А тем временем на берег Кампаньи, всего в сотне километров от Неаполя, высаживались войска 5-ой армии США — главной ударной силы американо-британского вторжения в Европу. Единственным крупным германским соединением, способным немедленно отреагировать на высадку в Салерно частей Марка Уэйна Кларка, был танковый корпус СС. Как и парашютисты Шлемма, эсэсовцы сумели решить все вопросы с находящимися поблизости от района предстоящих операций итальянскими частями. Но, в отличие от коллег из I-го парашютного корпуса Люфтваффе, подчиненные Хауссера избрали для этого другой способ — две итальянские пехотные дивизии были разоружены и фактически посажены под "домашний арест". Как бы то ни было, корпус СС сумел развязать себе руки и встретил известия о появлении на пляжах Италии первых частей "союзного" десанта во всеоружии. Хватит ли мощи этого ударного соединения для ликвидации или хотя бы локализации американского плацдарма предстояло выяснить на практике.
* * *
Результат получался противоречивый. Ганс поерзал, пытаясь поудобней опереться спиной на жесткий борт БТРа, и постарался расслабить гудящие от постоянных нагрузок последних дней мышцы, когда это более-менее удалось, гауптштурмфюрер вновь прикрыл глаза и продолжил перебирать события последних дней, стараясь вывести из них определенные закономерности и сделать необходимые выводы на будущее. С точки зрения Нойнера, такой анализ был просто необходим, если он и дальше намеревался победить, или хотя бы просто уцелеть в этой мясорубке новой конструкции, с определёнными нюансами работы которой он, не смотря на весь свой боевой опыт, столкнулся впервые. Отступать Ганс не мог, да и не хотел, а значит...
Всё началось четыре дня назад, когда, после полудня, то есть через несколько часов после того, как бойцы боевой группы "Нойнер" отправили ангелов* из 11-ой воздушно-десантной дивизии США обратно на небеса, авангард "Тотенкопф" достиг своей основной цели — плацдарма, захваченного войсками генерала Кларка у курортного городка с теплым названием Салерно. Добрались, кстати, не без приключений — походную колонну дважды пытались атаковать истребители-бомбардировщики "союзников". В первый раз отличились зенитчики: заходящих в атаку, словно на учениях, янки встретил плотный огонь. Ведущий "Киттихок" получил очередь в брюхо и уже не вышел из пологого пике, врезавшись в землю в полусотне метров от обочины дороги. Остальные резко растеряли весь свой кураж и, поспешно сбросив бомбы где попало, отвернули от слишком зубастой добычи.
Второй случай оказался куда любопытней. Американцы на этот раз действовали умнее — толи сноровки у очередных визитеров было побольше, толи учли печальный опыт предшественников, но во время второй штурмовки янки атаковали с бреющего полета, буквально вынырнув из-за гряды невысоких лесистых холмов. Зенитчики просто не успели среагировать на эту новую угрозу, и от больших неприятностей батальон Нойнера спасло только то, что летчики противника и сами слегка промахнулись. Дорога в этом месте давала небольшую петлю, чего американцы не учли и в результате вынуждены были выполнять заход на колонну практически перпендикулярно маршруту ее движения, а не под углом порядка сорока пяти градусов, как рекомендовали соответствующие наставления. На точности удара это сказалось не лучшим образом — большинство бомб легли по обеим сторонам шоссе. Явно раздосадованные, янки стали разворачиваться, выходя во вторую атаку, где свое веское слово должны были сказать многочисленные "Браунинги"*, но вояки "Тотенкопф" еще не исчерпали свой лимит везения на сегодня.
