Некромантка. Общий файл

Высший усмехнулся и покорно склонил голову. Джет в своём репертуаре — хитрит, как лиса, и истекает ядом, как змея.

— Слушай...

Пламя в камине вздрагивало и опадало, почти ласково лизало поленья, бросало колдовские отблески на лица сидящих перед ним людей. И только портрет оставался в густой тени, на него не падал ни единый лучик света — и тьма, как послушная слуга и внимательная госпожа, густой вуалью скрывала усталое лицо Проклятого. Глаза его, сводящие с ума, пронзающие душу, были закрыты, тонкие губы — плотно сжаты. Бледные, словно восковые ладони были нервно стиснуты, по пальцам сочилась почти чёрная кровь.

Книги на портрете больше не было...

(* Дорагон — легендарный Древний, первым пришедший в этот мир и открывший сюда портал. Считается бессмертным и абсолютно неуязвимым, но куда он в таком случае исчез — история умалчивает)

— Странно, — словно в пустоту обратилась Гелла, не отводя неподвижный взгляд от окна. Зима ещё длилась, беспощадный ветер хлестал голые чёрные деревья, стучался в стёкла, выл в трубы. Снег давно растаял, застыл сухой коркой на земле и растаял снова. Белоснежная, хрустальная сказка рассыпалась прахом, как и надежды на светлое, тёплое будущее.

По страницам книги пробежала лёгкая дрожь, тихий шорох походил на короткий переливчатый смешок.

"Мир странен, девочка. Нам его не понять".

Вязь острых рун вспыхнула на страницах и — перед глазами Геллы. Но та не обратила на неё ни капельки внимания. Как заворожённая, она смотрела в окно, на давящее пустое небо, фальшивое, тяжёлое, серое. На чёрную землю, чёрные силуэты деревьев. Смотрела — и видела очертания огромного пугающего рисунка в грязи, камень-жертвенник посередине, в бурых потёках крови, и человека, опустошённой куклой лежащего на земле. Скоро придут двое, мертвеца сожгут, камень отмоют до следующего раза. До следующей жертвы.

— Я здесь уже несколько недель, — продолжает ронять звуки Гелла. Её губы едва шевелятся, лицо неподвижно. Пальцы сжимают металлическое перо крепко, нервно и нежно, почти ломая на части. Она не следит за ровными, бисерными строчками рун, что бессознательно выводит на бумаге. За этим следит Крейя. — Я здесь уже так давно, но всё ещё не чувствую голода. Неужели я избавилась от необходимости пить чужую жизнь? Я не верю. Наверное, это близость магии так хорошо на меня действует...

"Я бы не была в этом так уверена".

Насмешка в каждом изгибе ломанных рун, в каждом лишнем завитке, в каждой паузе...

Ей многое позволено, да.

Но её ведь нет, правда?!

— Просто для тебя людей убивают, — раздавшийся за спиной голос подчёркнуто-спокоен, почти презрительно-равнодушен.

Вздрогнув, Шестая обернулась, быстро вскочив. Её лицо залила восковая бледность, стержень пера выпал из враз ослабевших пальцев. Она только беспомощно смотрела на визитёров и беззвучно приоткрывала губы.

— Что? — наконец смогла выдавить она из себя.

"Не правда ли, жаль, что вместе со словами нельзя выдавить и пару слезинок? Это замечательно бы дополнило образ наивной дуры!"

— Для тебя убивают людей, — спокойно повторил Ален, проходя в комнату. Рей, привычно идущий вслед за братом, бросил в спину близнеца убийственный взгляд. Мол, нашёл время просвещать маленькую леди о теневой стороне жизни магов!

— Д-да? — с запинкой переспросила девушка, не отводя умоляющего взгляда от сумрачных лиц близнецов. — Но за что?!

— За что? Уж скорее для чего! — Фыркнул Ален.

— Ты же не умеешь сама силу собирать? Вот её тебе на золотом блюдечке с кровавой окоёмочкой и преподносят...

— Почти каждый день, между прочим...

