Некромантка. Общий файл

С благодарностью:

сиятельной Аэлирэнн и благородному Мельхиору за пророчество и Древний язык,

несравненной Тери за исправление самых обидных ошибок

Khroi ta ike gortoli lhassat thessh, tiret aere ael hrossol.

Hairie kart ohort kaas. To thift'ohomai inkourh y-merhol tairkhat.

Htari iko kaas. Haftar vargas-no santri greiha-ko assani ohait.

Aere tukorpha hmerssh ssalhaggretaer thessh, aersi llak htratirat ta kaimao hoilhakhaitir.

Легенда Древних. Источник неизвестен.

В эпоху, когда пять душ мира уйдут, судьба явит свою ставленницу.

Она будет ключом и замком к силе. Но осторожней: слепые не увидят её.

В одном сольются двое. Враги не дадут шанса.

Воссоединившись со своим началом — она исполнит веление.

Перевод легенды, выполненный Алиаррой из храма Луны. Архив храма.

Рождение силы произойдёт, когда боги оставят мир.

Она откроет двери, но не пройдёт их. Недостойные пропустят явление её.

Жизнь станет смертью, но не принесёт её в мир.

Взойдя наверх, она обретёт могущество. Исполнится, что суждено.

Перевод легенды, выполненный Высшим Лаэртом. Архив школы Высших

Глава 1. В ожидании Смерти

Холодное белое сияние сулило покой. Вязкая тишина нежно обнимала за плечи, острый запах ледяных цветов пушистым одеялом укутывал слабое сознание. Лепестки вишни под ногами были холодны и тверды как лёд, и так же острыми гранями ранили босые ступни.

Странная боль пульсировала в теле, неприятно ныли сбитые в кровь костяшки пальцев. Она попыталась сжать кулаки и таким образом унять боль, но острые когти вспороли полупрозрачную кожу ладоней. Тёмная кровь нарушила безупречную белизну странного мира.

Девушка упала на колени, прижимая окровавленные ладони к белым лепесткам. Она не хотела оставаться в этом страшном месте, но уйти сама была не в силах.

Несуществующий ветер разметал тёмные волосы путницы. Странный холодный мир всеми силами старался избавиться от слишком яркой для него гостьи. Но она не сдавалась, после каждого падения поднималась снова и устало брела вперёд, не зная ни цели, ни направления. Усталым взглядом окидывая бесконечность белого пространства, она пыталась найти кого-то... кого-то... родного и дорогого... Но напрасно.

Девушка плакала, но слёзы становились холодным огнём и только приносили очередную боль.

Белая смерть не желала отпускать свою жертву.

Старшая наставница жриц, кошкоглазая Стейл, раздражённо колотила в дверь кельи одной из послушниц.

— Эй, Гелла! Вставай, соня! Все только тебя ждут!

С большим удовольствием наставница ворвалась бы в комнатку и вытащила наглую девчонку из-под одеяла за уши, но правила запрещали жрицам заходить в чужую келью без приглашения. Глупый неписанный закон, оставшийся ещё со времён Древних, уже давно себя не оправдывал, но даже верховная жрица Сиэра была не в праве отменить вековую традицию.

Из запертой кельи не раздавалось ни звука. Стейл скороговоркой попросила юную богиню простить грех сквернословия, а затем затейливо выругалась на языке Древних.

— Гелла! — рявкнула разозлённая наставница, пиная дверь. — Если сейчас же не встанешь, будешь объясняться с верховной жрицей!

Ещё раз, для острастки, пнув хлипкую дверь, Стейл посчитала свой долг выполненным и отправилась будить остальных послушниц. Впрочем, грохот, поднятый наставницей, был достаточно громким, чтобы поднять с постелей большинство девочек. Заспанные послушницы нехотя выползали из своих комнат и мрачно косились на дверь их будущей сестры по вере, Геллы. Все они знали, что если одна из них провинится в чём-либо, то накажут всех. Таким нехитрым образом жрицы пытались привить воспитанницам чувство ответственности.

Гелла тихо сидела на кровати, завернувшись в одеяло и боясь пошевелиться. Послушница вздрагивала от любого шороха, затравленно оглядываясь на хлипкую, ненадёжную дверь. Она со страхом прислушивалась к шагам в коридоре, опасаясь, что кто-нибудь из послушниц может войти к ней и увидеть её спросонья. Дурные сны накладывали на неё свой след, который было очень трудно скрыть. Гелла не знала и боялась узнать, что с ней сделают, когда поймут, во что она превращается.

Когда шаги за тонкой дверью стихли, девушка скатилась с жёсткого лежака и бросилась к зеркалу, тайком пронесённому в комнату и скрытому за тёмной занавесью.

Из глубин зазеркалья на девушку глянуло жуткое существо: кожа неприятного желтовато-серого цвета, впалые щёки, болезненно красные глаза с ненормально расширенным зрачком, почти полностью закрывающим радужку. На лбу кожа неприятно покраснела и воспалилась. Поначалу девушка списывала это на юношеские прыщи, но со временем воспаление начало кровоточить, и Гелле пришлось отпустить длинную чёлку. Пепельно-русые волосы за ночь посветлели ещё чуть-чуть, почти незаметно, но Гелла уже привыкла замечать подобные незначительные перемены. Не ужасаться своему отражению она научилась ещё несколько лет назад.

Уныло вздохнув и показав язык отражению, послушница принялась приводить себя в порядок. Времени у неё было мало — если она опоздает на молитву, ей предстоит долгий и неприятный разговор с верховной жрицей. Гелла до дрожи в коленях боялась этих унылых бесед — ведь Сиэра в любой момент могла догадаться, что с ней творится что-то опасное.

Умывшись ледяной водой, девушка принялась выбеливать своё лицо рисовой мукой, украдкой стащенной на кухне. Жирным угольком обведя светлые серовато-голубые глаза, Гелла требовательно уставилась в зеркало — лучше не стало. Теперь она напоминала не чуждого миру монстра, а всего лишь простого покойника или приверженца тёмного культа. За это её тоже отругают, но несильно, зато боевая раскраска скрывает её изменившееся лицо.

Завязав длинные волосы в неаккуратный узел, девушка быстро натянула серое платье послушницы, чистое, но довольно сильно измятое. Серебряный поясок пообтрепался и потускнел, но девушке уже не было до него дела. Раньше она гордилась этим знаком милости Лунной богини. Раньше...

Пока не пришли страшные сны — наследие её прежней жизни.

Гелла до крови прикусила губы, чтобы не расплакаться и не испортить "макияж".

Она старалась не вспоминать о прошлом, когда была счастлива. Тогда у неё был добрый старший брат и подруга-наставница. Тогда у неё была чистая лунная сила, а Сиэра обещала, что она станет величайшей жрицей. А ещё у неё были подруги. Не так, чтобы самые-самые лучшие и верные, но подруги. Девочка слушала чужие обещания, распахнув рот от восторга, с замиранием сердца ожидала своего взросления, предвкушая полную опасностей и приключений жизнь

Теперь же от всего остались только истрепанный серебряный поясок, звание "отмеченной Лунной богиней" и завистливые, злые взгляды тех, кого она называла подругами.

От глупых детских мечтаний не осталось же ничего.

В молельный зал она проскользнула перед самым началом утреннего служения. Наставница Стейл одарила девушку яростным взглядом, обещая разобраться с ней позже, но прерывать речь верховной жрицы не стала.

Мягкий голос старой женщины раздавался под сводами погружённого в приятный полумрак зала. Ничего нового она не говорила — стандартное напутствие никогда не менялось, послушница могла припомнить только пару раз, когда верховная жрица отменила и своё благословение, и всеобщее моление. В первый раз привычная служба была заменена торжественным всеобщим молением, когда сила Луны наконец-то персонифицировалась в Лунной деве, ставшей верховной богиней; в другой раз — когда пятеро Хранителей ушли из их мира

Гелла опустила глаза и незаметно проскользнула на своё место. На неё никто не обратил внимания, всё было как всегда, и девушка была благодарна высшим силам за это. Она уже успела усвоить: лучше — когда всё просто и понятно, когда всё происходит "как всегда", а ты стараешься быть "как все". А когда что-то выбивается из этой схемы, обязательно случается неприятность. Поэтому всякие перемены пугали девушку, и она всегда старалась не выделяться среди остальных ни мыслями, ни поступками.

Яркие детские мечты о великих свершениях и славных подвигах, о верных друзьях и великой любви бесследно ушли вдаль, наверное, вслед за братом и наставницей. Гелла никогда не тосковала о них, зная, что они больше, чем живы, и меньше, чем мертвы. Но в её душе поселилась саднящая боль о несбывшихся мечтах и вечном одиночестве: однажды прикоснувшаяся к божеству уже не может полностью вернуться к житейским делам.

Когда верховная завершила свою речь, все послушницы затянули унылую песню-гимн, тихую, мелодичную и очень красивую, но уже наскучившую всем без исключения: и послушницам, и жрицам, да и, пожалуй, самому божеству. Гелла пела машинально, не задумываясь вплетала свой голос в пение своих будущих сестёр, но её мысли витали далеко от сумрачного зала.

Скоро она станет совершеннолетней — всё-таки её пятнадцатый год заканчивается, а значит, вскоре она должна будет или стать жрицей, или покинуть Храм. Но последнее можно было осуществить лишь вперёд ногами — жрицы никогда не отпускали тех, кто знал их секреты. Как ни не хотелось Гелле умирать, она отдавала себе отчёт, что не сможет стать жрицей: чистая лунная сила перестала ей подчиняться ещё в детстве. Вместо мягкой и по-матерински тёплой силы Лунной девы на зов девушки приходила энергия иная: холодная, жестокая и пугающая. Пока ей удавалось скрывать это, на общих занятиях маскируя эхо тёмной силы, но так не может продолжаться вечно, и девушка с болезненным нетерпением ожидала момента, когда наставницы поймут, что она использует энергию смерти. Послушница уже смертельно устала скрываться, притворяться и бояться, несколько раз она чуть было не решилась пойти и самой признаться верховной жрице, но инстинкт самосохранения заставлял её молчать.

"Ничего, — мрачно утешала себя Гелла. — Осталось немного. Когда меня будут посвящать в жрицы, сила Лунной девы сама уничтожит меня. И можно будет больше не опасаться разоблачения".

И в этой пессимистичной мысли она находила утешение.

Сиэра молча слушала ровное правильное пение своих девочек. Слушала — и не понимала, почему старая прекрасная песня звучит устало и тускло. Верховная печально внимала звукам, пытаясь понять, вина ли послушниц в том, что их вера слабеет, или это закономерное явление: за взлётом всегда следует спад?

Божественная сила уходит, а вместе с ней — и вера. Огромный храм, величественная Цитадель Стихий, начал пустеть. Ожидание воплощения богини оказалось слишком долгим и тяжёлым, не одна сестра отдала свою жизнь, чтобы найти и уберечь ту, что примет высшую силу. И, надо сказать, Луна выбрала не самую лучшую кандидатуру для своего воплощения. Но, едва явившись, Лунная дева самым трусливым образом сбежала от обязанностей в изнанку миров, сманив за собой Хранителей. И теперь сила halhea, лунных жриц, раньше в достатке проникающая в мир, начала иссякать.

Сиэра нашла в толпе послушниц Геллу. Не сказать, что седовласую верховную обрадовал вид девицы, но внешность послушниц и жриц — исключительно их личное дело. Вон, Стейл, даром, что наставница и, по идее, пример для подражания, постоянно коротко остригает свои шикарные тёмные волосы и яркой краской подводит кошачьи глаза.

Кротко вздохнув, верховная попыталась выбросить из головы лишние мысли и сосредоточиться на юной послушнице, но в голове словно стоял туман, и всё чаще женщина ловила себя на мысли о том, что старые кости опять болят в холодную погоду.

Гелла... Надежда и разочарование. Бывшая ученица Селены, ставшей Лунной девой, младшая сестра Аэквэла, Повелителя Вод... На её молитвы Лунная ещё и могла бы откликнуться, на её слёзы ещё могли бы вернуться Хранители, но девушка не плакала. Во всяком случае, на людях.

А ещё она никогда не молилась. Нет, она пела гимны, твердила положенные воззвания к богине, но при этом послушница словно желала, чтобы её не услышали. Она обращалась за силой не к Луне, а к её тёмной противоположности, будто бы не зная, какое наказание за этим может последовать.

Сиэра поправила сложную причёску и тихо обратилась к стоящей рядом с ней Стейл:

— После завтрака пришли ко мне Геллу.

Наставница вскинула на верховную свои нечеловеческие золотисто-зелёные глаза. Полные губы тронула вежливая улыбка.

— При всём моём уважении, госпожа, у девочек должны быть занятия...

— Объединение молитвы и колдовства?

— Да. И я считаю, что послушнице Гелле они необходимы. Девочка показывает очень плохие результаты, хотя при её потенциале...

— Вот именно поэтому и пришли её ко мне.

Наставница смиренно кивнула, пряча блеснувшую в глазах боль: какими бы вздорными или ленивыми ни были послушницы, Стейл к каждой из них относилась как к родной сестре и переживала о судьбе каждой из них. Ей не хотелось думать, чем может закончиться разговор суровой наставницы со странной послушницей, если та не оправдает надежд старой женщины.

Торжественное песнопение закончилось, девочки встали со своих мест и, тихо переговариваясь, отправились в трапезную. Мрачное очарование молельного зала оказалось нарушено детской безмятежной болтовнёй и смехом — девочки привычно обсуждали все мелочи скучной храмовой жизни, если не находя сплетни, то придумывая их.

Стейл отыскала взглядом одинокую фигуру в мятом сером платье с серебряным пояском и знаком велела Гелле приблизиться. Девушка тонко вздрогнула и, когда все послушницы вышли, медленно и неловко двинулась к жрицам.

— Вы звали меня, госпожа наставница? — очень тихо произнесла Гелла. Её тонкий и слабый голос дрожал от страха, девушка не смела поднять взгляд на жриц.

Худая рука верховной вцепилась в подбородок девушки, вынуждая её поднять голову. Гелла вздрогнула от прикосновения к лицу сухих жёстких пальцев, похожих на паучьи лапки, и попыталась осторожно вывернуться, но старая женщина держала на удивление крепко. Столкнувшись с холодным испытующим взглядом Сиэры, послушница с трудом сдержала слабый вскрик — взгляд водянистых старческих глаз оказался слишком острым, почти как скальпель, препарирующий душу. Во рту девушки пересохло, она с трудом сглотнула, чувствуя, как отнимается от страха язык.

Конечно же, она ждала разоблачения, но почему-то представляла его себе совсем не так. Девушка думала, что её будут обвинять в чём-то, проклинать как отступницу, клеймить позором... Но верховная жрица просто смотрела в её душу, словно заставляла её саму для себя вынести приговор: в храме Лунной богини ей, призвавшей тёмную часть дара, нет места...

Дикий необузданный страх придал Гелле силы, и она сумела вывернуться из рук Сиэры. Старуха чуть склонила голову, словно пыталась изменить угол зрения.

— Ты боишься, — спокойно констатировала она. — Чего же?

Девушка осторожно сделала шаг назад, опасаясь поверить, что её разоблачение снова откладывается. И она не знала, радоваться этому или нет.

— Через десять дней ты станешь совершеннолетней, — резкий голос Стейл разорвал напряжённую тишину. — Но чтобы получить знак жрицы, ты должна приложить определённые усилия. Твои молитвы тихи, как твой голос, и богиня не слышит их!

— Моя воля слаба, как и моё тело, богиня не снисходит до ответа на мои мольбы, — пробормотала девушка под испытующим взглядом кошачьих глаз.

Верховная горько усмехнулась, но тут же заставила себя принять прежнее безмятежное выражение лица. Богиня больше не отвечала ни на чьи молитвы, казалось, лунная сила навсегда ушла из этого мира. А значит, подходила к концу и женская магия halhea.

Был только один выход — вернуть божество обратно, в этот грешный мир. Но разве живущие ныне способны проникать в изнанку миров? Оставалось только не отпускать последнюю ниточку, связывающую два мира — божественный и материальный. Сиэра ещё слишком хорошо помнила Хранительницу звёзд, Селену, и сомневалась, что та так легко забудет о своей названной сестре. Конечно, она была мерзавкой и преступницей, но некоторые вещи ставила превыше всего в мире. И родство, как кровное, так и духовное, было в их числе.

— Скажи, — медленно произнесла Сиэра, тщательно взвешивая каждое слово, — тебе в последнее время не снилось что-то... странное? Похожее на чужие воспоминания? Или, быть может, эмоции других людей, связанные с тобой?

Послушнице понадобилось всё её самообладание, чтобы отрицательно покачать головой, а не броситься бежать прочь. Что-то подобное ей действительно снилось — но запоминала она только гнетущий страх и всеподавляющее чувство растущей опасности. Чёткий образ был только один: клепсидра, заполненная тёмной вязкой кровью. Густые капли отсчитывали оставшиеся дни, и в последнем сне жидкости в сосуде почти не осталось — время Геллы стремительно истекало.

— Может быть, ты в последнее время плохо себя чувствуешь? — вкрадчиво осведомилась Стейл.

— Разве госпоже наставнице неизвестно, что здоровье моё слабо?

Наставница смутилась и отвела взгляд. Гелла из крепкой и подвижной малышки выросла в худую, нескладную и болезненную девушку, словно в один момент что-то подорвало её физические силы. Боевая чёрно-белая раскраска не улучшала впечатление, и наставница постоянно боролась с искушением отправить девочку на длительное лечение в южные храмы, но верховная считала, что в этом нет нужды.

— Насколько хорошо ты знаешь историю?

Вопрос Сиэры оказался полной неожиданностью не только для послушницы, но и для наставницы. Но если кошкоглазая Стейл ограничилась слегка приподнятыми бровями, то Гелла от удивления чуть приоткрыла рот.

— Н-н-нормально, — чуть заикаясь, ответила девушка, когда оправилась от удивления. При чём тут история мира, если речь идёт о её силе?!

— История преподносит нам уроки, которые не в силах дать нам ни один учитель. Иди, послушница, на сегодня ты освобождена от занятий. Посвяти своё время Лунной деве.

Гелла недоверчиво уставилась на верховную жрицу — неужели её отпустят так легко? Пробормотав положенную благодарность верховной и Лунной, послушница как можно быстрее выскользнула из молельного зала.

Чуть прищурившись, Стейл следила, как послушница неловко бежит прочь из зала. Когда та скрылась за дверью, а в коридоре стихло эхо её шагов, наставница повернулась к Сиэре:

— Думаешь, из неё выйдет прок?

— Конечно, она слаба, — согласилась верховная, потирая сухонькие руки. — Но у неё нет выбора. Или она примет то, на что обрекла её Селена, или... умрёт.

Голова кружилась, сердце бешено колотилось где-то в пересохшем горле, страх сжимал в тисках слабое сердце. Гелла сжала кулачки, пытаясь успокоиться, но её колотил озноб то ли от страха, то ли от радости.

Десять дней!

Если она не хочет позорной смерти отступницы, она должна придумать и осуществить "несчастный случай" для себя.

Всего лишь.

Послушница присела на лежак и занялась дыхательными упражнениями, чтобы быстрее успокоиться. Когда перед глазами прекратили расплываться тёмные круги, она подошла к зеркалу и долго с неприязнью разглядывала своё отражение.

Идея самоубийства была сразу забракована из-за своей недоступности: ни ядов, ни верёвки, ни ножа у неё не было, из храма послушниц не выпускали, а лестницы были недостаточно крутыми, чтобы, упав с них, можно было сломать себе шею. Гелла раздражённо скрипнула зубами и тут же скривилась от боли — в последние дни у неё начал меняться прикус, зубы очень остро реагировали на холодное и горячее, и чуть что, сразу же начинали неприятно ныть.

Послушница осторожно потрогала пальцем щёку и уныло вздохнула. Не может быть, чтобы это происходило только с ней! Наверняка ведь и с другими жрицами случалось что-то подобное! Ведь она совершенно обычная, не может же быть так, чтобы она первой стала так изменяться?

Может быть, именно это имела в виду верховная, когда спрашивала об истории? Может, она хотела, чтобы послушница сама разобралась с тем, что с ней творится? Ведь на сегодня её освободили совершенно от всего...

— Чушь какая! — прошипела Гелла в раздражении на саму себя. Если бы верховная что-то заподозрила, то девушка была бы уже заключена в подвалах или, в худшем случае, убита.

Накинув на плечи тёплый плащ, послушница выбежала из кельи.

История так история. Сегодняшний день она посвятит летописям.

Может быть, даже найдёт способ спланировать свою смерть.

Холодный свет, который испускали круглые белые светильники, сегодня был тускловат и имел неприятный ртутный оттенок. Послушница нервно теребила завязки плаща, жалея, что у неё нет больше тёплых вещей — воздух в библиотеке был сухой и холодный, дыхание вырывалось изо рта белесым паром. Книги и свитки лежали на металлических стеллажах, отливающих серебром в псевдо-лунном свете, и Гелла чувствовала себя злокозненной Тенью в Лунных чертогах.

Тихо скользя между ровными рядами стеллажей, девушка быстро нашла сектор истории. Ближе к ней стояли несколько старых томов в потрёпанных замызганных обложках — по этим книгам изучало историю мира не одно поколение послушниц. Девушка скользнула пальцами по сухим жёстким корешкам и устремилась дальше, пытаясь найти что-то, что сможет прояснить ситуацию. Ведь она даже не знала имя силы, к которой обращается, но чувствовала, что, узнав его, поймёт многое.

Свитки, сложенные в тубу, инкрустированную слоновой костью, оказались пустыми. Гелла нахмурилась, пытаясь понять, как чистые бумаги оказались в библиотеке, да ещё и в дальнем хранилище сектора истории. Бумага казалась на ощупь гладкой, как камень, и была такой же холодной. Послушница со вздохом поставила тубу на место — она знала множество способов скрыть информацию от слишком любопытных людей, но не знала, как можно эту защиту снять.

Обнаружив, что на большинство книг наложена защита, а содержание оставшейся части или написано на неизвестном языке, или стало нечитаемым от времени, Гелла вернулась в общедоступный сектор. Многие летописи за время своего ученичества она уже успела выучить наизусть, некоторые её никогда не интересовали, и теперь послушница с потерянным видом перебирала старые гримуары, водила ладошкой по шершавой коже обложек и рассматривала гравюры.

Одна из них привлекла внимание Геллы: на троне сидела хрупкая светловолосая девушка, её окружало четверо людей в плащах, в руках каждого светился знак одной из четырёх стихий; над королевой горел знак Луны, символ звёздной силы. Пятеро Хранителей, настоящее этого мира, совсем недавно ставшее прошлым. Гелла ещё застала их существование. Да что сказать, застала! Она была сестрой Хранителя воды и названной сестрой Хранительницы звёзд. Но смертные стали богами и покинули этот мир, а сама Гелла так и не смогла им простить своё одиночество.

Девушка сморгнула злые слёзы и уже собралась захлопнуть старый фолиант, как её взгляд зацепился за одну из строк летописи:

"... четыре энергии, сиречь великие Силы: вода, воздух, огонь и вода. Каждая из четырёх Сил выбирала Хранителя, который становился её слугой и господином. Позже, по необходимости, была призвана энергия звёзд, Сила Луны, в рекордные сроки ставшая лидирующей. Её Хранителем всегда была женщина, чаще всего жрица. Приняв в себя суть стихии, люди постепенно утрачивали свою человеческую сущность, то есть теряли способность испытывать какие-либо чувства. Так же изменялся общий ментальный фон, приобретались новые качества характера, появлялись новые формы восприятия..."

Гелла быстро взглянула на обложку. Позолоченная, украшенная завитушками надпись почти стёрлась, девушка долго вглядывалась в смутные очертания букв, пока не смогла прочесть название: "Лаира из храма Луны. Об Энергиях и Силах".

Девушка тихо хмыкнула и осторожно опустилась на пол, листая старый фолиант. Многое, конечно, она знала, но...

По легенде, Древние пришли в мир уже после призвания Лунной силы, и они сразу же попытались захватить себе больше свободной энергии. Стихийные сущности им удалось подчинить меньше, чем за десятилетие, но энергия звёзд была доступна только женщинам, и нескольких мужчин, рискнувших вобрать в себя эту силу, она просто сожгла изнутри.

Но именно эта сила не давала Древним покоя. Уже не вспомнить, сколько жриц и ведьм погибло от их рук, но даже смерть посвящённых не принесла Древним так желаемых ими знаний. Они пытались выведать тайны энергии и обманом, и пытками, но вовсе не сила духа служительниц Луны не позволила им овладеть секретами силы. Мёртвому не объяснишь, что такое жизнь, слепому — как прекрасна радуга. Луна сама берегла свои тайны.

