Я нажал на один из пунктов, случайным образом. Понравилось название исполнителя — четыре больших буквы 'A' 'B' 'B' 'A'. Какая-то аббревиатура?
Музыка не подкачала. Это оказалась грустная песня с пронзающим душу мотивом. Пел её женский голос, но с такой отдачей, что я, не понимая языка, чувствовал и переживал всё вместе с исполнительницей. Язык был странен, не похож ни на один существующий. Немного напоминал североамериканский или шведский, но гринго так не говорят, а как звучит шведский, я слышал от туристов — это точно не он. Хотя, если этой песне тоже триста лет...
Язык не давал покоя, потому я быстренько вызвал из браслета 'Лингвомаксимум', мой карманный переводчик, и забил в него название песни. 'Линвго...' не слишком мощная штука, ориентирован на среднестатистического потребителя, не замороченного древними и экзотическими языками, но мне показалось, что справиться тот должен.
Справился, хотя и с трудом — язык определился, как английский. Надпись под строкой ввода гласила: 'Победитель получает всё' — и всплывающие комментарии, указующие, что я в двух местах допустил грамматические ошибки, неправильно использовал артикль и вообще неправильно построил фразу. Но этого оказалось достаточно. Тут же сам собой дошёл смысл песни, он легко угадывался по голосу и тональности исполнения. Это была песня о поражении — о том, что проигрывать нужно достойно. И здесь песня оказалась пророческой.
Не знаю, насколько была популярна певица Abba в прошлом, но сейчас, спустя триста лет, её музыка учила меня, как быть дальше. Люди не всегда выигрывают; я должен смириться и признать, что проиграл, что у меня нет шансов. И сделать это с высоко поднятой головой. Да, эта девчонка мне нравится. Но она — не идеал мечты, какой бы миленькой и умной не казалась. Победитель получает всё, проигравший — ничего, но не бывает побед без поражений, и мне нужно стиснуть зубы и идти дальше, усвоив сегодняшний урок.
Повинуясь внезапному порыву, я быстро сбросил все песни, какие были, с навигатора на браслет (ещё удивился, что они мало весят — передача прошла почти мгновенно), и в этот момент девушка, которой надоело плескаться 'вхолостую', вылезла на берег.
Она была прекрасна. Валькирия! Амазонка! Богиня! Разъяренная львица, жаждущая порвать на кусочки некого выскочку, сидящего на берегу и полностью ее игнорирующего, несмотря на все старания! Быстро одевшись, прямо на мокрое тело, Бэль с раздражением бросила:
— Ты это специально, да?
Я кивнул.
— Импотент несчастный!
Я безразлично пожал плечами:
— Всё может быть.
Одевшись, она подвела некий итог нашему общению:
— Меня ещё никто так не обламывал!
На что я философски заметил:
— Когда-то всё случается впервые...
Не скрывая ярости, Бэль ломанулась сквозь кусты напролом, по направлению к стене. Н-да, это я кабальеро, ей же меня бросать можно. Я в принципе не против остаться в одиночестве, как-нибудь выберусь, вот только вещицу свою она забыла. Не дешёвая вещь, надо отдать, пусть она и может позволить себе покупать и выбрасывать их сотнями в день
Я поднялся, надел рубашку и побрёл следом. Оставалась лишь надежда, что на той стороне она убежала не далеко.
Повезло, не убежала. Сидела на первой же лавочке, пылая во всех диапазонах. Злость, разочарование, раздражение... Обида! В том гремящем букете, что излучала она, не разобрался бы и лучший психолог мира, не то что интуитивный самородок без теоретической базы. Поэтому, молча расстегнув навигатор, я аккуратно снял его, отсоединив от браслета, и подойдя, положил рядом на лавочку.
— Вот, возьми. Это твоё.
Больше говорить нам было не о чем — я не видел смысла в разговоре, она понимала бессмысленность любой гневной триады в мой адрес. Оставалось только развернуться и пойти по аллее прочь, к старой доброй прежней жизни, где нет Бэль — маленькой задорной романтичной аристократки и большой гламурной шлюхи. Что я и сделал.
