На пути "Тайфуна" 4

Кое-кто из журналистов уже выходил, не дождавшись конца пресс-конференции. Видимо, не выдержали нервы. Но большинство отважно сидели и записывали откровения бывшего командира Красной Армии.

— Да он вообще никакой не Соколов. Мне рассказывали, что настоящего лейтенанта Соколова еще летом 41-го отправили в штрафную роту, где он сразу и погиб, а его документы отдали лейтенанту госбезопасности Андрееву.

— Как он смог управиться с большими орудиями? Да все в дивизии говорили, что он артиллерист, которого сослали в пехоту.

— Как тогда получилось, что "Соколов" стал осназовцем? А вы вспомните, что его жена, еще не успев доучиться в институте, сразу получила назначение в министерство иностранных дел. И не просто машинисткой, а помощником министра с отдельным кабинетом! Понимаете? Вы все знаете, что Молотов ночами ездил по Москве, затаскивая в машину студенток и даже школьниц. Но с этой стервой ему не повезло. Она от него получила все! И отдельную трехкомнатную квартиру в новом доме, а такие тогда давали лишь генералам. И высокую должность в министерстве. И личный автомобиль, тоже немыслимая роскошь в России. Но Молотов от нее так ничего и не добился, от чего был очень зол. Входя к Сталину, он, чтобы смягчить ярость, каждый раз дергал Поскребышева за волосы. Или других посетителей в приемной, например, Хрущева. Кстати, Никита именно из-за этого попросил потом перевода куда-нибудь подальше в Сибирь.

Зато, как только началась война, министр сразу шепнул, кому надо, и капитан артиллерии получил назначение на передовую. Хочешь, иди погибай, а хочешь, иди под трибунал. Но муж его пассии погибать не спешил, набрал себе команду сорвиголов, и постоянно возвращался живым. Его и против танковой дивизии бросали, и в тыл немцам, и в прорывы. Ведь Молотов сидел в Комитете Обороны, и имел немалое влияние на военных. Но ничего не помогало. Наоборот, постылый соперник все задания выполнял и перевыполнял. Понимаете теперь, почему несмотря на все лихачества Соколова, ему не давали звание Героя? Вот и в этот раз Молотов как только увидел, что немецкая оборона в Эстонии рассыпалась, так сразу отдал стоп-приказ, остановив наступление, а нашу дивизию бросил на финские батареи, надеясь что уж теперь-то погибнут все.

* * *

Капитан Мерила все-таки недооценил благоразумие командования. В генштабе сидели не дураки, и кое-кто все-таки озаботился возможностью перехода русских по льду, подготовив соответствующий план. Правда, раньше февраля незваных гостей с моря не ждали, и гарнизон Исосаари успели усилить лишь одним противотанковым взводом.

Командир последнего, младший лейтенант Виири, от назначения был не в восторге. Мало того, что пришлось покинуть пригороды столицы, где он успел обжиться, так ему еще предстояло с нуля оборудовать позиции не только для своих пушек, но и для всей батареи.

Задача была не из легких. Вместо прикрытия одного-единственного направления в узком дефиле, противотанкисты должны были защищать весьма протяженное побережье острова. Работы предстояло невпроворот, а исосаарцы, встретившие усиление скептически, помогать не спешили.

Самому майору Зиллиакусу заниматься малокалиберной ерундой было некогда, и все заботы о пополнении он свалили на своего адъютанта лейтенанта Корпи. Согласовав расположение огневых позиций, сперва на карте, а затем на местности, и завизировав план у комдива, лейтенанты принялись горячо спорить о размерах помощи, которую дивизион должен выделить противотанкистам. Бревен для обшивки стенок бруствера на дивизионном складе не имелось, лишних людей на острове тоже не было. Почти половина личного состава третьего прибрежного артдивизиона убыла на фронт, и командиры батарей предлагали не маяться дурью, а распределить противотанковый взвод по расчетам настоящих орудий, у которых один снаряд вести едва ли не больше, чем тридцатисемимиллиметровая пукалка.