Постепенно страшные Древние выродились в Высших магов, считающих себя наследниками великой мудрости. Как не раз упоминалось в летописях, Высшие, как и любые мужчины, были самонадеянными, эгоистичными и властолюбивыми людьми. Именно при их "мудром" руководстве одно из самых больших царств развалилось на множество мелких княжеств, погрязших в междоусобице.

Всё это Гелла знала из общего курса истории, которую им читала наставница Стейл. Но автор этой книги упоминала о некоторых моментах, о которых не говорила ни одна из жриц: умирали только те служительницы Луны, которые открыто шли против воли храма.

Послушница мотнула головой, отказываясь поверить в это, и снова перечитала строку, даже провела по ней пальцем, словно это могло помочь понять истину.

Девушка отказывалась верить в эти слова, ведь храм всегда оберегает лунных жриц! И жрицы никогда не способны пойти против воли верховной...

"... Среди убитых ведьм, кроме жриц Луны, так же присутствовали и небезызвестные sefel. С ними обращались наиболее жестоко, и если светлая жрица ещё могла надеяться на лёгкую смерть, то sefel всегда использовались Древними как сырьё для ритуалов..."

Sefel? Послушница впервые слышала это слово. Может, какое из ругательных? Даже наставницы порой вспоминали язык Древних, когда не могли чего-то добиться...

Гелла нахмурилась и углубилась в чтение, уже целенаправленно ища все упоминания этого термина. Она даже заглянула в заметки и комментарии к труду Лаиры, но наткнулась только на отсылку к более раннему источнику.

— Эй, есть кто живой?!

Звонкий голос разрушил спокойное величие хранилища знаний. Вспугнутая послушница сначала сжалась по въевшейся в плоть и кровь привычке, а уже потом сообразила, что в библиотеку заглянула такая же ученица, как и она.

— Танита? — удивлённо отозвалась Гелла, поднимаясь с пола и с неудовольствием отметив, что она отсидела ноги. — Что случилось?

— Ты не знаешь? — И без того большие глаза золотоволосой послушницы стали в половину лица. Она порывисто подбежала к девушке и попыталась схватить её за руку. Гелла быстро вцепилась в книгу, не желая, чтобы кто-то её касался, так что Таните оставалось только бурно жестикулировать:

— Представляешь, к нам приехала делегация от Высших! Один маг и трое его учеников! — Тут очаровательное личико блондинки исказилось от гнева, серые глаза потемнели и стали напоминать предгрозовое небо. Голос девушки поднялся до пронзительного визга, и Гелла с трудом подавила желание заткнуть уши. — Мало того, что они без позволения приблизились к нашему храму, так они и осмелились войти в него, осквернив святилище богини!

— Что же это за богиня такая, раз её храм можно так легко осквернить? — пробормотала себе под нос послушница, размышляя, как побыстрее избавиться от надоедливой Таниты.

— Что ты сказала? — От неожиданности блондинка прервала свой возмущённый визг, и её голос снова стал мягким и мелодичным.

Гелла вымученно улыбнулась.

— Ничего, тебе послышалось!

Танита смерила будущую сестру по вере недоверчивым взглядом, но дальше расспрашивать не стала. Она снова открыла рот, чтобы продолжить возмущаться, но передумала и задорно спросила:

— Пойдёшь на них смотреть?

— З-з-зачем?!

— Это же Высший!!!

По лицу Таниты было видно, что она считает существование магов (если не всех мужчин) настоящим чудом.

— И что? Маги такие же люди, у них нет ни крыльев, ни чешуи... Так чего на них пялиться?

Послушница придала очаровательному личику неприятное властное выражение и заявила:

— Верховная велела всем собраться в главном зале!

— Ко мне это не относится! — раздражённо окрысилась Гелла, не зная, как побыстрее спровадить настырную послушницу. Ей хотелось погрузиться в чтение, а не собачиться с блондинкой, но та, как назло, не собиралась уходить.

— Если не веришь, можешь спросить у Сиэры — она меня освободила на сегодня!

— Ну и спрошу! — Злобненько прищурилась Танита и вылетела из зала.

Проводив её взглядом, Гелла задумчиво провела пальцем по корешку книги. Как раз перед появлением Таниты послушница наткнулась на смутный намёк на то, что есть ещё шестая сила, помимо стихий и Луны. Но вместо пояснения стоит лишь скромное примечание "смотри книгу Крейи".

Девушка нахмурилась и снова принялась листать фолиант. Странное имя для жрицы, больше похоже на имя Древних, но их женщины никогда не обучались грамоте.

Шум за дверями нарастал, мешая сосредоточиться. Да что же такого в этих магах, что все жрицы и послушницы побежали на них смотреть?! Да и что могло понадобиться магам в храме?

"Жрицы не вступались за неугодных, и те умирали под ножами Древних". Прочитанная фраза всплыла очень вовремя. Девушку прошиб холодный пот, она вся сжалась, замерла, как мышь под веником. Неужели её всё-таки отдадут на опыты этим извергам?! Лишь за то, что у неё другой источник силы?! Спаси, о Лунная!

Девушка сама не поняла, почему она метнулась в глубь зала, к самым дальним стеллажам, куда никто и никогда не заходил. Книги, стоявшие на покрытых пылью полках, выглядели отвратительно: обложка обтрепанная, покрытая странными бурыми и блеклыми пятнами, выглядывающие из-за переплёта листы неприятного жёлтого цвета, кое-где их края покрыты плесенью.

Девушка замедлила шаг и судорожно огляделась. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось и с хрипом вырвалось из груди. В этом углу почти не было светильников, и сумрак создавал довольно мрачную атмосферу. У покрытой паутиной стены стоял покосившийся стол, на потрескавшемся, покрытом толстым слоем слежавшейся пыли дереве лежала распахнутая на середине книга.

Гелла осторожно приблизилась к ней, с замиранием сердца прислушиваясь к собственной памяти. Ей всё казалось, что когда-то она здесь была, видела это всё, касалась хрупких страниц этих страшных книг. Может быть, размазанные пятна крови на листах этого гримуара тоже её?

Да нет, вряд ли. В свою бытность послушницей девушка прочитала большинство книг из открытого доступа, но сюда она точно не забредала. Так почему же всё кажется таким знакомым?

Подкравшись к столу, Гелла осторожно, с опаской, заглянула в книгу. Её страницы были удивительно белого цвета, пятна крови по краям казались размазанным соком вишни на снегу. Но не это заставило девушку в страхе отпрянуть — страницы были девственно чисты, а по середине красовалась огромная кровавая руна, начертанная уверенной рукой. Она была составлена их мелких точек и отрывистых линий, нанесённых на белоснежный лист с непоколебимой уверенностью. Но не это испугало послушницу.

Книга лежала на столе уже не один год, её страницы тоже были покрыты пылью, и крови полагалось уже высохнуть и стать бурого цвета, но рисунок казался свежим, словно нанесённым только что — кровь ещё влажно блестела, в воздухе ощущался слабый металлический запах.

Словно во сне, сама не понимая, что делает, Гелла потянулась к руне.

— Гелла-а-а!!!

Противный голос Таниты вызвал у девушки лишь очередную вспышку раздражения, но она уже коснулась страшного рисунка.

В этот же момент кровь вспыхнула, оставляя на странице выжженный рисунок, перед взором девушки мелькнуло знакомое скорбное лицо, и её накрыла вязкая сухая темнота.

Храм Луны производил странное впечатление: массивное здание, словно вросшее в землю, щедро украшенное изящной лепниной, внешние арки и барельефы сглаживали неприятное восприятие.

Главные врата инкрустированы белым и тёмным камнем, изящные фрески над створками изображают основные фазы луны. Мелкими острыми бриллиантами выложены главные созвездия северного полушария. Легендарные врата Луны охраняют храм от скверны и врагов, пройти сквозь них, не получив позволения верховной жрицы, невозможно. То, что у магов это позволение было, не внушало им особого энтузиазма.

Ален уважительно присвистнул, прикинув примерную стоимость украшения врат. Поначалу он даже удивился, что фреску ещё не растащили любители легко и быстро заработать, а потом уже вспомнил, что у жриц начнёт воровать только самоубийца.

Хорошее настроение юноши никто не разделял: ни его друзья, ни его Мастер. Никому из них не хотелось отправляться в логово ведьм, но Совет выбрал именно Ареса, и тому ничего не оставалось, как склонить голову и отправиться в путь, прихватив с собою учеников.

Теперь все они медлили, не желая входить в храм, переполненный враждебно настроенными жрицами.

— И что мы у этих восторженных дур забыли? — уныло бурчал себе под нос Корнелий. На ответ он не надеялся, но чувствовал, что его спутники думают так же. Арес печально вздохнул и отвесил парню лёгкий подзатыльник.

— Следи за речью, — голос Мастера как всегда был спокоен и безмятежен, бархатистые, отеческие интонации никуда не исчезли. — Эти дамы весьма обидчивые особы.

— Угу, — проворчал лопоухий блондин. В его тусклых серых глазах постоянно читалось недовольство этим миром и его обитателями, постоянное кислое выражение лица делало и так не очень симпатичного парня на редкость неприятным. Неисправимый пессимист, на фоне Алена и Рея, жизнерадостных братьев-близнецов, он казался мрачной ошибкой природы.

— Вот принесут они нас в жертву своей богине за ненароком сказанное слово... — кисло гундосил себе под нос Корнелий.

Рей подмигнул братцу и легонько пихнул пессимистичного друга:

— Ой, смотри, будешь каркать, буду звать Кар-кар-карнелием!

Толстяк насупился, но промолчал — ругаться с близнецами было бесполезно. Арес устало вздохнул, оглядываясь на своих учеников. Черноволосые и черноглазые близнецы напоминали двух аггелов* огненного мира, а характером и любовью ко всяческого рода пакостям могли и переплюнуть оных.

Если бы не зашкаливающий уровень дара, близнецов уже давно бы вышвырнули из школы Высших, несмотря на влиятельных родичей в правящем совете южной республики.

Корнелий полностью терялся на их фоне. Тихий и неконфликтный парень, он не мог дать отпор и от всех бед предпочитал спасаться методом страуса. Но хуже всего было то, что ученик мага был занудлив и завистлив: природа обделила его магической силой, взамен дав удивительный аналитический ум. Из него мог вырасти гениальный маг-теоретик, но Корнелий грезил о славе боевого мага. Он с достойным сожаления упрямством отрабатывал сложнейшие заклинания, всегда сопровождающиеся в той или иной степени тяжёлым ущербом для окружающих.

Мастер не оставлял надежды направить ученика на путь истинный, но Корнелий замкнулся в своей чёрной зависти, не желая развивать то, что у него выходило лучше прочих. Если бы его однокурсники проявили бы хоть каплю понимания и не кичились бы своей силой у него перед глазами, нарочно стремясь побольнее уязвить самолюбие парня, он бы мог вырасти добродушным и весёлым. Но юные маги неосознанно жестоки, как и любые дети, и пнуть слабого у них почиталось ловкостью и доблестью. А немолодому уже Мастеру оставалось только корить себя за недальновидность.

(* Аггелы — стихийные существа, демоны и духи, чаще всего средней злобности)

В храмовый двор они вошли в гробовом молчании. На широких ступенях, у стен, под окнами, у вековых деревьев стояли жрицы в парадных чёрно-серебряных одеяниях. В окнах, закрытых дорогими хрустальными пластинами, мелькали серые тени — девочки-послушницы, которым не позволили выйти из храма. Несколько самых старших стояли внизу, рядом с худощавой коротковолосой женщиной в чёрно-красном одеянии наставницы.

"Мастер, — Ален не решился нарушить торжественную, мрачную тишину и обратился к учителю телепатически, — Вы уверены, что эти жрицы — светлые?"

Мысленный голос всегда звучал сухо и без эмоций, но Ареса не покидало впечатление, что внешне невозмутимый южанин про себя скептически ухмыляется краешком рта.

В какой-то степени Ален был прав: светлые жрицы от тёмных цветом одежд не отличались, но у светлых были и честь, и гордость, а тёмные признавали лишь одну ценность — свою жизнь.

Вперёд вышла старая некрасивая женщина в серебряной тиаре, длинные подвески из лунных бусин слабо покачивались в такт её шагам. Арес взглянул в её сухие бесцветные глаза и поспешил согнуться в учтивом поклоне.

— Высший маг, — медленно, с расстановкой произнесла старуха, словно пробуя сказанное на вкус. И было видно, что этот вкус ей не очень-то понравился.

— Почтенная верховная, — вежливо улыбнулся маг, в хищном оскале блеснули мелкие зубы. — Я благодарен вам за несказанную честь ступить на земли храма прекрасной богини...

Женщина поджала тонкие губы, став ещё неприятней. Колючий взгляд, казалось, насквозь сверлил Мастера.

— Вознеси благодарность Лунной деве, — Алену показалось, что голос старухи был такой же скрипучий, как и несмазанное колесо у кареты, в которой они тряслись всю дорогу. — Если она не убила тебя сразу, как ты прошёл её вратами, значит, ты был признан достойным.

Арес снова с фальшивой вежливостью улыбнулся, надеясь, что несдержанные близнецы не сунутся со своим ехидством и не навлекут на себя гнев верховной.

Старуха властным знаком подозвала к себе одну из жриц, хрупкую и черноволосую, и холодным, не терпящим возражения тоном произнесла:

— Аллия укажет вам приготовленные покои, — девушка в многослойном чёрном одеянии степенно кивнула, бросая украдкой любопытные взоры на магов. И как ей не жарко в этих тяжелых тряпках?! — Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами обеденную трапезу, а затем мы обговорим цель вашего пребывания в святилище Лунной.

Всё это было сказано равнодушным бесцветным голосом, и магам ничего не оставалось, как вежливо склониться перед старухой и отправиться за младшей жрицей.

Наверное, безумный архитектор, проектировавший этот храм, когда-то предполагал, что однажды по пустынным коридорам пройдут извечные враги лунных жриц. И постарался сделать все возможное (да и невозможное большей частью), чтобы идти было как можно неуютней.

Гулкое, хохочущее эхо далеко разносило звук даже самых тихих шагов, превращая его в зловещий грохот, похожий на поступь неведомого чудовища. Сама жрица при этом передвигалась совершенно бесшумно, даже тяжёлый подол шикарного одеяния не шуршал по полу. Ещё бы, за несколько лет, проведённых в этом храме, можно научиться чему угодно, даже левитации, лишь бы только так не громыхало это паскудное эхо! То-то ходят легенды, что явление жриц заметить невозможно — мало кто услышит их тихую походку!

Узкие коридоры сменялись огромными залами, стены которых украшали гигантские фрески, потемневшие и частично осыпавшиеся от времени. Звонкая пустота неприятно давила на психику, навевая мысли о могильнике, во всём проступали признаки медленно умирания. Наверное, когда-то величественное и прекрасное здание было рассчитано на тысячи людей, но сейчас в нём едва бы набралось две сотни жриц. Вера в Луну умирала, но сами жрицы этому, кажется, не придавали значения.

Редкие светильники горели безжалостным белым огнём, не дающим тепла, разгоняющим все тени в непосредственной близости, но создающим клочки тьмы за границей освещённого круга.

Бесконечное чередование тьмы и света не доставляло магам особого удовольствия. Ален пощёлкал пальцами, пытаясь создать сгусток огня, но жрица бросила на него через плечо исполненный ярости взгляд, и юный маг быстро схлопнул уже начавшее разворачиваться заклинание. Парень недовольно затряс ладонью с опалённой кожей, в воздухе неприятно запахло гарью.

— Маги, — в голосе Аллии угадывалось превосходство. — Вы просто не можете понять сакральный смысл всех знаков и норовите их испоганить своей волшбой! Лунная мудро поступила, обделив вас своей милостью!

Ученики мрачно переглянулись, но возражать не решились, тем более, что их Мастер хранил отстранённое молчание. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что в провожатые им выделили ярую фанатичку.

— Ну вот, теперь будет постоянно свои проповеди читать и распинаться о своём совершенстве! — едва слышно пробурчал Корнелий, но у жрицы оказался просто таки замечательный слух.

— Ну что вы... Я верю, что о своём убожестве вы осведомлены и без меня! — Голос девицы источал приторный яд. Близнецы скривились, и Рей резко бросил:

— Прежде чем оскорблять нас, подумай, а так ли нужны вашей богине "совершенные" жрицы?! Толку-то от вас, как от колибри перьев — ярко, но бесполезно!

Корнелий сбился с шага и испуганно уставился на друга, Ален не сводил напряжённого взгляда со спины порхающей впереди жрицы. На очередном повороте она бросила мимолетный взгляд за спину и тонко улыбнулась, словно приглашая магов к продолжению пикировки.

Близнецы переглянулись, их лица осветились одинаковыми мрачными усмешками. Похоже, пребывание в храме будет для них не таким уж и скучным...

Маги не успели полностью оценить предоставленные им покои — едва они успели смыть с себя пыль и сменить прогулочные костюмы, как прозвонил колокол, собирая жриц на обеденную трапезу. Не евшие со вчерашнего дня мужчины устремились на поиски трапезной. Дело осложнилось тем, что их провожатая уже успела исчезнуть в неизвестном направлении, и путь им приходилось узнавать у встречных жриц и послушниц.

Но то ли путей было несколько, то ли на голодный желудок мужчины соображали плохо, то ли все бабы сговорились и каждый раз указывали ложное направление, но найти верную дорогу маги так и не смогли. Постепенно у них сложилось твёрдое впечатление, что коридоры произвольно меняют направления, а лестницы перетекают с места на место, чтобы "дорогие гости" заплутали в недрах тёмного храма.

Пронзительный девчоночий визг разрезал умиротворённую, сонную тишину святилища. Эхо умножило вопль, и его источник потонул в своих же отголосках. Маги переглянулись. Крик шёл из пройденного ими коридора, и мужчины сломя голову бросились назад.

Корнелий, тяжело отдуваясь и переваливаясь, как старый гусь, прибежал последним, и чтобы пробиться к своим, ему пришлось проталкиваться сквозь толпу девиц в серых и чёрных платьях. Впрочем, жрицы сами уступали ему дорогу, смотря в спину неприятными тяжёлыми взглядами, а послушницы шарахались в суеверном ужасе.

У двустворчатых дверей как гранитное изваяние замерла одна из послушниц. Нездоровое бледное лицо выделялось на фоне шикарных тёмных волос. Глаза были широко распахнуты, невидящий взгляд был прикован к чему-то лежащему у ног девушки, рот безобразно искривился в беззвучном крике. Видимо, именно она визжала до этого, теперь же наступил шок от увиденного.

На полу лежала девушка в сером платье. Золотые волосы разметались по тёмному паркету, на омертвевшем лице застыла маска всепоглощающего ужаса. Корнелий старался смотреть только на когда-то прекрасное лицо, но краем глаза замечал у неё на груди что-то красное.

— Ей разворотили грудную клетку и вырвали сердце, — тихо произнёс Мастер, безучастно разглядывая труп. — Не хотел бы я встретить того, кто способен совершить подобное голыми руками...

— Голыми? — недоверчиво переспросил учителя Ален. — Разве такое возможно?

— Посмотри на края раны: видишь, какие они неровные? Убийца обладает нечеловеческой силой и жестокостью, но используй он какое-либо оружие, рана выглядела бы по-другому. К тому же обрати внимание на рёбра. Они словно вывернуты наружу...

Остальные слова Мастера потонули в вое какой-то девицы. Коротковолосая жрица с раскосыми зелёными глазами приобняла её за плечи и попыталась успокоить. Она даже не взглянула на стоящих рядом магов, словно они для неё не существовали.

— Это всё из-за них! — Раздался экзальтированный крик одной из девиц. Красные пятна на щеках, безумно горящие глаза, дрожащие руки. Строгое чёрное платье без вышивки и кружев дополняло образ тёмной вестницы. — Проклятые отродья Древних осквернили храм Лунной девы, и она покарала за это нас! Это из-за них погибла наша сестра!!!

Рей быстро оглянулся, вглядываясь в лица женщин: испуганные, удивлённые, замкнутые в своей мрачности... ненавидящие.

Служительницы Луны обступили магов плотным кольцом. Они пока не нападали, просто смотрели, и глаза всех были похожи своей застарелой ненавистью, пульсирующей в зрачках.

— Это они... они виноваты... виноваты... ВИНОВАТЫ!!!

Тихий ропот, волной прокатившийся от задних рядов к передним, превратился в яростный крик и смолк так же внезапно, как и возник. Плотное кольцо жриц раздалось в стороны, и к месту трагедии медленно пошла верховная. Лицо старухи было таким же неприятным и безучастным, как и днём, в глазах не отражались никакие чувства.

Девицы в требовательном молчании уставились на свою предводительницу. Та коротко взглянула на послушницу, обнаружившую смерть подруги, и перевела взгляд на труп.

Кошкоглазая жрица отстранила одну из воспитанниц и плавно подошла к Сиэре.

— Кто мог это сделать? — Голос наставницы звучал с привычной ленцой сытой кошки, но в глазах замерло странное напряжение — стоит только этой девице узнать имя убийцы, и она сама бросится на него с голыми руками. И вряд ли труп незадачливого преступника будет выглядеть лучше златокудрой жертвы.

Верховная жрица коснулась напряжённого плеча Стейл. Юная жрица корила себя за смерть воспитанницы, чувствуя свою ответственность за всех девочек-послушниц.

— Кто бы он ни был, мне не понятны мотивы, — голос Сиэры звучал тихо и устало, хотя лицо осталось всё той же каменной маской. Жрицы, окружившие их, с жадностью прислушивались к разговору, изредка косясь на неподвижно стоящих магов. Судьба наследников Древних сейчас зависела от одного слова старой женщины.

— Разве это, — Стейл горько кивнула на распластанный труп Таниты, — может быть выгодно хоть кому-то?

Верховная отрицательно качнула головой. Резкое, почти злое "Нет!" в напряжённой тишине прозвучало щелчком кнута. На одно мгновение бесстрастное лицо старухи исказила гримаса леденящей ярости, но она быстро взяла себя в руки.

Храм действительно защищал жриц Луны. Но бывало и так, что помощь немного запаздывала.

— Это не кара Лунной девы, — холодно обратилась верховная к экзальтированно вопившей девице. — Богиня слишком благородна, чтобы мстить так... мелочно. Это дело рук Тени.

Упавшая за этими словами тишина была пропитана паническим страхом. Даже маги как-то сжались, чувствуя себя особенно беспомощными без своих привычных многослойных щитов.

— Это из-за магов... — снова заунывно заладила прежняя фанатичка, но её осадили свои же.

— Призвать Тень может только тёмная жрица.

Низкий неприятный голос Корнелия набатом прозвучал в звенящем от напряжения воздухе. Близнецы чуть выдвинулись вперёд, готовясь защищать друга от разъярённых кощунственным предположением жриц, но те подавленно молчали.

— Юноша прав, — печально качнула головой верховная. Она наклонилась и легко подняла безвольное тело погибшей девушки. На искривлённое мукой лицо было неприятно смотреть, она вся казалась уже отошедшей в мир теней, и только шикарные золотые волосы продолжали красиво переливаться в свете белых огней, словно насмехаясь над жизнью и смертью.

Выглядящая хрупкой и болезненной верховная даже не поморщилась, словно не ощущала веса мёртвого тела. Сейчас никто бы не назвал Сиэру старой и немощной — у волчиц, защищающих свой выводок, нет старости.

Повернувшись к магам, она с холодной вежливостью произнесла:

— Надеюсь, господа маги поймут и простят небольшую задержку трапезы. Мы должны воздать долженствующие почести погибшей.

Животы мужчин запротестовали, но есть вещи, с которыми нельзя спорить, каким бы атеистом ты ни был.

Обед из-за похорон пришлось отложить почти на два часа. Да и сама трапеза получилась безрадостной. То тут, то там, за широкими столами начинались судорожные всхлипывания, переходящие в надрывные рыдания — шок у девушек постепенно проходил, и они только начали осознавать, что потеряли подругу.

Смотря на плачущих девиц, почти девочек, маги впервые воспринимали своих извечных врагов не как фанатичных стерв, а как глупых и беззащитных детей. Впрочем, такими были отнюдь не все.

Маленький зал с низкими сводами в пристроенной башне обычно пустовал — из-за больших стрельчатых окон, которые не были застеклены, в помещении постоянно царил холод, сквозняки гуляли по полу, отбивая желание и дальше здесь находиться.

Но именно сюда пришла после обеденной трапезы верховная жрица.

Арес тихо прикрыл за собой дверь и скользнул внутрь, не привлекая внимания старой женщины. К тому же она была не одна.

На полу, у её кресла сидела коротковолосая жрица, одна из тех, что вечно сохраняла спокойствие, но никогда не бывала спокойной. Вот и сейчас, услышав, как маг вошёл в комнату, она опалила его подозрительным взглядом кошачьих зелёных глаз, но тут же забыла про него, слушая тихое пение старухи. Голос у Сиэры оказался удивительно чистым, хотя и слабым, и нежная мелодия дрожала, как огонёк свечки на сквозняке. Мастер замер у стены, ожидая, когда верховная уделит ему внимание.

