— Ах, неустанное бодрствование в молитвах иногда не позволяет мне как следует высыпаться, — вяло отмахнулся священник, словно прочитав мысли крестьянки.

Альба поспешила уткнуться носом в миску с горячей кашей и продолжить набивать изголодавшийся желудок. Люций, тем временем, терпеливо ожидал, внимательно рассматривая лицо девушки.

— Ну, наконец, мы можем отправляться, — жизнерадостно воскликнул падре, как только Альба отставила пустую миску.

— Куда мы идем?

— О, прости меня за мою несобранность, дорогая. Похоже, мне и правда нужно как следует выспаться, — развел руками монах. — Сейчас мы отправимся в мою скромную обитель. Тебе там, несомненно, понравится.

Люциан нежно взял девушку под руку и вновь повел ее по темным коридорам огромного замка. Альбе казалось, что галереям и массивным дубовым дверям не будет конца. Некоторые помещения крепости озарял неровный свет мерцающих факелов. Но чаще, под полукруглыми каменными сводами царил кромешный мрак. Священник, как и прежде, безошибочно находил дорогу в темноте, увлекая крестьянку в самые укромные уголки замка.

Девушка ощущала, что с каждым шагом ей становится все тяжелее дышать. Сокрытые в темноте толстые стены и потолок, будто готовы были вмиг обрушиться и раздавить ее маленькое ничтожное тельце. Сознание словно парализовало, и она громко закричала, захлебываясь хлынувшими из глаз слезами.

— А теперь, пока ты не разбудила всех жителей сего замка, давай успокоимся и продолжим идти вперед, — спокойно проговорил падре. — Знаешь, ты на редкость пугливая.

— Но я не хочу идти дальше, — тихо всхлипнула крестьянка.

— Почему же? — В голосе Люция послышались едва уловимые нотки раздражения.

— Я... Я очень сильно боюсь. Я не понимаю, куда мы идем. Как вы видите в такой темноте?

— Это впечатляет, — с интересом воскликнул священник. — Ты задаешь много вопросов, как для забитой крестьянки своей эпохи. Возможно, я даже пересмотрю свои взгляды на твой счет. Более того, я отвечу на все твои вопросы, но позже. Мы почти пришли.

Альба мало чего поняла из последней реплики отца Люциана. Каждый раз, когда он начинал говорить, он использовал столько незнакомых девушке слов, что ей приходилось, не смотря на сковывающий все сознание страх, напрягать голову, чтобы понять, о чем толкует монах.

Внезапно, они остановились. В темноте послышался громкий скрип давно несмазанных дверных петель. Отвыкшие от света глаза ослепило сиянием факела, висящего на стене. Поморгав несколько раз, Альба увидела очередные ступени, ведущие вниз. Из глубины лился яркий свет. А вместе с ним, крестьянка ощутила удушливый запах чего-то до боли знакомого.

— Ну вот мы и добрались до моей кельи, — улыбнулся Люций. — Пойдем скорее.

Келья священника оказалась достаточно просторным залом, освещенным множеством факелов и свечей. В самом центре, на мощенном шлифованными камнями полу, покоился гранитный прямоугольный стол. По четырем его сторонам стояли высокие, с человеческий рост канделябры. По шесть свечей в каждом из них давали достаточно яркого света, чтобы почувствовать себя словно под лучами щедрого солнца.

У левой от входа стены, потолок подпирали несколько дубовых шкафов, забитых множеством книг и свитков. Там же стоял и небольшой пюпитр¹ с подсвечником на нем. У противоположной, менее освещенной стены, расположились несколько ржавых железных клеток. Среди решетчатых прутьев одной из них, девушка заметила какое-то шевеление.

— Как тебе мое жилище, Альба из Вальденоседы? — Весело поинтересовался монах. — Видишь, как здесь светло. Муса — мой мавр постоянно поддерживает идеальную чистоту и порядок. Я, знаешь ли, люблю порядок во всем.

