В коридоре что-то с грохотом упало.
— Я же не опоздал, правда? — затараторил гном, поднимаясь и отряхивая колени.
"Провалиться пропадом".
— Я так спешил, так торопился, что чуть не забыл чистые свитки и перо, а чего же стоит приключение, если о нем не написать историю? Правильно — совсем ничегошеньки! Так что я готов! — с этими словами Гробнар подпрыгнул, поправляя обтрепанные лямки рюкзака. В рюкзаке что-то протестующее зазвенело в ответ.
Я поморщилась. "Твою мать. Привет, гитиянки. Вы слышите — мы идем вас искать. Тьфу".
— Поклажу переложи. А то громыхает, — я развернулась к Дункану, но эльф только хлопнул меня по плечу:
— Удачи, племяшка.
"Чертов гном".
В зале таверны нас уже ждал Бишоп. И когда только собраться успел? Затянутое в кожаный доспех поджарое тело, два клинка на поясе. Лук и походная сумка на столе.
Парень лениво смотрел как Сэлл и Кара прибираются, расставляя уцелевшую мебель. Ехидная усмешка не покидала его лицо:
— Готова?
— Готова, — на языке вертелось несколько вопросов, но задавать их... Не время.
Я бросила сумку на стол. Прислонила налуч к лавке и прялась ждать остальных. Впрочем, Гробнара долго ждать не пришлось. Что-то напевая и громыхая поклажей, неугомонный бард плюхнулся на лавку.
Чуть позже к нам присоединился и паладин. Святой воин сообщил, что больше никто не пойдет. Я усмехнулась. Нечего сказать — приятная компания. Болтун и святоша. Ну да, разумеется — Кару оставил прибираться мой горячо любимый "дядя". У Нишки чесотка от паладинской ауры, а Келгар на дух не переносит болтовню. Элани... Убить полдороги на объяснения что, как и почему? Нет уж, избавьте. Я бросила короткий взгляд на рейнджера. Бишоп чуть дернул уголком рта в ответ и отвернулся.
Я встала, вскинула на плечи поклажу. Поправила ножны и окликнула следопыта:
— Идем.
Еще один угрюмый взгляд.
Следопыт вышел из таверны первым.
Стояло промозглое утро поздней осени. На улицах было пусто, только фонари одиноко плыли в лужах янтарного света.
Выйдя за пределы города, Бишоп с размашистого шага перешел на легкий упругий бег.
"Хорошо бежит. Жаль только, что скоро придется опять пешком тащиться". Я оглянулась на гнома и Касавира. "Нее, паладин-то выдержит, а вот Гробнар, что б его...".
* * *
Переход был... А каким он был, этот переход? Долгим. Утомительным. И удивительно молчаливым. Следопыт проронил разве что пару фраз. Гробнар — тот вообще молчал. Еще бы — столько бежать, да еще по лесу. Ну а паладин просто не отличался излишней разговорчивостью, как я уже заметила.
Все бы ничего, но только на привале Касавир и следопыт умудрились поругаться. Ну вот ко дергал паладина за язык? Шли мы слишком быстро, видите ли. Гном отставать начал. Да черт побери — Гробнара вообще никто в этот поход не звал. Сам привязался. Сидел бы в таверне, песенки играл, так ведь нет — поперся девицу спасать. Спаситель, елки-палки.
* * *
Из воспоминаний Касавира:
Этот так вовремя появившейся проводник, Бишоп. Что-то было в нем хитрое, себе-на-уме. И тем не менее, Харн... не замечала этого? Принимала его сторону? Видела что-то свое? Ситуация была неясной. Впрочем, время все расставит по своим местам. В конце-концов, этот следопыт нужен нам лишь на время, до тех пор, пока мы не отыщем Шандру Джерро.
* * *
Я лежала на ворохе лапника, смотрела, как огонь лениво глодает толстую валежину, краем глаза наблюдая как Бишоп выглаживает лезвие ножа точильным камнем. Плавные размеренные движения, отблеск пламени на небритом смуглом лице, взъерошенные рыже-русые волосы. Прямые, удивительно правильные черты лица.
