Гареммыка

— Но ты, Серёжа, как же ты? — во время моего рассказа Катя бледнела всё больше и больше. Но тут неожиданно взорвалась Ирина:

— Это всё из-за тебя! — набросилась она на Катьку. — Это тебе повеселиться захотелось, а Сергею что, теперь расплачиваться за твоё веселье, да?

Катя не отвечала. Похоже, она даже не слышала Ириного крика. Бледнея всё сильнее с каждой секундой, Катюша прижала руку к груди и начала медленно заваливаться на бок. Хорошо, я вовремя заметил начавшееся падение и успел подхватить Катерину на руки, краем сознания поразившись ожесточению в голосе Ирины.

— Опять приступ? — спросил я Катю, заранее зная ответ. Она едва заметно кивнула.

— Таблетки по-прежнему в тумбочке? — ещё один слабый кивок.

Что у Кати врождённый порок сердца, я знал давно, вот только по молодости лет относился к этому несколько легковесно, как к обычной, заурядной болезни. Поднялась температура — выпей аспирин. Голова болит — проглоти таблетку цитрамона. Сердце схватило — прими валидол или что там. Примерно так я рассуждал, не понимая, что Катина жизнь может оборваться в любую секунду. Чёрт, до меня тогда просто не доходило, что молодая, красивая женщина может просто так взять и умереть! А ведь подобный исход был весьма возможен. Чуть посильнее приступ, самую малость больше волнения и действия таблеток могло не хватить. Как в этот раз. Видя, что по прошествии трёх минут на щёки Кати не возвращается румянец, я бросился к телефону и вызвал "Скорую".

Бригада приехала быстро. Сноровисто оглядев больную, послушав и проверив её пульс, худющая что жердь женщина-врач сложила стетоскоп и велела собирать вещи. "Немедленная госпитализация!" — был её вердикт. Катя пыталась оспорить, но к её слабому голосу никто не прислушался. Словно извиняясь за свой срыв, Ирина металась по комнате, собирая Катю в больницу. Через пять минут носилки с укутанной в одеяло Катюшей погрузили в РАФик и увезли в краевой центр кардиологии. Мы с Ирой остались одни в разом опустевшей квартире.

— И что нам теперь делать, Сережа? — в Иришкиных глазах стояла растерянность.

— Просто жить, а там видно будет. Помнишь, ты говорила, что Катька без нас пропадёт? Вот теперь нам с тобой надо сделать так, чтобы этого не случилось. Давай я наведу порядок в технике, а ты порулишь девчонками до Катиного выздоровления?

— Я не смогу, да и Света меня слушать не станет. Она уже не раз открыто заявляла, что я такая же наёмная работница, как и она.

— Ну, со Светкой я поговорю...

— Нет, Серёж, не проси меня, я всё равно не справлюсь.

Пришлось мне брать на себя "бразды правления". Можно сказать, что с этого дня у меня началась новая жизнь: теперь в ней главным словом стало "ответственность". Не дожидаясь против себя карательных мер, я взял на заводе отпуск за свой счет, и посвятил всё свободное время делам кооператива. Здесь мне верной помощницей стала моя Иришка. Она мало того, что вела всю бумажную волокиту и подсказывала мне, где и какие деньги у нас зависли, так ещё каждый день ездила к Кате в больницу с отчетом. Это помимо основной работы у себя в конторе, зачастую отрывая время от дочери. Я же первым делом настроил все имеющиеся машинки не хуже швейцарских часов, а потом взялся за недобросовестных смежников, берущих нашу продукцию на реализацию. Ведь получалось порой до обидного: товар у нас брали, через розницу он уходил влёт, а деньги мы за него получали не полностью. Хитро...мордые трогаши считали, что им наши денежки будут гораздо нужнее и зажимали окончательный расчет всеми возможными способами. Катя с подобным состоянием дел мирилась, думая, что без услуг магазинов мы пропадём.