Вызванное Нойнером еще после первого налета воздушное прикрытие толи зевнуло подход американцев, толи просто не успело среагировать, пропустив их первую атаку, но сейчас "орлы" Геринга реабилитировались за всё разом. Целая эскадрилья "Мессершмиттов" с воем пикировала на, сбросивших скорость и прижавшихся к земле янки, не оставляя и без того не шибко проворным "Киттихокам" никаких шансов на спасение. Ганс со злорадной усмешкой наблюдал, как стремительные силуэты с крестами на крыльях и эмблемой в виде крылатого меча* на капоте, гоняют своих, рассыпавшихся после первой атаки, противников, украшенных белыми звездами и стилизованными акульими пастями. Троих янки "клинки" завалили сразу, в первой и самой смертоносной атаке, спикировав на них со стороны солнца, еще двоих, по наблюдениям Ганса, им удалось загнать в землю во время последующего преследования.
Особенно эффектной была гибель последнего. Американец и пара висящих у него на хвосте "Мессершмиттов" пронеслись на бреющем полете буквально над самой макушкой Нойнера, обдав задравших головы в небо эсэсовцев черным дымом выхлопов и оглушив ревом работающих на форсаже тысячесильных двигателей. А затем янки, провожаемый злобным лаем пушечных и пулеметных очередей своих преследователей, не сбавляя скорости и даже не попытавшись как-то сманеврировать, словно огромный крылатый снаряд, врезался в лесистый холм, в мгновение ока, скрывшись в оранжево-черной вспышке. Еще через секунду до Нойнера докатилось гулкое эхо взрыва, а только что завалившая очередного противника пара, заложив изящный вираж, обогнула холм, ставший последним пристанищем неведомого заокеанского летчика, и слитно начала боевой разворот, стремясь как можно быстрее вновь набрать высоту. Ганс же, проводив взглядом свой воздушный эскорт, вновь вернулся к делам земным — до окончания этого дня и связанных с ним забот было еще ох как далеко...
Первая атака немцев была стремительной и беспощадной, как сабельный удар, рассекающий податливую человеческую плоть, ослепляющий жертву смертоносным блеском клинка и оставляющий за собой россыпь кровавых брызг. Проведенная Нойнером психологическая накачка личного состава не прошла даром — натиск эсэсовцев был страшен. Действуя на острие наступления подтянувшегося полка Баума, батальон Ганса при поддержке штурмовых орудий буквально смёл, оказавшийся у него на пути, усиленный разведдозор американцев, после чего решительно атаковал основную боевую линию 36-ой пехотной дивизии янки. Круша наспех созданные оборонительные рубежи противника, гренадеры "Тотенкопф" упорно прокладывали себе дорогу среди бедноватых итальянских деревенек, курортных домиков, садов и небольших ухоженных рощиц, неуклонно продвигаясь к побережью. Не смотря на три штурмовки вездесущих истребителей-бомбардировщиков и две бомбежки в исполнении "Мародеров"*, из которых Люфтваффе смогло отразить лишь половину, все контратаки американцев были уверенно парированы с помощью подошедших "четверок" первого танкового батальона.
Тем не менее, продвинувшись на несколько километров, ближе к вечеру "мертвоголовые" вынуждены были приостановить свои атаки — сказывалась общая нехватка сил и необходимость прикрывать постоянно удлиняющиеся фланги ударной группировки. Корпус Хауссера действовал фактически в одиночку, что вынуждало растягивать фронт соединений, затрудняя создание по-настоящему мощного ударного кулака. "Тотенкопф", к тому же, пришлось выделить из своего состава сильную боевую группу Беккера для ликвидации разбросанных в тылу основных сил корпуса отрядов американских парашютистов из 11-ой воздушно-десантной дивизии. Эта вынужденная мера разом сократила основную ударную группировку дивизии, действующую против плацдарма, на целый панцергренадерский полк в полном составе, усиленный к тому же танковым батальоном и легким гаубичным дивизионом из числа дивизионных средств поддержки. Также в кампфгруппу "Беккер" вошел ряд корпусных частей, которые в других обстоятельствах могли бы поддержать и усилить соединения, действующие на направлении главного удара.
И все же, даже в таком усечённом составе, атака эсэсовцев сделала свое дело. 5-я армия Кларка была выбита из колеи и вынуждена перейти к обороне, ввязавшись в тягучие и кровопролитные бои местного значения. Первоначально стоящая перед ней задача — быстро захватить Неаполь, после чего стремительным ударом на Рим соединиться с восставшими итальянскими частями и отрезать действующие на юге полуострова немецкие корпуса от основных сил Манштейна — теперь отодвигалась на неопределенный срок. Вот только мириться с таким положением дел янки никак не собирались.