Завершив песню, верховная склонила голову и закрыла глаза, словно задремала. Арес недовольно переминался с ноги на ногу — в зале было довольно холодно, но женщины, закутанные в тёплые плащи, не чувствовали сквозняка.

— Говори, Высший.

Неожиданно раздавшийся голос старухи вывел мага из задумчивости. Он недовольно покосился на наставницу, но та только одарила его широкой злой улыбкой.

— Говори, — повторила Сиэра. — Я доверяю своим жрицам.

— Вам прекрасно известна цель моего пребывания в храме, светлая жрица.

Голос мага звучал размеренно, почти умиротворённо, он ничем не выдавал охватившее Ареса напряжение.

— Неужели Высшие бросили свою грызню и таки расшифровали истинное пророчество?! — горько и насмешливо вопросила наставница. Маг бросил на неё недовольный взгляд и ответил, обращаясь к Сиэре:

— Я должен предупредить, что из библиотеки пропал свиток с нашим переводом...

— Что??!!

Мужчина не успел заметить, как две женщины вскочили. Глаза обеих светились ничем не скрываемой яростью.

— Как вы смогли не сохранить пророчество?! Как вы вообще могли его хранить в общем доступе библиотеки?! — прошипела Стейл, зелёные глаза сверкали звериной яростью.

— Действительно, как? — спокойно кивнула Сиэра. Её тихий голос пугал больше кошачьего шипения наставницы.

— Как-как... — под нос пробормотал Высший. — До определённого времени это так называемое пророчество было всего лишь легендой. Когда оно наконец начало сбываться, и нам пришлось искать Шестую, с ним успели ознакомиться уже все поколения магов. Даже самые младшие на тот момент. Естественно, мы убрали подлинник в спецхран, но нам пришлось оставить копию в общем доступе, чтобы никто не решил, что пророчество истинно. В конце концов, Хранителей с трудом можно назвать богами или душами мира...

Напоровшись на стальной взгляд верховной, Арес быстро поправился:

— ... Хранителей Стихий. Хранительница призванной силы всё-таки стала истинной богиней.

Лица женщин разгладились, из них пропало скрытое напряжение, ставшее очевидным только после своего исчезновения.

— То есть, кто-то, решивший, что старая сказка стала истиной, умыкнул копию?

— Хуже, — поморщился маг, демонстративно не смотря в сторону молодой жрицы. Наставница со своей кошачьей манерой поведения раздражала его. — Копия, как и часть нашего архива, сгорела при невыясненных обстоятельствах. Пропал защищённый подлинник.

Вязкое молчание повисло в воздухе.

— Значит, — медленно произнесла Сиэра, — появилось новое заинтересованное лицо. Только нам неизвестно, в чём именно оно заинтересовано... На какую из версий пророчества оно собирается сделать ставку?

Арес хищно прищурился:

— Стоит ли понимать ваши слова так, что и ваша версия пророчества исчезла?

Ироничная улыбка искривила тонкие губы старухи.

— Уже несколько лет как. Практически сразу, как боги покинули наш мир.

— Тогда-то именно вы и забили тревогу... Но как вы можете решать, какая версия является более правдивой, если у вас нет текста? — Теперь была уже очередь мага иронизировать.

— У нас есть текст, — фыркнула Стейл. — Как только пропажа была обнаружена, я восстановила пророчество. Слово в слово. Только копия тоже пропала через пару лет, — с какой-то притворной жалостью и понятной только ей насмешкой произнесла жрица, с вызовом глядя в лицо Высшему, — Но к тому времени уже все жрицы и послушницы знали эту легенду наизусть.

Магу ничего не оставалось, как признать мудрость подхода жриц, но от его внимания не ускользнуло, как предостерегающе Верховная косится на наставницу. Может, юная жрица сказала не всё, что знала? Или... сказала и вовсе заведомую ложь?

— У кого хранится текст Древних? — резко спросила Сиэра, застав Ареса врасплох.

Маг удивлённо взглянул на Верховную.

— Текст утерян. Да и какая от него польза, если от всего языка Древних остались только ругательства и несколько заклинаний, которые уже никто не понимает?

Жрицы подавленно молчали. Всем было известно, что оба перевода не верны, оттуда и их довольно значительное расхождение. Конечно, некоторые моменты не вызывали сомнений: уход богов и явление тёмной жрицы были одинаково прописаны в обоих документах. Но судьба тёмной была не ясна: служительницы Луны считали, что её дух воплотится в одной их ныне живущих жриц, маги же делали ставку на воскрешение — тёмные всегда следовали путём смерти и вполне могли обмануть её. Так же вынужденные сотрудничать маги и жрицы расходились во мнениях и о предназначении Шестой. Жрицы были уверены, что её необходимо убить, "воссоединить" с её источником. Высшие же собирались даровать ей всю возможную силу этого мира.

Но как найти Шестую не знал никто из них.

— Я думаю, сегодняшнее убийство все-таки поможет нам проявить тёмную, — тихо и медленно произнёс Арес, боясь спровоцировать новую вспышку гнева у убитых горем женщин. Но жрицы никак не реагировали на эти слова — хотя их боль была сильна, они не могли не понимать, что Тень могла призвать только тёмная. А значит, она уже вернулась в одной из жриц.

Осмелевший маг повысил голос:

— Я хотел бы узнать, какую из версий пророчеств будем пытаться воплотить вперёд? Я бы просил вас предоставить свободу Высшим — убить вашу тёмную вы всегда успеете.

— У нас в каждом поколении есть хоть одна тёмная, — неожиданно произнесла Стейл. — Только все они неистинные. Это бывшие светлые, отступившие от наших законов. Они теряют своё имя и свою силу, становясь меньше, чем простой человек, — ответила на удивлённый взгляд мага наставница.

— Но речь идёт об истинной, — качнула головой старуха. — Хорошо, я отдам её вам. Только берегитесь — тёмная душа павшей жрицы потребует много крови. Готовы вы принести ей такую жертву?

— Готовы, — твёрдо ответил Арес. Этот момент уже рассматривался советом Высших. И маги посчитали, что смерти тысяч людей — ничто по сравнению с возвращением богов и, как следствие, магической силы.

Сиэра отвернулась, показывая, что разговор окончен — ей ещё предстояло найти воплотившуюся тёмную.

Маг церемониально поклонился, но, уже подойдя к двери, не удержался и спросил:

— Почему же вы так легко готовы закрыть глаза на смерть невинных? Ведь именно поэтому вы отреклись от своих тёмных сестёр.

Верховная не ответила. Вместо неё отозвалась Стейл

— Да потому, — в её бархатном голосе слышалась боль и странная злость, — что мы не сможем убить тёмную. Ведь она была когда-то нашей послушницей. Она была нашей сестрой! — почти крикнула жрица. В зелёных глазах стояли непролитые слёзы. — Ты бы смог принести в жертву своих учеников?! Пусть даже ради магии?!

Арес содрогнулся и поспешил покинуть зал. Вопрос наставницы так и остался без ответа.

Смог бы он?

Наверное, смог.

Но это было бы предательством.

Очнулась Гелла в своей комнате. Она несколько минут сидела на кровати, обхватив руками колени, и смотрела в одну точку. Мыслей не было, эмоций тоже. Послушница не сразу сообразила, где она находится — слишком пленяющим оказалось отсутствие мыслей.

Девушка поморщилась и потерла виски. Было муторно и душно, невозможно сосредоточиться на какой-либо мысли, глаза неприятно жгло, словно непролитыми слезами.

Что с ней?

Всё тело болело, словно после длительного труда. Мелко дрожали руки, зубы отстукивали ломаный ритм. Гелла поспешила закутаться в одеяло. Почему она только в лёгкой ночной сорочке?

Ранки на лбу неприятно саднили, и девушка машинально коснулась их. Кожа казалась холодной и липкой, и, отдёрнув руку, Гелла с удивлением взглянула на окровавленные пальцы.

Девушка нахмурилась, пытаясь вспомнить, что с ней произошло, но память подсовывала только навязчивую строчку из летописи: "sefel всегда использовались Древними как сырьё для ритуалов". Гелла раздражённо помянула Лунную и побрела в маленькую уборную, примыкающую к её комнате: девушке хотелось умыться, она надеялась ледяной водой смыть с себя сухую муть.

Но тяжёлая бадья была пустой, хотя послушница точно помнила, что её наполняли сегодня утром. Не сдержав раздражения, Гелла пнула медный таз и задумалась, куда она могла вылить воду, а главное, зачем?

Впрочем, ответ на последний вопрос быстро нашёлся — на натянутой под потолком веревочке висело выстиранное платье послушницы, серебряный поясок свёрнутым лежал рядом. Девушка осторожно потрогала плотную ткань платья — она была холодной, но уже на половину сухой, значит, стирала она давно. И воду, похоже, вылила именно после стирки.

Гелла вернулась в келью и бросилась на кровать. С чего бы на неё нашло хозяйственное настроение? К тому же девушку не оставляло ощущение, что она забыла что-то очень важное. Нахмурившись, послушница начала восстанавливать в памяти весь сегодняшний день, пытаясь понять, почему же её терзает чувство опасности и... вины?

Но все усилия девушки пропали напрасно — она ещё помнила библиотеку, диалог с Танитой и будоражащую весть о приезде магов. Дальше память показывала знак Древних* и удалялась на покой. Неужели новости так взволновали послушницу, что она сама не запомнила, что делала?!

Гелла облизала губы. Маги... проклятые отродья Древних... А ведь они вполне могут стать тем самым "несчастным случаем", который так ей нужен! Всем ведь известно, что Высшие несдержанны, они должны с трудом смирять свою ненависть к жрицам, и если их чуть-чуть подтолкнуть...

Послушница разве что не замурчала, подражая кошачьей манере наставницы. Если показать им только те черты, которые их больше всего раздражают, если достаточно долго поливать их презрением и занудливо описывать силу Лунной, то есть все шансы нарваться на ответное оскорбление. А из него может вырасти небольшая дуэль магии и веры....

Гелла прикусила губы, пытаясь подавить в себе отвращение. Чтобы план удался, ей придётся вызвать в себе все самые ненавистные черты характера. Как же не хотелось, чтобы её узнали и запомнили фанатичной гордячкой! Но умирать с позором ей хотелось ещё меньше.

Девушка опустилась на жёсткую подушку, светлые волосы разметались по серому полотну. Жаль, что реализацию плана придётся отложить на следующее утро — её единственное платье ещё не высохло....

(* Знак Древних — вообще-то, их много было. Но до настоящего времени дожил лишь один, не очень приличный, что-то типа кукиша).

...Ночью Гелле снова снилась кровавая клепсидра. Из неё медленно вытекали последние капли.

В фантасмагории сна проскользнули два странно знакомых лика — прекрасное скорбное лицо девушки и жёстко ухмыляющееся — не очень красивой женщины...

Утреннее моление Гелла проспала. И завтрак тоже. А учитывая, что она ещё вроде бы и не ужинала...

В общем, утром настроение послушницы было не очень хорошим.

— Ну и где эта наставница со своей побудкой, когда она так нужна?! — раздражённо шипела девушка, натягивая платье и нанося на лицо привычную раскраску. От голода сводило живот, предательски болела голова, словно предупреждая о возможной взбучке. Действительно, ну как так можно спать, что она не услышала привычные утренние вопли Стейл?!

Времени до того, как её хватится либо наставница, либо верховная, было в обрез, и значит, Гелле нужно было как можно скорее найти магов и вызвать у них ярость к её скромной персоне. Но желудок громко и требовательно урчал, и, выбирая между благородной смертью и смертью на сытый желудок, послушница выбрала последнее. Может быть, если она поторопится, то успеет стащить из столовой хоть немного еды...

Выскользнув в коридор, девушка замерла, как громом поражённая.

В кельях послушниц окон не было, время сна ограничивалось двумя ударами колокола вечером и утром, да воплями наставницы, если утренний звон послушницы "не слышали". Всегда почитавшая себя совой, Гелла, проснувшись в тишине, небезосновательно решила, что проспала всё на свете, даже возвращение Лунной.*

Но в коридор проникал чистый лунный свет из распахнутых окон, раскрашивая пол в светлые и тёмные полосы.

Первой была мысль, что она проспала несколько суток кряду, но девушка быстро отбросила её, как заведомо бредовую. Ведь в этом случае её наверняка уже потребовала к себе верховная: где это видано, чтоб послушницу никто не смог разбудить? Наверняка с этой послушницей что-то не так...

Гелла растеряно потопталась на месте, в замешательстве оглядываясь. Получается, спала она совсем мало, но обернувшись к двери в свою келью, поняла, что спать больше не хочет. И что она вообще больше не хочет возвращаться в эту убогую тёмную комнатушку. От одной мысли об этом девушку начало мутить, и она стремительно бросилась прочь от этажа послушниц.

Опомнилась Гелла только когда попала в абсолютно тёмный коридор, в котором не было окон. Слепо оглянувшись, девушка поняла, что не знает, где находится. Вытянув руки вперёд, она побрела по коридору, пока в кромешной тьме не мелькнул белый огонёк светильника. Приободрившись, Гелла бросилась к нему, споткнулась на ровном месте и несколько оставшихся шагов пролетела кувырком.

Несколько долгих секунд она лежала на полу, затем, обнаружив, что даже серьёзно не ушиблась, вскочила на ноги. Девушка стояла перед светлыми дверями библиотеки, с двух сторон от которых горели зачарованные шары. Гелла поёжилась и обхватила себя руками, словно пытаясь согреться: библиотека её одновременно и притягивала, и пугала. Решившись, послушница сняла с подставки светильник и толкнула дверь, узкий луч света холодным клинком вспорол тьму в помещении. С трудом придерживая дверь, девушка проскользнула внутрь. Шар в её руке маленькой звёздочкой освещал только небольшой круг.

Приоткрытая, но никем не придерживаемая дверь скрипнула и с грохотом захлопнулась. Гелла вздрогнула и испуганно обернулась. Убедившись, что никого у неё за спиной нет, она нахмурилась и попыталась хоть как-то совладать со своей паранойей. Ей уже самой надоело бояться всего на свете.

Сквозь общедоступный сектор Гелла прошла стремительно, не задерживаясь, чтобы взять ту или иную книгу. Некое предчувствие или осознание чего-то странного и страшного вело её в самый старый и забытый сектор библиотеки. В холодном свете зачарованного шара на полу мелькали иногда тёмные, чуть поблескивающие пятна, но послушница не смотрела на них.

Остановившись напротив стола с лежащей на нём распахнутой книгой, девушка наконец огляделась. Её не покидало смутное ощущение, что она здесь уже была. И не один раз. Но попытки вспомнить, когда и при каких обстоятельствах это было, опять не принесли результата.

Гелла поставила осветительный шар на стол и принялась с безопасного расстояния изучать книгу. Близоруко щуря глаза, послушница с удивлением рассматривала странно знакомый рисунок, словно выжженный на бумаге. Девушка нервно облизнула губы. Чувство дежавю не покидало её.

В закрытом холодном помещении библиотеки не могло быть сквозняка, но страницы книги словно в нетерпении шевельнулись, призывая девушку к себе. Гелла осторожно протянула ладонь к переплёту, но в нерешительности остановилась. Тонкая рука девушки дрожала над страницами, и те шевелились под несуществующим ветром, словно пытались быстрее дотянуться до своей жертвы.

В юной душе послушницы боролись страх и любопытство. Девушка хмурилась и кусала губы, то опуская ладонь к страницам, то отдёргивая её. Неизвестно, сколько времени она колебалась, но её размышления прервал звонкий и злой голос:

— И что же ты здесь делаешь, послушница?! Да ещё и посреди ночи?!

Гелла неловко отшатнулась и ударилась о покосившийся стол. Шар соскользнул со столешницы и, разбившись, потух. Послушница в страхе вглядывалась в ту, что так самоуверенно окликнула её. В душе девушки плескалась странная чёрная злоба, так ей несвойственная, но когда Гелла увидела, кто стоял за её спиной, злость превратилась в иррациональный подсознательный страх.

Договориться с хищной и по-злому весёлой наставницей было тяжело, но только она одна могла провести магов в хранилище знаний храма, его библиотеку, обросшую странными легендами чуть ли не больше, чем скрытные жрицы.

С молчаливого согласия верховной Высший собирался покопаться в архивах храма за последние двадцать лет. Маг надеялся найти хоть какие-то упоминании о выборе Хранителей стихий, в чьей Цитадели на протяжении многих веков обитали жрицы. Конечно, Хранители редко вели какие-либо летописи, но Арес не оставлял надежды отыскать хоть какое упоминание об этих странных существах.

Ведь ему надо было найти способ убить их.

Конечно же, Совет Высших не мог надеяться только на исполнение старой сказки, и хотя Шестую искали и собирались передать ей силу и власть, достойную земной богини, маги пытались найти и запасной вариант. И таким вариантом стало убийство Хранителей. После этого стихийная энергия обрела бы свободу хоть на какое-то время, необходимое для рождения новых Хранителей, которых можно воспитать так, как будет удобно Высшим. Сила жриц, конечно, не вернётся, ибо убить богиню никто не сможет. Но какое дело наследникам Древних до своих извечных врагов?!

Да только Лунная дева увела всех Хранителей за собой в изнанку миров, куда не было доступа обычным смертным, и не собиралась возвращаться.

Стейл выслушала отредактированную версию задания Совета, но вести магов в библиотеку отказалась, только пообещала, что сама принесёт все манускрипты, в которых упоминаются Хранители. И теперь четвёрка магов маялась бездельем, ожидая во дворе наставницу с бесценными свитками. За вратами храма их уже ждали осёдланные кони, приготовленные ещё с вечера. Сиэра тонко намекнула, что задерживаться в святилище Лунной магам нежелательно, и те послушно поспешили откланяться. Правда, верховная закрыла глаза на их небольшую задержку и даже позволила вынести из храма некоторые бумаги, за которыми теперь и отправилась наставница.

В лунном свете храм, в котором исчезла тонкая фигура зеленоглазой жрицы, казался Корнелию тяжёлым и подавляющим, как скала, нависающая над головой. Несмотря на то, что рядом с ним заговорщицки шушукались близнецы, а Мастер в задумчивости сплетал странное заклинание, юный маг чувствовал себя самым одиноким человеком в этом мире. Блондину было странно неуютно в этот холодный час, молчаливый и неосвещённый храм внушал странные опасения, хотя Корнелий знал, что верховная увела всех служительниц на кладбище, чтобы никто не видел, что маги что-то увезут из храма — девочки могли этого не понять.

Впрочем, и сам Корнелий мало что понимал в тайне, связавшей Высших и жриц. Но он и не хотел ничего понимать. Его не интересовали старые распри, он мог думать только о будущем. Только о своём будущем.

Пребывание в храме только ещё сильнее испортило настроение ученику мага. Он замечал презрительные взгляды жриц, слышал тихие смешки послушниц и, хотя знал, что фанатички относятся ко всем магам одинаково, принимал нелестные знаки внимания только на свой счёт. Ведь даже на хамоватых близнецов девушки смотрели как на достойных соперников, достойных уважения врагов! А на него...

Да что говорить об этом. Корнелий всё прекрасно понимал и ждал лишь момента, когда он сможет доказать всем, что он далеко не такое ничтожество, каким все привыкли его видеть. Маг знал, что рано или поздно (хорошо бы пораньше!) он станет величайшим Высшим из всех ныне живущих. Надо просто набраться терпения и дождаться этого благословенного момента. А потом он всем отомстит. Все — и вздорные жрицы, и не ценившие его маги, — будут повержены в пыль. А он...

Наставница была как всегда иронична и зла, на треугольном кошачьем лице замерла маска отрешённой, нездешней ярости, ненаправленной ни на кого именно. Впрочем, если Гелла быстро не найдёт логичное объяснение своим действиям, объект у ярости зеленоглазой жрицы моментально появится.

Под насмешливым испытующим взглядом наставницы Гелла попятилась назад. Её била крупная дрожь, девушка чувствовала себя крысой, загнанной в угол. Она ещё могла спасти себя, ещё могла подобрать верные слова и справиться с дрожащим голосом, но острое, навязанное извне желание пересилило здравый разум. Послушница метнулась к столу и, схватив книгу, прижала её к груди, как щит. Девушке послышался чей-то довольный вздох, ладони, касающиеся стёршейся кожи переплёта, покалывало, словно искрами от осветительного шара. Маска спокойствия на лице Стейл на мгновение треснула, показав страх и беспомощность, из-за которых и так молодая наставница стала казаться совсем девчонкой.

Если бы Гелла видела себя со стороны, она бы тоже испугалась. На тонкие черты бледного лица послушницы легла чужая тень, исказившая лицо девушки до неузнаваемости. Светлые глаза стали тёмно-синими, мёртвыми, бесчувственными. Страшными. Такие глаза бывают лишь у тех, кто видел запретное людям — Смерть.

Простого человека такой взгляд мог напугать чуть ли не до инфаркта, но Стейл не была простым человеком. Жрица быстро взяла себя в руки и заговорила медленно и спокойно:

— Гелла, положи книгу на место, её запрещено трогать.

Послушница попятилась, не спуская с наставницы страшного настороженного взгляда, в котором смешались страх и ярость.

Опустив шар, чтобы тот не слепил слабые глаза девочки, наставница шагнула к Гелле. Та отшатнулась и сжалась ещё сильнее, словно ожидая удара... или выжидая момента для нападения.

Наставница понимала, что они обе боятся друг друга, и в этой схватке воли проиграет та, что не сможет совладеть со своим страхом.

И Стейл знала, что умереть предстоит ей. Ведь она просто не сможет поднять руку на эту глупенькую непутёвую девочку...

И поэтому голос наставницы звучал безжизненно-спокойно:

— Гелла, убери книгу и иди спать. Завтра тяжёлый день, и верховная больше не будет тебя освобождать от занятий... Положи книгу и уходи... или отдай её мне...

Стейл протянула руку девочке, надеясь перетянуть на себя проклятие Крейи, но тёмная сила уже свила себе уютное гнездо в светлой душе ребёнка.

Гелла яростно взвизгнула и отпрыгнула от жрицы, сжавшись у стены. Кровь тонким ручейком сочилась с её лба и заливала девочке глаза, но она так и не подняла руку, чтобы оттереть лицо — она боялась выпустить книгу.

Книгу Крейи.

Внезапно что-то привлекло внимание зачарованной послушницы. Быстрым хищным движением вскинув голову, она несколько мгновений прислушивалась к далёкому, слышному только ей звуку. Словно сделав для себя какой-то вывод, девочка стремительно метнулась мимо наставницы к выходу из библиотеки.

— Куда?! — взвыла Стейл и бросилась за ней. — А ну стой!

Маска неживого спокойствия слетела с наставницы. Кошкоглазая дева ещё могла смириться со своей смертью, но не со смертью тех, кто может попасться на пути обезумевшей Тени. Как-то не вовремя наставница вспомнила, что молодые жрицы и послушницы сейчас должны возвращаться с кладбища, находящегося за стенами храма. Что будет, когда Тень обнаружит погружённых в свою скорбь светлых жриц, лучше не думать...

И Стейл не думала, старалась не думать, когда неслась за бывшей послушницей, преступницей, одержимой дурной силой Геллой. За бедной маленькой Геллой, виноватой лишь в том, что когда-то ей вернули жизнь, невзирая на цену...

О магах, терпеливо ждущих, когда же старшая наставница принесёт им из библиотеки несколько старых манускриптов, Стейл вспомнила, только когда увидела, как те замерли напротив сжавшейся Геллы.

В руках Высшего начал сворачиваться красноватый туман, и прежде, чем Стейл успевала предостерегающе крикнуть, в бросившуюся на старшего мага Геллу полетел огненный шар. Отчаянный вопль комом застыл в горле наставницы — она прекрасно помнила, что осталось от человека, в которого попал энергетический сгусток вдвое меньшего размера. Жрица закрыла глаза и отвернулась, не желая видеть, как будет догорать тело её ученицы, но испуганные крики заставили её обернуться.

Капли огня стекали с переплёта старой книги, которую одержимая послушница так и не выпустила из рук. Больше удивлённые, чем испуганные, маги пятились от выпрямившейся во весь свой маленький рост послушницы. Воспользовавшись затишьем, Стейл с яростным криком бросилась между магами и послушницей.

Арес, сосредоточенно плетущий ловчую сеть из жгутов затвердевшего воздуха, не отвлекаясь и не отрывая взгляда от оцепеневшей Геллы, недовольно рявкнул на наставницу:

— Уйди прочь, дура!!!

Стейл, прежде выцарапавшая бы глаза за такое оскорбление, молча встала перед своей воспитанницей, защищая её от готовых к атаке магов.

— Уйди! — снова крикнул Высший, с трудом удержав едва не сорвавшееся с пальцев заклинание. — Это же Тень!