Я с грацией бегемота сломал эту систему. Просто не дал отгружать очередную и все последующие партии курток до тех пор, пока не получил долг за все предыдущие. Но не думайте, что ударницы кооперативного труда Света с Дашей простаивали или что эти внучки Стаханова работали исключительно "на склад". Нет, по одному мимоходом оборонённому Иришкой слову мне удалось найти выход на другие магазины, что были на противоположном конце города, и заключить с ними взаимовыгодный договор. Оставшись без ходового товара, наши старые партнёры-хитрованы вынуждены были начать расплачиваться по долгам. Пусть не сразу, частями, но деньги стали возвращаться. Вот тут-то и выяснилось, что работать на две розничных сети мы не успеваем. Никак. Хоть заставляй девчонок пахать в две смены, всё равно не успеваем. Брать ещё швей? В принципе, можно, но куда их приткнуть, где устроить им рабочие места, когда мы и так едва по головам друг у друга не ходим?!

И тут мой взор упал на лоджию. На ту её часть, которая прилегала к комнате и была не занята под кухню. Конечно, столы с машинками там не поставить, зато его можно переделать, чуть расширить, утеплить, установить там батареи отопления и перенести туда Катин диван, занимающий так много сверхценного места в комнате. Одним выстрелом я убивал кучу зайцев — появлялась возможность оборудовать дополнительно два полноценных рабочих места, следовательно, можно было взять на работу ещё двух девушек, тем самым, увеличивая наши объёмы производства. И что самое для меня главное: у нашей Кати наконец-то появлялся собственный, по-настоящему интимный уголок, где она могла расслабиться и отдохнуть в любое время, не мешаясь под ногами у работниц.

После недолгих обсуждений, прикидок и разметок, я нанял в ЖЭКе двух рабочих и сварщика с его аппаратом. Мы срезали балконную решетку, установили вместо неё сплошной лист, нагло расширив балкон на добрые полметра, заделали все щели, как следует утеплили полученную стенку и застеклили, поставив двойные рамы. Тем временем сварщик протянул отводы от стояка отопления и смонтировал два чугунных радиатора, по семь секций в каждом. Я вкалывал наравне с рабочими, причем стремление закончить стройку побыстрее здесь было далеко не на первом месте. Просто я считал, что это мой последний шанс сделать для Кати что-то действительно полезное, такое, чего она сама сделать не в силах. Ведь не успеешь оглянуться, как лето промелькнет, а осенью долгожданная свадьба с Иришкой, после которой у меня уже не будет ни времени, ни возможности позаботиться о моей второй любимой женщине. Блин, если бы вы знали, с какой дотошностью я вникал во все мелочи и как нещадно гонял рабочих, добиваясь самого высокого качества. А всё потому, что я это строил для моей Кати, для этой ехидно-вредной Катьки, для ненаглядной, любимой Катеньки...

Вернувшись через неделю из больницы, Катя попала на новоселье. Увидав вместо привычной лоджии залитый солнцем будуар, она пришла в неописуемый восторг.

— Серёжка, ты просто чудо! — восторженно заявила Катька, повиснув у меня на шее. И тут же впилась в меня долгим поцелуем. Ирине это явно не понравилось, но она смолчала, отведя глаза в сторону. А Катька, отлепившись от моих губ, ухватила меня под руку и скомандовала: — Веди и показывай всё до мелочей, а то Ира в больнице мне уже все уши прожужжала, расхваливая твои нововведения.

Под удивлённо-радостные "ахи" хозяйки предприятия, мы обошли всю квартиру, уделив особое внимание новым столам на которых гордо красовались два импортных швейных агрегата. Пусть они были не новыми, а приобретёнными в комиссионном магазине, зато качеством изготовления и своими возможностями на голову превосходили отечественные "Чайки".

— Кто машинки выбирал? — поинтересовалась Катька, разбираясь в обилии функций своих новых игрушек, явно претендующих отныне на место особо любимых.

— Даша, а я из ею отобранных выбрал две, у которых состояние было получше.

— Какие вы у меня молодцы! — одобрила Катя, но тут же встревожилась: — А нам по карману эти покупки?