Тишину разрушал только негромкий треск костра и чирканье оселка по стали. Как раз время и место для неспешной беседы на привале. Я перевернулась на бок, чтобы удобнее было говорить. Помолчала, думая о том, как бы начать разговор о контрабанде и контрабандистах. В конце концов, нужно же было как-то прояснить, что из сказанного Дунканом наглое вранье, что — страшилки, а что — правда. Тем временем, следопыт вогнал клинок в ножны, положил оселок в один из кармашков сумки. С удовольствием, потянулся, а потом, закутавшись в плащ и сунув сумку под голову устроился спать.
"Вот черт, как быстро спать улегся. Или это я слишком долго собиралась?" Внутри шевельнулась досада. И на себя и на следопыта. "Ну ничего, я все равно его расспрошу. Не сейчас — так позже".
Паладин покосился на Бишопа и проговорил:
— Что ж, первая стража моя.
Я зевнула в кулак. Пробормотала что-то невнятное и тоже задремала, завернувшись в меховой полог и положив ладонь на рукоять ятагана.
Сквозь дрему я слышала, как Гробнар разговаривал с паладином про войну Невервинтера с Лусканом и какой-то культ...
— Гробнар, заткнись, а? А то помогу, — я потерла глаза. После долгого перехода мне хотелось спать, а не слушать пустую болтовню гнома.
Бард споткнулся на полуслове, шумно вздохнул и с несчастным видом проговорил:
— Конечно-конечно, как скажешь. Тем более, что завтра нам опять предстоит идти по лесам и полям за похищенной Шандрой...
— Гробнар...
Гном с преувеличенной тщательностью принялся готовиться ко сну — ворошить лапник, пристраивать чехол с лютней и ворочаться на жестком ложе.
"Навязался на мою голову".
Спаслось на удивление хорошо. Еще бы — после долгого перехода, в лесу, осенью.
Из теплого сна меня выдернул тихий шорох. Я приоткрыла глаза. Следопыт лениво ворошил почти прогоревший костер, в предрассветных сумерках взлетавшие искры были почти незаметны.
Какое-то время я искоса, урывками наблюдала за Бишопом. Как за дикой птицей, чтобы не спугнуть. Отблески огня плясали на его лице, высвечивая каждую черточку. Бледно-розовый шрам на скуле, почти скрытый щетиной, вертикальная складка между бровей, темные ресницы...Он оглянулся, почувствовав взгляд, но я прикрыла глаза и притворилась спящей.
Полежав еще немного под одеялом, я "проснулась". Зевая, выбралась из-под мехового полотнища. Поежилась от утренней свежести. Потянулась, собрала растрепанные волосы в хвост и еще раз зевнула в кулак.
На востоке бледно-розовым заревом занимался рассвет. Хорошо, что не было ни дождя ни снега, словно на несколько дней вернулась теплая сухая осень.
Что ж, это нам на руку. А еще мне на руку сладкий сон остальных спутников. Самое время все-таки кое-что прояснить.
Я села на бревно рядом с ним. Ответом мне был хмурый взгляд.
— Слушай... — все выстроенные вчера вопросы провалились куда-то в пересохшую глотку. Я вздохнула. Убрала за ухо прядь. "Вторая попытка".
— Скажи...
Он резко обернулся. Кинул ветку в огонь. Хмыкнул:
— Чего тебе? Ты мне за разговоры не платишь.
Слова прозвучали как оплеуха. Больше обидная, чем болезненная. Я запахнула куртку плотнее, стараясь сохранить у тела остатки сонного тепла.
"Вот, значит, как мы разговариваем. Добро".
Я подумала, что сейчас можно и сыграть в его игру.
— А если заплачу? — я прищурилась.
Ехидно-насмешливая улыбка. Приподнятая бровь. Отблеск огня в ореховых глазах:
— Мои мысли ты за золото не купишь.
"А кто говорил про мысли? Вообще-то я у тебя про контрабанду спросить хочу". Я с трудом, но подавила смешок и продолжила:
— Да ладно. Как насчет двадцати золотых? — я пошарила по карманам, подкинула на ладони блеснувшие в свете костра монеты.
Он криво усмехнулся. Над землей лениво плыли клочья редкого тумана. Горько и пронзительно пахло опавшей листвой и грибами.
