— Так абсурд же...
— Зависит от точки зрения и "классового интереса". Как нормальные паразиты, наши родные "гусские интеллигенты", всех национальностей, вечно стремятся к одной голубой мечте. Влезть народу на шею и парить ему мозги своей "полезностью" и "незаменимостью". Что бы не получить пинка. Культурная революция 20-х годов дала им уникальный шанс — подмять под себя массовое образование... Самостоятельный, уверенный в себе человек — для социальных паразитов смертельный враг. Им хорошо, когда население ничего толком не знает и ничего не умеет, отчего полностью от них (интеллигентов, на службе у государства) зависит. Крупская строила как раз такую идеальную систему. Она возглавила создание для детей и взрослых "фильтрованных" литературы, кино, спектаклей, вообще принципа подачи новостей. Она сформировала искусственную "информационную среду", изолирующую СССР от любых знаний, которые власть сочтет вредными для себя или лишними для народа. На всю страну — пороху не хватило, но обе столицы они своим "медным тазом" из поголовного притворства и трескучей пропаганды накрыли.
— И что Листов?
— От одного намека деда о вреде "казенного благолепия", взвился, как ужаленный. По его словам — Надежда Крупская действовала совершенно правильно! Информация для детей — обязательно должна очень сильно фильтроваться. Лишние знания — не должны засорять мозги ребенку. Во избежание развивития в нем низменных инстинктов... Да и взрослым людям — "избыточных" знаний лучше не давать.
— Чем закончилось?
— Дед завелся... И рассказал... О не умеющих развести костер московских ополченцах 1941 года и послевоенном эксперименте по "изобретению огня" для лучших студентов советских вузов. О житейски беспомощных молоденьких солдатиках первого военного лета, миллионами (!) погибавших ни за понюшку табака. Просто потому, что их не научили самому элементарному. Оказывается, лучшие силы образовательной системы Союза ССР, накануне страшной войны, были истрачены на то, что бы мальчики призывного возраста — не курили и не ругались матом... Хотя на фронте — бойцы матом разговаривают! Листов принял его притчи за попытку личного оскорбления... Ну, и вылетел из квартиры, не прощаясь, хлопнув дверью.
— Галина? — а что я могу добавить?
— Сами видите. Тысячелетия проходят, отношение государства к человеку не меняется. Эта музыка — будет звучать вечно.
Глава 62.
Утилизация зажравшихся холуев.
Как говаривал Ницше — "Истина — всегда ужасна и отвратительна, ибо бесчеловечна". Современный человек часто считает себя свободным, но крайне редко сталкивается с необходимостью принимать решения, от которых зависит его собственная жизнь. Хотя, именно они — есть мера свободы. А скажи, обидится. Вот уж тему я ковырнула! У самой — мурашки по спине забегали. Как оно, граждане?
Публика — разогрета, почва — подготовлена. Можно начинать сеять "разумное, доброе, вечное". В смысле — доводить информацию, за попытку оглашения которой "без подготовки", в родном и любимом Санкт-Петербурге, до сих пор, запросто могут убить. Надежда Константиновна, кстати, хорошо это понимала. Мне так кажется... Отчего упиралась рогом, внедряя в стране атмосферу "идеологически профильтрованной виртуальной реальности".
— Вы сейчас на что намекаете? — первым заподозрил неладное самый главный начальник.
— Я с духом собираюсь, — чистая правда, между прочим, — Пожалуйста выслушайте меня не перебивая по пустякам. Мне реально тяжело. Первый раз такое вслух рассказываю (на бумаге тоже).
— Договорились! — общество согласно закивало.
Словно в подтверждение сказанного фонарь мигнул и погас. М-да... По законам жанра — страшные истории надо рассказывать в полной темноте. Пока Ахинеев возится с "чудом светотехники" — начнем, помолясь. Креститься не буду. Никто не увидит, но это получится уже полное святотатство. Единственными источниками света — остались экран лежащего на столе "планшета" и его чуть заметный отсвет на потолочных панелях.
— Вы спрашивали о причинах внешне "нелогичного" поведения оказавшихся в окружении ленинградцев и так сказать "гостей столицы"? Мы разобрали психологические заморочки властей города и широких народных масс. Однако, картина не будет полной, если забыть о том, что собой представлял перед войной и в первые месяцы войны сам Ленинград. Не как второй по значению промышленный центр или научная столица Союза ССР, а как место жизни нескольких миллионов обычных людей. Кто-то слышал о советских "списках городов" или "списках снабжения"?
— Вы про "ЗАТО"? — вскинулась Ленка, — Ну, в смысле, про "закрытые административно-территориальные образования"? Они же — "номерные" города, из первой десятки "секретного списка"?