Люциан отпустил руку крестьянки и встал за пюпитр. Несколько секунд Альба находилась в состоянии глубокого шока. Затем, влекомая каким-то неведомым чувством самосохранения, рванулась вверх по ступеням. Сквозь залитые слезами глаза, девушке было тяжело разбирать дорогу. Но все же, она добралась до оббитой железом двери, ведущей к бескрайним лабиринтам коридоров замка.

— А сейчас, я отвечу на твои вопросы, — спокойно произнес священник. — Правда, ты заставляешь меня говорить громче, чтобы тебе было хорошо слышно. Акустика здесь, к сожалению, оставляет желать лучшего.

Крестьянка всем телом навалилась на дверь, но та не поддавалась. Взвыв от досады, Альба несколько раз попыталась выбить ее плечом. В ушах стоял невыносимый гул. Отчаянью не было предела.

— Так вот, моя дорогая, любознательная девушка, — Люций демонстративно откашлялся. — Тебе не под силу отпереть эту дверь по двум причинам: первая — она заперта на секретный замок и вторая — она слишком тяжела для тебя, как, впрочем, и для любого простого смертного.

Крестьянка принялась что есть мочи царапать ржавую металлическую поверхность двери, ломая ногти и загоняя страшные занозы под кожу рук. В голове гул образовал собой одно слово — "спасайся".

— Мы находимся в моей обители. Как ты уже догадалась, я не простой монах. Я, прежде всего ученый, пытающийся постичь все тайны мироздания. Наверное, ты хочешь сказать, что это невозможно, прожив и целую жизнь. Да, ты права. Но, видишь ли. Так сложились обстоятельства, что я обладаю большим временем, чем одна нелепая смертная жизнь. Как бы это не вульгарно звучало, но я практически бессмертен. Удивлена?

Альба в изнеможении сползла по поверхности предательской двери и забилась в конвульсиях на холодном каменном полу.

— Мое состояние не... жизни открывает для меня некоторые весомые преимущества, такие как: отличное зрение, даже в темноте, хороший слух и обоняние, способность двигаться с высокой скоростью и даже обладать нечеловеческой силой. Неплохо, правда? Так вот, прожив достаточно долго на земле, я всегда открываю для себя что-нибудь новое. В данный момент меня интересует скрещивание плоти.

Монах жестом показал девушке спуститься к нему. Никакой реакции не последовало. Люций невозмутимо продолжил.

— Видишь ли, мои эксперименты требуют значительного количества сырья. И, не смотря на то, что мы живем в темные века, кстати, так я называю данную эпоху, смертные, а тем более, бессмертные, все-таки, замечают частые пропажи себе подобных. Поэтому, мне пришлось покинуть родину и скитаться по различным варварским королевствам в поисках годного материала. А все это, к слову, не способствует развитию науки. Поди же сюда. Мне надоело кричать.

Люций медленно поднялся по ступеням, склонился над, все еще бьющейся в конвульсиях, крестьянкой, обхватил ее за плечи и с силой поставил на ноги. Покачав головой, он повел девушку вниз и уложил ее на гранитный стол.

— Должен признаться, — ровным тоном проговорил монах. — Мне тяжело работать, когда я испытываю чувство голода.

— Вы... Вы безумец, святой отец, — всхлипнула Альба. — Вы одержим бесами...

— Я одержим наукой, дитя, — торжественно произнес Люциан. — Как интересно выделяются вены на твоей смуглой коже.

Альба очнулась лежа на сыром каменном полу. Все тело онемело от пронизывающего холода. Ужасно болела голова. И только кисти рук и правое плечо словно горели огнем. Девушка попыталась встать, но не нашла в себе сил даже пошевелиться. Она тихо заплакала. В голову лезли нелепые мысли о родной деревушке, родителях, муже, подругах. Почему-то вспомнился сбор урожая золотистой ржи. Как она ловко срезает, хорошо отточенным серпом, спелые колосья. Один за одним.

— Как же холодно, — дрожащим голосом прошептала крестьянка.