— Хуанито, стой! — раздалось сзади.
Медленно обернулся. Глаза девушки наполнялись слезами.
— Не уходи. Пожалуйста!..
Слёзы. А это уже ниже пояса. Красавица, так не честно.
Я вздохнул и подошёл. А что ещё оставалось делать? Её рука протянула навигатор назад:
— Посиди со мной, а?
Пожав плечами, я присел. В конце концов, я ничего не терял. Но о чём говорить дальше — не имел ни малейшего представления. И как это мы могли весело щебетать всего час назад?
Она тоже молчала, через силу душа слезы. С чего бы такая реакция? Что творится в ее прекрасной головке?
— Ты, наверное, считаешь меня шлюхой, да? — наконец, выдавила она. Я чуть не свалился с лавочки. Интересный поворот сюжета! — Развратной шлюхой, которая... С первым встречным?
— А кем бы ты себя считала на моем месте? — парировал я, переложив бремя ответа на неё саму.
— Я не такая! — в её тоне сквозила детская обида напроказничавшего ребенка.
— Бэль, мне всё равно, какая ты, — спокойно заметил я. — Ты живёшь в одном мире, у тебя одни ценности. Я в другом — у меня другие. И не моё дело обвинять или читать нотации. Я не твой взрослый кузен.
— Мне показалось, я тебе нравлюсь... — она опустила глаза в землю.
— Что это меняет?
'Действительно, что это меняет, Шимановский?'
— Ты мне тоже понравился. И я подумала, было бы здорово...
Я тяжело вздохнул. Мне не нравилась ситуация. Мне не нравилось её поведение, резкая смена генеральной линии. И главное, не нравилось, что я не могу понять, играет она, или говорит серьезно.
— Не оправдывайся, Бэль. Я не тот человек, чтобы ты передо мной оправдывалась.
— Жаль. Ты такой добрый. И умный. Я думала, ты станешь мне другом! — заявила она, окончательно выбивая меня из колеи.
— Ты спишь со всеми друзьями? — съязвил я.
— Нет, я не сплю с друзьями, — обижено вздохнула она. — У меня вообще нет друзей. Есть только те, кто хочет меня трахнуть, потому, что я красивая, и те, кто хочет меня трахнуть, чтоб поиметь себе что-то от моего положения. С подругами, кстати, то же самое — или завистницы, или тоже хотят что-то поиметь от дружбы.
— Сочувствую.
Мне стало ее немножко жаль. Самую малость. Действительно, быть богатым непросто, отсутствие друзей — это их крест. Слишком мешают деньги возникновению искренней дружбы, потому слишком редко та возникает. Её мать и мачеха — редкое исключение из правил. Редчайшее.
— Знаешь, у меня тоже нет друзей, — начал я свою исповедь, чтобы немножко разрядить ситуацию. — Есть один друг, но он — изобретатель, фанатик, не от мира сего по жизни. Строит модели броненосцев и крейсеров. И больше никого. Так что отсутствие друзей и положение в обществе... Слабо связаны.
— Спасибо! — она улыбнулась.— За поддержку. Ты будешь моим другом?
От такого предложения я вновь чуть не свалился с лавочки. И что на это можно ответить?
Пауза, нужно взять паузу, чтобы всё неспешно обдумать. Слишком много резких поворотов за жалкие полчаса.
— Бэль, ты меня извини, но тебе не кажется, что нам надо куда-нибудь, на 'солнышко'? Где теплее? Ты вся мокрая, замерзнешь и заболеешь. У меня такое чувство, что в парке держат температуру чуть холоднее, чем везде.
Она согласно кивнула.
— Это из-за природы. Здесь нет металлических и бетонных преград, лучше теплорассеивание. Есть идеи, куда идти?
Я покачал головой.
— А у тебя?
После секундного раздумья, ее глаза загорелись:
— Ты любишь мороженое?
* * *
Хм... Да, внутри тепло. И мороженое в этом заведении продают отличное. Но я бы ни за что не пошел сюда, тем более с девушкой.