— Это — моя ученица! — вызверилась на мужчину жрица. Сработал странный рефлекс, выработавшийся за столетия вражды жриц и Высших, и Стейл уже позабыла, что беловолосая девчонка одержима, что её надо уничтожить, пока безумная Тень не получила желанной крови. Теперь наставница могла только защищать Геллу, как требовала суть жрицы, отданная Лунной деве. Пусть эти маги — послы и поэтому неприкосновенны, она не позволит им и пальцем коснуться девочки! Ведь ещё можно, можно попытаться спасти её, изгнать из неё Тень... Пусть вместе с жизнью, но это будет тихая и спокойная смерть, от магов же не стоит ждать милосердия...

(*Возвращение Лунной — фраза, аналогичная нашей про второе пришествие, но в данном случае "проспать возвращение Лунной" будет близко по смыслу "проспать Великий Суд")

Арес раздражённо скрипнул зубами. Весь тщательно продуманный план летел в бездну лишь из-за какой-то жрицы! Ведь скрутить Тень и выбить имя хозяйки ничего не стоит, но кошкоглазая не будет стоять и смотреть, как пытают её послушницу. Пусть даже от девчонки осталось только тело! А всё эта идиотская вера, диктующая, что все жрицы — сёстры. И ведь они действительно относились друг к другу как к сёстрам!

Скомкав плетение, маг попытался ударить по ногам жрицы чистой силой, чтобы отшвырнуть её в сторону. Стейл, даром что была в тяжёлом платье, ловко подпрыгнула, пропуская под собой поток силы. Стоявшая у неё за спиной одержимая даже не шевельнулась — заряд энергии, способный сбить с ног паладина короны в полном облачении, разбился о маленькую девочку, как морской вал о волнорез. Бесплодно потраченная сила растеклась по земле, не спеша возвращаться в источник и создавая помехи.

Не дожидаясь, когда Стейл восстановит равновесия после не слишком удачного приземления, Высший попытался её обездвижить, но ладони жрицы уже горели холодным белым пламенем. Столкнувшись со щитом наставницы, заклинание мага рассыпалось искрящимся облаком.

Из носа женщины тонкой струйкой текла кровь — ей самой щит дался не так легко, как могло показаться поначалу. Не отвлекаясь на боль, жрица снова стала сосредотачивать лунную энергия в ладонях. Она знала, что свободной силы осталось мало, и каждая её молитва забирала ещё одну крупицу бесценной энергии, которую можно было бы использовать с большей пользой. Но другого выхода у неё не было — жрица должна была любой ценой защитить девочку! Она не должна умереть в мучениях, это ведь будет так несправедливо...

Стейл знала, что сегодня умрёт, она во всём видела знак приближающейся смерти — дар и проклятие, за которое можно проклинать Лунную, когда нужно благодарить. А значит, цепляться за жизнь жрице бессмысленно. И не потому, что Стейл была такой уж убеждённой фаталисткой или ярой фанатичкой, считающей благословенным даром даже проклятие своей жестокой богини.

Просто у неё не было выхода.

Прилетевший со стороны одного из учеников удар она отбила легко, почти играючи. Только кровь из носа потекла сильнее.

Прикрыв глаза, жрица быстро забормотала слова молитвы, на этот раз прося силы не у Лунной девы, а у своего сердца. Почти запретное колдовство поддалось быстро, слова сами слетали с языка, и серебристая, по-матерински мягкая сила окутала жемчужным свечением силуэт наставницы.

Когда Стейл открыла глаза, они казались озерцами расплавленного серебра — всепроникающий свет поглотил и радужку, и зрачки, сделав одну не из самых одарённых жриц на несколько минут подобной богине. Сердце бешено стучало в груди, отсчитывая секунды всемогущества.

Жрица улыбнулась бескровными губами. Высший, комкая в ладонях очередной заклинание, медленно пятился, не отводя взгляда от серебристого сияния. Стейл остро чувствовала, что и ученики мага в испуге жмутся к стенам.

В божественном озарении жрица чувствовала всё, что происходит с её врагами. Но она не видела и не знала, что творится у неё за спиной.

Когда свет силы озарил наставницу, одержимая резко вскинулась, словно пробуждаясь от долгого сна. В потемневших глазах заклубилась тьма и вязким туманом стала выплёскиваться наружу.

Что же ещё такого хорошего произойдёт, когда он обретёт власть, Корнелий придумать не успел. Из приятных размышлений его вывел раздражённый крик его Мастера. Юный маг сжался, словно это он вызвал недовольство Высшего. Но стоило ему оглядеться, как он понял: вот он — шанс. Шанс доказать всем и каждому (но главное — себе), что он не ничтожество. Корнелий сконцентрировался, чтобы ударить тогда, когда этого будут ждать меньше всего.

И когда беззащитная послушница окуталась густой тьмой и бросилась на свою защитницу, Корнелий решительно начал плести заклинание, способное остановить Тень. Он сам создал его недавно, и хотя Мастер настойчиво просил не экспериментировать, маг быстро шептал отрывистые гортанные слова. В неуклюжих руках блондина трепетало его страшное создание...

На этот раз сухая темнота прошла сквозь Геллу, оттеснив её сознание вглубь существа, но не затмив его. Чужие мысли, чужие чувства, чужая личность прочно обосновались в её теле. Сама Гелла всё понимала, всё видела и слышала, но не могла ничего сделать — она стала сторонним наблюдателем, бессильным и бесправным.

С каким-то отстранённым интересом послушница наблюдала, как она бросила наземь книгу, почему-то очень важную для неё. Та, что теперь была хозяйкой тела послушницы, перевела взгляд на тонкие ладони, и Гелла смотрела вместе с ней, как пальцы вытягиваются и покрываются очень жёсткими, тёмными наростами. Ногти пожелтели и по-волчьи загнулись полумесяцами, на тыльной стороне ладоней проступил кровавый рисунок — уже знакомая девушке руна.

Тело ощущалось чужим, непривычно тяжёлым и медлительным, но когда оно подняло голову и бросилось на наставницу, так неосмотрительно повернувшуюся спиной к Тени, Гелла со страхом обнаружила, что то, во что неведомая воля превратила её тело, может двигаться быстрее, чем допустила природа.

Тень знала, когда нападать. Стейл призвала последний резерв — силу своей жизни. И теперь на несколько мгновений в её сердце поселилась удивительная мощь, сгусток энергии, равный которому найти почти невозможно. Не стоит упускать такую возможность...

Когда когти уже были готовы вспороть спину жрицы, Тень отвлёк странный протяжный вопль. Резко повернув голову и прищурив полыхнувшие тьмой глаза, существо уставилось на бегущего человека, тяжёлого и неповоротливого. Знание подсказывало: люди и должны бежать, но... бежать прочь от своего извечного кошмара, а никак уж не к нему! И у них в руках не должно переливаться туманное творение, сияющее так, что больно глазам...

— Корнелий, нет!!!

Это кричит Высший. Пусть кричит, его время тоже придёт. Но сначала она заберёт сердце и силу жрицы. Странно, но та слабая личность, что сжалась в глубине существа, не хотела смерти этой женщины. Но кто будет спрашивать проигравших?!

Когти Тени впились в упоительно мягкое тело жрицы и резким рывком развернули к себе. Существо пристально вгляделось в лицо своей жертвы, надеясь подкормиться ещё и страхом, но зелёные глаза были привычно злы и спокойны.

— Бедная... — На бледных губах запузырилась кровь, когда Тень вспорола когтями тело, добираясь до сердца. Кошачьи глаза наставницы в последний раз полыхнули и угасли, когда Стейл последним усилием воли пожелала во что бы то ни стало сохранить жизнь Гелле. Вся сила, полученная жрицей взаймы, ушла на исполнение этого желания, и в сердце, которое выхватила из распоротой груди Тень, уже не было ни капли энергии.

Бегущий человек, увидев тело жрицы, выгнувшееся в агонии на руках Тени, противно и тонко взвизгнул, швырнул в неё мерцающий образ, в мгновение расправивший туманные крылья. Но Тень не смотрела на него — странно, знание снова говорило: заклинания Высших безвредны для тебя, будь спокойна. И Тень была спокойна. Чужое сердце в её руках было ещё тёплым, упоительно пахло кровью и всё ещё отсчитывало удары. Существо уже собиралось отдать сердце книге, как и требовало знание, но тут освободившаяся от неумелого плетения энергия раскручивающейся спиралью ударила по всем, кто в этот час находился во дворе.

Огненный вал прошёл по коже Тени, от злобной боли не спасали даже плотные пластины, из затуманенных тьмой глаз текли кровавые слёзы, а изнутри рвалась наружу истинная хозяйка тела, которую слишком рано записали в проигравшие. Тёмное отражение Лунной защитило своё творение от заклятия мага, но противостоять душе ребёнка не смогло.

Взрывная волна отшвырнула тело послушницы к краю двора, почти к самым вратам, лишь чудом не впечатав в безответные стены.

Мёртвой жрице и подбежавшему слишком близко магу повезло меньше — неуправляемая сила испепелила их тела.

Гелла очнулась почти сразу же. Тело скручивала ужасная боль, кожу словно сдирали живьём, а глаза почти ничего не видели. Пальцы потеряли чувствительности и почти не слушались, из них выпало что-то мокрое и тяжёлое.

С трудом поднявшись, послушница поползла куда-то вперёд, стремясь поскорее покинуть ужасное место. На половине пути она наткнулась на какую-то книгу и, зачем-то прихватив её с собой, девушка встала и медленно побрела к вратам. Если бы не всепоглощающий страх и чужое желание оказаться как можно дальше от храма, Гелла ни за что не решилась бы пройти сквозь врата, зная, что они не только не впускают скверну в обитель жриц, но и не выпускают её в мир. Но под давящей на сознание болью разум послушницы помутился, и она не раздумывая шагнула под арку, мгновенно полыхнувшую ослепительно-белым светом. Очищающий огонь прокатился по многострадальному телу девочки, холодное свечение выжигало скверну из души, уничтожая материальную оболочку. Гелла выгнулась в беззвучном крике, не выпуская из рук книги, и когда белый огонь подобрался к самой её сущности, мягкое серебряное пламя метнулось ему навстречу из глазниц девочки, обнимая её тёплым коконом.

Две силы столкнулись и одновременно погасли, нейтрализовав друг друга. Дар Стейл полностью исчерпал себя. Врата Луны не смогли испепелить тёмную жрицу, вернувшуюся из небытия, и наружу вывалилось абсолютно целое, но мёртвое тело.

На рассвете, когда верховная, оставив девочек спать в небольшом святилище у кладбища, вернулась в храм первой, ведомая дурным предчувствием, она обнаружила, что врата утратили свою силу. Одного этого хватило, чтобы рассказать старой женщине о случившейся беде.

Она поспешила внутрь, уже зная, что увидит: покрытый жирным пеплом двор и троих магов, навзничь лежащих у крыльца. Двое учеников выжили, укрытые щитом своего Мастера, Высший же был в коме.

Глава 2. В прятки с Судьбой.

Юноша с почерневшим от горя лицом стоял у самой кромки воды. Закатное солнце окрасило воду в пурпурный цвет, и казалось, что вода озера превратилась в кровь.

Вечно холодная вода покрылась мелкой рябью, хотя над озером никогда не дули ветра. Вкрадчивый шёпот древнего существа походил на шорох набегающих друг на друга волн.

Юноша слушал, долго, внимательно, не соглашаясь, но и не споря. Синие глаза казались чёрными от неизбывной боли.

Древнее проклятие отобрало его родителей, а теперь пытается забрать последнее близкое существо — маленькую глупую сестрёнку, так неосмотрительно коснувшуюся проклятой воды. Она умрёт, и его душа умрёт вместе с ней. Зачем жить в полном одиночестве, всю вечность ненавидя себя за проклятый дар — власть над истинной силой этого ненавистного озера?..

Волны протестующе плеснули, пытаясь добраться до своего властелина и врага. Скрипнув зубами, парень содрал с пальца тяжёлое кольцо с тёмным камнем, переливающимся, как капля воды, и зашвырнул перстень в озеро. Маслянистая гладь беззвучно приняла подношение, только круги широко расходились по воде.

Юноша отвернулся и, сгорбившись, побрёл к дому, где в горячке металась маленькая сестрёнка.

Тяжёлое кольцо медленно поднялось на поверхность и на мелких волнах поплыло к берегу.

Гелла стояла, прижавшись к стене и полностью сливаясь с ней в своей драной грязной одежде. Она жадно смотрела, как жрица малого храма Луны раздаёт хлеб таким же нищим, как и сама девушка. Гелла могла бы тоже попросить себе кусочек, но она боялась, что в ней узнают бывшую послушницу. И хотя её внешность сильно изменилась, когда-то серое платье стало неопределённо грязного цвета, а серебряный пояс, знак одарённой, бесследно сгинул, девушка до дрожи боялась быть узнанной. Она почти ничего не помнила из того, что случилось в ту страшную ночь, когда она ушла из храма, но знала, что это было что-то гнусное и страшное. Вязкие, сумбурные кошмары, появившиеся во время пути, внушали чувство страха и вины, но девушка не знала, за что. Она чувствовала, что сильно изменилась, но не могла поймать самой разницы и предпочла выбросить этот вопрос из головы.

Гелла вздохнула и, отвернувшись, побрела прочь. Девушка едва передвигала ноги от голода, у неё кружилась голова, но она всё крепче прижимала к груди толстую и тяжёлую книгу в стёршейся обложке. Она уже сама не помнила, что это за книга и зачем её надо постоянно носить с собой, но девушка просто физически не могла выпустить фолиант из рук.

Забившись в тёмную подворотню, девушка уселась на ступени одного из домов и тихо расплакалась. Этим утром, стоило лишь сонным стражникам поднять решётку на воротах, как она проскользнула в город, стараясь слиться с тенями. Несмотря на то, что Гелла выросла в оторванном от мира храме, она прекрасно понимала, что бродяжек, вроде неё, в город не пускают — и своих достаточно. Пара монет, может, и переубедили бы недреманных стражей порядка, но денег у бывшей послушницы не было.

Конечно, можно было бы притвориться странствующей жрицей, выбравшей своей стезёй вечный путь, да мало кто поверит, что лунная жрица, пресветлая halhea, будет шататься по дорогам грязная, оборванная и голодная.

Вытерев слёзы, Гелла постаралась привести в относительный порядок своё платье. Раньше ей было как-то не до этого — сначала она стремилась быстрее дойти до города, надеясь, что там её будет сложно найти, и поэтому почти никуда не сворачивала с широкой дороги, ведущей от основного тракта к храму. Конечно, изящные туфельки не были предназначены для длительного пути, тонкая подошва стёрлась через несколько дней, и девушке пришлось идти босиком, стаптывая нежные ступни в кровь. Но бывшей послушнице, а ныне проклятой и отверженной, было не занимать твёрдости духа. Её не оставлял страх, иногда посещали подленькие мыслишки, что жизнь не стоит таких мучений, но Гелла внушала себе "Я сильная, я справлюсь" и упрямо брела вперёд, изнемогая от голода. Иногда ей удавалось полакомиться ягодами и орехами в редких перелесках у дороги, благо время было подходящее, и тогда она съедала всё, что удавалось найти. Редко девушке попадалось столько, чтобы она смогла ещё и сделать запасы. От неминуемой смерти от жажды беглянку спасали колодцы, вырытые у дороги для удобства паломников.

Вспомнив об этих людях, девушка поёжилась и всхлипнула от жгучего стыда. Она привыкла видеть в храме смиренных путников, ищущих покоя или ответов на вопросы. И когда ей попалась на пути кавалькада людей, одетых в удобную, но даже на вид очень дорогую одежду, беглянка рискнула привлечь их внимание. Паломники ехали не торопясь, почти не разговаривая между собой. Помня, что на пути в храм даже самые жадные стараются жертвовать нищим и убогим, дабы снискать милость Лунной, Гелла осмелилась попросить немного еды. Её передёргивало от отвращения и презрения, которым её облили эти высокородные сволочи, когда бросили ей под ноги чёрствый кусок хлеба. Она помнила, с каким садистским удовольствием они наблюдали, как она поднимает еду из грязи и благодарит их. У неё срывался голос, они думали — от обиды и страха, на самом деле — от гнева и ненависти. Девушка знала, что в самом храме эти разодетые расфуфыренные личности стелились бы ковриками у ног любой послушницы, лишь бы та помогла им устроить встречу со жрицей.

Громко шмыгнув носом и размазав грязным рукавом слёзы и пыль по лицу, Гелла постаралась прекратить рефлексировать и начать думать о том, где бы ей найти немного еды.

Неожиданно распахнувшаяся дверь смахнула худенькую девушку со ступеней. Возникшая на пороге излишне полная женщина с красным одутловатым лицом держала в руках чан с обмылками и явно намеревалась выплеснуть их прямо во двор, хотя закон и предписывал все отходы выливать в специальную канаву. Присутствие светловолосой нищенки немного смутило бабищу, а смущение проявилось в виде излишне злобного рыка:

— А ну пошла прочь!

Гелла отшатнулась к противоположной стене и медленно съехала на землю — ноги её не держали. В широко распахнутых глазах плескались обида и непонимание: привыкшая к спокойному пониманию и готовности сестёр по вере всегда помочь, девушка оказалась не готова к столкновению с чёрствостью и грубостью простых людей низшего сословия.

— Из-з-звините, — тихо пробормотала Гелла, пряча глаза и сильнее прижимая к груди фолиант.

— Ты мне поговори ещё! — рявкнула женщина и прицельно плеснула в сторону сжавшейся девушки грязной водой. Гелла ещё сильнее вжалась в стену, но обмылки до неё всё равно не долетели, только вязкие капли осели и так на не очень чистом подоле.

Толстуха сплюнула и скрылась за дверью. Девушка осталась стоять, прижавшись к холодной стене, несколько камешков больно впились ей в спину. В глазах всё расплывалось из-за снова накатывающих слёз. Шмыгнув носом и сгорбившись, Гелла побрела прочь из негостеприимной подворотни.

Конечно, за время пути бывшая послушница столкнулась с жестокостью и высокомерием знати и воинов, но ей представлялось, что бедные люди, не понаслышке знающие, что такое голод и отчаяние, не будут столь равнодушны к чужом горю.

За своими мрачными размышлениями Гелла не заметила, как добрела до городского парка. Замерев в удивлении, нищенка начала внимательно разглядывать деревья: то ли городской совет особо не разорялся на содержание парка, то ли изначально из него планировали сделать уменьшенную копию чащобы. Так или иначе, большой парк больше смахивал на кусочек леса, перенесённый в центр город, и только присыпанные сизым мраморным крошевом узенькие дорожки свидетельствовали о близости цивилизации. Гигантские деревья росли очень близко друг другу, зеленоватый мох покрывал могучие стволы, густая зелень создавала ажурную тень. Среди зарослей папоротника иногда мелькали желтые головки увядающих цветов.

Гелла прерывисто вздохнула. Её всегда пленяла суровая красота дикого леса, но в храме она видела только безжизненно-правильные сады, где все деревья росли по линеечке и только небольшими группами. У дороги, по которой она спешила в город, встречались только перелески, богатые на ягодные кусты, но скупые на очаровывающее спокойствие почти сказочных чащ.

Запрокинув голову, бывшая послушница зачарованно следила за белочкой, прыгающей с ветки на ветку. Когда зверёк попадал в луч света, прорезающий мягкий полумрак парка, рыжая шерсть ярко вспыхивала, и белочка комично замирала и внимательно прислушивалась, стремительно поворачивая голову. Помимо воли на лице усталой девушки расплылась счастливая улыбка.

Когда белочка скрылась, девушка медленно побрела по пустынной дорожке, наслаждаясь тишиной и покоем. Звуки города не долетали сюда, и Гелле казалось, что она уже нашла место, где её никто не отыщет. Тихое шебуршание камешков под ногами успокаивало, терпкий запах трав наполнял воздух, и девушка поймала себя на том, что мысленно раскрашивает запахи: вот этот, свежий и острый, будет голубым, этот, горьковатый и металлический, — рыжевато-красным, как старая ржавчина; запах прелой листвы, тёплый и вкусный, — зеленовато-жёлтый, а запах близкой воды — прозрачно-синий...

Подойдя к маленькому пруду, Гелла отложила книгу и, вдоволь напившись, умылась. Пальцами она ощущала, что на лбу у неё появилось что-то, похожее на шрам, а кожа стала странно натянутой. Когда вода успокоилась, бывшая послушница вгляделась в своё отражение и, сдавленно вскрикнув, отшатнулась.

У неё были синие глаза. Тёмно-синие, как запах близкой смерти, как звон стали и вой ветра над безответной гладью мёртвой, вечно неподвижной воды.

Всхлипнув и зажав рот рукой, Гелла снова склонилась над водой, с трусливой жадностью вглядываясь в свой новый облик.

Если раньше она просто походила на больного ребёнка, то теперь казалась самой себе монстром. Синевато-бледная кожа стала неестественно гладкой и холодной, волосы выцвели до абсолютной белизны. Тонкие губы, и раньше не особо яркие, стали серовато-розового цвета. То, что ногти немного заострились, девушка заметила ещё раньше, когда случайно поранила ладонь. Спутанные, мокрые пряди свисали сосульками и не скрывали лба и странный шрам в середине — острую и страшную руну.

"Руну принадлежности" — шепнул чужой голос в подсознании.

Гелла осторожно коснулась пальцами руны и, всхлипнув, потеряла сознание, когда память навалилась на неё тяжёлым грузом.

Серебристые всполохи рассекали мягкую темноту, как туман, но она, как туман же, и соединялась вновь. Ясные лезвия вновь и вновь рвали тьму на части, пока он не увидел, что это сереброволосая девушка танцует в абсолютной тьме. Звонкий смех разбил ватную тишину.

— Меня искал?

Голос был чужим. В обертонах сквозил ветер, потустороннее эхо оставалось в пространстве ярким следом — девушка уже унеслась в танце в другую сторону, а её слова всё ещё звенели там, где она была мгновенье назад.

— Верховная, вам не следует будить его! Идут всего лишь десятые сутки целительного сна!

Волнение, недоверие, упрямство.

— Наори, я знаю, что делаю. Мы и так потеряли слишком много времени...

Сухой голос, сухие слова. Ледяной ветер над северными равнинами.

— Но госпожа Верховная, он ещё слаб...

Только призрак оттепели. Попытка помочь, отогреть, защитить.

— Я считаю, что маг достаточно оклемался! Хватит спорить, принеси лучше ещё одну порцию отвара.

Как удар наотмашь.

Тьма и серебро. Тишина и перезвон хрустального смеха. Боль в глазницах.

— Кто ты? Назовись!

Снова смех. На этот раз язвительный, жёсткий, рвущий сознание на части.

Волосы девушки снова вспыхнули во тьме звёздным светом, и она начала медленно таять, уходя из его сна.

— Стой! Вернись!

— Проснись и взгляни на меня! — Требовательный крик звенел серебром, даже когда танцующая исчезла полностью.

Он закричал, страшно, отчаянно. И этот крик походил на вой раненого зверя, обессилившего и загнанного, не защитившего ни себя, ни свой выводок.

— Проснись и взгляни на меня!

На этот раз ему пришлось подчиниться жёсткому требованию, произнесённому холодным старческим голосом.

Приглушённый свет резанул по приоткрывшимся глазам, и он поспешил зажмуриться. Задеревеневшее тело не слушалось, из сухих губ вырывалось неровное дыхание. Слабый хрип:

— Пить...

Язык едва слушался, во рту было сухо и противно от жгучего горького привкуса. Он чувствовал себя словно с похмелья, но точно помнил, что ничего не пил накануне.

Кто-то бережно приподнял его голову и аккуратно влил в рот горькое зелье. Мерзостный привкус во рту стал сильнее, но ему не хватало сил даже чтобы повернуть голову. Несколько капель скатились по подбородку, неприятно обжигая кожу. Неприятно. Больно. Хочется тишины и покоя.

Бережные руки стали жёсткими, грубыми — встряхнули, ударили по щеке, оттянули веки.

И он наконец-то смог увидеть того, кто сидит рядом с ним.

Слабый свет уже не причинял боль, и Арес мог спокойно смотреть на Сиэру. В голове путались обрывки мыслей, никак не складывающиеся в вопросы, и магу оставалось только молча наблюдать за Верховной. Та передала одной из девушек, крутившихся рядом с ней, пустую кружку и произнесла какие-то странные, непонятные слова:

— Передай наставнице Наори, чтобы приготовила компрессы.

Почему Наори? Ведь наставницей считается эта невыносимая Стейл! Маг точно помнил, что она его раздражает!

На лоб мага опустилась тёплая тряпка, он закрыл глаза, пытаясь избавиться от странно суетливых мыслей. Вопросы "кто я" и "где я" пока не возникали. Их место занял совсем другой вопрос: "Почему?!" Что случилось с ним, раз он лежит без сил в Храме Луны? И где его ученики...