В этом Ганс убедился уже на следующее утро, когда с утра пораньше, после мощной получасовой артподготовки, американский пехотный батальон при поддержке роты "Шерманов" попытался выбить гренадеров его 11-ой роты и саперов из занятой накануне деревеньки с каким-то "святым" названием. Нойнер, развернувший свой наблюдательный пункт под самой крышей приземистой монастырской башни примерно в полукилометре от атакованной деревушки, с кровожадной ухмылкой наблюдал, как, бесхитростно прущие прямо на один из опорных пунктов его батальона, янки попали в тщательно подготовленную им еще со вчерашнего вечера засаду. Танки, расстрелянные фланговым огнем штугов и противотанковых пушек из 12-ой роты, быстро попятились назад, оставив на поле боя шесть чадящих остовов с сорванными башнями или уныло поникшими к земле стволами орудий, а пехота попала под губительный огонь минометов и смертоносных МГ-42. Все наблюдаемые им действия американцев были неуклюжими, медленными, какими-то скованными, как будто младшие и средние командиры противника просто не знали, как действовать в такой ситуации. Им явно не хватало опыта, а также умения быстро ориентироваться в обстановке, что, конечно, не могло не радовать. Но вот чего заокеанским гостям было не занимать, так это огневых возможностей — в этом Ганс убедился очень быстро.
Постепенно нарастающий давящий гул сотен тяжелых моторов, медленно приближающийся с юга, гауптштурмфюрер, как и все его подчиненные, услышал заранее — это не был внезапный, как порыв ветра, налет штурмовиков, нет. На этот раз на позиции эсэсовцев надвигался настоящий ураган. Двести с лишним "летающих крепостей" шли в атаку открыто, заранее оповещая о своем присутствии. Они были уверены в своей силе и, надо сказать, имели на то определенные основания. Мощное прикрытие, состоящее как минимум из сотни истребителей, уверенно отшвырнуло с дороги, выходящих на боевой курс бомберов, немецкий воздушный патруль, после чего на землю обрушился ад.
Ганс, забившись в узкую щель, вырытую в саду за монастырской стеной, вжимался в сырую почву и мечтал только об одном — заполучить в свои руки хотя бы парочку американских пилотов, посылающих сейчас в него свои смертоносные подарки. Пятисот— и тысячефунтовые бомбы обрушивались с безжалостной высоты небес на беззащитную землю сплошным потоком. Сотни взрывов сливались в одну сплошную ревущую песню разрушения, заставлявшую сжиматься и трепетать в страхе не только молодых новобранцев, но и видавших виды ветеранов. Даже бойцы, прошедшие через горнило Сталинграда, столкнулись с таким шквалом огня впервые.
От непрерывного грохота, шедшего казалось отовсюду, терялось ощущение реальности, человеческое сознание отключалось, не в силах принять и осмыслить эту неумолимую в своей безжалостности пляску смерти. Удары взбесившегося воздуха, наполнившегося запахом взрывчатки и ставшего вдруг плотным и вязким, заставляли лопаться кровеносные сосуды и барабанные перепонки. Тучи поднятой взрывами пыли и дыма закрыли небеса, превратив Солнце в тусклое красноватое пятно, едва просвечивающее через мутную завесу. Ясный день сгинул без следа, безжалостно содранный с неба неумолимой рукой войны. На позиции батальона Нойнера пали зловещие багрово-серые сумерки, еще больше подчеркивая жуткую ирреальность происходящего. Казалось, сама земля стонала и сжималась под градом сыпавшихся на нее ударов, угрожая сомкнуться и поглотить, похоронить заживо ничтожных смертных, что вжимались сейчас в нее, ища спасения и защиты.