— Не совсем. "ЗАТО" — послевоенное изобретение. Настоящие "анклавы коммунизма" для проверенных до седьмого колена ценных научно-технических специалистов, работающих на "оборонку"... До войны этих населенных пунктов в СССР ещё не было. В "шарагах", где трудились "жертвы сталинских репрессий" и их будущие жители, снабжение было весьма скромным. Я про введенные с начала 1931 года четыре "списка снабжения" городов и промышленных предприятий — "особый", первый, второй и третий. В "особый" и первый списки вошли обе столицы и ведущие индустриальные центры. В частности Москва, Ленинград, Баку, ряд новых городов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Урала. Большинство столиц союзных республик, для сравнения — тогда значились во втором или третьем списках...
— Я слышал, но не вникал, — отозвался всезнайка Ахинеев, — Кажется, там был очень хорошо поставлено снабжение товарами народного потребления. Полные полки в магазинах без очередей. Этакая "витрина социализма", за счет остальной страны. Ну, как в Москве, Ленинграде, Прибалтике и Закавказье при Брежневе... Все туда стремились за дефицитной жратвой, бытовой техникой и шмотками.
— Примерно так. С поправкой на довоенные контрасты. В 30-х годах, население Москвы и Ленинграда — это менее 5% от населения страны. Но, при этом, на долю обеих столиц — приходилось до 50% продаваемых мясных и молочных продуктов "высокого передела" (колбас, копченостей, сыров) и более 30% промышленных товаров народного потребления "высшей ценовой категории" (мебели, импортной и просто качественной одежды, посуды, автомобилей и бытовой техники). Если перевести ситуацию на современные термины, "уровень жизни" в довоенных Москве и Ленинграде превышал "среднесоюзный", как минимум, в 15-20 раз! Это при том, что после завершения острого кризиса начала 30-х годов, люди, в подавляющем большинстве — уже не голодали. В лаптях больше не ходили, "христа ради" кусочек хлеба не просили. Тем не менее... В обществе на весь мир распинающемся о "справедливости и равноправии" — возник физически непреодолимый географически-социальный барьер. Просто потому, что в многократно более высокие, чем в среднем по стране, "столичные" зарплаты подкреплялись "полным обеспечением" их товарами и услугами... Не стану обсуждать "равноправие" и "справедливость" описанного порядка.
— Я читал воспоминания иностранцев, посещавших Ленинград в конце 30-х годов, — для завхоза, любые "околоэкономические" вопросы — предмет пристального интереса, — Особого процветания они там не отмечали. Типичны отзывы в стиле — "промышленные центры снабжаются сносно, к провинции — много претензий, по деревням, местами — сущее средневековье, а в целом — бедненько, но чистенько".
— Всё в мире относительно. Если сравнивать с Европой, то феномен жизни в Москве и Ленинграде 1939-1940 года — примерно соответствует реалиям Вены и Берлина середины 1920-х годов...
— Ясненько, — хмыкнул главный идеолог, — Обстановка, как в романах Ремарка. Наглое столичное благополучие на фоне беспросветной нищеты.
— Мы сейчас о чем говорим?
Пока — речь о дрейфе "бытовой морали" у людей, десятилетиями привычно живущих без каких-то бытовых проблем за толстым стеклом "витрины социализма". Помните рассказ Аркадия Гайдара — "Чук и Гек" (в журнальном варианте — "Телеграмма")?
Мужчины молча переглянулись, внучка секретного академика — беспокойно заворочалась в кресле. Я её сейчас даже отчасти понимаю... Чуйка на подколы у барышни — ну, просто звериная.
— Вещь в своем роде эпохальная, — согласился Ахинеев, — Чего стоит основной сюжет, где прекрасно устроенная молодая москвичка с двумя малолетними детьми на руках — вдруг срывается с места и сломя голову уезжает в таежные гребеня. Особо пикантно, что у обоих мальчиков — совсем не русские имена. Очевидные сокращения от Чарльз и Гекельберри. По контексту времени (рассказ написан в 1938 году) — понятно, что там за телеграмма. Американский геолог женился на русской. По здравому размышлению (или получив какую-то информацию) отбил сообщение — бросай всё (!), хватай детей и дуй ко мне в тайгу! Для советской гражданки, вышедшей замуж за иностранца, Москва, к 1938 году — стала исключительно неуютным городом...
— Я имела в виду немного другое...
— Допускаю... "Другого" там тоже полно. На четвертом десятке, Гайдар таки научился писать "держа фигу в кармане". Это — первый за несколько лет его рассказ, не подвергнутый в печати разгромной критике. Хотя всевозможных намеков там — выше крыши... Видимо, банде Крупской, к началу 1939 года, действительно крепко прищемили хвост. На что вы советуете обратить внимание?
— На поведение и бытовые привычки матери Чука с Геком. Она, это первое "советское" поколение столичной молодежи. Грамотное, культурное, способное запросто общаться с иностранцами... При этом — не умеющее воспитывать собственных детей, правильно топить печку или разделать зайца. В собственной стране (за пределами столицы) — чувствующее себя "инопланетянами". Чего стоит эпизод с угощением охотничьей собаки колбасой! Особенно, учитывая, что хозяина собаки — угостили после неё!