— Хм... Ну ладно, возможно я был неправ, — он помолчал и продолжил, — правда за такую сумму на многое не рассчитывай.
"Смеется он, что ли".
Следопыт сгреб тяжелые монеты с моей ладони, на мгновение прикоснувшись жесткими мозолистыми пальцами к коже.
Сунул монеты в карман, снова усмехнулся:
— Ну, что ты хотела узнать? За двадцать золотых? — хрипловатый голос, с ленцой такой.
Я пожала плечами и спросила так, как спрашивают о видах на урожай:
— Дункан говорил, что ты контрабандист...
Он бросил в костер еще одну ветку. Хмыкнул... раздраженно?
— О, правда? Похоже, мне стоит перекинуться парой слов с Дунканом, — парень втянул в себя воздух, прищурился, — передай Дункану, что если он еще раз откроет свою пасть, то я закрою ее за него. Никчемный пьяница.
В костер полетела еще одна ветка. Следопыт зло швырнул ее в огонь и в ответ пламя выбросило сноп искр.
"Разозлился? С чего бы? Он ведь так и не ответил на вопрос, но... Настырничать пока не будем".
Я подтянула голенище сапога. Сорвала полусухую былинку и принялась бездумно вертеть ее в руках.
— Слушай, а откуда ты так хорошо знаешь лусканские земли?
Этот вопрос интересовал меня больше всего.
Парень хмыкнул и принялся внимательно наблюдать за пляской пламени в костре:
— Я не люблю этих подлых убийц. Весь город — словно большая гильдия воров под пятой магов из Башни Владык.
"Все интереснее и интереснее. Но ведь он так и не сказал — откуда он знает лусканские земли. Разве что... Разве что он бывал в Лускане". Только догадка, почти ничем не подкрепленная.
Тем временем Бишоп продолжал, спокойно, словно рассказывая о чем-то не имеющем к нему особого отношения:
— Если ты умен, то с ранних лет начинаешь прятаться от их патрулей. И продолжаешь делать это пока удача не отвернется от тебя.
"А ты, выходит, умен".
Я в свою очередь подкинула ветку в огонь. Какое-то время единственным звуком, нарушавшим тишину, был треск костра.
Следопыт не продолжал. Молчал, глядя в огонь, иногда лениво вороша веткой угли. Молчание становилось каким-то неуютным, что ли.
— А когда ты не ведешь людей через лес? Что тогда делаешь?
"Может он хоть сейчас проболтается про Лускан?"
Он пристально посмотрел на меня, впервые за этот разговор. Чуть прищурился, улыбнулся и низким, бархатистым, таким... соблазняющим голосом ответил, словно я задала какой-то... непристойный что ли, вопрос. Как будто влезла в нечто, принадлежащее только ему, зашла на исключительно его территорию.
В светло-карих глазах следопыта искрилась ирония.
— Это очень... — он сделал паузу, — личный вопрос.
Голос отозвался сладкой истомой внутри. Я прищурилась, поправила волосы. "Не прост". Я поймала себя на том, что сижу и улыбаюсь.
— И все-таки...
Он преувеличенно разочарованно выдохнул:
— Ну обычно я стреляю в них из лука. Или выслеживаю, чтобы их убил кто-то другой, — и рассмеялся. Потом Бишоп внезапно подобрался, будто говорясь к прыжку.
— Что, понравился ответ? Я, конечно, немного шучу, но что ты хотела за пару монет?
Изменивший тон, словно ледяной водой в лицо плеснули. Обидно, но показать это я не хотела, поэтому в ответ только пожала плечами. Все равно — лучше хоть что-то узнать, чем бродить в потемках наощупь.
Следопыт, видимо, воспринял мой жест по-своему:
— Думаешь — немного золота и ласковых слов и меня можно брать голыми руками. Подумай дважды. Мне нужно гораздо больше и того и другого.
"Чего он взвился?"
Неприятно признаваться, но такой конец "беседы" меня задел. Странно — говорили-говорили и вдруг такие сюрпризы.
Я отвела взгляд и увидела, что за нашим разговором наблюдал Касавир.