— Не верю, — прошептала Гелла, схватившись за виски. Камень. Кровь. Труп. Двое, равнодушно сжигающие тело. Крики боли, чужая злая радость. — Нет, не хочу!

— А тебя не спрашивают, — прохладно отозвался Ален, осторожно усаживая дрожащую как лист Геллу на кровать. Из-под стола выкатился огненный котёнок, вспрыгнул девушке на колени, свернулся клубочком, согревая и утешая. — Высшие избавляются от неугодных.

— Зачем вы мне это говорите? — со слезами на глазах прошептала Гелла. Она попыталась отвести пряди от лица, но руки её дрожали и почти не слушались.

Кто из близнецов осторожно перекинул её волосы за плечи, почти ласково коснулся щеки. Она не могла различить, кто это — в глазах всё расплывалось, слёзы медленно текли по коже, обжигая её.

— В школе кто-то распускает слухи об этом, — тихо произнёс Рей, запирая дверь и для надёжности подпирая её стулом. — И кое-кто вполне способен выяснить, что это правда...

— Мастер велел присмотреть за тобой.

— Со мной ничего не случится, — обхватив себя за плечи, через силу выдавила Гелла. — Меня защищает Чудь, никто меня не тронет.

Аггел согласно мурлыкнул, запуская прозрачно-янтарные ноготки в подол платья.

Ален приподнял за подбородок лицо Шестой, всмотрелся в глаза.

— Как бы ты сама ничего себе не сделала, — мрачно обронил он, поднимаясь.

Ален сжал кулаки, отвернулся к окну. Он не мог смотреть в глаза Шестой — не мог спокойно говорить ей правду, которой она так боялась. Близнецы успели хорошо узнать Геллу, и все их сомнения развеялись, как пепел по ветру. Их больше не обманывал трогательный образ девушки. Их больше не пугали нечеловеческие глаза. Они знали, что (вернее, кто) скрывается в душе Шестой, но так же они видели, что душа её светла и чиста, полна не холодным и суровым сиянием halhea, а наивным огнём детской веры. Холодная и чуточку высокомерная, она согревала окружающих своей непосредственностью...

— Не плачь, мелкая, — натянуто улыбнулся Рей, — они этого не достойны!

— Не достойны? — глухо переспросила Гелла, бездумно разглядывая зацепки на подоле, оставленные котёнком. — Разве чужие жизни, загубленные невесть за что, недостойны ни одной слезинки?...

Она так крепко стиснула кулаки, что острые ногти пробили кожу, и по пальцам потекла кровь. Тёмная этого не заметила. Она пыталась не разреветься от ненависти к себе самой. Нет. Не к себе. К Крейе.

Тихий шелест страниц снова передал ей злой смешок старой жрицы. Наивная, слишком детская ненависть маленькой жрицы смешила тёмную, как может смешить циничного взрослого ужимки маленького котёнка, пытающего тяпнуть за палец крохотными зубками.

— Поверь, не достойны. Неужели ты думаешь, что ради тебя станут убивать Высших?

— Ты, конечно, ценна для Совета, но...

— Но не настолько, чтобы пускать под нож действительно сильных магов.

— Только преступников, достойных казни.

— Так что не переживай...

Гелла скривилась и схватилась за виски, пытаясь унять шум в ушах. Слова близнецов мешались в её сознании, теряли смысл, складывались в полнейшую белиберду. И поверх этого струились тонкие острые строки лживых, ядовитых слов, схематичные рисунки, наброски злых и смеющихся лиц. Лица. Одного лица, внезапно поняла Гелла.

Её лица.

— Замолчите, — через силу выдавила из себя девушка, сгибаясь и утыкаясь лицом в колени. Она хотела остаться одна, и ярость кипела в её крови от осознания того, что это невозможно.

Они замолчали.

Но не ушли.

Утром Гелла во всех звуках слышала мерзостные шепотки. Ей всё чудилось, что в неё тычут пальцами, что пронзают спину ненавидящими взглядами-иглами, что, скрипя зубами и извергая из глаз иллюзии пламени, ей в след насылают проклятия. И Шестая только выше поднимала голову, упрямее сжимала губы, даже не пытаясь изобразить на лице приветственную улыбку. Раз они знают, что она мертва, значит, ей можно больше не изображать из себя живую.

