Турианец отдал честь и удалился, а Анолэйс уставилась на сенсорную карту на стене, которая мигала новой информацией. Анолэйс ошеломленно смотрела на нее долгую секунду.

— В этом приближающемся флоте есть десантные корабли. Кто-нибудь, соедините меня с Советом Цитадели, это невыносимо.

* * *

Рекс закончил последние настройки своих доспехов, проверяя каждую деталь с помощью звукового инструмента, прежде чем начать надевать готовый костюм. Это было частью его боевого ритуала. Проверял свое оружие. Свои доспехи. Совершал движения, которые должны были вызвать огонь души в его сознании.

Провел пальцем по царапинам на его морде, вспоминая тот день в Лощинах, когда его вера пошатнулась. И тот день на Бортре, когда его единственный сын погиб бессмысленной, глупой смертью, после того как Шепард и Шилдс чуть не погибли на Торфане, чтобы сохранить ему жизнь.

Рекс отбросил старую боль в сторону, сосредоточившись на своей боевой готовности. Битвы и кровавая ярость были всем, ради чего он жил, это и медленная нисходящая спираль отчаяния, в которой он себя запер. Возможно, если бы Урв не умер, он бы снова обрел свой огонь, свою волю. Но, потеряв своего сына, Рекс был вынужден задуматься о себе, своем народе и будущем.

Там ничего не было. Кроганы никогда не поднимались над своей потребностью в насилии, над зовом крови и ревом битвы. Это был не их путь. Другие смотрели на них как на животных, слишком глупых или простодушных, чтобы понять, как вести себя цивилизованно.

Но кроганы знали, что цивилизация — это всего лишь видимость, которую слабые используют, чтобы выжить бок о бок с сильными. У них не было желания меняться. Им нравился упадок, в который впала раса. Это давало им выход для их бессильной ярости из-за груды мертворожденных младенцев. Это позволяло им пытаться игнорировать беспомощную ярость, которую они испытывали, когда утешали израненные тела своих самок или наблюдали, как бесплодные самки уходили в центральные пустыни, чтобы умереть и, таким образом, не быть обузой для клана.

Убедить крогана поступить так, как те, кто обрек их на медленную, затяжную смерть? Ни один кроган не поступил бы так, не получив за это ясного вознаграждения. А представители рас Совета были слишком напуганы воспоминаниями о Восстаниях, чтобы дать кроганам хоть какую-то надежду.

Нет, изменить крогана было все равно что выпить океан. Это не только невозможно, но и причиняет боль, пытаясь это сделать. Единственной причиной, по которой Рекс оказался на этом корабле, в этой битве, было уродливое имя, всплывшее во время допроса с пристрастием того головореза Сарена на Цитадели.

Окир.

Рекс вздохнул, и дрожь в его руках стала заметнее. Клан Ганар, проклятые клятвопреступники, грязные предатели, наемные убийцы. Окир был старейшим из их рода, который все еще оставался в живых, насмешка над выносливостью кроганов. Именно Окир настроил племена друг против друга, используя их как игровые фигуры в какой-то безумной игре в ч'тха, еще до прихода саларианцев. Окир был единственным, кто был достаточно силен, чтобы противостоять своему прадеду и возглавить кроганов.

Окир, когда его дед порвал с расами Цитадели, продал их. Он дал саларианцам достаточно кроганов, чтобы создать их демонический генофаг, а потом смеялся, когда это вырвало у расы бьющееся сердце. Безумие Окира заразило его клан, и они растворились во тьме космоса, каким-то образом перехитрив CDEM.

На протяжении веков клан просто исчезал. Они вернулись всего пятьдесят лет назад, и ядовитое потомство Окира каким-то образом увеличилось, а не уменьшилось. Было ли у него какое-нибудь лекарство от генофага или тайный запас плодовитых самок?

Рекс так и не узнал. За последние полвека он десятки раз сталкивался со старшим сыном Окира, Скалом, в самых разных конфликтах. Одержать верх над Феросом было приятно, но это не избавляло от неприятного осознания того, что Скал был всего лишь одним из многих.