Внезапно, вспомнились последние события ее жизни. Страшный безумный человек с потускневшими глазами, ужасный подвал с гранитным столом. Клетки у стены. Крестьянка разлепила веки и повернула голову на бок. Перед ее лицом оказалась ржавая решетка. Мысли, наконец, начали складываться в осмысленные образы.

— Я в клетке, — всхлипнула Альба. — Он оставил меня здесь умирать.

Приложив немало усилий, девушка смогла оторвать, казалось, налитые свинцом руки от пола и поднесла их к глазам. Под обломанными грязными ногтями чернела запекшаяся кровь. К счастью, Альба нашла в себе силы приподняться на локтях и осмотреться. В зале было не так светло, как в прошлый раз. Всего несколько факелов, висящих по углам, да один у ее клетки с трудом рассеивали густой, словно липкий мрак подземелья. Стояла полная тишина.

Поднапрягшись, девушка схватилась за прутья решетки и кое-как, превозмогая боль в пальцах, помогла себе подняться на ноги. Тело дрожало, зубы стучали от страшного холода, голова ходила ходуном. Крестьянка почувствовала внезапный приступ тошноты и ее вырвало. Брызги слизкой жижи разлетались по всему полу клетки, попадая на ржавые прутья решетки и босые ноги пленницы.

Влажные грязные волосы растрепались и предательски липли к мокрому от слез лицу, мешая девушке нормально видеть. С трудом оторвав одну руку от решетки, она убрала непослушную прядь и обомлела. В соседней клетке кто-то был. А ведь тогда, когда ее привел сюда безумный Люциан, она сразу заметила здесь какое-то движение. Но тогда, ее голова была занята другими мыслями.

— Эй, кто там? — Тихо прошептала Альба. — Отзовись. Прошу тебя, ты жив?

Девушка закрыла глаза и разрыдалась с новой силой. Мысли о скорой и мучительной смерти заполонили все ее сознание. Теперь она была полностью уверена, что никто не сможет вырвать ее из лап одержимого монаха. Никому и в голову не придет искать ее здесь, в глубинах замка Фриас.

— Сеньор мой, дон Хуан, если бы ты знал где...

Крестьянка резко замолчала. Фигура, сидящая во мраке соседней клетки, пошевелилась. Снова. Затем, пленник, гремя цепями, поднялся во весь рост и, молча, направился в сторону девушки. Альба с ужасом подумала, что этому бедолаге повезло еще меньше. Он не просто сидел в клетке, но и оказался закован в тяжелые кандалы. Между тем, фигура приближалась.

— Здравствуйте, — негромко поприветствовала незнакомца крестьянка. — Вы здесь один? Как вы здесь оказались?

Резкий рывок и лицо пленника оказалось на расстоянии вытянутой руки от лица девушки. Незнакомец замахнулся правой рукой и попытался ухватить Альбу за волосы. С криком, крестьянка повалилась на пол и лихорадочно заработала всеми конечностями, стараясь удрать в дальний угол своей клетки, как можно дальше от незнакомца.

— Что вы делаете? — вопила она.

Пленник, натянув цепи до предела, смог приблизить голову еще ближе к перегородке, отделяющей клетку Альбы от его собственной. Лицо незнакомца оказалось на свету и открылось взору крестьянки. Ее тот час прошиб новый приступ дрожи. На совершенно лысой, покрытой множественными ушибами и ссадинами голове пленника, напрочь отсутствовал нормальный человеческий образ.

Его глаза и рот были зашиты грубыми черными нитками. Ноздри постоянно раздувались, будто человек пытался учуять запах девушки. Даже опухшие, побитые уши слегка подергивались, что придавало облику незнакомца еще большей отвратительности. Но самым ужасным оказалось то, что он периодически издавал мычащие звуки, будто стараясь порвать нити, связывающие ему рот, и пронзительно закричать.

— Господи, — в ужасе пролепетала крестьянка, забившись в самый дальний угол своей тесной клетки.

— Ну что ты, Альба из Вальденоседы, — раздался насмешливый голос, заставивший девушку вздрогнуть. — Это всего лишь я — отец Люциан.