Верная аггел бежала позади, неслышно ступая мягкими лапками по полу, оставляя на нём оплавленные следы. Цепочки чёрных пятнышек прихотливым узором опутали все этажи Школы, иногда прерываясь, иногда складываясь в странный, очаровывающий орнамент. И от крошечного котёнка шарахались сильнее, чем от тёмной жрицы, впрочем, вполне заслужено.

Чуть поодаль стремительно шагали близнецы, нога в ногу, как в строю. Они всеми силами старались показать, что они не с Шестой, что просто совершают раннеутренний оздоровительный моцион, наслаждаясь полуиздевательской беседой, и что путь их ну совершенно случайно совпадает с дорогой, выбранной тёмной жрицей.

Конечно же, никто им не верил. Ведь с появлением в Школе Высших маленькой леди к близнецам прилипло новое прозвище — "стражи недреманные". Правда, прежнее ("в-каждой-бочке-затычка-в-каждой-почке-заточка") тоже порой вспоминали. И в последние дни — со всё возрастающей озлобленностью.

От небольшой кучки подростков, уже давно о чём-то возбуждённо перешептывающихся, наконец отделился один паренёк и робко побрёл наперерез Гелле. Некромантка остановилась, поджидая, когда юный маг наберётся достаточно смелости, чтобы приблизиться к ней. Он был явно младше её на пару лет, если не больше, но ростом не уступал и достаточно высоким близнецам. Похоже, он сам стеснялся этого: постоянно горбился, шёл, ссутулившись и вжав голову в плечи.

На всё это Гелла не обратила внимания. Зачем?

— Я слушаю, — безучастным, бесцветным голосом обронила она, глядя сквозь парня. Тот поёжился, словно от сквозняка, скользнувшего за шиворот, смерил девицу мрачным взглядом и буркнул себе под нос:

— Ментор Грайям велел тебе прийти в сто двадцать седьмую аудиторию. — Подумал и мстительно добавил: — Срочно.

— Велел? Мне? — немного рассеянно произнесла девушка, словно пробуя слова на вкус и пытаясь понять, какие чувства они в ней пробуждают. Крейя исходила ядом и яростью от того, что кто-то смеет ей что-то приказывать. То, что не она владелица тела, жрица игнорировала с абсолютным презрением. Но сама Шестая не чувствовала ничего, кроме тихого, почти незаметного раздражения: придётся тащиться в другое крыло Школы, да ещё и через старую лестницу и продуваемый всеми ветрами нижний холл! Ну что ж-ж-ж.... раз её так сильно жаждут увидеть, она придёт. В конце концов, ей без разницы, куда идти.

Ещё месяц назад подобное равнодушие, полное отсутствие чувств и эмоций напугало бы её, обидело, рассердило. Сейчас же она спокойно отметила этот факт, не желая тратить на рефлексию своё время.

"Мне это не нравится", — пробежала перед глазами огненная строчка так быстро, что Гелле даже показалось, что это было лишь видение, галлюцинация, а не очередная реплика старой sefel.

Крейя была недовольна. Павшая жрица едва сдерживала рвущуюся из неизведанных глубин ясную, хищную ярость: ведь явление Тени, тёмной ипостаси любой sefel, в Школе, прям таки переполненной молодыми, глупыми и полными ненаправленной энергией юными магами, было, по крайней мере, глупо. Развоплотить не развоплотят, но хрупкую, драгоценную оболочку потреплют изрядно. А тело чудесной миловидной девочки, которую никто в здравом рассудке не примет за воплощение Тьмы, было необходимо тёмной жрице целым и невредимым.

Но, кажется, Гелла сама нашла способ навредить себе и досадить Крейе.

Тёмная убеждала себя, что всё происходящее — всего лишь глупость девчонки, возомнившей о себе неизвестно что. Ну не могла, не могла она знать тёмные ритуалы такой сложности! Или... (если бы у Крейи было тело, она бы похолодела, а на лбу выступил пот)... или девчонка сама, интуитивно (а она могла!) считала память жрицы?!