Клан Окира относился к кровожадной работе так, что даже Стая Крови не бралась за нее — подавление восстаний рабов, сбор образцов для коллекционеров, разрушение больниц и детских садов во время конфликтов, чтобы деморализовать защитников.

Клан Ганар убил Урва. За это Окир должен был умереть. Весь его грязный клан был каким-то образом вплетен в дела Сарена и Бенезии. Рексу было наплевать на турианцев и азари. Но с Окиром он встретится один на один, если эта бесчестная куча пыжакского помета согласится на такое. Согласится он или нет, Рекс вырвет сердца безумцев и съест их сырыми.

Тогда, возможно, он сможет отдохнуть. Умри или вернись и броди по коридорам Омеги, став печальным и сломленным экспонатом, каким был старый Патриарх сейчас. Это бы пощекотало чувство юмора Алимы...

Ария. Верно. В конце концов, она не может быть похожа на себя прежнюю. Глупая девчонка.

Рекс поднял глаза, когда двери лифта открылись, и из них появились фигуры Эшли и Кайдена, которые о чем-то оживленно разговаривали.

Рекс только хмыкнул. Он все еще не понимал людей. Шепард, Шилдс, Данн и Джексон — те, кого он мог понять. Измученные воины, полные неистовой ярости, которая никогда не утихала, дикие и свободные. Джексон был почти кроганом по своему складу ума, его безумие было не хуже кровавой ярости крогана. А остальные люди? Мягкие. Слабые. Больше заботились о внешнем виде, чем о фактах. Он подслушал, как один из них болтал с женщинами, хвастаясь тем, что "восприятие — это реальность".

Рекс сомневался, что этот дурак проживет и шести минут на Тучанке. В более приятных местах. Весной.

Нет, реальность была реальностью. Восприятие было глупым, оно менялось от пришельца к пришельцу и от времени к времени. Рекс осмотрел свой дробовик, проведя руками по гладкому стволу. Реальность — это хорошее ружье, хорошая драка, хорошая выпивка, хорошая еда и хороший сон после. Все, что выходило за рамки этого, было бессмысленно. Те, кто сражался за правое дело, либо умирали за него, либо были преданы им.

Он отвел свои выпуклые глаза от двух людей, и от запаха их слабых феромонов, смешавшихся воедино, его морда дернулась. Он рассеянно вытер нос, а затем снова поднял взгляд, когда Тали вышла из инженерного отдела и направилась к нему.

Он поднял голову, расправил плечи и посмотрел на нее. По какой-то причине, маленькая кварианка всегда поднимала ему настроение. Возможно, это были воспоминания о том, как она ударила ножом того глупого Вейрлока прямо в глаз.

— Кварианка.

Тали тут же напряглась, сверкающие глаза сузились.

— Меня зовут...

Он поднял руку, ухмыляясь.

— Я знаю, Тали. Просто приятно видеть, как ты становишься такой злой. Должен сказать, ты полностью изменила мое мнение о вас, хранителях. Я думал, что вы мягкотелые. Если они все такие, как ты, то в бою ты, возможно, стоишь больше, чем варрен.

Она лишь фыркнула, скрестив руки на груди.

— Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления от существа, которое пьет ханарский чай.

Он пожал плечами.

— Тогда ты не представляешь, чего лишаешься. Типичные кварианцы, вечно недовольные тем, что приходится есть стейк через соломинку. — Он снова усмехнулся, когда она раздраженно повернула шлем в сторону, и поерзал на стуле. — Так зачем ты сюда пришла? Еще советы по стрельбе из ружья?

Он был удивлен, когда она в первый раз пришла к нему и спросила, как лучше пользоваться ее дробовиком. Он научил ее всему, чему мог, тому, что дробовик — это не просто оружие, это угроза, знак нерешительности, которого будет бояться враг, продолжение удара по поверженному врагу. Использование дробовика было способом мышления, способом держать свое тело так, чтобы можно было поворачивать его под любым углом.

