Spice and Wolf 2

В душе Лоуренс немного сочувствовал Ремарио. Гильдии подобны кораблям. Когда в днище корабля образуется огромная пробоина и команда знает, что ее не починить, конечно же, люди кинутся спасать свою жизнь, не обращая внимания на приказы капитана.

Лоуренс, однако, знал, что Хоро намеренно ужалила Ремарио именно в эту точку. В том, что касалось одиночества, Хоро была чувствительна как никто.

Конечно, она понимала боль Ремарио.

— Господин Ремарио.

Поняв чувства Хоро и догадавшись о ее намерениях, Лоуренс заговорил ровным голосом.

— Я вручаю вам три румиона — все, что мне удалось собрать, — и предлагаю вам сделку по покупке золота. У меня есть на примете человек, который сможет выполнить эту работу. Если только вознаграждение будет достойным, мы сможем доверять этому человеку. Кроме того, я уверен, что ваша гильдия обладает достаточными связями, чтобы сбыть потом это золото. Что вы скажете? Если вы согласитесь отсрочить выплату моего долга и пообещаете разумную долю дохода, я вместе с вашей гильдией займусь контрабандой золота, и это будет очень выгодно для вас.

Здесь Лоуренс специально сделал паузу.

— Итак, что вы скажете?

Ремарио сидел, по-прежнему сжимая руками низко опущенную голову.

То, что говорил Лоуренс, искушало сильней даже, чем вино, и, уж конечно, прошло через уши Ремарио к самому его сердцу. И все же Ремарио не поднимал головы.

Шло время.

Стояла такая тишина, что могло показаться — все до последнего человека в этом здании затаили дыхание, ожидая ответа Ремарио.

Лоуренс решил снова обратиться к Ремарио и уже начал было произносить его имя, как вдруг —

— Понятно...

Изнуренное лицо наконец поднялось, на Лоуренса уставилась пара горящих глаз.

— Поставим на этот шанс все, что у нас есть!

Совершенно бессознательно Лоуренс поднялся со своего дивана и протянул руку.

Двое мужчин, над головами которых висело слово "разорение", пожали друг другу руки.

— Да благословит нас Господь!

* * *

Договорившись с Гильдией Ремарио, кто что должен будет делать и кто кому сколько заплатит, Лоуренс и Хоро направились к небольшой церквушке в восточной части Рубинхейгена. Размер колоколов, пышность украшений и прочее тому подобное определялось для каждой конкретной церкви тем, насколько высоким было ее положение в церковной иерархии Рубинхейгена: считалось, что чем выше ранг церкви, тем ближе она к Единому богу.

Церковь, на ступенях которой стояли Лоуренс и Хоро, располагалась в этой иерархии где-то ниже середины. Ей было дозволено иметь украшения, и потому она не выглядела совсем уж убогой, но все же по меркам Рубинхейгена это было очень простое здание.

Полдень только-только миновал, и в церкви сейчас служили полуденную мессу.

— Слушай, ты.

Сидя на каменных ступенях и слушая песнопения, посвященные Святой Матери, Хоро внезапно обратилась к Лоуренсу.

— А ты уверен, что сможешь обмануть эту девочку?

— Почему ты вдруг засомневалась?

— Что, я ошибаюсь? — весело спросила Хоро.

Лоуренс, глядя прямо перед собой, с сердитым лицом ответил:

— Нет.

Хоро чуть улыбнулась.

К этой церкви Лоуренс и Хоро пришли, чтобы встретиться с пастушкой Норой. Изначально Лоуренс не знал, на какую именно церковь она работала, но церквей, нанимающих пастухов женского пола, было очень мало, и Лоуренс смог все разузнать с легкостью.

Разумеется, Лоуренс разыскивал Нору не для того, чтобы просто поболтать.

Он намеревался попросить ее сыграть важную роль в их плане по контрабанде — провезти золото.