Что...

...произошло...

Кажется, в памяти мелькнул один отрывочек прошлого, сменившейся образом из сна; маг не заметил в них ничего жуткого, но почему-то едва слышно застонал сквозь зубы.

На его лоб легла сухая рука старухи.

— Тихо. Ни о чём не думай. Не вспоминай. Набирайся сил. Мы и так упустили много времени.

Маг заволновался: о чём говорит верховная? Что она имела в виду? Почему ему нельзя вспоминать?

Но Арес не находил ответов, и он быстро устал мучить себя напрасными вопросами.

Всему своё время.

Сиэра задумчиво смотрела на беспомощного мага, узловатые пальцы нервно сминали края траурной шали. Она жаждала найти виновного в произошедшем, как и её сестры по вере. Да только виновной была она сама — не догадалась, не уследила, не удержала... И теперь последняя надежда на возвращение богини, дитя с лунной душой, стала тёмной. Кто знает, может, так и надо, может, именно об этом в пророчестве проклятом говорится. И совсем не надо жалеть Геллу, ведь теперь она стала sefel, а с ними лучше не церемониться. Но... всё равно... жалко девчонку... сгинет ведь с этими магами...

— Госпожа верховная? — тихий бесцветный голос, преданный взгляд. Наставница Наори с почтением и смирением, как и приписывают правила, взирала на свою старшую сестру по вере и госпожу. — Вам ещё нужна моя помощь?

— Нет, — сквозь зубы процедила Сиэра, едва сдерживая раздражение. — Можешь быть свободна.

Девушка кивнула и бесшумно удалилась, стараясь не беспокоить госпожу, пребывающую в плохом настроении. Верховная бессильно вцепилась в кисти шали. Как же ей не хватало умной и чуткой Стейл, умеющей не только подчиняться приказам, но и самой находить выход из патовых ситуаций! Выкрутилась ведь с этими свитками, да так, что Высший ничего и не заподозрил... Как же теперь без неё?..

Сиэра коснулась волос, поправила помятую шаль. Восстановила дыхание. Пусть без Стейл она и чувствовала себя, как без рук, но сдаваться ещё рано. Ра-но. И всё. Точка. А значит, нельзя ни о чём жалеть.

Верховная поправила одеяло магу и приготовилась терпеливо ждать, пока он не оклемается окончательно.

— Что с моими учениками?!

Это был первый осмысленный вопрос, который задал Арес. Он чувствовал себя уже достаточно хорошо, чтобы не валяться постоянно в постели, но жрицы держали его взаперти и не отвечали на его вопросы. Маг терзался сомнениями, дёргался на каждый шорох и, когда наконец явилась верховная, едва удержался, чтоб не наброситься на неё с обвинениями.

Сиэра долго всматривалась в глаза мага. Её взгляд был бездушно-спокоен, словно из него выпили все чувства, всю жизнь, весь свет. Она только безмятежно и как-то бесцветно спросила:

— А что ты сам помнишь?..

Арес вздрогнул, опустил голову и скрипнул зубами, сдерживая животный вой. О, он всё хорошо помнил, даже лучше, чем он желал. И как бы ему не хотелось обвинить во всём жриц, он понимал, что в смерти Корнелия виновен только сам ученик. И он сам, учитель, не предотвративший, не спасший...

Ведь, если задуматься, так бы всё и закончилось, раньше ли, позже. Корнелия, не желавшего прекратить свои опыты, не ждало бы ничего хорошего — магия не прощает самовлюблённых идиотов, считающих её своей рабой. Любой Высший должен помнить это, если не желает умереть однажды из-за вышедшего из-под подчинения заклинания.

Арес не выдержал и всё-таки завыл, тихо, страшно. Как бы ни хотелось переложить вину на чужие плечи, виноват он, именно он и никто иной. Учителю засчитывают успехи его учеников, но и только с учителя спрашивают о всех неудачах подопечных.

Сухая жёсткая ладонь легла ему на плечо:

— Не кори себя... — Мужчина вскинула на старуху ненавидящий взгляд: как она не понимает?! Как она смеет вмешиваться?! — Будет глупо звучать, если я скажу, что виновна лишь Тень. Нет. Твой ученик виноват — что бросился на неё, не рассчитав своих сил. Виноват — что призвал свою магию на территории храма. Виноват — что ненавидел жриц, а Лунная такого не прощает. Это твоя неудача как учителя, но, о Затмение!, — не как личности! Так что успокойся.

Арес зло искривил губы в подобии ухмылки. О, какое это несравнимое удовольствие переложить вину на богиню, объяснить всё не своей несостоятельностью как наставника, а высшим произволом... Трусливо и недостойно!

— Нет, виноват я... Если бы я не атаковал Шестую, всё могло закончиться гораздо проще... Как я мог не разглядеть за обличьем Тени sefel?!

— Не кори себя, — снова повторила жрица. — Никто не мог предположить, что отмеченная самой Лунной окажется жрицей противоположного начала... И тем более никто не мог предположить, что она будет призывать Тень в своё же тело!

Они подавленно замолчали, каждому было за что себя винить, и им обоим требовалось молчаливое понимание, не граничащие с жалостью.

Арес волевым усилием загнал боль в глубину своей памяти, не позволяя себе забыть, но и не давая себе права отдать всё своё время самоуничтожению.

Выдохнув сквозь сжатые зубы, он медленно спросил:

— Сколько времени я был без сознания? День? Два?

Жрица бросила на него странный взгляд и поспешила отвернуться.

— Что же ты молчишь, о верховная?!

— Ты был в коме. Прошло уже около месяца.

Высший закашлялся. О Стихии...

На шум, возникший за дверью лазарета, поначалу никто не обратил внимания, но когда невнятно звучащие голоса сменились весьма отчётливой руганью, игнорировать их стало невозможно. Холодно сверкнув глазами, Сиэра поднялась и, тихо подойдя к дверям, стремительно распахнула створки. Глухой звук, шипящий язык Древних и нестройное подвывание показало, что по лбам громогласных и особо любопытных жрица таки попала. Но вместо ожидаемой суровой отповеди старая женщина молча посторонилась и пропустила в комнату Алена и Рея.

Близнецы были веселы и полны деструктивной энергии, даже симметричные синяки от столкновения с дверью их особо не огорчали. Увидев, что их обожаемый учитель уже очнулся, они с радостными воплями бросились ему на шею. То, что в их возрасте так уже не поступают, юных магов особо не смущало.

Арес сдавленно охнул, придавленный своими учениками. За месяц в храме жрицы смирились с их присутствием и даже немного жалели. Немолодые служительницы, заведующие кухней, с умилением подкармливали худых, как скелеты, юношей, а близнецы от дармовой кормёжки и не думали отказываться.

Впрочем, если бы служительницы знали точно, что произошло в ночь траура по Таните, они и чёрствой корки не дали бы ученикам мага, но верховная успела скрыть следы магического побоища и объявила, что Стейл пала от когтей Тени. Старуха не сказала ни слова лжи, но и правду она скрыла.

Сиэра с тоской и пониманием смотрела, как близнецы, перебивая друг друга, рассказывают своему учителю всё, что он пропустил за время своей болезни. К бескрайнему удивлению жрицы, смерть своего друга ученики перенесли на удивление легко. Подростковая психика гибка и адаптивна, и страшное событие уже успело сгладиться в памяти ребят.

Впрочем, если бы верховная рассказала бы о своих размышлениях Высшему, тот только бы горько улыбнулся. Корнелия не любил никто, даже он сам, и горевать о смерти непутёвого блондина в школе Высших никто не будет.

Уезжали маги через пять дней, когда Арес полностью выздоровел и смог держаться в седле. Несмотря на относительно теплые отношения, установившиеся за этот месяц, провожала магов только верховная.

Пока Высший разговаривал с Сиэрой, близнецы уже мялись у ворот, потерявших силу и ставших простым украшением.

— Я не знаю, успею ли найти Шестую.

Голос мага был спокоен и безмятежен, ничто не выдавало охватившее его волнение.

— Боюсь, как бы не было слишком поздно... — Сиэра не считала необходимым скрывать свои чувства. После смерти Стейл она теперь постоянно носила знак траура — чёрную шаль, вышитую чёрными же асфоделиями, цветами смерти. — Если в Гелле действительно пробудилась sefel или их сила, врата бы её уничтожили, развеяли в прах.

Арес хищно прищурился:

— Ты говорила, врата утратили силу!

— Но я не знаю, как и когда это произошло. Может быть, их энергия была растрачена на защиту от заклинания твоего ученика. Может быть, дух восставшей тёмной был столь силён, что в борьбе исчерпал все силы, заложенные в врата...

— Но живой она бы не выбралась?

— Нет. Но она не погибла, иначе бы я это почувствовала.

— Почему же ты не послала проверить тракт и найти беглянку сразу же?!

Глаза верховной холодно блеснули на сухоньком личике.

— Не думаю, что моим сёстрам пошло бы на пользу общение с Тенью! Да и самой Гелле... Лунный храм для неё — пройденный этап. Мы больше не будем вмешиваться в её жизнь... пока не придёт пора уничтожить sefel.

Высший молча и требовательно смотрел в неподвижное, некрасивое лицо старухи.

— Это ведь не последняя причина?

— Ты слишком умен, маг, — женщина поджала губы и покачала головой, и Аресу оставалось только догадываться, было ли это недовольной похвалой или скрытой угрозой. — Девочка принадлежит книге Крейи, а та сама выбирает свои пути.

— Книга?

— Да. Не удивляйся.

Глаза Ареса холодно сверкнули. Скептическую улыбку он на этот раз удержал.

— Что ж, думаю найти её будет не очень сложно. Всё-таки погибших, но не мёртвых в нашем мире не так уж и много. Особенно тех, кто принадлежит старым разваливающимся книгам, — с горькой иронией промолвил он и, коротко поклонившись, стремительно отправился к изведшимся от нетерпения ученикам.

У них было мало времени. Отыскать Шестую — ещё полбеды. Главное, опередить того, кто украл предсказания.

Гелла сидела у кромки воды и со страхом смотрела на своё отражение. После длительной истерики её глаза покраснели и опухли, не добавив к облику девушки красоты. Шмыгая распухшим носом, тёмная отрешенно водила когтистым пальцем по воде, окрашенной густой синевой сумерек.

Теперь она помнила всё, даже то, что стёрли из её памяти в раннем детстве — после смерти ничто, ничьи запреты не способны удержать память. Даже печать Лунной.

Гелла знала, что умерла уже дважды. Один раз её вытащили из белого плена, второй раз не дали туда попасть. Но если тогда, давно, её оживили, то теперь ей вернули только подобие жизни.

Девушка прижала ладонь к груди, прислушиваясь к прерывистому биению сердца.

"Смерть никогда не отпускает то, что однажды взяла в свои руки. Тебе была просто дана отсрочка, девочка".

И время вышло.

Сосредоточившись, Гелла остановила своё сердце и своё дыхание, но она по-прежнему была жива — или по-прежнему считала себя живой. Она мыслила, она чувствовала, значит, считалась живой.

Девушка вскинула лицо к небу и обхватила себя за плечи, словно пытаясь согреться. От воды веяло вечерней прохладой, и тёмную бил озноб, но не от холода, которого она больше не чувствовала. Девушку колотило от страха перед её открывшейся сутью.

Время в храме, когда Гелла ожидала разоблачения и дёргалась от любого шороха, планируя своё самоубийство, теперь казалось ей сказочным и спокойным. Ведь тогда ещё была надежда хотя бы на тихую смерть. Сейчас же она знала — умереть она не может, ибо уже находится за границей жизни и смерти. Остался только один выход — всё своё существование скрываться от людей, опасаться попасться жрицам на глаза. Но, богиня, как же это сложно!

Но, едва осознав, что теперь она вынуждена вести жизнь добровольной отшельницы, Гелла поняла, как ей не хватает человеческого общества. Но кто захочет общаться с живым трупом?!

Неожиданно для себя Гелла зло рассмеялась. О, она прекрасно помнила, кому обязана своей тёмной силой. Благословенная Лунная дева, непогрешимая Хранительница звёздной силы, эгоистичная и суровая Селена... Ответь, о божественная, легко ли выбирать за других судьбу? Долго ли ты мучилась угрызениями совести, о сиятельная, когда отдавала мне написанное тобой заклинание, открывающие любые книги?! Ты ведь знала, что я возьму некромантию, так почему ты вместо того, чтобы строго запретить, стала рассказывать глупой малышке, какими же несчастными были sefel, выбравшие путь смерти?

Но ты ушла и уже не ответишь на мои вопросы. Тебя не волнует, как я буду выживать с клеймом принадлежности книге Крейи...

Не выдержав, Гелла разрыдалась снова. Несколько минут молчавшее сердце теперь билось снова, прерывисто и быстро, словно пытаясь компенсировать мгновения тишины.

— Бедная...

Тихий шёпот заставил тёмную сжаться в предчувствии беды, но, против её ожиданий, никто не нападал и не пытался её оскорбить. Медленно обернувшись, девушка взглянула на того, кто так неосмотрительно назвал её "бедной". Тихий и злой смех, принадлежащий кому-то другому, раздался внутри сознания тёмной, словно незнакомый чужой голос произнёс в унисон с мыслями самой девушки: "Бедная? Ну-ну..."

— Тебя кто-то обидел, красавица? — молодой лорд стоял позади девушки и скромно улыбался. Очень бледный, в светлых одеждах, он казался призраком на фоне притихшего тёмного парка, только яркие рыжие волосы задорно искрились в лучах заходящего солнца.

Это видение было столь прекрасно, что просто не могло быть правдой. Хотя бы потому, что назвать красавицей Геллу сейчас было очень трудно.

Девушка судорожно сглотнула и попыталась отползти подальше. Она не доверяла юному лорду и боялась, что он скоро поймёт, что она из себя представляет, и попытается уничтожить.

Парень преодолел разделяющие их расстояние за пару шагов и остановился на расстоянии вытянутой руки, как перед неизвестным и, возможно, опасным зверем. Тёмная замерла, стараясь не дышать, и тихонько просила всех богов, чтобы лордёнку быстрее надоело стоять у воды и кормить комаров, и он ушёл.

Наверное, боги никогда не любили Геллу, раз закрыли глаза на её превращение в тёмную, не откликнулись они и сейчас. Лордёныш и не думал уходить, он стоял и с улыбкой рассматривал сжавшуюся у его ног девушку.

"Будто что-то смешное увидел, — с неожиданной злостью подумала Гелла. — Ещё бы, ему, небось, бродяжки не так часто попадаются! Вот и устроил себе бесплатный цирк, ждёт, как я унижаться перед ним буду, благодаря за его внимание!"

На глазах тёмной навернулись слёзы обиды, и она ещё ниже опустила голову, глядя на землю под его ногами. Молчание совсем неприлично затянулось, когда юноша быстро протянул руку и осторожно коснулся волос девушки.

Гелла вскинулась, уже собираясь высказать этой высокородной сволочи, что она о нём думает, когда напоролась на его улыбку: добрую, безмятежную, заставляющую простоватое лицо словно светиться изнутри.

— Извини, — ещё шире улыбнулся юноша, в добродушных глазах запрыгали смешинки. — Не удержался. У тебя волосы такие пуши-и-истые...

Тут он заметил тёмное пятно руны на лбу девушки и, решительным жестом отбросив волосы с лица Геллы прежде, чем она успела пошевелиться, наклонился ближе к её лицу, пристально вглядываясь в кровавые очертания. Когда он узнал высеченную на коже Геллы руну, лицо юноши исказилось до неузнаваемости, став холодным и злым.

"Ну всё, сейчас начнётся..." — печально подумала тёмная, снова опуская лицо и ожидая злобных криков, что такие твари, как она, не должны существовать. Но вопрос лордёныша, заданный звенящим от едва сдерживаемой ярости голосом, безмерно удивил её:

— Кто это?!

— Что?

— Кто посмел заклеймить тебя?! В Эриалле запрещено рабство!

Гелла слабо улыбнулась. Ну надо же... Её посчитали всего лишь сбежавшей рабыней. Вдвойне весело, учитывая, что по сути своей она и была рабой своей тёмной магии, благодаря которой она могла поддерживать видимость жизни в мёртвом теле.

— Не стоит беспокоиться, господин, — едва слышно произнесла Гелла, не поднимая головы. — Моя судьба не должна волновать вас...

— Герцога должны беспокоить жизни всех, живущих на его землях, — резко отозвался юноша и, схватив девушку за плечи, поставил её на ноги рядом с собой. — Ты непременно должна предстать перед моим отцом, он обязательно поможет тебе!

Тёмная коротко взглянула в чистые, бесхитростные глаза юноши, и снова опустила голову.

— А может, мне не нужна помощь? Или герцог просто бессилен мне чем-то помочь?

— Он сможет! — Уверенно завил мальчишка и, крепко схватив тонкое запястье тёмной, потащил её за собой.

Гелла чуть вздохнула. Лордёныш был выше её на голову и наверняка старше, но рядом с ним Гелла чувствовала себя цинично-старой и мудрой, хоть и понимала, что все её знания о жизни — чужие, пришедшие к ней вместе с силой смерти. Разве она-настоящая видела в жизни больше этого мальчишки? Разве умнее вела себя, надеясь на отзывчивость и щедрость людей?

Погружённая в свои мысли, девушка покорно шла за целеустремлённым юношей и не вспомнив об оставленной на земле книге. Но сама книга явно не хотела оставаться забытой.

Острая боль скрутила руки Геллы, ей казалось, что кто-то мелко-мелко нарезает её пальцы. Удержав вскрик, девушка прибавила шаг, она не желала возвращаться за фолиантом, зная, что именно ему она обязана своей тёмной силой. До крови прикусив губы, сдерживая рвущийся крик и опустив голову, чтобы скрыть льющиеся слёзы, тёмная шла вперёд, стараясь не потерять сознание от нахлынувшей острой боли, быстро разрастающейся в теле.

Она уже едва соображала от болевого шока, когда поняла, что не может больше сделать ни шагу — что-то упругое, непреодолимое не пускало её, мешало идти дальше. Лорд, заметивший остановку девушки, в непонимании обернулся:

— Ну что же ты?

Гелла молча покачала головой и, высвободив ладонь, быстро вернулась за проклятой книгой. Несмотря на то, что теперь девушка возвращалась, боль только усиливалась, и рядом с фолиантом Гелла не опустилась на колени, а рухнула. Но стоило ей только привычно прижать книгу к груди, как неприятные ощущения схлынули, оставив после себя звенящую лёгкость.

Изумлённый лордёнок терпеливо ждал девушку, не желая оставлять её.

"Упрямый, — с невольным уважением подумала Гелла, с трудом подстраиваясь под быстрый шаг юноши, — как баран. Твёрдо решил меня облагодетельствовать".

И сама она уже не знала, хорошо это или плохо.

На многочисленные вопросы лордёнка Гелла предпочитала отмалчиваться или ограничивалась односложными ответами. Впрочем, юноша и не ждал, что беловолосая рабыня будет гореть желанием рассказать о себе побольше. Она, наверное, сломлена и опечалена, даже не может никак сообразить, что для неё чёрная полоса в жизни закончена, раз он решил ей помочь!

В красках расписывая, какой его отец добрый и отзывчивый, юный лорд Оэрел искоса посматривал на свою спутницу. Несмотря на слой грязи на одежде и волосах и ссадины на лице, девушка была вполне миловидна, а тихая печаль предавала ей почти сказочное очарование. Яркие синие глаза, в уголках которых блестели слезинки, казались пронзительно-мудрыми, припухшие красные веки только подчёркивали их глубину. Начитавшемуся старинных легенд впечатлительному юному лорду рабыня казалась воплощением светлой Линнэ, вечно печальной богини, оплакивающей людей, своих непутёвых и глупых детей.

Как зачарованный, юноша смотрел на тонкие пальцы девушки, казавшиеся снежно-белыми на фоне тёмного переплёта книги, которую она прижимала к себе. Наверное, решил он, эта книга — единственное, что уцелело от её прежней, свободной жизни, раз она так бережно держит этот старинный талмуд, даже кажущийся тяжёлым.

— Хочешь, я помогу тебе нести твою книгу? — участливо предложил Рикард Оэрел. Рабыня испуганно вскинула лицо, тревожно взглянула на своего спасителя. Тонкие губы едва заметно дрожали, и девушка только отрицательно качнула головой.

— Но тебе, наверное, очень тяжело?

Гелла раздражённо покосилась из-под длинной чёлки на навязчивого лордёнка. Что же он так прилип к ней, а? Что она, особенная, что ли?! И неужели он не чувствует, что она несёт смерть?!

Или... наоборот, чувствует? И знает, что если у неё отнять книгу, она перестанет существовать?! То-то он всё время предлагает помочь...

Не дождавшись ответа от испуганной девушки, Рикард потянулся к ноше рабыни, наивно предполагая, что та сразу же передаст ему тяжеленную книгу, которую не хотела поначалу отдавать, считая, что лорд предложил помощь только из вежливости. Но девушка испуганно отшатнулась и только сильнее прижала к себе фолиант.

Столкнувшись с удивлённым чистым взглядом лордёнка, обиженного пренебрежением к его помощи, Гелла через силу растянула губы в улыбке, пряча по звериному заострившееся зубы:

— Не стоит, господин мой. Моя книга испачкана в грязи и пыли, вы можете замарать свою дорогую одежду.

Обида исчезла из светлых, таких детских глаз лорда, оставив только искреннее непонимание. Юноша задумчиво взглянул на свой светлый камзол, словно впервые обратил внимание, во что он одет, и печально согласился, что отец его будет недоволен, если он испачкает ещё и этот костюм. Слова лорда вызвали у Геллы искреннюю улыбку, которую девушка поспешила спрятать, низко опустив голову.

Лордёныш нравился ей всё больше и больше. Юноша был добрым и отзывчивым, а его глуповатость вполне объяснялась наивностью: вряд ли юный наследник герцога видел в жизни что-то, кроме услужливых поклонов своих будущих вассалов.

— Милорд-вашу-мать! Где вас носит?!

Рикард тихо вздохнул. А вот и сами вассалы. Будущие. Поэтому и уважение их — в далёком, необозримом будущем. А сейчас его будут отчитывать, как сопляка, да на глазах спасённой рабыни... Почему-то именно эта перспектива больше всего испортила юноше настроение. Ему хотелось, чтобы беловолосая девушка им восхищалась и боготворила его, а если капитан личной герцогской охраны опять примется материть сына сюзерена, снова сбежавшего из-под сурового надзора недреманных стражей, то какое же мнение сложится у рабыни?! Ведь Рикарду хотелось выглядеть благородным героем, спасающим прекрасную деву, а не избалованным и непослушным сынком местного лорда.

Охранники, сбившиеся с ног в поисках улизнувшего лордёнка, уже догнали неторопливо идущих ребят. Мрачные гвардейцы смотрели на Рикарда совсем не с благоговением, как полагается верным слугам. Охватившее воинов раздражение, казалось, витало вокруг них в воздухе, заражая всех окружающих. Но капитан Алвар по степени злобности и раздражения переплюнул даже своих подчинённых, хотя это им, а не ему пришлось облазить все тёмные места в парке. Впрочем, и рисковали гвардейцы много меньше, ведь если бы Рикарда так и не нашли, голову сняли бы не с рядовых воинов, а с капитана гвардии, не уберёгшего наследника.

Догнав вздорного мальца, Алвар попытался было отвесить лордёнку вполне заслуженный подзатыльник, но мальчишка быстро увернулся и холодно и властно взглянул на своего охранника. Не сказать, чтобы это произвело впечатление на апатичного даже к герцогскому гневу воина, но удивлённый Алвар не стал второй раз замахиваться для удара. Что ж, если щенок думает, что уже заделался матёрым волком, то разубедить его можно и без применения физической силы.

Но, прежде чем капитан подыскал слова для достойной "отповеди", мальчишка заговорил сам:

— Капитан Алвар, я срочно должен увидеть своего отца, господина герцога, — щенок старался выглядеть взрослым, говорить спокойно и внушительно, но все воины слышали, как от волнения дрожит голос лордёнка. И по мере того, как мальчишка со всей присущей ему убедительностью доказывал, что его "дело" не терпит отлагательств, на лицах суровых воинов расползалась понимающая ухмылка. Всё-таки все они когда-то были такими же пацанами и так же пытались рисоваться перед девчонками.

Герцог недовольно изучал стоящую перед ним девушку. Прежде чем предстать перед его светлыми очами, бродяжка попала на кухню, где служанки отмыли её и приодели. Теперь скромная девушка стояла перед столом герцога в небольшом, но очень холодном кабинете. Сам герцог, немолодой темноволосый мужчина, Дамиан Оэрел, был одет более чем тепло и пронизывающего могильного холода не чувствовал. Тонкой бродяжке в тёмном, мешковатом платье давно полагалось бы дрожать от холода, но она спокойно стояла под тяжёлым испытующим взглядом мужчины и безмятежно улыбалась, глядя ему в лицо.