Нарушать прямой приказ командования такой опытный офицер, как Зиллиакус, конечно, не стал, но и помогать тоже, предоставив Виири самому копошиться на своих позициях.

В итоге, к началу наступления противотанковый взвод успел только произвести трассировку позиций, углубить и выровнять орудийные дворики, да начать обустраивать брустверы. Никаких укрытий для орудия, противоосколочных ниш, бревенчатой обшивки, и каменной подушки оборудовать не успели.

Когда гарнизон Исосаари подняли по тревоге, Виири отправил одно орудие к южному берегу, где площадка была хоть немного оборудована, второе к западному, а сам метался между позициями и дивизионным КНП. Но вскоре первому орудию не повезло, оно попала под плотный огонь танков и было уничтожено вместе со всем расчетом.

Увидев покореженную пушку и лежащие вокруг нее в беспорядке темные кучки, полузасыпанные землей, вянрикки лишь тихонько выругался:

— Саатанан хелветти, а ведь могли бы успеть укрепить позицию и получше замаскировать.

Кого винить в случившемся, майора за пренебрежение обязанностями, самого себя за не проявленную настойчивость, или просто нехватку времени, Виири сам не решил, да ему в тот момент было все равно. Потрясенный мгновенной потерей половины своего подразделения в первом же бою, он как во сне рассеянно развернул лошадь и направился к последнему орудию, сосредоточенно следя за дорогой, плохо различимой в темноте.

О чем он в те минуты думал, артиллерист не смог бы сказать. Он лишь смутно помнил, что перед глазами вставали больше не лица расчета, а новенькое орудие, полгода назад изготовленное по шведской лицензии и торжественно переданное его взводу. Сам полковник тогда лично зачитывал приказ и вручал формуляры. Уж как вянрикки холил и лелеял свои пушечки, проверяя, чтобы все было вычищено и смазано. Он даже о расчетах так не заботился. Люди, если что, и сами могут о себе позаботиться, пожаловаться на проблемы, объяснить, что им не хватает. Пушка так не может, за ней пригляд нужен.

Едва получив под командование орудия, Виири самолично пометил банники, один для смазки ствола, а другой для промывки, чтобы их вдруг не перепутали. Все запчасти, принадлежности, инструменты, ремни и чехлы подверглись тщательной проверке. Каждая щетка, лопаточка, жестянка и даже суконки с палочками лично проверялись взводным для пригодности к использованию. У него пушки постоянно содержались в такой чистоте и исправности, что начальство всегда ставило его взвод в пример. Даже после длительных походов под проливными дождями на орудиях Виири нельзя было найти ни пятнышка ржавчины. Ведь ржавчина, как известно, есть результат химического воздействия небрежности личного состава на металл, а в образцовом взводе она не появляется. Но теперь эта холимая противотанковая пушка сгинула без пользы.

Остановившись у сарайчика, выделенного взводу для хранения вооружения, младший лейтенант непонимающе посмотрел на приоткрытые ворота. Ни пушек, ни людей в импровизированном артиллерийском парке не было.

Пребывание в растерянности продлилось лишь пару мгновений. Вспомнив все и мысленно чертыхнувшись, Виири встряхнулся и помчался к западной оконечности Исосаари, но второпях выбрал самый короткий путь, рядом с батареей "А", подвергаемой обстрелу. Ему казалось, что взрывы грохочут по всему острову, и нет разницы, какую дорогу выбирать. Но после очередной вспышки, сопровождаемой резким грохотом, мимо пролетел снежный вихрь вместе со срезанными ветками, а лошадь вдруг замедлила ход и повалилась на бок.