Однако, в отличие от Лоуренса и других, вовлеченных в план, над Норой не висела угроза разорения. Убедить ее присоединиться к контрабанде золота, при том что ей сейчас не угрожала прямая опасность, — это можно было расценивать как обман; ведь Лоуренс должен был убедить ее, что прибыль от успешной контрабанды стоит риска.

Тот, кто провозит золото, рискует собственной жизнью; какой же доход стоит того, чтобы ставить на кон жизнь? Так что все доводы в сторону: как ни крути, а это обман.

Однако пастушеское искусство Норы и ее известность в городе были абсолютно необходимы, чтобы контрабанда прошла успешно.

Оценивая сердце человека, как какой-то товар на рынке, который может дешеветь и дорожать, Лоуренс ощущал уколы совести. Будь Нора торговцем, причин смущаться бы не было, но она была пастушкой, не искушенной в торговых делах. И все же наблюдательность Лоуренса позволила ему полностью понять ситуацию, в какой сейчас находилась Нора.

Будучи пастухом, Нора уже из-за этого виделась многими как еретик. Мало того, она была еще и женщиной, а женщины, по всеобщему поверью, нередко становятся игрушками в руках дьявола. Нетрудно было догадаться, что Церковь дала Норе работу отнюдь не из сострадания, а просто чтобы за ней было легче приглядывать. Скорее всего, именно поэтому она была такой беспокойной, когда рассказывала о том, как Церковь наняла ее пасти овец.

Далее, Нора упомянула, что хочет скопить денег, чтобы стать портнихой. Судя по ее характеру, Нора была не из тех, кто делает все, что угодно, лишь бы получить деньги; но все же она пожелала наняться в сопровождение, чтобы заработать несколько лишних монет. Это значило, что никаких денег она не отложила. Не составляло большого труда догадаться, насколько же тяжело ей работалось.

Заниматься работой столь трудной и суровой, как пастушество, но не иметь возможности скопить хоть немного денег. Как может человек встречать новый день с радостным сердцем, если будущее приносит с собой лишь бесконечные дни, полные тягот и лишений?

И тут Лоуренс предложит Норе заняться контрабандой золота и скажет, что ей не придется копить деньги монету за монетой, но удастся заполучить разом такую сумму, что она не только сможет заплатить за членство в гильдии, но и на жизнь останется. Соблазнит ее словами вроде: "Конечно, контрабанда золота — занятие рискованное, но неужели ты пропустишь между пальцами такую возможность?"

Поскольку они вовсе не будут заставлять Нору провозить золото, нельзя сказать, что они совершают дурной поступок. И все же чувство вины тяготило сердце Лоуренса — он понимал, что воспользуется бедностью Норы.

Однако никто, кроме Норы, не подходил.

То, что Норе, хоть она и была весьма искусной пастушкой, доверяли лишь небольшие стада овец и заставляли пасти их в луговинах, где водятся волки; то, что она была недовольна своим работодателем — Церковью; и вдобавок то, что она нуждалась в деньгах, чтобы воплотить свою мечту, — все это сошлось воедино; небеса словно специально создали для Лоуренса эту возможность осуществить контрабанду. В целом мире не нашлось бы человека более подходящего для этой работы, чем она.

И все же Лоуренс печально вздохнул. Необходимость убедить Нору тяжким грузом лежала у него на сердце.

Грустно думая обо всем этом, Лоуренс вдруг почувствовал, что Хоро смотрит на него. Кинув на нее быстрый взгляд, он увидел у нее на лице неверящую улыбку.

— Нет, ты безнадежный добряк.

Точно такие же слова Хоро произнесла и накануне. Возможно, Лоуренс и в самом деле был чересчур добр для торговца. Ведь в мире торговцев даже извлечение выгоды из неудач собственной семьи не было чем-то невозможным.

— Однако...

Хоро встала и, глядя на запруженную людьми улицу, продолжила:

— ...то, что я могу так спокойно путешествовать — тоже благодаря тому, что ты добряк.

Небрежно кинув эти слова, Хоро поднялась на две ступеньки и встала рядом с Лоуренсом.