О Лунная, чтоб тебе сдохнуть в муках!

Девчонка сильна духом, так глупа и упряма, и так мило ненавидит свою силу и свою судьбу, что вполне может отколоть что-то вроде демонстративного самоубийства.

По крайней мере, сейчас она находится на пути к этому.

Крейя раздражённо сплела из чернильных нитей несколько злых ругательств, швырнула их в глубину книги. Прошлась по страницами, замерла посреди объёмной иллюстрации, провела кончиками чутких узловатых пальцев по гладким стенкам колб и перегонных кубов. Различные эксперименты, опыты, исследования всегда помогали ей успокоиться, утишить ярость, и то, что результатом практически всегда становился или новый монстр, или ужасающее заклинание, или чудовищный вирус, её не беспокоило. Даже наоборот: ей нравилось наблюдать, как ничтожные людишки пытаются справиться с её творениями...

Оказавшись заключённой после своей смерти среди ломких страниц своей же книги, первым делом павшая жрица создала маленькую реальность своей лаборатории. И теперь Крейя с умиротворённой улыбкой смешивала различные ингредиенты, безобидные по-отдельности, но убийственные вместе. И в узких, жёстких ладонях женщины рождались чьи-то страхи, невыполнимые мечты, химеры убийственных желаний... Скоро они вырвутся из плена книги, бросятся искать себе жертв — чистые податливые души, на которых легко паразитировать. А их создательница, всесильная, могущественная ведьма, так и останется хозяйкой и пленницей чёрной книги.

Впрочем, даже это милое хобби не могло отвлечь Крейю от мрачных размышлений.

Гелла, Гелла, Гелла...

Откуда она может знать, что бессмертна и неуязвима лишь до тех пор, пока жива её душа? Как она узнала, что Крейя давно привязала душу ребёнка к телу, обрекая её на раннюю смерть и вечное посмертие? Неужели Лунная (да будь проклята эта мерзавка!) нашла способ обойти их договор и предупредить девчонку?!

И теперь та медленно вытравляет из себя все чувства, убивает эмоции, вымораживает душу, заполняя её бескрайним звёздным холодом...

И если её не остановить, она скоро умрёт окончательно.

Так же, как и все надежды на воплощение и месть.

Пожилому, почтительному Грайяму было неприятно находиться в одном помещении с представителем Совета, особенно, конкретно с этим. Старый ментор пережил многих Высших, и хотя сам не отличался высоким уровнем дара, был незаменимым наставником. Незаменимым хотя бы в том, что любили его все ученики без исключения, не было ни одного мага, кто осмелился бы перечить или возражать Грайяму...

Представитель Совета сидел за одной из парт, похожий на комок пыльных тряпок — укутанный в тёплый тёмно-серый плащ, он тщательно скрывал своё лицо, на все вопросы реагировал невнятным хмыканьем, словно не любил звучания своего голоса. Или боялся выдать себя им.

Ментор вздохнул — все его ученики так себя вели. Пока Школа была им всеобщим домом, они почти боготворили учителя, но стоило оперившемся птенцам вырваться на волю, как безграничное, подобострастное уважением сменилось равнодушием с презрительным оттенком.

"Такова судьба. Так будет со всеми".

— Ментор Грайям? — тихий, плавный голос потревожил пыльную тишину аудитории, заставил старика отвлечься от печальных мыслей, а Высшего — приободриться, перестать походить на комок пыли.

— Ученица Гелла, — почти пропел приторно-ядовитым голосом представитель Совета, со змеиной грация выскальзывая из-за парты. — Рад, безмерно рад наконец-то тебя увидеть...

Девушка восприняла издевательские слова как приглашение и бестрепетно вошла в аудиторию. Поклонилась Грайяму — не глубоко, почти формально, но одновременно и высказывая тихое уважение, и не унижаясь до льстивого подобострастия.

— Вы желали видеть меня?

— Нет, девочка, — мягко улыбнулся ментор, непроизвольно коснувшись пушистых волос девушки, — с тобой желает поговорить представитель Совета.