Только время покажет, сможет ли она усвоить его мудрость, или же она умрет сломленной, как многие другие воины, которых он учил.

Как Урв. Он поморщился от этой мысли и выдохнул.

Она покачала головой.

— Мне нужен совет, Рекс.

Рекс подавил страдальческий вздох. Сначала Шепард, потом Шилдс, потом Данн, потом эта проклятая Азари, а теперь еще и Тали?

— Когда я найду того, кто сказал этой команде, что я корабельный консультант, я съем его целиком.

Она рассмеялась, затем пожала плечами.

— Дело не в этом. Я имею в виду... — Она сложила руки вместе. — Мой отец всегда говорил мне, что кроганы скажут тебе правду, даже если это причинит боль, и что они никогда не лгут самим себе о том, на что похож мир.

Легкомыслие Рекса, каким бы слабым оно ни было, снова исчезло, и он устремил на нее строгий взгляд.

— Твой отец мудр, но, похоже, эту мудрость он усвоил на собственном горьком опыте.

Она кивнула.

— я знаю...Я имею в виду, что в своей жизни он делал вещи, о которых я никогда не знала... но он когда-то работал с Тетримусом, по крайней мере, так сказал Тетримус, и он этого не отрицал...

Рекс провел языком по зубам и в очередной раз пожалел, что не может уловить какой-нибудь запах стражей. Когда крысы в костюмах притихли, было невозможно что-либо понять. Кряхтя, он снова пошевелился, выставив перед собой массивную ногу в доспехах, чтобы опереться рукой о колено.

— Хорошо, тогда. По какому вопросу тебе нужен совет?

Она опустила глаза.

— Я... ну, это немного смущает.

Он пожал плечами.

— Однажды я помочился там, где, как я думал, было поле, а оказалось цветочным парком азари-матриарха. — Он ухмыльнулся, вспомнив ее лицо, когда она увидела его. — Не может быть ничего более постыдного, чем это.

Маленькая кварианка хихикнула, затем сложила руки на груди.

— Ладно. Это насчет Джокера. — Ее голос понизился. — Я... Я не знаю, как он иногда мирится с тем, как с ним обращаются. Меня это расстраивает. Люди его не ценят. У него всего несколько друзей, и я не думаю, что кто-то из них по-настоящему понимает, через что он проходит каждый день, пытаясь заслужить их одобрение.

Она вздохнула.

— Мы разговаривали, и я пыталась убедить его, может быть, нанести визит кварианскому флоту... просто посмотреть, как мы живем. И, может быть, он... неправильно все понял? Он стал очень тихим и сказал, что не хочет быть мне обузой, а потом сказал, что ему нужно идти на дежурство, и с тех пор он не проронил ни слова.

Рекс скрестил руки на груди.

— Ты спрашиваешь у меня... совета по поводу отношений. Ты просишь у крогана совета по поводу отношений.

Она покачала головой.

— Нет, ты несешь чушь. Я спрашиваю тебя, не глупо ли я поступаю, пытаясь отвлечь его от всего, что он знает. Я делаю это, чтобы сделать его счастливее... или, может быть, это делает меня счастливее. Я больше ничего не знаю. И вся эта борьба с Сареном... космо пехотинцы говорили так, будто мы все умрем или что-то в этом роде.

Рекс снова хмыкнул.

— Люди мягкотелые, Тали. Несмотря на то, как сильно они иногда дерутся и как сильно их потрепали во время инцидента с инцидентом 314, они все равно никогда по-настоящему не сталкивались со смертью как раса, как это сделал мой народ. — Он остановился — Или это сделали ваши люди. Они не понимают, что все рушится. Поэтому они боятся смерти и цепляются за то, с чем им уже комфортно.

Она с любопытством склонила голову набок, и он продолжил.