— Если хочешь, я уговорю эту девчонку вместо тебя. В конце концов, должна же быть от меня какая-то помощь, — произнесла она с улыбкой, но голос ее звучал чуть менее внушительно, чем обычно.

Подумав так, Лоуренс повернулся к Хоро — и да, она стояла, понурив голову. Сейчас она казалась особенно маленькой — возможно, из-за того, что прямо перед ней расстилалась оживленная улица.

— Надеюсь, тебя уже не грызет то, что было вчера?

Хоро качнула головой, но рта не раскрыла. Ясно было, что она не вполне искренна.

— Если бы ты не помогла надавить на Ремарио сегодня, не знаю, смог бы я с ним успешно договориться. Ты мне уже очень помогла.

Хоро, скорее всего, знала, что Лоуренс говорит от чистого сердца, но лишь кивнула; лицо ее по-прежнему оставалось унылым.

Поэтому Лоуренс слегка погладил ее по голове и, быстро убрав руку, произнес:

— Я сам с ней поговорю. Во всем, что произошло, виновата моя жадность, именно она заставила меня накупить товара, который резко подешевел, и в результате я оказался в беде. Я не могу заставить тебя говорить вместо меня лишь потому, что мне это неудобно. Это было бы просто нелепо.

Хотя эти слова Лоуренс обратил к Хоро, наполовину он высмеивал себя самого, да и предупреждал заодно. Каждое слово, что он произнес, было истинной правдой.

— И потом, если я буду обращаться к тебе за помощью даже в таких делах, одному лишь Господу известно, сколько ты потом будешь надо мной смеяться, — добавил Лоуренс, пожимая плечами.

Чуть помолчав, Хоро подняла голову и вздохнула; на лице у нее играла улыбка.

— Какая жалость. А я-то собиралась оказать тебе уйму услуг, а позже стребовать с тебя плату за все.

— Почти удалось. Я чудом избежал страшной западни, — шутливо откликнулся Лоуренс. Хоро тут же стукнула его по лбу.

— Может, и так. Но ты тут же угодил в другую, еще более страшную западню. А мне неинтересно охотиться на кролика, который попал в западню, он слишком слабый.

— А ты знаешь, что люди часто используют слабых кроликов, угодивших в западню, как приманку для волков?

— Ну, по крайней мере, тот человек, который делает ловушку для волка, не должен выказывать страх, когда слышит волчий вой. Как только он показывает, что боится, — ловушка бесполезна.

Такой безобидный обмен уколами, легкое подтрунивание возможно только между близкими друг другу людьми.

С улыбкой, словно говорящей "как глупо", Лоуренс отвернулся. Заметив это, Хоро рассмеялась.

— Однако торговец подобен боевому ножу: если он слишком прямой, от него мало проку, потому что его легко сломать, — пробормотал Лоуренс себе под нос и поднял голову, словно ища в небе колокол, который как раз в эту минуту начал звонить.

Небо было ярко-голубым, лишь несколько белых облачков виднелись то тут, то там. Лоуренс повернулся на восток, там облаков было больше.

Похоже, ясная и солнечная погода продержится до конца дня. В погожие дни и дела обычно идут хорошо.

Лоуренс размышлял, когда позади него раздался деревянный стук. Это открылась дверь церкви. Лоуренс и Хоро тут же подвинулись и пристроились на углу каменных ступеней. Месса закончилась; из церкви один за другим начали выходить люди. Только что молившиеся, они спускались с просветленными лицами. Они собирались группами по два-три человека, намереваясь, видимо, после службы идти заканчивать свою дневную работу. Скорее всего, это повторялось здесь изо дня в день.

Время шло, и людей из церкви выходило все меньше.

Во времена, когда по всему миру ходили присказки вроде "кто последним выходит из храма после службы, тот верует сильней других", никто из прихожан не желал покидать церковь, пока священник не терял терпение и не выгонял всех на улицу. Однако подобное осталось в прошлом.