Герцог недовольно скривил губы. Он привык, чтобы его боялись, чтобы униженно просили о милости и снисхождении, но беловолосая девчонка молча смотрела ему в лицо и едва заметно улыбалась, словно спрашивала "И что же ты мне сделаешь?". Не будь бродяжка очередной забавой его сына, герцог не пустил бы её даже во двор замка. Но Рикард всегда был чрезмерно добрым и чутким, вот и теперь приволок какое-то "чудо" с помойки, запальчиво утверждая, что это сбежавшая рабыня и ей срочно нужна помощь.

Для сбежавшей рабыни бродяжка выглядела слишком спокойно, хотя у неё на лбу действительно стоял недавно нанесённый знак принадлежности. И несмотря на то, что руна была неполной и не указывала на хозяина девушки, во всех странах, кроме Эриаллы, беловолосая не могла бы считаться свободным человеком. Впрочем, за человека её тоже не считали бы: так, просто вещь без хозяина, а значит, любой имеет полное право её забрать.

Что ж, девчонке повезло, что на неё наткнулся Рикард, что нельзя сказать о самом юном лорде. Его ещё ждёт долгая воспитательная беседа о недопустимости проявленного им добросердечия. А сейчас стоит придумать какое-нибудь занятие этой бродяжке в пределах замка, чтобы сын видел, как хорошо обращаются с его протеже. Ненадолго, конечно же, пока Рикард о ней не забудет...

— Имя?

Голос у герцога был сухой и властный, не вызывающий ничего, кроме уважения, смешанного со страхом. Тёмная чуть поклонилась и ответила:

— Гелла, сударь.

— Господин.

— Что?

— После ответа ты должна добавлять "господин", а не "сударь".

— Да, сударь.

— Да, господин, — с нажимом поправил её герцог. Девушка передернула плечами, словно показывая, что ей без разницы.

— Вы не господин мне...

Дамиан Оэрел нехорошо прищурился. Подперев рукой острый подбородок, он почти ласково спросил у зарвавшейся бродяжки:

— И кто же господин твой?

— У меня нет господина.

— Да ну? А кто же вырезал на твоей нежной коже знак рабства?!

Девушка очень медленно подняла тонкую ладонь и коснулась шрама. Тёмный взгляд в это время полыхнул такой беспощадной ненавистью, что, будь герцог моложе или умей чувствовать течения силы, непременно бы испугался. Но герцог был стар и отличался просто феноменальной нечувствительностью к магии, и вспышка злости бродяжки его только позабавила.

— Так кто же? Отвечай, не трясись от страха, наказывать будут его, а не тебя!

— Никто, — тихо и решительно произнесла девушка. — Никто.

Герцог ухмыльнулся. Что-то подобное он и предполагал. Скорее всего, опять молодёжь развлекается, вот и решили пошутить над тихой девочкой, зная, что такие никогда не жалуются — гордость не позволяет. Впрочем, сейчас важнее определиться, чем занять бродяжку, чтобы она не превратилась в нахлебницу, а затем можно будет и подумать, как стоит усмирять разбуянившихся сорванцов, пока их мелкие шалости не превратились в преступления. Уж что-что, а порядок поддерживать герцог умел.

Дамиан бросил острый взгляд на внушительный фолиант, который девочка постоянно таскала с собой. Как донесли слуги, бродяжка ни на минуту не хотела выпускать книгу и отказывалась отложить её дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Действительно, единственное наследство или всё гораздо проще, и она просто стащила где-то старую книгу, решив, что та будет дорого стоить?

— Ты учёная? — после продолжительного молчания спросил герцог. Девушка вздрогнула, её вопрос мужчины привёл в замешательство. Дамиан поморщился и, утвердившись в мысли, что бродяжка блаженная, всё-таки снисходительно пояснил: — Читать и писать обучена?

— Да, сударь, — без долгих размышлений отозвалась беловолосая. — Так же я владею навыком счёта.

— Отлично, — искренне обрадовался герцог. — Значит, будешь помогать писарю! Он как раз жалуется, что сам всё не успевает... Слуги покажут тебе твою... комнату, — мужчина едва удержался, чтобы не сказать "каморку", но всё-таки быстро подыскал более благозвучный синоним. — Писаря спросишь на кухне, мне иногда кажется, что почтенная Аллия, вместо того, чтобы готовить, промышляет шпионажем за вся и всеми.

Коротко поклонившись, девушка молча покинула кабинет, правильно истолковав последние фразы лорда.

— Ох, не к добру молодой господин девку привёл! — басом гудела необъятная Аллия, раскатывая по столу тонким блином желтоватое тесто. — Как она во двор вошла, так сразу пёс наш старый завыл, хотя уж годочка два как голоса не подавал!

— Дворняга эта доходящая? — беспечно осведомилась Лия, звеня тарелками в чане с мыльной водой. Помощница главной стряпухи никогда не отличалась особой доверчивостью. И больше всего она не верила в приметы и суеверия, которым истово следовала Аллия. — Да небось отдавил ему кто-то ногу, вот и взвыла бедная зверюга. Эти ж солдаты ходят — по сторонам не смотрят, взгляд не опускают, да ещё потом и возмущаются, коль в коровью лепёшку вступят!

Аллия укоризненно уставилась на свою помощницу и, уже обращаясь к трём младшим стряпухам, продолжила вещать свистящим шёпотом:

— А накануне сон мне был, что тёмное что-то в дом вползает и уничтожает запасы наши!..

— Ой, да нашествие крыс тебе снилось! Вот они-то от всех наших запасов ни крошечки не оставят!

— ... а по утрам птицы чёрные всё кружатся над шпилем да кричат страшно и пронзительно, словно мор на нас призывают...

— Ха, ворон испугалась! Кричат-то они не оттого, что нагадить хотят, а оттого, что их наши бравые стражники наловчились из луков сбивать. На дежурстве ихнем тоска такая, что они и соревнуются, кто больше птичек подобьёт! А чтоб мишеней всегда предостаточно было, они хлеб таскают и прикармливают этих каркальщиков!

Аллия всплеснула белыми от муки руками:

— Ой, беда! Так вот кто хлеб наш таскать удумал! А я ж то на крыс грешила...

— Вот видишь, — покровительственно ухмыльнулась Лия, ставя на полотенце последнюю отдраенную тарелку и вытирая руки о фартук. — А ты-то опять какую глупую примету небось сочинить успела?!

Погрозив своевольной помощнице кулаком, Аллия, тихо ворча под нос, принялась вырезать из теста кружочки под вареники, так любимые младшим лордом, в котором вся прислуга души не чаяла. Все уже перевели дух, когда на кухню робко заглянула белоголовая пришелица.

— Извините, — тихо-тихо пискнула она, стоя в дверях. — Мне сказали, чтобы я у вас спросила, где мне писаря найти...

— А зачем это он тебе, а? — подозрительно нахмурилась Аллия, жамкая в руках кусок теста с вишнёвой начинкой.

— Я помощницей ему определена, — скромно улыбнулась девушка, опуская взгляд.

Лия задумчиво улыбнулась, с хитрым прищуром разглядывая низенькую, тонкую девушку, больше похожую на ребёнка. Отмытые от пыли и грязи волосы пушистым ореолом вились вокруг головы, делая бродяжку похожей на одуванчик.

— Так ты на третий этаж иди, седьмая дверь с правой стороны, там ещё витраж приметный такой — из него все стёклышки красные вынуты...

— Вынуты? — Удивлённо округлила глаза бродяжка. — А зачем?

— Да кто ж господскую волю поймёт, — усмехнулась Лия, вытирая половник. — Видать, не угодили чем-то прадеду нашего лорда... А может кто-то одно стёклышко выбил, вот и остальные вынули. Не наше это дело, понимаешь?

Девушка понимала. Едва улыбнувшись и вежливым кивком поблагодарив стряпух, бродяжка быстро исчезла, словно растворилась в густом, пропитанном паром и сдобным запахом воздухе.

Аллия испуганно икнула и выронила почти готовый вареник. Вишнёвая начинка кровавым пятном растеклась по светлому полу.

— Не к добру, — прошептала толстуха, творя белыми от муки руками перед грудью защитный знак.

Гелла прожила в замке лорда около месяца и за это время не нашла ни врагов, ни друзей. Челядь предпочитала её не замечать, относясь к ней подчёркнуто холодно, старший лорд забыл про неё на следующий же день, у него прибавилось хлопот с началом осенней ярмарки. Рикард же, наоборот, старался попасться на глаза тёмной в каждый удачный момент, всё больше раздражая её, и Гелле требовалось всё её самообладание, чтобы не послать надоедливого лордёнка на языке Древних. И чем больше знаков внимания оказывал ей Рикард, тем больше она его сторонилась. Гелла слишком хорошо помнила мрачную и жестокую легенду ещё о тех временах, когда жрицам дозволялось любить. Одна из них однажды поставила свою любовь превыше служению Луне, и была наказана. О судьбе павшей жрицы и её несчастного возлюбленного в легенде было сказано очень расплывчато, но одно было ясно — ничего хорошего с ними не случилось: Луна всегда была жестока, сурова и коварна. И с тех пор повелось, что та, кто решит отдать свою жизнь Лунной деве, навеки отрекалась от любви, а те, кому хватало неосторожности полюбить жрицу, были заранее обречены.

И как бы ни была Гелла равнодушна к людям, смерти глупого лордёнка она не хотела. В конце концов, он же не виноват, что так глупо влюбился в симпатичную бродяжку. Он же не знал, что она служит Луне!

Обычно на этой мысли Гелла осекалась и становилась мрачной и задумчивой. Она уже не знала, в чём суть её существования. В детстве она верила, что её судьба — стать величайшей из лунных жриц, затем, когда пришла тёмная сила, девушка была уверена, что не доживёт до посвящения, а теперь она даже задуматься боялась о той силе, которой отдана её теперешняя полужизнь.

Девушка вздохнула и провела пальцем по пустой ячейке в витраже. На месте глаз сумрачной девы зияли две дыры, сквозь которые лился чистый утренний свет, по-осеннему яркий и холодный. Девушка едва вздрогнула, когда налетевший ледяной ветер мазнул её по лицу. В длинном коридоре всегда было очень холодно, так как лорд, живущий на верхних этажах, жалел дров для обогрева нижних помещений. Он полагал, что если слуги не хотят мёрзнуть, они должны работать быстрее, и именно поэтому челядь или носилась по замку, как угорелая, либо и вовсе не заглядывала в неотапливаемые помещения. Но у писаря и его ученицы выбора не было, и Ларену, когда-то видному учёному, приходилось мёрзнуть в крошечной комнатушке, в которой уже сейчас камни покрывались мелкой изморозью, а изо рта при дыхании вырывался пар.

Гелла подула на стекло, уже зная, что от её дыхания оно не запотеет. Тёмная привыкла к тому, что несмотря на её нечувствительность к холоду, она не дарит и тепло. Её кожа была чуть прохладной, но быстро нагревалась в тепле, и тогда девушка верила, что она ещё человек. Но в этом замке тепла было слишком мало, чтобы согреть её.

— О, Гелла! — Седой человек с холодным мудрым лицом стоял за её спиной и перебирал связку ключей. Мэтр Ларен относился к своей помощнице очень хорошо, ибо всегда мог свалить на неё самую нудную работу и уйти на кухню греться. Девушка не возражала: однообразные, кропотливые занятия её полностью устраивали, ибо занимали все мысли, и, увлёкшись, Гелла не слышала странный, почти чужой голос, время от времени раздающийся у неё в голове.

— А что ты здесь делаешь?

Гелла удивлённо взглянула на писаря, не понимая, о чём он толкует. Мужчина, почувствовав её недоуменный взгляд, перестал звенеть ключами.

— Ты разве не знаешь? Сегодня осеннее равноденствие, и юный лорд хочет видеть тебя в своей свите на охоте и празднике.

— На охоте? — апатично переспросила девушка, глядя в отсутствующие глаза девы с витража. — А что я там буду делать?

Писарь наконец справился с замком и, приоткрыв дверь, обернулся к своей ученице:

— Как что? Ехать в свите и восхищаться всеми удачами лордов, деликатно делая вид, что не замечаешь их промахов. Так что, беги-ка ты, девонька, к швее, пусть подберёт тебе костюмчик для верховой езды.

Гелла пожала плечами и медленно побрела вниз.

Осенний лес казался унылым и печальным. Сквозь голые корявые ветви проглядывало безответное серое небо, низкое и тяжёлое. Под копытами коней шуршала бурая листва, накрапывал мелкий дождик. Тёмная чуть повела плечами, сильнее прижимая к себе ремень сумки, где покоилась книга Крейи. Её добросердечная пряха сшила специально для девушки, чтобы та не таскала фолиант в руках. Слуги уже привыкли к странностям беловолосой девушки и не пытались смеяться над ней или возмущаться её причудами.

Гелла поёрзала в седле, пытаясь устроиться поудобнее. Раньше ей не доводилось ездить верхом на лошади, и сейчас она чувствовала себя неловко. Рассеянно теребя в пальцах поводья, тёмная увлечённо осматривалась. За последнее время она видела только серые камни замка и вытоптанный грязный внутренний двор. Она скучала по тихому очарованию городского парка и многое отдала бы, чтобы очутиться сейчас там, а не трястись в жёстком седле позади всей процессии.

Герцог и его сын ехали впереди всех, рядом с тремя егерями, позади них весело переговаривались и шутили несколько младших лордов, довольных жизнью и ещё неначавшейся охотой. Рикард несколько раз оборачивался, пытаясь взглядом выискать маленькую фигурку на неказистой лошадке, но Гелла затерялась в пёстрой толпе.

— Не вертись, — шикнул на сына Дамиан.

— Но отец...

— Никаких "но"! Молчи и слушай, где сегодня лучшая охота!

Рикард повесил голову, скрывая недовольство. Но ему ничего не оставалось, как молча ехать рядом с егерями и слушать их разглагольствования о привычках зверей.

Пользуясь тем, что на неё не обращают внимания, Гелла незаметно для всех отстала от процессии. Она медленно ехала мимо мёртвых деревьев и чувствовала, что её душа очень похожа на это место: такая же холодная, мёртвая и уставшая. Жизнь в замке утомила девушку сильнее, чем путь из храма. Дни, похожие друг на друга, как в дурном сне, угнетали бывшую жрицу, и всё чаще она в свободное время сидела у окна и смотрела на клочок неба, виднеющийся за крепостной стеной. Она чувствовала, что сама себя загнала в ловушку, когда согласилась идти с Рикардом, но он был первым, кто хорошо отнёсся к ней, а ей тогда так не хватало тепла и доброты...

Серый осенний лес навевал тоску и уныние, и привычные к теплу близнецы стучали зубами и всякими нехорошими словами крыли дрянную северную погоду. По мнению мальчишек, их путешествие затянулось гораздо сильнее, чем было разумно. Впрочем, стоило Мастеру напомнить о начавшихся уроках в школе Высших, как парни мгновенно приободрились и высказали рвение и дальше теми же темпами искать неведомую Шестую.

Ареса же бесила неплодотворность их поисков. На расспросы о невысокой русоволосой и светлоглазой девушке люди только качали головами. Осень, милсдарь, жатва, ярмарка, к зиме готовиться надо, до случайных путников ли? Поиск осложнялся и тем, что девчонка упорно стремилась к неизвестной цели, нигде не останавливаясь и держась вдалеке от людей.

Была надежда, что хоть какие-то следы беглянки найдутся в городе, где она могла попытаться найти убежище, но и в Оэреле никто не слышал о маленькой страннице, нигде особо она не примелькалась, а опросить абсолютно всех людей маги не могли. Арес с каждым днём злился всё больше, но заставлял себя казаться абсолютно спокойным. Сильнее всего Высшего раздражала невозможность использовать его главное преимущество — магию. Для удалённого поиска требовалось знать не внешность объекта, а его суть, которая магам как раз таки и не была известна. Не задавать же в параметры заклинания суть Тени?!

Не раз уже его посещал соблазн оповестить Совет о своих достижениях в переговорах со жрицами и умыть руки, передавая поиск другим, но это значило бы полный крах карьеры. Ему не поручали охоту за Шестой, он должен был только привести согласие жриц оказать помощь в её поисках. Но раз тёмная так неожиданно оказалась в его руках, он просто обязан поймать её и вернуться победителем. И наплевать, сколько времени это займёт! Ведь маги не признают середин...

К тому же, если он один, только с учениками, сможет захватить Шестую, это закрепит его место в Совете за всей Семьёй. Это будет большим достижением! Конечно, Высшего иногда терзали сомнения, а справится ли один, хватит ли ему сил не только поймать тёмную, но и уберечь учеников... Ими-то рисковать не особо хочется...

Налетевший порыв промозглого ветра разметал отросшие волосы Ареса, дёрнул плащ, бросил в глаза мелкую морось, похожую на ледяные слёзы неба. Повинуясь наитию, маг раскрыл перед грудью ладонь, и над ней началось разворачиваться ещё неоформившееся заклинание, сплетённое из ледяного, всепроникающего ветра, холодных острых капель, оседающих на холодной белой коже, и беспросветно-серого неба, отражающегося в глубоких и мёртвых синих глазах.

Синевато-белая туманная стрелка покрутилась вокруг своей оси и уверенно указала направление.

На этот раз эксперимент со стихиями удался.

Гелла сама не заметила, как заплутала в лесу. Она не отчаялась, даже не стала волноваться, словно этих чувств у неё действительно не осталось. Холодно и тщательно обдумав ситуацию, тёмная прислушалась к тишине: оставаться в холодном, недружелюбном лесу девушка не собиралась, а раз так, то следовало найти людей. Охота должна быть довольно шумным мероприятием...

Не услышав ничего похожего на азартные крики охотников, девушка позволила лошади самой выбрать направление — она надеялась, что умная животинка направится к своим собратьям.

Минут через двадцать, когда Гелла уже начала сомневаться в правильности выбранного решения, она услышала приближающийся топот копыт, приглушённый мокрой листвой. Испуганно замерев, тёмная до рези в глазах вглядывалась в сумрачный лес, ожидая появления неведомого всадника.

Светлое пятно мелькнуло между тёмными от влажности стволами, и девушка облегчённо перевела дыхание — его бы она узнала и из тысячи, к тому же только у Рикарда был белый, без единого пятнышка, конь.

Печальный и задумчивый юноша медленно ехал между деревьев, пригибаясь каждый раз, когда ветер слишком низко опускал ветви. Он тоже отбился от охоты, потерялся и не знал, как вернуться обратно. Увидеть в холодной глуши Геллу он ожидал меньше всего, поэтому и обрадовался ей больше, чем всем егерям вместе взятым, попадись они ему на пути.

— Гелла, ты откуда здесь? — доброжелательно спросил Рикард, когда подъехал достаточно близко к застывшей, как статуя, девушке. Как бы он ни был сам подавлен и испуган, рядом с прекрасной девой он всегда старался выглядеть истинным рыцарем.

Тёмная чуть наклонила голову и прищурилась. На глупый вопрос отвечать она не собиралась.

Лордёнок замялся и, широко улыбаясь, судорожно пытался подыскать тему для беседы. Беловолосая, как смерть, девушка с замёрзшими синими глазами восхищала его, но в то же время и внушала странный неосознанный страх. Рикард старался вести себя с ней, как с принцессой, но Гелла была абсолютно равнодушна и ничем не выказывала своих истинных чувств, и лордёныш только терялся и робел.

— Э... Может, мне стоит тебя проводить к кострам охотников? Ты ведь, наверное, уже есть хочешь...

При упоминании еды девушка странно сверкнула глазами и покорно склонила голову. Обрадовавшись, Рикард судорожно принялся выбирать направление, про себя молясь Лунной, чтобы та указала ему верную дорогу. А то что же получится: сам предложил проводить, сам и завёл неизвестно куда?!

Гелла упрямо молчала, когда лорд обращался к ней с вопросами, и только едва заметно вздрогнула, когда паренёк заговорил про еду.

Голод стал своеобразным проклятием тёмной. Она быстро обнаружила, что простая пища не способна утолить его, только немного притупить. Поэтому она старалась есть больше и чаще, чтобы не чувствовать странного отвратительного желания вырывать у людей сердца. Ей была нужна жизненная энергия, чёрная книга требовала пищи, влияя на тело и сознание девушки, и всё чаще Гелла чувствовала сухую тьму в глазах, когда смотрела на полных жизни людей. Безумие не покидало разум тёмной, голод стал страшной навязчивой тенью за краем сознания: стоит только немного ослабить самоконтроль, как он вырвется наружу, и только Лунная знает, сколько тогда людей погибнет.

Сглотнув комок в горле и, стараясь не смотреть на Рикарда, девушка тронула бока лошади пятками. Её тяготило странное предчувствие чего-то нехорошего, и она нервно дрожала в недобром ожидании крупных неприятностей.

Она бы крикнула: "Ну зачем?! Почему нельзя оставить меня в покое?!", если бы знала, что хоть кто-то из богов её услышит, но сомневалась, что им есть дело до смертных. Впрочем, даже если бы и услышали... Они могут просто посмеяться и снова бросить игральные кубики, выясняя, кому принадлежит следующий ход в извечной игре, где фигурки — человеческие судьбы...

— Это не она?

Близнецы уже целых пять минут сидели на дереве и шпионили за великосветским сборищем. И за это время Рей уже раз десять успел задать один и тот же вопрос, тыкая пальцем в разной степени молодости и красивости женщин, прибившихся к развлечению. Герцог и егеря всё ещё где-то охотились, но большинство слуг и гостей грелись у костров, и ученики Высшего им тихо завидовали.

— Идиот? — тихо шикнул на брата Ален, крутя пальцем у виска. — Сказано же: маленькая, худая, светловолосая. А ты на кого показываешь? До размеров этой коровы Шестую и за всю её жизнь не откормили бы!

— Ну а вдруг она умеет мираж наводить?

— Ага, что не просвечивает и магии не чувствуется?!

— Ну, тело себе из энергии лепит... — не особо разочаровавшись, предположил Рей, ёрзая на холодной ветви. Вниз посыпались кусочки коры и мелкие ветки. — Вот ходит и меняет себе внешность, чтобы её никто не узнал?

— Сам понимаешь, что чушь городишь? Да даже мастер не умеет внешность менять! Да что там, не все сидящие в Совете этой способностью обладают! Если бы она так часто пользовалась магией, да ещё такой сильной, то жрицы давно бы на неё охоту объявили! Как это, кто-то транжирит их бесценные запасы силы?!

— Ну, следы заметает! — азартно предположил маг, забывшись и повысив голос. Несколько людей, сидевших ближе всего к оккупированному близнецами дереву, принялись удивлённо оглядываться. Ален и Рей сжались, затихнув, как мыши под веником. Вся их маскировка могла слететь к Лунной, стоило им чуть позабыть про конспирацию. Пока их спасало простенькое заклинание отвода глаз, дрожащая иллюзия и далёкое расстояние от бивака. Но всем сразу глаза не отведёшь, и риск быть обнаруженными был весьма велик. Острое зрение и тонкий слух помогали шпионить за людьми герцога, как приказал Мастер, усвистевший рыскать по округе: чем ближе маги подбирались к Шестой, тем сильнее дёргалась стрелка, а под конец она полностью распылилась, словно не выдержав напряжения.

— Совсем идиот? Может, тебя разок с дерева сбросить вниз головой, тогда может, мозги на место встанут?! Дырка в магическом фоне чьё угодно внимание привлечёт, а мы вокруг этого места уже полдня шатаемся. И ни-хре-на не почувствовали...

Странные звуки из-за спины поначалу не привлекли внимания увлечённо переругивавшихся близнецов, а когда они оглянулись, было уже поздно.

Путь, выбранный Рикардом, оказался верным, и вскоре двое потеряшек услышали впереди равномерный гул голосов. Гелла крепче сжимала зубы — ей казалось, что она даже с такого расстояния чувствует сердцебиение людей. Рот наполнился слюной, желудок сводило от голода, а в глазах темнело. Тёмная знала, сейчас может помочь только большая порция пищи; ведь если сильно набить желудок, можно будет провести тело, а голод, давящий на её сознание, будет вынужден снова отступить...

— А это ещё что? — поражённо выдохнул Рикард, уставившись куда-то вперёд. Гелла наконец подняла голову, и её взгляд упёрся в двух парней, сидящих на одном из деревьев. Они болтали ногами и переругивались, один из них то и дело указывал на кого-то из суетящихся у костров людей. А те, похоже, и не замечали двух непрошеных наблюдателей.

Тёмная напряжённо замерла, боясь пошевелиться и чем-то выдать этим двоим своё присутствие. Страх и гнев затопили её сознание прежде, чем она вспомнила, где видела этих парней. Конечно, расстояние было довольно большим, и сидели они к ней боком, но ошибиться она не могла — чужой голос вопил об опасности и хрипло смеялся от едва сдерживаемого гнева.

