Рукопись,найденная в бремсберге

Для еды у меня с собою был пеммикан. Это почти те же мясные кубики, которые появились в наших магазинах через очень малое время после войны. Видимо из военных запасов. Они ничем не напоминали те "бульонные кубики" типа Кнорр и им подобные, которые состоят в основном из соли с разнообразной химией, нет. Мясные кубики моего детства состояли из сваренного, затем высушенного и перемолотого в порошок хорошего мяса. Тогда производители таких продуктов для полярников и солдат, не то имели Бога в душе, то ли страх божий перед карами для фальсификаторов, который не замедлил бы на них обрушиться. Мясной порошок, смешанный с разумным количеством жира, пряными травами и спрессованный в кубики был, некоторое время нашим лакомством, в те, скажем прямо не очень сытные годы. Вот в память о тех кубиках я и попросил повара сделать то же самое и повар с честью выполнил свою задачу. Один кубик на пол-литровую кружку кипятка и тебе обеспечен отличный обед. Хворост я с собой нести не мог, не по силам, примус, или что-нибудь похожее — об этом можно было только мечтать. Раскладная, не больше ладони "печка туриста" с таблетками сухого спирта, которые мне сделали наши доблестные алхимики, легкая кружка из тончайшего, хотя и прочного металла — вот что я нес в своём рюкзаке и на что я возлагал все свои надежды. Туризм в этой стране совершенно не был развит, никакой индустрии туризма не существовало и приходилось полагаться только на свои силы. Слабые маги не путешествовали по стране, ради удовлетворения своего любопытства — а что там, за поворотом? Высшие Маги, если и летали в другие края, так им стоило только приказать и невидимые духи тут же несли им яства и питье с покинутого на время замка, да ещё с шатром и прекрасной девушкой в придачу. Последнее, впрочем, по желанию. Как признался один маг, "Ты знаешь, как иногда утомляет их нескончаемая болтовня ни о чем? Иногда так прекрасно побыть одному!" Но я-то магом не был, хотя и жаль.

Так что сборы в дорогу мне пришлось делать самому и никакого шатра в пути, кроме того клочка ткани, которую я нес за плечами, мне не полагалось. А нести надо было много, потому, что я не смел, бросить продовольствие и своё оружие, а его вес был немалый. Признаюсь, что я использовал кончар и ещё как посох в пути, хотя некоторым такое применение боевого оружия показалось бы кощунством. Разложив костерок из сосновых веток, я хорошо наелся бульоном, который я сварил в походной кружке. После мне пришлось пить чай из той же, только что вымытой кружки.

Устроившись поудобнее на лапах сосен, в изобилии росших вокруг, я надеялся, что этот запах скроет и мой собственный — кто знает, кого можно здесь встретить!

Ночью мне приснилось приключение, которое я испытал в горах Кабардино-Балкарии. Вместе с двумя друзьями мы отправились в горы, недалеко от селения Жанхотеко. Там росло много кизила и как раз настало время собирать спелые ягоды. Около доломитовой стены был довольно крутой откос, сложенный из камней и щебня, на котором и росли деревца. Поднявшись к самой стене, я подошел к довольно крупному дереву, покрытому яркими желтыми листьями. Ягоды кизила всегда прячутся в гуще листьев, поэтому я их раздвинул. Прямо напротив моего лица оказалась оскаленная морда горной козочки. Прыгнув со скалы, она зацепилась рогом за крепкую ветку кизила и повисла на ней. От козы осталась только шкура, так она высохла, когда висела на южном склоне, да ещё её подогревало тепло, отраженное от светло-желтой стены скал. Проснулся я до рассвета, с сильно бьющимся сердцем.