— Бэль... Ты, конечно, извини, но порция мороженого здесь стоит половину маминой зарплаты, — заявил я, не спеша входить. Да, я бедный. Да, плебей. Отсутствие финансов не принято светить перед девушками, особенно на первом свидании, наоборот, принято пускать пыль в глаза, дескать я такой и растакой... Но сегодня привычные правила не работают.
— Брось! Я угощаю! — походя махнула рукой она и помчалась за дальний столик. — Зато у них очень вкусно.
В ее жесте я не увидел надменности или иронии превосходства — дескать, ты ничтожество и я тебя покупаю. Она даже не обратила на мои слова внимания. И это понравилось.
Официант прилежно проигнорировал тот факт, что у меня малокредитоспособный вид, а с моей подружки ручьем стекает вода. Приторно-стандартно улыбаясь, подошёл, словно тень, и молча принялся ждать заказ, ничем (вроде платежеспособности) не поинтересовавшись. Бэль аристократично, будто официант пустое место, обратилась в никуда:
— Три клубничных и три шоколадных.
Делала она это автоматически, въевшимся в кровь жестом, не задумываясь. Я бы так не смог, для меня официанты — люди. Потомственная аристократия, блин!
— А тебе чего? — Это уже мне. Я закашлялся.
— Шесть порций?
А горлышко не заболит, красавица?
— То же самое. — Это официанту, прилежно записывающему на планшете. Нет, не заболит. Она даже не поняла причину моего удивления. — Только в одном экземпляре.
Мороженое оказалось божественным. Такого я раньше не ел и вряд ли в ближайшее время буду. Бэль, получая истинное наслаждение ценителя, активно принялась наяривать клубничное.
— Хуан, расскажи о себе? Я ведь тебя совсем не знаю. Про себя рассказала всё, но не знаю даже твою фамилию.
— Бэль, но ведь я тоже не знаю твою фамилию! — парировал я.
Она смущенно улыбнулась.
— Ой, и верно!
Затем, задумавшись, добавила:
— А знаешь, так даже интереснее будет: общаться, не зная друг друга. У меня раньше никогда такого не было. Обычно меня все знают и издалека узнают.
— Тебя трудно не узнать! — я с восхищением оглядел ее лицо и видимую часть фигуры, сделав акцент на волосах.
— Это точно, — зарделась она с заметным удовольствием. — Давай продолжим эту игру: ты не говоришь мне своё имя, я — своё. Ты как?
— Я за, — пожал я плечами. Бэль довольно улыбнулась.
— Итак, расскажи о себе. Всё, кроме имени Кто ты, чем живёшь, почему у тебя нет друзей?
— Ну?.. — я задумался. — Кто — простой парень. Ничем среди себе подобных не выделяюсь. Даже в голову не приходит, чем себя выделить. Чем живу? Учёбой. Учусь по гранту в неплохой школе, планирую в будущем поступать в хорошее заведение. Какое — пока не определился. Занимаюсь спортом, единоборства. Участвовал в турнирах, призовых мест не занимал. Раньше занимался танцами и плаванием, но бросил.
— Почему? Танцы — это же здорово! Да и плавание...
Судя по блеску глаз, это место моей биографии вызвало бурный интерес.
— Плавание — не пошло. Сам процесс мне нравился: плыть, рассекая волны, брасом или кролем.... — я зажмурился, вспоминая это божественное удовольствие. — Здорово! Но мне нужно было научиться драться, стоять за себя, а в бассейне этого не сделаешь. Ну, и до такой формы, как у тебя, мне, конечно, далеко, — сделал я комплимент, вспоминая её прыжок. — Так красиво входить в воду! Это надо иметь талант.
Мой комплимент пришелся по душе, она заулыбалась. Появившийся между нами лёд начал таять.
— В этом нет ничего сложного, поверь. Ты тоже так сможешь, если немного потренироваться. А что с танцами?
Я сокрушенно вздохнул.
— Дорого. Ещё и танцы мы бы не потянули. Ни финансово, ни физически — в школе такая нагрузка, что я на тренировки время с трудом выделяю, где там ногами дрыгать!
— И хорошо у тебя получается 'ногами дрыгать'? — улыбнулась она. Так вот, что тебя заинтересовало, девочка! Хорошо танцуешь? Задел знакомую струну?