Вот тут настал черёд Ирины удивлять и радовать. Раньше, пока Катерина лежала в кардиоцентре, мы с Иришей договорились, что она пока не будет рассказывать о выросших за последние дни доходах. Ведь тогда Кате были противопоказаны любые волнения, как положительные, так и отрицательные. А сейчас стало можно. Вот Иришка и не упустила случай похвастаться нашими успехами. Да, за счет стройки и покупки оборудования наши расходы за две недели выросли впятеро, но и чистая прибыль увеличилась в один и два раза. Замете, не доход, а прибыль! Когда Катя осознала разницу, её изумлению не было границ.

— Ребята, а вы меня не разыгрываете?! — с какой-то детской недоверчивостью во взоре она переводила взгляд с меня на Иришку и обратно. На что Ира, торжествуя, вложила перед Катей ворох бумаг, подтверждающих правоту её слов.

— Мои вы хорошие! Если бы вы знали, как я в больнице переживала, где мне брать деньги девочкам на зарплату, чем налоги заплатить. — Катя так расчувствовалась, что пустила слезу от умиления. — Что бы я без вас делала, спасибо тебе, Ирочка!

— Да что я... — засмущалась довольная похвалой Ирина. — Это всё Серёжа, его благодари.

— Э, нет! — возмутился я — А кто мне показал дыру, в которую утекали наши деньги? Ты! Кто мне посоветовал обратиться к директору "Радуги", через которого мы вышли ещё на три магазина? Опять, ты! Так что не спорь, без твоего участия мы бы и половины не сделали.

Иришка зарделась. Может от похвалы, а может от двух благодарных поцелуев — моего и Катиного.

Милиция меня больше не тревожила. Толи там не смогли найти подходящей зацепки для серьёзного раскручивания дела, толи следователю с самого начала было дано указание меня просто припугнуть. Не знаю, но время шло, и вместе с ним уходила тревога. Как-то незаметно закончился срок моего отпуска, и надо было возвращаться на завод. Блин, как мне этого не хотелось, если б вы знали! Я прямо нутром чувствовал неприятности, поджидающие меня сразу за проходной. И я был прав, но лишь отчасти. Репрессии последовали, но были они какие-то половинчатые. Да, возник приказ о переводе меня в другой цех с понижением, да, мне не дали премии за апрель, да, злосчастное трудовое соглашение оказалось расторгнуто задним числом, причем так хитро, что ни о каком вознаграждении речи не шло. Но этим всё ограничилось, хотя возможности заводского начальства позволяли ему устроить мне гораздо более неприятные сюрпризы. "Да и бог с ними, лишь бы в колхоз не законопатили" — решил я, и пошел осваиваться на новом месте работы. Пришел и ахнул, увидав длинные ряды столов, за которыми сосредоточенно трудились женщины. Разные. Совсем молоденькие, постарше, среднего и даже предпенсионного возраста, что называется, на любой вкус. И три мужичка на весь цех, один из которых начальник цеха.

Все эти новости я тем же вечером рассказал у Кати на кухне, ставшей для нас в последнее время традиционным местом сбора — почти ежевечерней смеси планёрки, лёгкого перекуса и посиделок с болтовнёй.

— Значит, зажали тебе тот стольник? И премию тоже не дали. — Катерина отложила в сторону лист с набросками очередного платья. — Серёжка, знаешь что, а бросай ты этот завод к чёртовой матери! Вот скажи, зачем тебе на дядю горбатиться, да ещё и пинки постоянно получать?

К моему удивлению, Катю поддержала Ира, так же предложившая мне уволиться с завода. Ей кроме несправедливого ко мне отношения, больше не понравился коллектив, в котором мне предстояло трудиться.

— Ревнуешь, мать? — я попытался шуткой разрядить атмосферу. — А не рано ли?

— Не было бы поздно! Ты же у нас такой любвеобильный. Не успею оглянуться, как ты уже к кому-нибудь приклеишься. Я порой сижу и думаю, а зачем мне такой гулящий муж? — окрысилась Ира. Она сегодня весь вечер была какая-то взвинченная, раздражённая и разговаривала непривычно язвительно, словно огрызаясь на каждое услышанное слово.