Наконец я подошел к границе вечных снегов. Склон, поднимающийся ввысь, был покрыт небольшими камнями, снег таял, всюду сочилась вода, а в некоторых местах цвели первоцветы — подснежники разных видов. Это было удивительное зрелище — коричневый склон, весь усеянный мелкими розовыми, полосатенькими цветочками, которые прямо таки светились от проходивших сквозь них лучей солнца. Кажется, что весь склон светится от пришедшей, наконец, весны. Жаль, только, что эта весна будет длиться два-три дня. В долинах уже заканчивался, по нашему календарю июнь, на деревьях наливались соком яблоки, груши и другие фрукты, а здесь, на огромной высоте скоро будет безраздельно властвовать холод и ветер. Да и склон расцвел только потому, что был удачно расположен относительно Солнца.

В других местах, куда жизнетворные лучи не падали, вовсю царила Зима, в царство которой я и вступал. Переобувшись в походные сапоги, нацепив на подошвы трикони, я ступил на ледяную корку, которая становилась все толще и толще. И вот уже никаких цветочков, ручейков, только лед, лед и лед. Идти было трудно — крепчайший лед неохотно поддавался зубцам триконей, под тонкой пеленой снега скрывались трещины, попасть в которую значило верную смерть, камни, подвертываясь под ноги, грозили тем же. Наконец я вышел на матерую часть ледника. За спиной остались раздробленные глыбы, которые идут впереди ледника, и которые представляют самую страшную преграду путнику. Дальше лед был относительно ровный, твердый и не верилось, что стоя на месте, я все равно сползаю вместе с ледником вниз. Путеводная нить, прихотливо петляла среди скал. (Вот только бы знать, куда она меня приведет?) Я надеялся, что эту дорожку прокладывает мне мысль принца и ведет меня к тому месту, где его держат в заточении, Но, если это не так, то моя гибель, и гибель привычного уклада жизни этого мира неизбежна.

Постепенно на моём пути стало попадаться все больше и больше снега и вот он уже мне по колено, а иногда и глубже. Очень опасаюсь лавин. Мне доводилось видеть толстые, сантиметров двадцать в диаметре сосны, которых сломал даже не снег, нет, лавина прошла рядом. Их сломал удар воздуха, сопровождающий лавину.

Аламасты, или бигфут.

Брести стало намного труднее, и снова я намечал цель, около которой я упаду в снег и отдохну, Но цель приближалась, уходила назад, а впереди намечалась другая цель. Остановиться было негде — поверхность ледника косо уходила ввысь, редкие скалы не обещали никакой защиты от ветра, который так и старался засыпать меня снегом, принесенным с соседних вершин. Если немного дать себе послабление, то живо скатишься вниз и останется только крикнуть "Дорогу, ребята!" Снова и снова "я" брал "себя" за шкирку и говорил слова курсанта Пиркса — "Если хочешь стонать, забудь про звёзды!". Начались галлюцинации. Мне вдруг стало казаться, что я иду по Сахаре, нашей, земной, такой близкой и любимой, что хочется упасть и лежать на этом раскаленном песке, блаженствуя под горячими лучами Солнца. И снова мне приходилось одергивать себя и возвращаться в окружающую меня грозную реальность. Белый снег, холод, черные скалы, бешеное Солнце, которое давно бы выжгло мне глаза, если бы я предусмотрительно не надел эскимосские очки — две деревяшки с узкой, узкой щелью между ними, которые, конечно ограничивали мне обзор, но сохраняли зрение. Горная болезнь развивалась во всей своей мощи, короче говоря, я был уже почти труп, который по недосмотру продолжает шагать. Бросив в рот кубик пеммикана, я стал чувствовать себя немного лучше. Внезапно, как это бывает в горах, испортилась погода. Белая мгла закрыла всю окрестность, и я не видел даже своих сапог. Ветер выл и бесновался, сталкивая меня в пропасти, которые тут были повсюду. Идти вперед, невзирая на непогоду, было очень опасно. Пришлось под какой-то развернуть свой кусочек ткани , внутри своего убежища я зажег походную печку и вскипятил кружку снега. В убежище было тепло, бок скалы, к которому я прижался, не обжигал ледяным холодом и я провел здесь почти двое суток, прежде чем, не засияло солнце. Когда я снова вышел из-под полога, солнце сияло вовсю и я, быстро собравшись, пошел дальше. Впереди маячила группа скал, почти совершенно черных и вдруг оттуда раздался плач ребенка, полный ужаса и боли. Свернув за угол, я увидел, как к какой-то темной, мохнатой массе, прижавшейся к скале медленно, явно наслаждаясь страхом жертвы, приближается какой-то неведомый мне зверь с вытянутой, зубастой пастью. Сорвать арбалет, и выпустить стрелу было делом мгновения. Зверюга коротко взвыла, но стрела, пробив затылок, вышла из его пасти. Тут же темный, мохнатый клубок метнулся ко мне, обнял меня, прижавшись. Я увидел детеныша йети. Дополнительная нагрузка была очень тяжела, я, шатаясь, дошел до ближайшего выступа скалы и стал ласково гладить малыша, уговаривая словами, которые он, конечно, не понимал, но, услышав мой голос, наконец, оторвался от меня. Все эти приключения заняло какое-то время, и уже пора было обедать. В ветровой тени скалы остался клочок чистой земли, на которой я развел небольшой костерок, вскипятил кружку воды, и бросил туда кубик пеммикана. Малыш осторожно взял из моих рук кубик, понюхал его, а затем, почти мгновенно проглотил его и протянул ручонку за следующей порцией. Получив её, он вдруг вскочил, заверещал и бросился к появившейся внезапно фигуре. Это была его мама, но она была ранена, видно, что ей пришлось выдержать нелегкий бой. Она осмотрела малыша со всех сторон, и меня накрыло такой волной благодарности, что мне стало неловко. Я поманил её, она осторожно подошла ко мне. Я промыл её раны горячей водой, одну рану пришлось даже зашить. Все эти процедуры йети вытерпела, не издав ни звука, потом встала, меня опять окатила волна благодарности и они исчезли.