Монах стоял, опершись плечом о решетчатую дверь в клетку своей пленницы, и лениво наблюдал за бесполезными потугами страдальца из соседней клетки. Наконец, он перевел взгляд на Альбу и заговорил.

— Тебе жалко его? Знаю, что жалко. Но я открою тебе один секрет: если это существо ворвется к тебе в клет... к тебе домой и, уж тем более, если откроет рот — тебе несдобровать. Кстати, он один из моих экспериментов. Его зовут Сид. Я назвал его в честь вашего испанского героя. Я обратил его, затем удалил ему зубы и глаза, и зашил рот и веки. Тем самым я хочу проследить все изменения, которые непременно произойдут с Сидом, с течением времени.

— Он... умрет от голода, — едва слышно прошептала девушка.

— Конечно, умрет, — улыбнулся Люций. — Но, понимаешь, он обращенный и теперь ему нужны несколько иные способы утоления голода, нежели тебе. Да и продержится он гораздо дольше, чем самый стойкий из смертных. Знаешь как долго он без еды? Месяц. К примеру, ты бы столько не протянула. А его сила крепнет с каждым днем, хотя разум слабеет еще быстрей. Интересный парадокс, не правда ли?

— Вы не священник?

— Спустя два дня лекций, ты, наконец, поняла, что я не какой-нибудь жалкий монах, — от изумления, Люциан хлопнул в ладоши. — Это похвально... для невежественной крестьянки из такой глуши. Может из тебя еще будет толк. Хотя кто знает? На все воля Божья. Я прикажу мавру накормить тебя.

Люций развернулся и зашагал по ступеням прочь. Через несколько минут к клетке подошел Муса с глиняной миской, наполненной свежесваренной гороховой кашей в одной руке и ломтем черного хлеба в другой. Слуга аккуратно поставил угощение на пол у самой клетки девушки. Покачав головой, он поднялся, чтобы уйти, но Альба попыталась его остановить.

— Сеньор Муса, сжальтесь. Отпустите меня. Падре одержим злыми духами. Он хочет убить меня и того несчастного из соседней клетки.

Мавр снова покачал головой, глядя прямо в глаза крестьянке, и медленно побрел к выходу. Сосед, было успокоившийся при появлении Люция, снова ожил и принялся метаться по клетке, ударяясь руками и головой о прочные прутья решеток. Мычание и гулкие звуки ударов плоти о металл еще долго разносились по залу. От пережитого шока Альба вконец обессилела и забылась тревожным сном.

Время прекратило свой постоянный бег. Находясь в келье Люциана глубоко под землей, девушка совершенно потеряла счет дням. То ли прошел год с момента ее пребывания здесь, то ли одержимый монах привел ее сюда всего пару дней назад. По-прежнему молчаливый Муса приходил к пленнице, приносил еду и питье, но никогда не пытался заговорить с ней. Альба находилась в полном ступоре. Кое-как насытившись принесенной едой, она ложилась на холодный пол и забывалась в полусне. Так до следующей кормежки.

Изредка объявлялся и Люций. Казалось, что он потерял всяческий интерес к несчастной пленнице. Не торопясь, монах подходил к соседней клетке с факелом в руке и подолгу разглядывал изуродованного бедолагу. Затем, направлялся к своему пюпитру, открывал, лежащую на нем книгу, и что-то записывал. А через некоторое время, исчезал за дверью наверху.

В очередной раз, после еды, девушка распласталась на полу у решетчатых прутьев ненавистной ей клетки, когда дверь в зал со скрипом отворилась, и в помещении появился Люциан в сопровождении мавра. Муса поспешил зажечь все имеющиеся в зале факелы и свечи, пока хозяин медленно направлялся к соседней клетке.

Непривычный яркий свет обжог глаза крестьянки. Она поспешила закрыть лицо ладонями и отползти в дальний и самый темный угол своего узилища. Хотелось разрыдаться, но слез больше не осталось. Альба только периодически вздрагивала всем телом, стараясь плотнее свернуться калачиком.