Когда в облаках появлялись просветы, пропускающие лунный свет, а поземка стихала, в бинокль можно было разглядеть силуэты танков, выскакивающих из-за торосов на открытый лед. Бронетехники, в училище и на курсах, Виири повидал немало — и на плакатах, и в учебных фильмах, и в кадрах кинохроники. Видел танки и вживую, оставшиеся как трофеи с последней войны. Но вот таких странных танчиков у Советов раньше точно не было. Скорее всего, это такое штурмовое орудие с неподвижной рубкой. Его калибр вянрикки определил уверенно — три дюйма, а вот какое там бронирование, угадать невозможно. У немецкой Штуги лобовая броня противоснарядная, но она не смогла бы так резво маневрировать, да и лед ее не выдержал бы. Выходит, тридцатисемимиллиметровому Бофорсу русская Штуга вполне по зубам.

Но проверить свою теорию вянрикки не удалось. Первый боевой опыт расчета оказался неудачным. Едва орудие открыло огонь, как его тут же накрыло ответным выстрелом крупного калибра. Все бросились врассыпную по щелям и минут пять лежали ничком, пока Виири не разрешил подняться.

Артиллеристы настороженно встали, отряхивая с себя снег и сухие листья, и поминутно пригибаясь от гула выстрелов. Настроение у всех царило подавленное. Лейтенант заверил расчет, что видел в бинокль поражение цели, но говорил не очень-то убедительно, и ему поверили только из вежливости.

Пушку наскоро осмотрели и зачехлили, раненых замкового со снарядным перевязали и отправили к фельдшеру, а убитого подносчика уложили под дерево.

Если орудие оказалось в порядке, то разбитому передку повезло меньше, а лошадь убило наповал крупным осколком. Повозочного вообще не удалось найти. Искать новый транспорт было некогда, и трое оставшихся солдат покатили орудие вручную, причем каждый еще тащил на плечах по лотку с тридцатисемимиллиметровыми патронами. Сначала пушку, увязающую в снегу, с трудом выкатили из подлеска на дорогу. Потом Бофорс покатили по накатанной колее, и дело пошло веселее, но к запасной позиции орудие снова пришлось тянуть через лесок, и тут даже младший лейтенант взялся за лямки.

Не такой уж дальний путь занял достаточно времени. Катить пушку было трудно, а висящие на заплечных ремнях тяжелые снарядные ящики били по спине. Однако, расчет успел вовремя.

Новая огневая позиция на северо-западной оконечности острова была расположена достаточно скрытно и замаскирована на совесть. Хотя для нее расчистили сравнительно узкий сектор обстрела, но он позволял контролировать подходы к пляжу западного побережья. Здесь танки противника могли выбраться на берег и через подлесок проехать к дороге, и они непременно попытаются это сделать. Но пока с этой стороны все было тихо, бои гремели гораздо мористее. Пока рюсси не подавят главные огневые точки, подходить ближе к берегу они не станут.

Едва отдышавшись, расчет быстро, но без суеты подготовил орудие к стрельбе, и, расстелив брезент, спокойно завалился на короткий отдых. Пока орудие себя не обнаружит, оно остается в безопасности. Да и вообще здесь пока что тихо. В переносном смысле, конечно. Чуть дальше к югу все грохотало и пылало, но солдаты, несмотря ни на что, дремали, плотно затянув уши своих ушанок. Пробудились они лишь когда по Исосаари вдарил чудовищный снаряд, до основания потрясший весь остров, отчего земля заходила ходуном.

— Неужто десант прорвался? — предположил заряжающий Песонен, молодой парнишка, пришедший в армию прошлой весной, когда призвали стразу два возраста.

— Ну да, а до того почему с Куйвассаари по красным не били? — усомнился капрал Сойни, пожилой резервист, призванный перед самой войной. — Это не по десанту долбят, а по нашим батареям.

И верно, пристрелявшись, двенадцатидюймовка стала молотить точно по финским позициям. Впрочем, для столь мощных снарядов точность особо и не требовалась.