Впрочем, кидаться прочь из церкви, едва закончится месса, по-прежнему считалось дурным тоном.

Последними начали медленно выходить работники мясных лавок, люди, занимающиеся свежеванием животных, и прочие, за кем из-за их занятий Церковь приглядывала особенно пристально.

Пастушка тоже относилась к числу этих людей; неудивительно, что она вышла одной из последних. Веки ее были приопущены, держалась она скованно — похоже, церковь была не тем местом, где можно расслабиться.

— Добрый день.

Лоуренс подошел к Норе и улыбнулся самой теплой улыбкой, на какую только был способен. Умение изображать улыбку было необходимо торговцу для переговоров.

— Э? А... г-господин Лоуренс и госпожа... Хоро?

Какое-то мгновение Нора, казалось, была поражена. Кинув короткий взгляд в сторону Хоро, она повернулась к Лоуренсу.

— То, что мы случайно встретились возле церкви, должно быть, провидение Господне, — произнес Лоуренс, нарочито воздев руки. Нора смущенно улыбнулась; судя по ее лицу, она что-то заметила.

— Я, быть может, и не очень умна, но так меня не обмануть, — ответила она.

— Это и хорошо. Я слышал, в последнее время некоторые прихожане пьют слишком много священной крови во время мессы.

"Священной кровью" называли виноградное вино. Если бы Нора оказалась пьяна, уговорить ее участвовать в контрабанде золота было бы очень легко, но в последний, самый критический момент она могла бы отказаться, поддавшись страху, и все уговоры оказались бы ни к чему. К счастью, Нора была трезва.

— Я не могу много пить, поэтому вообще пью редко.

Застенчиво улыбнувшись, Нора отвела глаза, словно не в силах унять тревогу. Похоже, она решила, что Лоуренс пришел рассказать ей о возможной работе сопровождающего.

Лоуренс без колебаний воспользовался этим.

— По правде сказать, есть одна работа, в которой мне нужна будет твоя помощь.

При этих словах глаза Норы загорелись, лицо просияло.

— Но здесь не самое удачное место для разговора. Может, присядем у какой-нибудь палатки?

Лоуренс не предложил заглянуть в трактир, поскольку посетители трактиров в это время дня лишь привлекают внимание. Обсуждать что-либо тайное лучше всего на бурлящей от обилия людей площади.

Нора послушно кивнула, и Лоуренс тотчас двинулся прочь; Хоро пристроилась справа от него, Нора шла сзади и чуть слева.

Троица шла по оживленным улицам, прокладывая себе путь через людские толпы в сторону площади.

Площадь кипела, как всегда, — на ней словно постоянно шло какое-то празднество. Удачно устроившись за только что освободившимся столиком близ палатки пивоторговца, Лоуренс заказал три кружки пива. Эль был дешевле, но, поскольку с ними была Нора, Лоуренс не мог позволить себе заказывать самые дешевые напитки.

Торговец быстро принес кружки и резким движением поставил на стол. Лоуренс заплатил несколько медяков и, протянув руку, поднял кружку.

— Ну, за встречу!

Кружки клацнули друг о друга.

— Кстати. По-моему, ты говорила раньше, что можешь ходить в Рамтору?

Лоуренс, не тратя времени, сразу перешел к делу; Нора, не успевшая еще даже притронуться к своему пиву, тотчас с серьезным видом взглянула на него. Хоро наблюдала за обоими, прихлебывая из своей кружки маленькими глотками.

— Д-да, могу.

— И с овцами тоже?

— Если только их не очень много.

Нора отвечала без малейших колебаний — это значило, скорее всего, что она и вправду пересекала луговину и лес между Рубинхейгеном и Рамторой бессчетное число раз.

Однако на всякий случай Лоуренс кинул взгляд на Хоро и безмолвно спросил у нее, правду ли говорит Нора. Хоро едва заметно кивнула; никто, кроме Лоуренса, не заметил бы этот кивок.

Нора не лгала.