— Джокер — это, кстати, дурацкое имя — все еще думает, что может что-то изменить. Что его действия значат больше, чем обретение счастья. Это та глупость, которая ведет к героизму, ко всем этим жертвам и долгу, о которых турианцы постоянно говорят, и из-за этого гибнут люди.

Он отложил дробовик в сторону, сосредоточившись на кварианце.

— Я потерял свою пару, своего мальчика, своего отца, свой клан и все, что принадлежало мне по праву в обществе кроганов. Мой прадед был отцом Империи кроганов. Мой дед бросил вызов всей Галактике. Мой отец был последним военачальником, объединившим более пяти кланов под одним знаменем. А я — старый наемник, сломленный жизнью, который отправился на поиски, чтобы победить сумасшедшего турианца, потому что хотел увидеть, как Шепард сражается, и уничтожить старого врага. Я больше не верю ни в причины, ни во что другое. Джокер все еще верит. Он слишком молод, чтобы поступить иначе.

Он перевел взгляд на нее.

— Джокер не понимает, что у тебя нет всей оставшейся жизни, чтобы добиваться того, чего ты хочешь. Вероятно, он отреагировал так, потому что не хочет выбирать между тобой и своим флотом, или службой, или какими-то глупыми идеалами, которые люди вбили ему в голову, чтобы он не хотел быть калекой в кресле. Он храбрый и выносливый — для человека, — но это не значит, что он не мягкотелый, когда дело доходит до достижения того, чего он хочет.

Тали кивнула.

— ...значит, я не должна заставлять его выбирать?

Рекс пожал плечами.

— Почему он должен покидать свой клан, чтобы присоединиться к вашему? Ваш клан намного лучше?

Она напряглась.

— Кварианцы наградили бы его за его мастерство, вместо того, чтобы подвергать остракизму из-за его инвалидности!

Рекс усмехнулся.

— А кроганы и турианцы убили бы его при рождении за то, что он родился ущербным. Вы не можете навязывать ему свои ценности. Вот как восстание саларианцев привело к гибели моего народа, вот почему Ретранслятор 314 превратился из подавления в проклятую войну, вот почему, когда твой народ и геты взорвали всю Цитадель, они отвернулись от тебя.

Он пожал плечами.

— Судя по тому немногому, что я слышал от вас, жизнь на вашем флоте не так уж проста. Для него это было бы не так просто.

Она вздохнула.

— Я... Думаю, мне нужно подумать.

Рекс прислонился спиной к стене.

— Если тебе нужен совет, лучше спроси мальчика, что он хочет делать со своей жизнью, а не говори ему сама. Я бы сказал, что он разозлился не только потому, что ты заставляешь его выбирать... но и потому, что он хочет выбрать твой путь, а не то, что у него есть, и чувствует себя виноватым из-за этого.

Она посмотрела на него долгим взглядом.

— Ты... ничего себе. Действительно хорош в этом.

Рекс закатил глаза.

— Я чувствую запах их проклятых эмоций. Меня очень раздражает, когда они оказываются рядом, и все, что я чувствую, — это запах, который снова и снова напоминает: "О боже, он собирается меня съесть". Он улыбнулся, обнажив ровный ряд крупных зубов. — Но, о, это так приятно.

С этими словами он отвернулся от нее и снова взял в руки дробовик.

— Консультация кроганов закончена, если только вы не хотите перейти к рукопашной. Для Шепард все прошло не очень хорошо, а ты такая маленькая и податливая...

Взгляд, которым она одарила его, был полон такого презрения, что он не смог удержаться от смеха.

— Не бей меня ножом в глаз, Тали.

— Рекс... — Она потянулась за ножом, и его смех усилился.

* * *

Лиара провела утро на борту "Нормандии", обновляя научную лабораторию, устанавливая новое оборудование, приводя в порядок запасы химикатов и проверяя свою травму плеча, которая быстро заживала. Последние синяки и мелкие травмы, полученные в результате ее бурной ночи с Шепард, уже начали понемногу проходить, и она решила, что неплохо было бы немного вздремнуть на раскладушке, которая все еще стояла в лаборатории.