Ганс, открыв рот и зажав уши, чтобы хоть немного снизить давление на свои барабанные перепонки, смотрел на застывшие и посеревшие лица своих солдат, сидящих сейчас с ним в одной траншее. Смотрел и видел, как из их глаз медленно уходит жизнь, а всё еще теплящаяся в них искра разума постепенно гаснет, захлестываемая липкими волнами страха. Такого состояния беспомощности, когда от тебя не зависит абсолютно ничего, не смотря на все твои силу и опыт, он не испытывал еще никогда. Единственным, что хоть как-то поддерживало его тонущее в океане безумия сознание на плаву, стала ненависть — всепожирающее желание уничтожить врагов, сотворивших с ним такое, вытеснило из сознания страх, вернув способность соображать и позволив продержаться до конца этого рукотворного армагеддона, не утратив рассудка.
Когда, казавшаяся бесконечной, бомбардировка закончилась, Нойнер и все остальные солдаты и офицеры его батальона, которым посчастливилось уцелеть в этом аду, напоминали восставших из могил мертвецов. С дрожащими руками и потухшими глазами они поднимались в своих окопах, дерганными, неестественными движениями ощупывая себя и свое оружие, словно не веря, что им удалось вернуться с того света. Поднятая взрывами земля осыпалась с их формы, падая к ногам тех, кого в этот раз так и не смогла поглотить навсегда.
Деревенька, ставшая основной целью удара, была буквально стерта с поверхности планеты. Все три противотанковые пушки 12-ой роты, располагавшиеся между её исчезнувшими постройками, превратились в перекрученные клубки металла. Занимавшие там позиции взвода понесли весьма серьезные потери, не смотря на тщательно оборудованные и хорошо рассредоточенные укрытия. А вот, также попавший под удар, монастырь — устоял. Древние многометровые стены и толстенные перекрытия, помнившие еще неистовых норманнов Роберта Гвискара, выдержали чудовищный шквал ударов. Все хозяйственные постройки и верхние этажи обьратились в пыль, но внешние стены и подвалы, в которых размещался перевязочный пункт, уцелели.
Глядя на эти полуразрушенные валы и башни в романском стиле, среди которых осторожно пробирались эсэсовские гренадеры, стремясь поскорее занять свои позиции перед неминуемой вражеской атакой, Ганс не удержался от кривой усмешки:
— Если янки думают так просто от нас избавиться, то они ошибаются. Очень сильно ошибаются.
* * *
По наблюдениям Нойнера, сделанным в последние дни, практически все тактические телодвижения американских частей отличались определённой шаблонностью, громоздкостью и неуклюжестью. Вот и сейчас вместо того чтобы стремительно атаковать не успевших прийти в себя после ошеломляющей бомбежки эсэсовцев, янки начали методичную атаку по всем правилам. К тому же им пришлось столкнуться с тем, что немцы испытали на себе еще в Сталинграде — чрезмерное усердие авиации временами затрудняло продвижение собственных войск. Все окрестности злосчастной деревушки были перепаханы воронками так, что существенно замедляли движение наступающих танков и пехоты. Пара "Шерманов", даже застряли, завалившись в особо глубокие воронки, которые они не сумели обогнуть.
А пока американцы пробирались через ими же созданную полосу препятствий Ганс не терял времени даром. Повинуясь его командам, батальон быстро и четко перестроился, закрывая пробитые бомбами бреши в своей обороне и готовясь встретить очередную угрозу. Причем перегруппировка была проведена скрытно, оставшись, по-видимому, незамеченной медленно продвигающимся противником. Если янки и засекли какое-то движение в окрестностях кучки мусора, еще недавно бывшей относительно крупным поселением, то не придали этому значения, видимо посчитав это копошение за бегство случайно уцелевших защитников исчезнувшего опорного пункта. В то, что после удара столь чудовищной силы им могут оказать хоть какое-то сопротивление, заокеанские гости явно не верили. Поэтому то, что воспоследовало, когда атакующие техасцы*, мужественно преодолев почти километр лунной поверхности, все же достигли цели своей атаки, повергло их в настоящий шок.