"Ах вот оно что. Черт-черт-черт".
Я подтянула колени к груди, еще раз прокручивая в голове только что закончившийся разговор. Внутри привычно шевельнулось раздражение. "Не спалось этому паладину. Нет чтоб подрыхнуть подольше..."
Вскоре проснулся и Гробнар и утренняя тишина умерла безвозвратно, разбитая вдребезги его восторженной болтовней.
Пока мы сворачивали лагерь, Бишоп залил костер водой и закрыл кострище вырезанным вчера куском дерна.
Почти рассвело.
* * *
Еще несколько переходов по осеннему лесу. Пустому, запутавшемуся в тумане холодному лесу, насквозь пропахшему прелой листвой.
Молчаливые короткие привалы. Чуткий сон до утра. И бег сквозь осенний лес.
Вечером мы вышли к окраине какой-то деревни. С десяток крытых соломой домов, колодец посреди деревенской площади. Кривой, посеревший от дождей, давным-давно не чиненный никем частокол. Несколько чумазых воробьев деловито прыгали по придорожной пыли. И никого больше. Ни жителей, ни скотины. Тишина.
Следопыт резко остановился. Вскинул руку, присматриваясь.
— Стой. Что-то здесь не так.
"Как пусто. Слово вымерли все".
Я кивнула:
— И правда, никого не видно. Ни людей, ни животных.
Он искоса глянул на меня, вскинул бровь и кивнул. Если и не с уважением, то без ехидства уж точно:
— У тебя острый глаз. Я заметил, что нет крестьян, но и насчет скотины ты права.
Слишком тихо. Словно в лесу перед грозой, когда тяжелый влажный воздух гасит звуки, приглушает запахи и оседает на языке металлическим привкусом тревоги.
Бишоп отошел за край изгороди и только там скинул с плеча сумку, ногой отпихивая ее подальше в кусты. Потом одним тягучим плавным движением вдвинул тетиву в пазы. Лук заскрипел, выгибаясь. Я последовала примеру следопыта и потому сумка улетела в те же самые кусты. Правда, чтобы надеть тетиву мне понадобилось немного больше времени.
— Кажется, мы напали на след наших друзей. Они идут быстро, но, похоже, нам удалось сократить дистанцию.
Я тронула пальцами тетиву. Она сыто загудела в ответ.
— А может мы подождем и посмотрим, что будет дальше.
"Уж больно мне не нравиться эта пустая деревня. Тревожит".
— Но как же Шандра? Пока мы стоим и ждем — она нуждается в нашей помощи. Это неправильно — вот так стоять и ждать непонятно чего, — гном привычно затараторил и аж подпрыгнул на месте от возмущения.
— Эй, герой, слушайся нашего лидера и быть может ты останешься жив, — Бишоп фыркнул, едва удостоив гнома взглядом.
Потом нахмурился:
— Держите оружие наготове — я чую засаду.
Я кивнула.
— Да уж. Не к добру это — пустые деревеньки как раз на пути.
Паладин в наш разговор предпочел не вмешиваться. Видел, что все уже решили без него. "Вот и славно".
Не успели мы пройти мимо первого из неказистых домов, как из открытого окошка вылетела стрела.
На этот раз дверь вышиб Касавир. И куда только девалось его привычное "так неправильно". В самом доме засели несколько гитиянки. Впрочем, с ними мы расправились быстро. Несколько ударов молота, пара стрел и наши зеленые друзья валяются на полу кучами падали. Чего нельзя было сказать об остальных гитиянки, поджидавших нас неподалеку от деревенской пощади. Самое, пожалуй, дрянное состояло в том, что среди гитиянки был маг. Хитрый и опытный, он прятался за одним из домов и долго не давал подобраться к себе. Пока его не достала таки стрела. Хотя до этого он успел наколдоваться вдоволь. Сволочь...
Я зажала располосованную ледяным осколком ногу. Штанина по краю разреза намокла и в сапог текла тонкая струя крови. Я прищурилась и оглядела потрепанную боем компанию. Плеснула на рану зелье и выпила остаток одним долгим глотком. "Что за дрянь все-таки". Рана горела, словно туда засунули головешку. Но недолго.