Шестая тихо вскрикнула от острой колющей боли в груди. Рикард стремительно обернулся к ней, прекратив пялиться на "птичек".

— Гелла? Ты в порядке?

Девушка медленно повернула голову. Голос лордёнка доносился до неё словно через вату, зрение помутилось, и весь мир сжался до острой боли в груди и голове. Девушка разрывалась от противоречивых стремлений: сила чёрной книги требовала крови магов и немедленно; дикий, необузданный страх приказывал бежать от них как можно дальше. Тёмная схватилась за виски, застонав от раскалывающей боли. Что-то чуждое и страшное снова попыталась оттеснить её сознание и захватить тело, но на этот раз Гелла не собиралась так легко сдаваться. Она помнила, чем это однажды закончилось, и больше не хотела убивать.

Дёрнув поводья, девушка неумело развернула всхрапнувшую лошадь и пустила её в галоп. Животное оказалось гораздо умнее всадницы и в лесу бежало медленнее и аккуратнее, но Гелла постоянно понукала кобылу, прижимаясь к её шее и уворачиваясь от мокрых веток, хлещущих по лицу. Она едва осознавала, что несётся в чащу, тёмную и опасную, но уже не могла остановить перепуганное животное, которому передалась паника наездницы.

— Стой!

Кто это кричал? Чей голос донесло до её сознания эхо? Магов, что бросились в погоню? Или глупого лордёныша, не желающего терять возлюбленную?

Да какая разница, если голос затерялся среди деревьев далеко позади, а кобыла так не вовремя споткнулась и упала, едва не придавив маленькую всадницу. Гелла легко выскользнула из седла и, крепче прижимая к себе сумку, бросилась вперёд, не разбирая дороги. Она смотрела под ноги, боясь тоже споткнуться, ведь присутствие погони она уже ощущала кожей, затылком чувствовала дыхание магов, ставших вдруг страшными чудищами и теперь огромными прыжками несущихся по деревьям. Шарахаясь от каждой тени, не придерживая хлещущие по глазам ветви, Гелла бежала вперёд, пока не споткнулась о выступавшую над землёй корягу и не скатилась кувырком в волчью яму.

Лёжа на прелой листве между сломанных и сгнивших кольев, она смотрела сквозь ажурные сплетения чёрных ветвей на безответное небо, и по её щекам струились слёзы. Дыхание с хрипом вырывалось из её груди, сердце билось испуганно и часто. Чуть повернув голову, девушка уставилась в пустые глазницы черепа и страшно закричала прежде, чем поняла, что развороченный скелет принадлежит животному.

Сумрачная лощина поглотила голос девушки, только ветер еле слышно шевелил опавшие листья.

Когда стук сердца перестал отдаваться в ушах, и Гелла поняла, что погоня если и была, то уже давно отстала, тёмная разрыдалась от облегчения и, хотя место было не самым удачным, девушка закрыла глаза, позволяя сознанию погаснуть. Она чувствовала успокоение и тихую уверенность, что самое страшное уже не случится. Она не знала, что...

Рикард ошалело смотрел в спину уносящейся Гелле. Сумасшедшая! Там же чаща, там опасно, туда даже большая охота не рискует забираться — слишком уж много страшных легенд ходит об этом сумрачном месте. Неуверенно развернув коня, упрямо мотающего головой, лордёнок заставил его пойти следом за умчавшейся девушкой. Скакун всхрапывал, вздрагивал и нервно перебирал тонкими ногами. Рикард уже совсем отчаялся стронуть коня с места, когда кто-то грубо стащил его с седла:

— Уступи-ка, парень!

Высокий смуглый юноша вскочил на коня Рикарда и решительной рукой направил животное в лес. Лордёнок попытался было крикнуть и возмутиться, но его удержали за плечи.

— Успокойся и беги к своим, — доверительно посоветовал тот же самый человек. Юноша нервно оглянулся в ту сторону, где исчез всадник, не сразу сообразив, что это всего лишь два близнеца, те самые, что шпионили за его людьми. Сердце Рикарда упало в пятки, когда он сообразил, зачем эти двое здесь. Неужели они решили похитить единственного сына герцога и требовать за него выкуп?

Пусть! Он достойный сын отца, он не проявит постыдную трусость, но почему же так пискляво дрожит голос?

— М-м-мой отец...

— Твой отец, твой, — странный похититель настойчиво подталкивал лордёнка в сторону стоянки охотников, где уже началась шумиха. Круглыми от удивления глазами Рикард смотрел, как смуглокожий незнакомец повернулся к нему спиной и, поднеся ладони к вискам, стал тихо что-то говорить, будто отчитываться перед кем-то. Даже интонации были такие же скорбно-унылые. Несколько раз кивнув, словно соглашаясь с указаниями, парень быстрым шагом удалился в сторону, противоположную той, куда ускакал его брат, недовольно поводя плечами и ругаясь сквозь зубы. Ну да, кому же понравится, когда вместо участия в увлекательной погоне отправляют обратно в деревню?! Мол, сиди и не рыпайся, не дорос ещё. Единственное, что утешало Алена, так это что его брата Мастер обломал также...

Рикард остался один, в нескольких сотнях шагов от тепла и людей, но он, не размышляя, бросился за Геллой. Поздно, неумно, безнадёжно, но он бы себе не простил, если бы даже не попытался её найти. Только сейчас он понял, как много для него значит эта ледяная девочка.

Вскоре он наткнулся на своего коня, неподвижно стоявшего у седого дуба. Скакуна била нервная дрожь, пустые глаза смотрели вперёд, но ничего не видели.

— Спокойно, Ветерок, спокойно...

Едва Рикард с трудом забрался в седло и дрожащими руками подобрал поводья, конь мягкой иноходью тронулся с места, быстро набирая скорость. Сын герцога с ужасом осознал, что южанин зачем-то зачаровал коня, а потом бросил, словно испугался. Чего?

Лордёнок попытался натянуть поводья, но Ветер быстро шёл вперёд, не обращая внимания на всадника, и мальчишке оставалось только побелевшими пальцами цепляться за луку седла и молиться Лунной.

Топот и крики, уже несколько минут бывшие всего лишь отдалённым эхом большой охоты, приблизились и окружили испуганного юношу. Рикард снова натянул поводья, и на этот раз конь послушался его. Замерев, лордёнок терпеливо ждал, когда егеря замкнут свой круг.

— Сын мой, — сквозь зубы процедил герцог. Он сбросил парадный камзол, надев вместо него егерскую куртку, отороченную лисьим мехом. Только на охоте Дамиан позволял относиться к себе не как к высокому лорду, а как к одному из охотников. Он подъехал поближе к сыну, чтоб слуги не слышали его слов: — Поглоти тебя тьма, почему ты ведёшь себя, словно дурной мальчишка, а не наследник лорда?

Герцог был раздосадован. Животные, словно предчувствуя дикую охоту, попрятались, разбежались, за половину дня Дамиану удалось подстрелить только пару мелких птичек, ничего крупнее старых, облезлых ворон не попадалось. Егеря за его спиной шептались о плохих предзнаменованиях, пытались уговорить сюзерена перенести охоту на другой день, на герцог на этот раз к ним не прислушивался. В последнее время его всё раздражало, но он никак не мог понять причин своего волнения. И когда ему доложили, что некая беловолосая девица несётся по его лесу, он даже не сразу понял, о ком речь. Но едва он вспомнил... белые волосы, вьющиеся вокруг неподвижного бледного лица, нездешние синие глаза, тень улыбки... Его раздражала эта девчонка. Вернее, то как вьётся вокруг неё его сын. Сказать страшно — наследник лорда влюбился в нищенку! Упаси Лунная от позора, ведь скоро весь город только это обсуждать и будет!

Герцог вперился в сына тяжёлым взглядом пытаясь сломить его волю.

— Забудь про неё. Считай, что она сбежала. И ты не должен её искать. Она никто, слышишь?

— Должен! — яростно крикнул Рикард, сжимая кулаки. — Я обещал ей помощь и буду всегда ей помогать!

— У тебя есть долг передо мной и твоими будущими вассалами, мой мальчик, — холодно улыбнулся Дамиан. — Ты не должен забывать об этом. В первую очередь — ты наследный лорд, а уже потом человек! Так что забудь про неё и возвращайся.

Рикард задыхался от гнева и ненависти. Да на кой ему этот титул, если ради него требуется отказаться от простой человечности?! Он ведь даже не хочет быть лордом, но отцу-то этого не скажешь! Он же тщеславный, думает только о своей репутации, о том, что про него чернь говорит, на чувства сына ему наплевать! И он ведь даже не желает понять сына, а это для Рикарада это было равносильно предательству со стороны своего идеала и кумира.

— Нет, отец, — голос юноши прозвучал глухо, но твёрдо. — Я пойду за ней. И не пытайся меня остановить...

— Взять его, — коротко бросил Дамиан своим слугам. Его он выпорет дома, как холопа, это ему будет хорошим уроком.

Егеря не раздумывая направились к юноше, Рикард беспомощно оглянулся, понимая, что бежать-то ему некуда. Судорожно стиснул кинжал, сжал бледные губы так, что они стали похожи на шрам.

— Да будь ты проклят, — вызверился юноша и швырнул в отца кинжал, истово желая его смерти. И пока опешившее слуги замерли, пришпорил коня и бросился в чащу, туда, за Геллой, за любовью, за воплощённым архетипом свободы.

Неумело брошенный кинжал, больше похожий на игрушку, чем на орудие убийства, ударил герцога рукоятью в грудь и упал наземь, затерявшись в прелой листве.

Мужчина проводил сына долгим неприятным взглядом, кривя губы в злой улыбке.

— Запомните, — тихо, с угрозой произнёс он, — у меня больше нет сына. Погиб на охоте, нарвался на бешеного волка. Отныне любой, называющий себя Рикардом Оэрелом, является самозванцем и подвергается преследованию согласно закону.

Дамиан развернул вороного, егеря старались держаться подальше от непривычно тихого герцога, не зная, что ждать от него. Он не сомневался, что отречение от сына было его единственным способом сохранить власть и репутацию, но отчего-то неприятно ныло сердце, словно глупый наивный Рикард действительно умер.

Он ещё не знал, что...

... мальчик погиб в этот же день. Следы беглянки найти так и не удалось, и это напугало и разочаровало Рикарда. Когда начало темнеть, юноша понял, что проголодался и заблудился. Он понятия не имел, где он сейчас находится и как выйти к ближайшей деревне. А ещё его терзало осознание того, что он не может вернуться — Рикард был достаточно умен, чтобы понять, что отец его не простит. И тогда он сел на землю и заплакал от обиды на весь свет, совсем не думая, что кто-то может его услышать. А когда он заметил злые огоньки глаз в темноте, бежать было уже поздно.

Ведь Луна не прощает любви к своим жрицам.

Очнулась Гелла оттого, что кто-то обнюхивал её лицо. Раскрыв глаза, девушка несколько минут безучастно смотрела на старого волка, худого и облезлого, явно примеривающегося к её горлу. Когда до тёмной дошло, что происходит, она тонко взвизгнула и, подскочив, нелепо отмахнулась от зверя. Тот испуганно отпрянул, и девушка заметила, что он едва стоит на ногах от голода, так же как и она сама. Не сказать, чтобы этот факт пробудил в девушке сострадание к хищнику, но вязкий животный страх исчез.

Поудобнее усевшись, девушка осторожно протянула ладонь неуверенно жмущемуся зверю. Тот настороженно обнюхал белую кожу и подозрительно чихнул, глядя исподлобья на тёмную. Та широко улыбнулась, демонстрируя по-звериному острые, но очень тонкие зубки. Всем своим поведением девушка хотела сказать "Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я тоже хищник, так давай охотиться вместе!"

Дав волку себя обнюхать, девушка осторожно коснулась его лба, погладила встопорщенную шерсть. Зверь замер и зарычал, ему не нравились странные действия подозрительной чужачки. Вторглась на его территорию, подозрительно притворилась падалью, приманивая неосмотрительных хищников... Может, она так охотится? На него, например? Волк неуверенно оскалился. Он был стар и опытен, и прекрасно чувствовал, что чужачка сильнее и опаснее его, ведь он так давно не ел...

Но она спокойно смотрела на него, не выказывая агрессии, и постепенно волк начал подходить всё ближе к ней, надеясь улучить момент для прыжка. Он всё ещё боялся и не доверял, он желал не принять непонятную помощь, предложенную странным существом, а убить его, считая чужака угрозой.

Почувствовав опасность, исходящую от слабого хищника, Гелла, повинуясь чутью, остро и пристально взглянула ему в глаза. Удержав голодный волчий взгляд, она начала мысленно повторять "ты мой слуга", хотя сначала и предлагала подобие дружбы. Тонкие силовые нити протянулись между двумя созданиями, и человек изменил зверя в нужную ему сторону.

Убедившись, что теперь зверь скорее сам себе горло перегрызёт, чем наброситься на неё, Гелла встала и попыталась выбраться из ямы. Оскальзываясь на мокрой земле, девушка выкарабкалась наверх, нисколько не жалея измазанный в грязи костюм. Выпрыгнувший из ямы волк тяжело отфыркивался, тычась носом в перемазанные землёй ладони Геллы.

Тёмная по-хозяйски потрепала его по загривку, и зверь послушно стерпел это.

— Ты совсем отощал, приятель, — чуть насмешливо произнесла девушка, хотя хищник не мог понять её. — Не дело это. Надо откармливаться.

Волк, почуявший, что речь зашла о еде, согласно фыркнул. Он был слишком стар и слаб, чтобы охотиться в одиночку, а стая изгнала бессильного сородича. Но теперь, рядом с чужачкой, от которой пахнет смертью, у него появилась надежда наконец-то наесться...

Гелла чувствовала все незамысловатые мыслеобразы зверя — связь, установленная ею, обладала и несколькими недостатками. Девушка уныло вздохнула, запоздало сообразив, что неосознанно использовала чистую тёмную силу. Пусть она уже успела смириться со своей принадлежностью к sefel, её огорчала невозможность использовать дар целенаправленно. Гелла не знала, как и откуда у неё возникают странные смутные воспоминания, несущие крупицы информации об энергии смерти. Она чувствовала, что та, кому принадлежали эти воспоминания, ещё жива и осознанно отдаёт ей свои знания. Но почему? Тёмная не находила ответа.

"Что со мной происходит?!" — кристально-чёткое осознание было подобно ушату ледяной воды, вылитому на голову. Девушка вдруг ясно увидела, какой она была совсем недавно и какой стала. Сила, способная творить подобные метаморфозы, вызывала у Геллы панический страх.

"Так и должно быть, — сказал красивый, чуть хрипловатый, но чужой и безжизненный голос. — Смирись и жди".

И она смирилась и ждала.

Следующие несколько дней девушка бродила в чаще леса, подыскивая себе логово. Волк верно трусил рядом, показывая неприметные тропинки, занесённые листьями. Гелла была почти довольна, если бы не приближающаяся зима, которую надо пережить. Как бы ни была она не чувствительна к холоду, здравый смысл подсказывал ей, что суровые морозы она не перенесёт.

Плохо было с пищей. Охотиться получалось через раз, и, деля мясо по-братски, ни человек, ни зверь не могли наесться. Поначалу Гелла полностью отдавала добычу волку, выискивая себе съедобную траву, но это не могло даже слегка притупить голод. От сырого мяса девушку тошнило, она едва заставляла себя проглотить небольшие кусочки, но постепенно поняла, что вполне может питаться наравне с хищником.

Чтобы не утратить в глуши разум, девушка часто и долго разговаривала с волком, задавала ему вопросы, и сама же на них отвечала, шутила, смеялась, всё больше понимая, что погружается в бездну безумия.

Гелла вела себя достаточно умно, но всё равно слишком самонадеянно, позабыв о многих опасностях. И они поспешили о себе напомнить.

Когда выпал первый снег, укрывший землю всего на полпальца, девушка уныло бродила невдалеке от своих "владений". Мрачно разглядывая белесое полотнище снега, Гелла училась читать следы животных. Изредка попадались отпечатки птичьих лап, но тёмная не обращала на них внимания — она не умела ловить пернатых. Звериных следов почти не попадалось, и Гелла в своих поисках заходила в срединную часть леса, не такую глухую, как та, где обосновалась она. В самую чащу она лезть не рискнула: покорный волк, обычно выполнявший все её приказы, только жалко скулил, стоя у незримой границы. Видимо, действительно там жило что-то древнее и страшное.

Наткнувшись на одинокие волчьи следы, тёмная приободрилась и бесшумно побежала по ним, надеясь найти себе ещё одного помощника, пусть даже такого же слабого и голодного.

Только вот следы её привели вовсе не к ослабшему и беззащитному.

На небольшой прогалине снег был заляпан алым. Капли крови походили на ягоды вишни, разбросанные по снегу. Красное на белом. Это было бы красиво, если бы не...

Худой костлявый волк ожесточённо рвал человека. Из глотки зверя вырывалось хриплое рычание, глаза, налитые кровью, были пусты и жестоки. Бешеный зверь не ел свою добычу, кипящая в его крови ярость требовала только нелепой жестокости.

Гелла судорожно вздохнула и отступила назад. Она поняла, что, в сущности, беззащитна перед этой тварью. У неё нет никакого оружия, кроме её магии, но подчинить себе разум обезумевшего зверя тёмная не сможет. Остаётся только тихо отступить...

И тут волк поднял морду и взглянул на девушку. Шерсть у пасти слиплась от крови, придав зверю ещё более жуткий вид. Из открытого рта хищника на снег падала грязная пена.

Сумка, в которой лежала чёрная книга, показалась вдруг необычно тяжёлой, она давила к земле, не давала убежать и попытаться спастись, словно тоже вдруг возжелала смерти хозяйки. Страх сковал Геллу, она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть; если бы девушка не была уже мертва, она бы потеряла сознание от нехватки воздуха. Но ей не нужно было дыхание, как не нужно было и сердцебиение, барабаном стучащее в ушах.

И это успокоило тёмную. Ей действительно нечего было терять.

"Он полон силы, — неожиданно холодно рассудила Гелла. — Болезненной, тёмной, но очень могущественной. Сейчас он даже лучше человека".

Осторожно сбросив сумку на снег, тёмная выжидательно уставилась на зверя. Поединок взглядов продолжался недолго, не больше десяти секунд, и хищник бросился на девушку.

Гелла быстро перекатилась по снегу прочь с траектории прыжка волка — пусть она уже была мертва, но проверять, как на ней может сказаться бешенство, ей не хотелось.

Едва приземлившись, зверь снова рванулся к девушке, ещё не успевшей подняться с земли. Царапнув ногтями промерзшую землю, Гелла швырнула в глаза волку смесь снега и песка. За те несколько секунд, что потребовались зверю, чтобы очистить глаза, тёмная вскочила и подобрала увесистый крючковатый сук. Жрица остро понимала необходимость быстрой смерти зверя — не только потому, что раненое животное полностью теряет инстинкт самосохранения, сколько потому, что ей требовалась вся жизненная сила бешеного волка.

Нелепо отмахнувшись от зверя, девушка начала по кругу обходить прогалину, надеясь на пробуждение своей силы, хотя точно знала, что сейчас этого не произойдёт. Злая шутка судьбы — наделить её тёмной энергией, которой она не может и не хочет управлять.

Получив по хребту, хищник озлился ещё сильнее, он снова и снова бросался на Геллу, и та едва успевала отбрасывать хищника. Коряга выворачивалась из нежных рук, ладони вспотели и покрылись мелким колючим мусором, руки затекли. Каждый взмах давался всё тяжелее и тяжелее, девушка понимала, как мало у неё времени, и ей оставалось только пятиться от хищника и молить Лунную о спасении.

Но разве гордая богиня придёт на помощь павшей жрице?!

Наверное, судьба или Селена всё-таки любили девушку. Когда налившаяся свинцом палка вывернулась из ослабевших рук, на бешеного хищника прыгнул верный волк. Он знал, на что идёт, но он бежал по следам чужачки не из-за чести или большой любви. Подлое заклинание, намертво связавшее два разума, требовало, чтобы волк пожертвовал собой ради хозяйки. И ему пришлось подчиниться зову.

Вылетев на поляну, он кинулся на своего взбесившегося сородича, хотя видит хранитель леса, с большей радостью он растерзал бы свою хозяйку. Вцепившись в загривок бешеного хищника, волк обречённо зажмурил глаза и упёрся в землю тонкими лапами. Оба зверя были худы и истощены, но бешенство давало одному из них огромную силу.

Волки сцепились и покатились по земле, визжа и кусаясь. Бешеный молча рвал своего сородича, запах крови пьянил затуманенный разум хищника, и он позабыл про ещё одну свою жертву.

А зря...

Вместо того чтобы бежать прочь, Гелла бросилась сверху на хищника, сама не понимая, что она творит. Схватив обезумевшего зверя за шкирку, она рывком запрокинула его голову и вонзила когти в горло. Волк взвизгнул, рванулся, пытаясь скинуть тёмную, но та держалась крепко, зная, что это её единственное спасение.

Из рваной раны на горле зверя хлестала кровь, и Гелла поспешила рвануть когтями сухожилия передних лап — ей было необходимо обездвижить зверя. Острые ногти девушки царапнули толстую шкуру, едва ранив волка, и, разозлившись, тёмная крепко сжала шею животного. Волк заскулил, припадая на задние лапы, перевернулся, надеясь придавить девушку к земле, но его веса для этого не хватало.

Зарычав не хуже зверя, тёмная снова рванула когтями горло волка. Бешеный зверь взвыл и закашлялся, из открытой пасти вперемешку капали кровь и пена. Хищник с каждой секундой терял силы, и это не нравилось Гелле. Чёрная книга требовала всю энергию, без остатка.

Решившись, она спрыгнула со спины волка, перекатилась по земле и схватила свою сумку, сброшенную ещё во время схватки. Судорожно вытряхнула книгу на землю, дрожащими руками зашелестела страницами в поиске выжженного рисунка. Раненый волк медленно приближался, подволакивая вывихнутую лапу. Ему ещё хватало сил, чтобы разорвать дерзкое существо.

Надрывно всхлипнув, девушка выронила книгу. Да где же эта руна?!

Волк рискнул и прыгнул. Гелла взвизгнула и бросилась прочь от книги, позабыв, что её существование зависит только от неё. Вскочив, она бросилась к ближайшему дереву, надеясь переждать, пока зверь не истечёт кровью. Но этого не потребовалось.

Мельком оглянувшись, девушка увидела, что волк приземлился одной лапой на книгу.

"Он же помнёт её! Страницы такие хрупкие!" — проскользнула невольная мысль, но тут же исчезла, стоило тёмной увидеть, как ломкие жёлтые страницы, словно трясина, засасывают в себя волка. Зверь был большой, много больше книги, но он усыхал и уменьшался на глазах, яростно скуля, словно из него выпивали все соки, всю кровь, всю жизнь.

Через пару минут всё было кончено, листья книги Крейи едва заметно шевельнулись, смахивая с себя сухой мумифицированный труп. Гелле это время показалось вечностью, она не могла отвести глаз от агонии существа.

Ей было страшно, так страшно, как никогда не было и уже не будет. Только сейчас она осознала всю кошмарную мощь полученной силы. Не будь девушка привязана к чёрной книге, она бы бросила её и убежала, постаравшись забыть всё, как страшный сон.

Но ей было некуда деться от проклятого фолианта, и от мысли, что сейчас ей придётся прикасаться к нему, девушку вырвало.

Отдышавшись и вытерев рот окровавленной рукой, она тихо завыла, словно волк на луну. Она хотела расплакаться, но глаза жгло сухим огнём, высушивающим слёзы. Она смотрела на грязные ладони, переводила взгляд на издыхающего волка, своего волка, которого надо добить, на лёгкий трупик бешеного зверя, на залитый кровью белый снег, и давилась бесслёзными рыданиями.

"Что же я за существо, что даже в такой глуши несу смерть всему живому?!"

Она не могла найти ответа, и даже хрипловатый чужой голос молчал. Опустившись на колени перед верным волком, девушка равнодушно добила его, затем немеющими руками подобрала книгу, едва запихала её в сумку. Долго и гадливо вытирала ладони подтаивающим грязным снегом, пустыми глазами смотрела на чистое блекло-голубое небо.

Сгорбившись, девушка побрела прочь, спотыкаясь на ходу и не глядя, куда идёт. На душе было гадко и противно, и ей очень сильно хотелось умереть. Жаль, что она не знала способа. Да и чёрная книга держит крепко...

Девушку лесник обнаружил совершенно случайно. После сильного снегопада он обходил охотничью часть леса, где обычно любил устраивать свои прогулки герцог. То, что после нелепой гибели сына герцог вообще запретил охоту, лесника не волновало. В городе и окрестных деревнях шептались о проклятии, наведённом на Оэрелов, к замку герцога потянулись всякие шарлатаны, желающие нажиться на горе Дамиана. Впрочем колья с их головами с поразительной регулярностью появлялись на стенах, и постепенно поток аферистов иссяк. Прекрасный в зимнем убранстве лес никому не был нужен, но Лиран всё равно по привычке каждое утро обходил свои владения.