И снова передо мной расстилался снежный покров, и только где-то на границе зрения темнели скалы. К вечеру я приблизился к ним. Расположившись в маленькой пещерке, я очертил круг и заснул.

Ночью я вдруг проснулся от чьего-то взгляда. Сон мой стал чутким, я проснулся сразу, хотя предыдущий день меня порядком вымотал. На фоне более светлого неба чернела чья-то голова. Вся в космах шерсти, с блестящими глазами, она не была угрожающей. Скорее этот субъект любопытствовал, кто это забрел в его владения?

Угли в костре, который я вечером развел, чтобы поберечь свои драгоценные таблетки, еще слабо светились, я бросил в них ветку. Вспыхнувшее пламя осветило существо, которое в разных частях света называли то Йети, то Аламасты, то Бигфутом. Великан раскидал камни, которыми я надеялся оградить себя от непрошенного вторжения, я схватил кончар, готовясь продать свою жизнь подороже. Но йети не стал нападать. Он сел напротив меня, наморщил лоб и в моем мозгу вспыхнул вопрос

— Кто ты и что тут делаешь?

Как— то сразу успокоившись, я ответил, что иду спасать друга и не собираюсь тут оставаться на какой-нибудь длительный срок. Гигант покачал головою и "сказал":

— Место очень худое, уходи, пока цел.

Спорить с хозяином здешних мест мне не хотелось, да уже на горизонте появилась багровая полоса восхода, ночь кончалась. Собравшись, я начал идти к своей, неведомо, где находящейся цели. Мне удалось отойти от места ночлега каких-нибудь десять-пятнадцать метров. Внезапно земля затряслась так, что я упал, раздался мощный гул, землю прорезали фиолетовые молнии, земля снова дрогнула и моего убежища как не бывало. "Вот что имел в виду аламасты!" — запоздало подумал я и оглянулся, чтобы поблагодарить своего спасителя, но его уже не было видно. Я все же крикнул :

— Спасибо,

на что издалека пришел ответ :

-Не задерживайся тут, место плохое.

Да мне и задерживаться было некогда.

Дорога, если можно возвысить до этого высокого звания узкий гребень скал, шла вверх.

Схрон короля Геррика Злого.