Виири в спор не вмешивался. Удастся ли просочиться русской морской пехоте с юга или нет, но по тамошним крутым склонам танки не поднимутся. А у причала на северо-востоке стоят зенитки. Так что если танки захотят прорваться на остров, встречать их следует здесь.

Виири не зря ждал атаки именно в этом месте. Он высматривал в бинокль каждый торос и каждый риф в проливе, и, наконец, высмотрел. Из-за высоких скал, высившихся в проливе между Исосаари и Куйвасаари, показалась танкетка. Теперь, на близком расстоянии, ее можно было разглядеть получше. Штурмовое орудие двигалось зигзагом, быстро приближаясь к острову и явно выискивая подходящее место для въезда на берег. Фары не горели, но с правого борта светились выхлопные коллекторы, хорошо видимые, когда танкетка поворачивалась боком. Ага, значит мотор справа! Вот туда и будем бить. И на этот раз никто этот танк не прикрывает.

Орудийный расчет радости своего взводного не разделял. А ну как за первым танком выкатит целая армада? Вянрикки пришлось успокаивать командира орудия, вставшего к прицелу:

— Капрал, только попади. В отпуск пойдешь на неделю, или даже на две. Все пойдете! Только не дайте этому танку скрыться обратно за скалу. Пусть подъедет поближе.

Увещевание подействовало. И подносчики, и старый капрал успокоились. Из загнанной дичи они сами превратились в охотников.

* * *

Спрятавшись за отрогом скалы, Яковлев приподнял над камнем перископ-разведчик, снятый с машины, и, не торопясь, осмотрел берег, пытаясь разобраться в рельефе местности и обнаружить противника. Никаких признаков финнов, ни движения, ни огонька. Но заросший подлеском берег был идеальной позицией для противотанковой засады, и на месте финнов комдив обязательно поставил бы там противотанковую пушку. Есть же на этом проклятом острове зенитки, так почему бы им не занять позиции здесь? Сюда бы нашу пехоту, прочесать лесок, но пехотинцы далеко, а время не ждет.

Нырнув под брезент, закрывавший края боевого отделения, старлей вызвал по рации еще два артсамохода на подмогу, и указал мехводу направление движения:

Опытный заряжающий без команды дослал в ствол снаряд и доложил:

— Осколочным готово.

Ровный участок льда, лишенный укрытий, не давал никакой защиты, зато позволял разогнаться почти как по шоссе без опасения сорвать гусеницу или сесть днищем. Двухмоторка тихо гудела, сзади из-под гусениц вылетали сугробы, из выхлопных труб валил дым. Мехвод свое дело знал исправно, и через каждые тридцать-сорок метров менял направление движения. Но проклятая луна освещала лед, и самоходка виднелась как на ладони. Если среди деревьев притаилось в засаде противотанковое орудие, то машину могут подбить даже первым выстрелом. Вот до леса триста метров, двести пятьдесят, двести... и яркий всполох. Сам выстрел был неслышим из-за общей канонады, но удар снаряда услышал и почувствовал весь экипаж.

— Командир, что с машиной? — встревожено спросил наводчик младший сержант Макаров.

— Нам врезали, — коротко ответил Яковлев. — Гусеница справа повреждена.

Загребая левой гусеницей, самоходка быстро развернулась в сторону выстрела, но наводчик медлил, выискивая цель. Однако, низенький щиток Бофорса, задрапированный белый тканью, был почти невидим среди колыхавшихся ветвей. Яковлев не терял времени и поливал подозрительное место длинной очередью из пулемета.

Наконец, вспышка со стороны острова позволила наводчику точно найти цель, и он мгновенно нажал на спуск. Оба артиллериста промахнулись. Снаряд самоходки прошел над головами финнов, а бронебойная болванка с берега угодила в правую надгусеничную полку. Столкнувшись под таким острым углом, что кончик снаряда даже не коснулся брони, болванка отрикошетила, сорвав гайку с кронштейна, и влетела в короб вентиляции.