— Что, он тебе уже не нужен? — улыбнулась Катя. — Тогда мне отдай, у меня не загуляет!

— Загуляет. Он у кого угодно загуляет. — отмахнулась Ира. — Натура у него такая, кобелиная. Тут уж ничего не поделаешь, придётся мне терпеть его походы и обилие любовниц.

— Ир, ну что ты, в самом деле?! Я ведь тебе сколько раз говорил, что это всё досужие сплетни.

Но напрасно я пытался урезонить разнервничавшуюся Иринку — её, что называется, "закусило" и теперь несло по грани настоящей истерики. А Катерина с удивлением прислушивалась к таким нежданным откровениям обычно сдержанной Иры.

— Да, говорил. А ещё ты меня убеждал, что у вас с Катей всё давно в прошлом, что любишь только меня. Что, не так? А что оказалось на самом деле?

Мы с Катей пристыжено примолкли, словно пойманные за руку нашкодившие школьники, Ирина же продолжала бушевать:

— "Я люблю и тебя, и Катю" — твои слова? Что молчишь, отвечай!

— Ну, Ира... — протянул я с укоризной.

— Что Ира, что Ира?! Я с самого рождения Ира. Или скажешь, я не права и всё это придумала? Думаешь, мне приятно видеть, как на тебя девчонки вешаются, как ты на улице провожаешь взглядом каждую юбку?

На долгую минуту она замолчала, стараясь совладать с эмоциями, а потом заговорила вновь с откровенно напускной весёлостью:

— Знаешь что, Серёженька, так и быть: я, пожалуй, после свадьбы позволю тебе завести любовницу, но только если ты мне дашь честное слово, что ограничишься одной Катей.

От этих слов у Катьки мгновенно раздулись ноздри и затвердели желваки на скулах. Предупреждая неминуемый взрыв, я хлопнул по столу ладонью и рявкнул:

— Ирка, прекрати ерунду городить! Ты понимаешь, что только что обидела меня и Катю? Сильно обидела, жестоко!

— А мне, думаешь, не обидно знать, что ты кроме меня ещё по ком-то вздыхаешь?!

Ирина в слезах подскочила и опрометью бросилась вон из кухни. Я рванул следом и успел перехватить её возле дверей, когда она на секунду замешкалась, чтобы надеть туфли. Не обращая внимания на её крики, я подхватил её на руки, забросил через плечо и отнёс в ванную, где сначала насильно, а потом шепча успокоительные слова, заставил её как следует умыться холодной водой.

— Успокоилась, Ириш? — спросил я её, протягивая полотенце. Она кивнула. — Тогда приводи себя в порядок и приходи, будем мириться.

Я вернулся на кухню и замер на пороге, узрев ещё одну проблему: Катька всё так же сидела с неприступным видом, оскорблённая до глубины души. Что делать, её теперь тащить умываться? Но с Катериной такой номер не пройдёт, тут не истерика, а обида. Добротная такая обида, настоящая. И здесь одними словами не отделаешься, какими бы убедительными они бы не были. Я подошел к Катерине сзади и положил ладони ей на плечи.

— Ты сегодня шила весь день?

— Да, а что? — мой неожиданный вопрос несколько сбил её с толку.

— Плечи как всегда затекли?

— Знаешь же, зачем спрашиваешь? — в Катин голос стремительно возвращалась обида.

И тогда я без лишних слов стал разминать плечевые, шейные мышцы, сначала поверх одежды, потом расстегнул ворот пошире и стал растирать обнаженное тело. Теперь уже вошедшая Ирина остановилась на пороге как вкопанная.

— У вас тут что, прелюдия начинается? — несколько неуклюже пошутила она.

— Ириши, будь добра, принеси из ванной масло чайного дерева в синем флаконе. — Произнёс я спокойным тоном, всем своим видом показывая, что между мной и Катей не происходит ничего предосудительного.