Затуманенными глазами я увидел, что путеводная нить уперлась в какую-то темную поверхность на белом склоне высоченной горы. Подойдя ближе, я увидел, что это что-то, похожее на пещеру. "Войти и отдохнуть" — мелькнуло в голове. Но вход в пещеру преграждала неизвестно откуда взявшаяся дверь, самая обычная дверь, такая же, как у меня дома на Земле стояла между комнатами. И как там, никакого замка не было видно. Я внимательно осмотрел эту дверь. Судя по конструкции, она должна была открываться внутрь пещеры. Я толкнул дверь, готовый в любую минуту отпрыгнуть назад, если оттуда появится какая-нибудь угроза, хотя, конечно, при правильной организации защиты меня бы это не спасло. Но дверь не колыхнулась. В отчаянии я навалился на нее всей силой, но понял, что я с таким же успехом могу толкать соседний утес, чтобы он подвинулся. Когда-то прочитал прелестную притчу мудрых китайцев: "Гора загораживала солнечный свет, и крестьянин принялся ковырять её своей мотыгой. Соседи спрашивают — что ты делаешь? Хочу убрать эту гору. Ты что! Она такая громадная! Я не уберу, мой сын, внук продолжат дело. Неужели не уберем? Наутро пристыженная гора, спасаясь, перелетела в горы Куэнь-лунь". Хорошая притча, нельзя опускать руки, но у меня такого времени нет. В отчаянии я стал выкрикивать слово "Друг" на всех языках, которые знаю, в том числе и на квенья, или синдарийском, которого я не знаю. Для Гэндальфа и Фродо с друзьями это помогло, но мне — нет. В отчаянии я потянул дверь на себя и, вопреки тому, что видели мои глаза, дверь отворилась. Оказывается, я ломился в открытую дверь, перевернутую силой прекрасно выполненной иллюзии. Хотя, возможно, дверь была защищена и более могучими заклинаниями, которые я, сам того не подозревая, снял, выкрикивая различные слова. Я вошел, и дверь и она захлопнулась за мною, причем в пыль, сокрушив камень, который я подставил именно для того, чтобы дверь не закрылась. Открыть вторично я её не смог. Выхода не было, пришлось идти, куда пригласили.

Пещера не была предназначена для отдыха. Нет, там не было никаких зверей типа снежного барса — ирбиса, или йети, которые избрали её в качестве своего логова, нет, там были только ступеньки, круто уходившие вниз. "Ступеньки?" Это открытие сильно встряхнуло меня и я пошел вниз, тем более, что под ногами успокоительным, ровным светом горела зеленая полоска. Как только я ступил на первую ступеньку, как на стенах, на равном расстоянии друг от друга загорелись какие-то светильники. Воздух был свеж и приятен.

С каждым шагом вниз мне становилось все лучше. В пещере было тепло, когда я спустился достаточно глубоко вниз, горная болезнь отступила, но стали болеть мышцы, о существовании которых я раньше и не подозревал. Еще немного, и я просто упаду здесь. К счастью бесконечная лестница сделала перерыв, появившаяся площадка показалась мне подходящим местом для отдыха, и я стал разбивать лагерь. Лапника уже не было, спать придется на голом камне, но я уже согласился бы поспать и на иголках, как заслуженный, тренированный йог.

Сварив себе обед, распустив в кружке кубик пеммикана, прихлебывая кипяток, я с интересом стал оглядываться вокруг. Потрясение охватило меня, когда я увидел, что гора внутри полая! Или это была искусственная горная выработка, облицованная квадрами из благородного серого лабрадора, в котором таинственно перемигивались синие огоньки иризации. Зрелище было прекрасным, но и тревожным. Куда я попал? Куда я иду? В строительство этого тоннеля вложено столько труда, что только Великая цель может оправдать такие затраты! Но утро вечера мудренее и я стал устраиваться на ночлег.

Прекрасно выспавшись, я продолжил бесконечный спуск. И вот я вышел еще на одну площадку, теперь уже последнюю, причем в одной из сторон квадратной комнаты тоже была дверь. Огромная, вся из металла, она, тем не менее, охранялась двумя скелетами, совершенно угрожающего вида, которые держали в руках неведомое мне оружие.