— Не знаю, — честно ответил я. — Самому трудно себя оценить. Но если хочешь, можем как-нибудь устроить показательные выступления?.. — я бросил вызывающий взгляд.
Бэль наживку заглотила.
— Очень интересная мысль!
'Шимановский, остынь! — вновь ожил внутренний голос. — То сваливать собирался, а теперь снова её клеишь? На второе свидание набиваешься?'
'Ну и что? Хочу и клею! Не такая она ужасная, как казалось у озера. Скорее несчастная избалованная и запутавшаяся в себе'.
'Угу. Один раз с нею обломался, жаждешь второй облом? Чтобы опять понять, что вы — не пара, а она тебя держит не за того, кого ты хочешь?'
'А если и жажду, то что? Она — не Долорес, и это — не лотерея. Так что утухни, Шимановский!' — подвёл я итог беседы с самим собой.
— Как у меня будет возможность, я вытащу тебя в место, где можно будет проверить и твои, и мои способности, и сравнить их, угу? — воскликнула Бэль, предвкушая хорошую забаву. — Только не вздумай отвертеться, дескать, не хочу и пошутил!
— Замётано! — я поднял вверх большой палец.
— А дальше? — кивнула она.
— Что дальше?
— Семья. Ты ничего не рассказал о семье.
— Семья как семья! — не удержался и соврал я, беззаботно пожимая плечами. — Ничего интересного.
Дамоклов меч маминого прошлого висел надо мной. Может, Венера и особая планета, но напротив сидела девочка из высшего общества, не хотелось портить о себе впечатление сразу, на первом свидании, когда в общении ещё остры стереотипы. — Не сравнить с твоей душещипательной историей!
— Это хорошо, — с легкой завистью вздохнула она. — Ты даже не представляешь, какой счастливый!
А вот и нет, девочка, представляю. У тебя хотя бы есть отец, оба родителя, что бы между ними ни происходило. Они — достойные люди, и ты знаешь, кто они такие. Но пусть это знание остается со мной.
— А почему у тебя нет друзей? — резко перешла она на следующую тему, словно прочтя мысли о нежелании продолжать предыдущую.
— Наверное, потому, что я неудачник. — Я не удержался и махом излил сокровенное. Это неправильно, плакаться девчонке в жилетку, но мы из слишком разных миров, чтобы делать друг другу гадости или подлости. Если меня кто-то и выслушает в этом мире, то только она.
— С чего ты это взял? — в глазах девушки вновь появился блеск интереса.
— Разве можно считать себя 'удачником', когда девчонки отворачивают от тебя нос при встрече? Или когда банда недоносков считает, что я не гожусь ни на что большее, кроме как быть их грушей? А ещё у меня такой язык, что выдает всю правду о людях, в самом нелицеприятном свете, невзирая на время и место.
— Меня обходят стороной, Бэль, за несколько километров. Но от меня и надо держаться подальше. Я вообще удивлен, что такая девушка, как ты, сидит со мной и беззаботно болтает.
— Какая 'такая'? — напряглась она.
— Замечательная! — не удержался я. Она всё поняла по моим глазам и потупилась, чуть покраснев.
— Правда?
Я кивнул.
— Спасибо.
Мне снова стало её жаль. Если тебе некому сказать, что ты замечательная, сказать искренне, не подлизываясь — это серьёзно.
— Но знаешь, ты не прав. Насчет себя. Ты не неудачник, — продолжила она вдруг с жаром. Теперь напрягся я. — Ты тоже замечательный. Я ещё не встречала таких, как ты.
— Ты преувеличиваешь.
— Ни капельки. Хуан, у меня много знакомых. Среди них есть и достойные люди, не только лжецы и льстецы. Я знаю, что говорю.
Ты говоришь, тебя не любят за правду. Но тех, кто говорит правду, всегда не любят, это закон. Эта нелюбовь говорит о внутренней силе: ты готов драться с окружающим миром, готов показывать, что не боишься его. Вскрываешь недостатки людей, даже зная, что за это в ответ получишь 'кару' — неприятие себя.