал фотографии. Ноя там, правда, не было, лишь две крошечные фигурки на поле, женские, но ковчег представал во всей красе — купец аж охнул.

— А я знал, что правда это, — прошептал он через некоторое время. — А то есть умники, мол, сказки всё, науке дескать противоречие. Ан нет, правда! — и он от души шмякнул кулаком об стол.

Это путешествие с новой силой всколыхнуло наши желания попасть в допотопную эпоху. Я стал размышлять, что если мы окажемся под водой, то она начнёт выдавливать дверь внутрь. Однако из среднего времени дверь внутрь открывает мир не в прошлое, а в будущее — и мы тем самым немедленно перенесёмся в 1912-й. Ну а открывая наружу, мы сначала приоткроем маленькую щель, из которой много воды не выльется, — и сразу откроем внутрь, в будущее.

— А если окажется, что сарай плавает? — спросил Игорь. — Открываем дверь, а вокруг океан. Дирижабль не выкатить...

— Ну, если океан, значит, не судьба...

— Обидно! А может, сделаем типа понтона, чтоб и дирижабль плавал, пока не накачаем?

— Подумай!

Через пару дней Игорь сообщил, что есть подобное — нечто типа мешков, накачиваемых тем же гелием, один мешок способен держать на плаву 200 кг.

— У нас сам дирижабль чуть больше полутонны — 3 мешка хватит. Один накачиваем сразу и привязываем перед гондолой в воде, потом выкатываем его почти полностью и ещё два по бокам — вот он и на плаву. Дальше отводим от сарая и надуваем. Потом также назад.

— Хорошо. Но у меня есть одно сомнение: допотопная цивилизация могла быть намного более развитой, чем это принято считать. К тому же она была демонической, пропитанной злобой насквозь — иначе бы её Господь не смыл. А значит, мы подвергнемся очень большому риску...

— Ну давай немного подальше, не перед самым потопом, когда они не были ещё столь развиты. Какой самый ранний год, который мы можем достичь?

— Если из 1912-го, то за полтысячи лет до Потопа.

— Ну и отлично!.. А к самому сотворению мира мы не можем добраться?