— Таки, да... — подключился Лев Абрамович, — Что бы вы знали, так для подавляющего большинства населения СССР, в 30-х годах, простая колбаса — редкое праздничное лакомство. Многие — никогда в жизни её не пробовали. Большинство — видит хорошо, если раз в год на особо торжественных застольях... А то и вовсе — в кино... В то время, как "москвичи", оказывается — кормят дорогущими деликатесами скотину. На глазах у владельца... И что потрясает — не видят в этом ничего особенного!
Ленка, жестом дисциплинированной пионерки — подняла руку. Ну, можно было ожидать...
— Читала одну статейку. С табличкой... Там автор доказывал, что при разнице уровня материального благополучия в 1,5-2 раза — люди начинают друг друга сторониться. Инстинктивно... В случае 3-5 кратной разницы — возникает "социальный расизм". Детям запрещают общаться с "быдлом" и взрослые начинают смотреть на "низкооплачиваемых", как на "природных рабов". Разница в 15-20 раз — уже беспредел и "кастовая система", образца Древнего Востока, когда "высшие" не видели в "низших" представителей рода человеческого. Особенно ярко оно проявляется в "стратификации" рациона питания.
— Возникающей автоматически... — меланхолично поддакнул завхоз, — как "на зоне"...
— Угу, всё придумано до нас. Когда я жила в Англии, — уточнила филологиня, — тесно пересеклась с одним аборигеном Индии. О правильном питании у разных каст. Там целая наука! Кшатрии (воины) — обязательно едят мясо. Брахманы (правители и философы) — молочное, мед, белый рис. Вайши (земледельцы, торговцы и ремесленники) — хлеб или кашу. Еда шудр — это нечисть из-под земли, в том числе корневища и корнеплоды. На основании чего данный мыслитель сделал вывод, что когда русские в XIX веке массово перешли на картофель — они немедленно и очень сильно "потеряли в статусе". Сходно стратифицируются "рекомендуемые" и "запретные" виды деятельности. Например, высшим кастам — нельзя собственноручно прибираться по дому, стирать или мыть полы. Наши врачи с инженерами, на этом деле — частенько в странах "третьего мира" горели. Местные "элитарии" (по всем меркам, голожопая шпана) — демонстративно переставали с ними общаться. А местная голытьба, так же дружно переставала уважать.
— ???
— Тот самый "дрейф психологии". Если в обществе не работают "социальные лифты", а разница в уровнях потребления между отдельными "стратами" практически непреодолима, то сложившийся порядок быстро начинает восприниматься, как "естественный" и даже "единственно возможный". Эффект лучше всего разобран у Бруно Беттельгейма, в его описаниях быта немецких концентрационных лагерей. Однако, применительно к довоенному Ленинграду, как мне кажется, более показателен англо-саксонский институт "хорошо вышколенной прислуги". Это система мер, при которой холуйская прослойка общества — искренне отождествляет себя с господами и полностью (!) разделяет "господские" культуру с моралью.
— ???
— Обе столицы Советского Союза перед войной служили "кузницей кадров", крупнейшими центрами обучения и стажировки будущих руководителей страны. А заодно — "сияющим градом на холме". Требовалось создать там "атмосфэру"...
— "Мы ни сеем, ни пашем, ни строим... Мы гордимся общественным строем!" — фальшиво пропел завхоз строфу из песни к фильму "Забытая мелодия для флейты", — Технология — стара, как мир.
— А почему никто ничего не заподозрил? — каудильо не хочет признавать очевидное.
— Если родное государство, внезапно, перестало тебя притеснять и стало заботиться — то скорее всего, из категории строптивых людей — тебя перевели в категорию полезных скотов. И тут надо держать ухо востро! До перевода тебя в категорию "вредных" или "лишних" скотов — остался один росчерк пера... — прохрипел из угла главный идеолог, — Кто же сам себе в подобном признается?
М-дя... Признаюсь, это не совсем тот вывод, к которому я намеревалась подтолкнуть собрание. И ведь замолчали, нехорошие люди. Хватили через край и ждут моей реакции. Ну, извольте...
— Вынуждена напомнить, что концепт "советского социализма" и "культа личности" нам ставила команда Бехтерева. С учетом "патриархальной психологии" подавляющей части населения страны.
— Мы помним, — буднично отозвался каудильо.
— Единственная стабильная структура общества, построенная на "народной демократии" и хорошо изученная в начале ХХ века — это Древний Рим периода расцвета. Примерно до Марка Аврелия. Население четко стратифицировано, как социально, так и территориально. Причем, столица — находится в совершенно особом положении. Там умышленно культивируют откровенных паразитов-люмпенов, раздачей бесплатного хлеба и организацией бесплатных зрелищ... Практика весьма затратная, но себя окупающая.
— ???
— Революции, угрожающие существованию государства — происходят только в столицах. На окраинах или в провинции — возможны, максимум, бунты. Поэтому, политически выгодно поддерживать в столицах заведомо высокий уровень жизни, многократно превышающий "провинциальный" и одновременно беспощадно чистить их от мало-мальски нелояльных власти элементов. Москва и Ленинград тому примеры.
— И только?
— Послереволюционные "большевики" испытали несколько разных методов. Этот подошел.