Она сидела, привалившись к дереву, и её наполовину замело снегом. Комья снега запутались в белых волосах, тёмная одежда была покрыта коркой льда. Откуда она здесь взялась, лесник не знал, хотя предполагал, что это одна из деревенских дур снова сбежала в лес. Подальше от пьющих родичей или опостылевшего жениха.

Не надеясь, что девушка жива, Лиран принёс её к себе домой. Можно было бы и в лесу оставить, пусть волки поедят, но деревенские, если прознают, опять крик подымут: мол, сам он завёл их кровинушку в лес тёмный, на съедение чудищам грозным! Сам лесник считал, что большей части людей в чаще леса и место, чтоб зря небо своей злобностью не коптили. Несмотря на толки и пересуды селян, Лиран не был злым. Он был всего лишь циничным и нелюдимым, и зверей уважал больше людей, хотя бы потому, что те своих не предают ради малейшей выгоды.

Но девушку он всё-таки принёс в свою избушку и, обнаружив, что она едва дышит, терпеливо выходил, ведь она была довольно симпатична и похожа на ребёнка, а ему даже было не с кем поговорить долгими зимними вечерами.

Оклемалась девица на удивление быстро, словно давно была привычна к долгим прогулкам по зимнему лесу. Несколько дней бреда сменились нездоровым сном, неожиданно оборвавшимся полным выздоровлением.

— Да ты, девка, везучая! — ухмыльнулся Лиран на первый же осмысленный вопрос девушки.

— Где книга? — холодно и спокойно повторила она. От неё всё ещё веяло холодом и смертью, и хотя девушка не могла сама пошевелиться, лесник ощутил странную робость. Ему нестерпимо захотелось выставить девчонку за дверь и забыть про неё, но он чувствовал себя за неё в ответе. Как же, сам почти из белых садов вытащил, выходил, так теперь обратно её на смерть обрекать?! Нет уж, у него хоть какая совесть, но была.

— Да вон она, — мужчина кивнул на одну из полок. Рваньё девчонки он сжёг, но книгу, старинную и наверняка жутко ценную, сохранил. Как оказалось, не зря.

— Дай её мне.

— Лежи и набирайся сил, поживёшь немного и без своей книги!

— Дай её мне.

От голоса девчушки, такой милой и симпатичной, по спине бывалого лесника поползли мурашки. Не выказав изумления, он равнодушно подал девице чёрный фолиант. Она схватилась за него, как утопленник хватает протянутую руку, обняла, как мать обнимает единственное дитя, и счастливо вздохнув, спрятала под подушку.

Вскинув на лесника чистые синие глаза, она спокойно и светло улыбнулась:

— Спасибо. А можно... попить?

Не выдержав, Лиран улыбнулся в ответ и поспешил наполнить единственную в доме жестяную кружку тёплым отваром из лечебных трав.

— Тебя как звать-то, найдёныш? — не пряча улыбку в голосе, спросил лесник, когда девушка напилась.

Гелла провела пальцами по щербатому краю кружки. Интересно, если она откажется от имени, будет кому-нибудь лучше? Говорят, что судьба находит человека по имени, значит, можно обмануть судьбу?.. Попытаться, во всяком случае, можно.

— Я... — вскинув лицо, она жалко и печально улыбнулась. — Не помню... как жила, я помню, а имя и семью — нет...

Шмыгнув носом, девушка быстро опустила глаза. Даже от такой маленькой лжи ей стало плохо.

— Что ж, — пожал плечами мужчина. — Значит, будешь откликаться на имя Лань.

— Лань?

— У тебя глаза такие же несчастные. — Ухмыльнулся Лиран и щёлкнул удивлённую девушку по носу.

В маленьком домике лесника девушка освоилась на удивление быстро. Пока Лиран блуждал по лесу, девушка прибиралась в избушке и готовила еду. С этим иногда случались досадные казусы: в кулинарии Гелла почти ничего не смыслила, и Лирану пришлось показать ей парочку простейших блюд, но даже они поначалу у Лани не получались. Лиран молча ел всё, что она готовила, не хвалил, но и не ругал, но подробно объяснял, где и в чём девушка ошиблась. Лань краснела, всхлипывала, но принимала критику к сведению, и с каждым разом у неё получалось всё лучше и лучше, хотя прежде чем добиться более-менее нормальных результатов, она испортила не мало крупы и овощей.

Не так трагично дела обстояли с уборкой. В храме послушницы сами прибирались в своих кельях, если не хотели превращать их в свинарник. Гелла уже тогда привыкла содержать свою комнатушку в чистоте, теперь же Лань старательно отчищала просторную избу от старой пыли и паутины.

Повседневные занятия отвлекали девушку от воспоминаний, и с каждым днём она становилась всё радостнее и спокойнее. Чёрная книга всё так же лежала в сумке, с которой Лань не расставалась ни днём, ни ночью, но к девушке больше не приходили дурные сны. Теперь ей снился заснеженный лес, чёрные стволы деревьев, укрытые колючим игольчатым инеем, сугробы, сверкающие в свете холодного далёкого солнца. Очарование зимы, едва не забравшей её жизнь, не пугало Лань, и когда Лиран на целый день уходил в лес, она тайком от своего спасителя забредала всё дальше и дальше, позабыв про запрет не уходить от опушки. Лесник делал вид, что не замечает глубоких маленьких следов и промёрзшей одежды, мечтая вырастить из девчушки себе замену.

В этот день Лиран вернулся задумчивым, если не сказать мрачным. Не обратив внимания на смущённую девушку, едва успевшую вернуться домой вперёд лесника, мужчина достал из заначки запотевшую бутыль и щедро плеснул себе в кружку. Резкий запах спирта поплыл по комнате.

Не решаясь спросить, что случилась, Лань бесшумно накрыла на стол и села чуть в стороне от лесника, чтобы не попадаться ему на глаза.

— По лесу люди ходят, — как бы невзначай произнёс Лиран, мрачно глядя на плещущуюся в кружке выпивку. Лань молчала, низко опустив голову, словно это и не к ней обращались. Лесник с нажимом продолжил, требуя ответа: — Словно ищут кого-то — три цепочки следов нашёл, от одного места в разные стороны расходятся, потом на условленном месте встречаются.

— Может, и ищут,— беспечно отозвалась Лань, сидя на лавке и болтая ногами. — Откуда ж мне знать-то? Я в лес не хожу, следы читать не умею... Да и разве есть нам дело, что там ищут?

— Есть, — твёрдо отозвался Лиран, грызя солёный огурец, но так и не притрагиваясь к водке. — Наш это лес, понимаешь, мелкая? Наш! Никто чужой сюда без герцогского дозволения забредать не должен!

Гневную отповедь лесника прервал короткий стук в дверь, больше похожий на условный. Замолкнув на полуслове, Лиран подозрительно уставился на дверь, но стук не повторился. И всё же лесник вышел проверить, что случилось.

Лань, почуяв неладное, осторожно скользнула в спальню, смежную с кухней, и, припав к занавешенному окну, стала подслушивать.

Ален и Рей обменивались шутливыми ударами, дожидаясь, пока нелюдимый лесник снизойдёт до их общества, но, увлёкшись игрой, они не услышали, как скрипнула дверь и на пороге возник высокий седой человек с мрачным и холодным лицом.

— Вы сюда драться заявились? — голос оказался холоднее снега и привёл в чувство заигравшихся близнецов лучше, чем сугроб на голову.

Отпрыгнув друг от друга, южане вытянулись по струнке и дружно широко улыбнулись.

— День добрый, господин лесник!

— ... вернее, вечер, а если совсем честно, то ночь...

— Простите за беспокойство, нас к вам наш Мастер послал...

— ... а мы не гордые, мы пошли!..

— Он велел, чтобы мы у вас карту леса попросили...

— ...чтоб лучше знать, на каком месте спотыкаться, а то всё снегом занесло, авось кочку проглядим...

Лесник слушал болтовню близнецов с холодной усмешкой на совершенном лице.

— Уймитесь, — наконец бросил он, и парни моментально замолкли. — Кто ваш Мастер?

— Высший маг Арес! — хором отрапортовали близнецы.

Лиран холодно прищурился, светлые бесчувственные глаза отражали свет звёзд, и казалось, они светятся в полумраке.

— Не знаю такого. — И он повернулся, чтобы уйти, но близнецы протестующе возопили:

— Подождите!

— Нам действительно очень нужна карта!

— Мы заплатим!

— Ну пожа-а-алуйста-а-а...

Неизвестно, что заставило Лирана поменять своё решение: обещание денег или волшебное слово, но он повернулся к ребятам и мрачно поинтересовался:

— Зачем вам карта?

Ален и Рей замялись. Мастер не говорил им ничего о том, что их поиски надо держать в секрете, но близнецы и сами понимали, что трезвонить об этом на каждом углу не следует.

— Понимаете...

— Мы сестрёнку ищем...

— Маленькую такую, светленькую...

— Светлоглазую, бледную и худющую...

— Её последний раз в вашем лесу видели...

— Не встречали?! — хором закончили ученики Высшего.

Лиран прищурился, глядя поверх голов близнецов.

— Маленькая светленькая, говорите?.. Нет, не встречал. И советую вам бросить поиски — раз её видели в этом лесу, то это действительно был последний раз.

Резко развернувшись, лесник скрылся в доме. Переглянувшись, маги выразительно скривились, словно что-то кислое съели.

Лиран вернулся через пару минут, в руке он держал небольшой кусок пергамента, сложенный в несколько раз.

— Вот, здесь есть все основные тропы, ручьи и овраги, так же отмечены места, где лучше не шляться. Две серебрушки.

Выразительно вздохнув, маги полезли по карманам, выгребая всю наличность. С трудом набрав указанную сумму, они вручили её леснику в обмен на карту. Тот спокойно принял горстку меди, только сердито буркнул: "как на паперти побирались". Близнецы снова переглянулись, потупились, но покраснеть у них не получилось — виноватыми они себя не чувствовали. Всё равно тот калека ненастоящий был! Так что они предложили ему честную сделку: или он делится с ними заработком, или они его травмы делают настоящими. Мужичок поругался, поныл, но деньги отдал.

Когда лесник скрылся в доме и за ним захлопнулась дверь, Ален и Рей никуда уходить не стали.

Спрятав карту, Ален мечтательно прищурился, глядя на звёзды.

— Чё-то я этому господину хорошему не доверяю... Темнит он что-то...

— Ага! — поддакнул Рей, вытаскивая из-за пазухи кулёк с ещё тёплым пирожком. Неторопливо развернув ткань, юноша с наслаждением откусил чуть ли не половину пирожка и с набитым ртом продолжил, — вгёт он вгсё, подозгитевный тип!

— Эй! — возмущённо возопил Ален, с ненавистью глядя на довольного брата. — Делись давай!

— Фигу!

— Ах так?!..

Близнецы снова сцепились в схватке, и успокоились только тогда, когда полностью распотрошили несчастное хлебо-булочное.

Успокоившись, они вернулись к прошлой теме:

— Чуют мои пятки, что или с картой что-то не так, и блуждать по тропам мы будем до возвращения Лунной, или он всё-таки видел нашу беглянку...

В этот момент открылось одно из окон и в снег выплеснули какое-то пойло. Мгновенно притихнув, близнецы подкрались к окну и затаились под стенами, для надёжности накрыв себя пологом иллюзий. Теперь бы сторонний наблюдатель принял их только за два больших сугроба.

Вернувшийся Лиран раздражённо саданул кулаком по столу, да так, что кружка подпрыгнула, едва не расплескав содержимое. Лань уже сидела на лавке, как будто никуда из кухни не выходила. Гелла давно научилась незаметно подглядывать и подслушивать.

— Как же мне надоели все эти искатели! Бродят по лесу, как хозяева, а мне потом их трупы искать и хоронить! Проклял бы их всех, да жаль не могу.

"Зато я могу", — тихо подумала Гелла, заражаясь яростью лесника. Но Лань промолчала и лишь тихо вздохнула.

— А я?

— Ты — тёмная история. Может, наконец-то сама и ответишь на этот вопрос? Ты ведь не из деревенских, это я уже давно понял... Тоже искательница?

— А сами деревенские? — Лань быстро перевела разговор в другое русло. — Они ж в лес ходят?

— Так они герцогу принадлежат, лес для них открыт. Но селяне трусливы, как их псы, дальше опушки по весне не забредают, и то только большими группами ходят.

— Что ж так? Разве лес так опасен? Он же словно хрустальный стоит, чистый, звонкий, прекрасный!

Лиран быстро повернулся к своей ученице и холодно взглянул на неё.

— Не опасен, говоришь? Ну-ну...

— Нет, волки и медведи тоже опасность, но пока я в лесу три дня блуждала, ничего не видела! Кроме одного бешеного, конечно...

— Бешеного?! — Лиран поперхнулся куском колбасы и закашлялся. Лань сунулась было похлопать лесника по спине, но он от неё только отмахнулся.

— Бешеного, говоришь? — прокашлявшись, повторил лесник. — А как же ты от него спаслась?

Сжавшись под его холодным требовательным взглядом, Лань смущённо призналась:

— Так я едва заметила, на дерево, словно белка, взлетела и там сидела долго-долго, пока волк не убежал... Потом на силу спустилась, руки-ноги так дрожали!

Гелла врала вдохновенно, на ходу сочиняя подробности своего "недолгого" пребывания в лесу. Она словно действительно стала наивной девочкой Ланью, простоватой, открытой, доброжелательной. Только тёмный уголок в душе да чёрная книга за плечом оставались напоминанием об её истинной сути, и Гелла молилась всем богам, чтобы девушка-Лань прожила как можно дольше. Гелле не хотелось становиться прежней.

— А кого все эти искатели приключений ищут?

— Зверя. Сохрани несчастного Лунная, как же я его понимаю...

— Зверя?

— Опаснейшее существо, его тёмной сутью отравлена чаща леса. Говорят, оно древнее самого этого леса и многих городов в округе. Про него столько легенд ходит, что уже нельзя сказать, что в них правда.

— Расскажи!

— Нет уж, — ухмыльнулся лесник, щуря холодные глаза. — Я хочу спать спокойно, а не просыпаться по ночам от твоих криков!

— Ну расскажи-и-и!..

— Не ной!.. Ладно, хорошо, только замолчи! Но про Зверя тебе слушать всё равно рановато, да и долгая эта история... — снова фыркнул лесник и недоуменно заглянул в кружку. Выплеснув её содержимое в окно, он остался стоять, облокотившись на подоконник, вполоборота к Лани. Серебристый свет луны сверкал острыми бликами на крупных снежинках, которые ветер швырнул в открытые ставни. Вскоре на полу образовался белый треугольник, а невзрачная одежда лесника стала переливаться, как сказочная кольчуга.

Лиран прищурившись смотрел в ночь, словно видел в сверкающей темноте что-то, доступное только ему одному.

— Есть древняя легенда, — тихо начал он, — что в ночь излома, когда сменяются года, приходит Зимняя Охота. В беззвездно-чёрном небе мчатся вьюжные всадники, сверкающие, как вечные льды на горных вершинах. Их сердца так же холодны, а глаза пылают нестерпимо-ярким светом, который освещает их путь, но он не способен растопить даже самую маленькую снежинку...

Лань бесшумно пересела поближе, с замиранием сердца слушая лесника, в мгновение ока превратившегося в печального сказочника.

— Копыта их коней звенят, как обледеневшие ветви деревьев, раскачиваемые ветром, и от их топота дрожат небеса. Смех всадников подобен гулу ветра, и звон их оружия разносится на многие мили вокруг. Говорят, все, кто видел Зимнюю Охоту, больше не могут жить среди людей. Их сердца переполнены невыразимой горечью, ведь Охоту можно увидеть только раз в жизни... Её красота настолько печальна и несбыточна, что узревшие её люди медленно истаивают, превращаясь в кусочки льда...

— А на кого они охотятся? — придушенным шёпотом спросила Лань, боясь повысить голос и разрушить странное очарование зимней ночи.

— По всякому бывает. В основном — на тёмных сущностей из потустороннего мира. Но иногда они могут преследовать и людей, если те им не угодили. Хорошо, хоть Зимняя Охота только на севере бывает, иначе сколько пустоголовой молодёжи бы на неё глазело, не помня о последствиях...

Девушка слушала слова лесника, её взгляд пылал ледяной синевой ночного северного неба, раскалённого дыханием чародейской зимы. Она словно наяву видела мчащихся по небу сверкающих всадников, сквозь тела которых лилось мертвенное сияние, замораживающее души в вечном восторге.

Рей, подглядывающий в окно, быстро плюхнулся на землю и подтолкнул брата в сторону виднеющихся деревьев. Ползком добравшись до укрытия, ребята рискнули сбросить иллюзии.

— Идиот, да? — наконец напустился Ален на брата. — А если кто-то внимание на тебя обратил бы?

— И что? Не увидели же?! Да даже если бы и увидели... вряд ли бы удивились верхушке сугроба!

— Ага, который за полчаса намело?!

— Отстань, а? Мастер пилит, ты пилишь... Сколько можно! Лучше послушай, что я узнал...

— Да то же самое, что и я! Мне и снизу всё прекрасно было слышно...

— А мне ещё и видно! Ты б эту девку видел, как она, раскрыв рот, легенду о северном сиянии слушала!

— Так, — Ален поднял ладони. — Ещё раз и спокойно. Какая девка?

— Да наша беглянка! Я её рассмотрел: мелкая, худющая, одежда на ней как на вешалке висит, волосы светлые-светлые... только глаза тёмные, а так одно лицо!..

— С Тенью? Такая же кошмарная, да?!

— Иди ты! — возмутился Рей, запоздало сообразив, что беглянку он действительно видел только в облике Тени. — Она это, зуб даю!

— Какой? — хищно оскалился его брат, предвкушающе сощурив бесстыжие кошачьи глаза. — Готовь для выбивания!

— Тьфу на тебя, да три раза, как на аггела! Лучше слушай, что я придумал... — И он тихо зашептал свой план на ухо брату.

Ален блаженно улыбнулся и мечтательно потёр руки. Пусть Мастер велел им сидеть тихо и не высовываться. До излома года* осталось всего ничего, и всё это время они будут готовить сказку для маленькой беглянки...

(*Излом года — смена года, отмечается в самую короткую зимнюю ночь)

— А теперь, моя радость, скажи мне, почему тебя ищут?

Лесник захлопнул окно, и в комнате стало темно и неуютно, даже свет нескольких свечей не мог разогнать внезапно нахлынувший мрак. Лань вздрогнула и беспомощно заморгала, тонкий рот жалко искривился.

Лиран молча смотрел на девушку и не знал, что и думать. Он уже достаточно успел узнать её, чтобы понять, насколько она светлое и доброе существо. Но его всё это время не оставляло ощущение неправильности происходящего. Поначалу он это списывал на то, что вместо того, чтобы искать родственников девушки, он оставил её у себя, хотя возможно её где-то ждут, о ней беспокоятся... её любят.

Но Лиран сам никого не любил, и никто не любил его. Он всегда делал вид, что его это не волнует, но ледяное одиночество с каждым годом давило всё сильнее. И он решил лишить странную девушку того, чем его самого обделила судьба.

— Я... я не знаю, — тихо произнесла Лань, шмыгая носом и глядя ему в лицо. Бедная девочка, она же простудилась на своих прогулках, надо её никуда не выпускать и напоить целебным отваром.

О Лунная, о чём он думает?! Как не видит ложь?

Или... только хочет думать, что не замечает то, чего нет? До чего же он стал подозрительным в этой чащобе...

Пока Лань трогательно шмыгала носом, Гелла холодно рассчитывала, как лучше себя вести. Для того чтобы отвести подозрения, достаточно только наивно улыбнуться и сказать "Я не знаю". Но если она не хочет попасть в руки коварным магам, то следует добиться того, чтобы лесник защищал её ото всех, от всего мира.

"Не хочу быть такой... стервой", — решила тёмная и тоненько всхлипнула. Спрятав лицо в ладонях, она крупно задрожала. Фальшивые слёзы с готовностью катились из глаз.

— Я... я действительно не знаю, что им от меня надо! От меня, моей семьи... Мы ведь были простыми горожанами, мой отец лекарь, а мать швея, они ничего не делали нечестного! — Обхватив себя руками, девушка стремительно подалась навстречу Лирану. Застывшее бледное лицо было маской скорби. Лесник молча сел напротив девушки, не отрывая от неё внимательного, спокойного взгляда. И от него больше не морозило подозрительностью.

Убедившись, что нужный эффект достигнут, тёмная продолжила свистящим шёпотом:

— Я не знаю, зачем им наши жизни. Их трое, всегда трое — маг и двое демонов на его службе! Они убили родителей и... Не хочу вспоминать, не хочу! — Гелла разрыдалась, горько и безысходно. Её передёргивало от отвращения к себе самой, лживые слёзы жгли кожу, слова давили горло. Но она продолжала играть выбранную роль до конца.

Лиран осторожно коснулся пушистых волос Геллы.

— Тише. Я не отдам тебя им, — пообещал он. — Только останься со мной, девочка... доченька...

Глаза голубоватого льда впервые были тёплыми, и Гелла ненавидела себя за то, что она делает с людьми.

— Нет, мне это не нравится! — категорично заявил Ален, разглядывая крошечную иллюзию Зимней Охоты, скачущей на ладони Рея.

— Не нравится — делай сам!

Ален хмыкнул и раскинул ладони, зашептав заклинание иллюзии. Между руками парня проскользнули золотистые молнии, но их свет словно вяз в воздухе. Постепенно, молний становилось всё больше и больше, они мелькали всё чаще, пока наконец между ладоней мага не струилось огненное полотнище живой магии. Юноша закрыл глаза, формируя желанный образ, по нахмуренному лбу скользнула капелька пота. Его стихией был огонь, вздорный и непостоянный, когда силой его близнеца был воздух, более приспособленный для мороков и обманов.

Полотнище магии заискрилось, натянулось и завибрировало. Из огненных потоков начали проступать черты Зимних Охотников — благородные воины, красивые кони, блестящее оружие... очертания проступили, сверкнули неземной красотой и... иллюзия лопнула. Откатом ударило по Алену, и тот едва удержался на ногах.

— T'htar! — высказался юноша, тряся обожжёнными руками. — Мы оба эту иллюзию не потянем. Что будем делать?

— А руна объединения сил?

— Угу. Сложи ноль с нулём... думаешь, сотню получишь?

— Хм... А руну заимствования?

— И кого же вампирить будем? Мастера? Или жриц? Тогда давай лучше последних, они сразу убьют, хоть мучить не будут...

Близнецы синхронно вздохнули и опустились на пол. На столах, стульях и подоконнике валялись учебники и конспекты, на кровати горделиво лежали толстенные фолианты из библиотеки Высших. Узнай хоть кто-нибудь, что Арес рискнул вывезти книги с запретными заклинаниями за границы государства, то и его, и его учеников ждала бы не самая приятная смерть.

Когда Мастер вернулся в просторную избу, самую большую и чистую в деревне, его ученики успели перебрать все руны и теперь экспериментировали с их сочетанием. Особых разрушений произвести они не успели, но выжженный контур на полу остался.

— Так, — Арес прикрыл дверь и внимательно вгляделся в смущённые лица своих учеников. — Пытаетесь силу найти?

— Да-а-а...

— И не получается?

— Не-э-эт...

— А руну двойственности пробовали?

— Чё?

Смахнув тетради, Арес уселся на стул, закинув ногу на ногу.

— Значит так, — неприятно усмехнулся Высший. — Слушайте и запоминайте... только не блистайте в школе своими познаниями — эти сведения запрещены...

Быстрым росчерком Арес нарисовал на воздухе руну, оставшуюся висеть зеленоватым дымом.

— Смотрите, ключевые точки здесь, здесь и здесь, их необходимо закрепить кровью. Затем в центре, на схождении основных силовых линий ставите маяк на стихию и поддерживаете его как можно дольше.

— Учитель, — жалобно попросил Рей. — А можно то же самое, только для тупых, а?

— Можно, — смилостивился Высший. — Если вам надо срочно разжиться запасом силы, в разы превышающий ваш допустимый уровень, рисуете руну, выкачиваете силу из своей стихии и плетёте заклинание. Ясно?

— В общих чертах, — кивнул Ален, заканчивая записывать речь учителя. — Только как энергию из стихий выкачивать? Руной вампиризма?

— Да ни в коем случае! Даже представить боюсь, что тогда получится...

— Значит, стоит попробовать! — хихикнул Рей, за что огрёб подзатыльник от брата и ментальный удар от Мастера.

-... Легче всего с огнём — разводите в центре костёр и поддерживаете его так долго, сколько вам требуется. Воздух так заклясть почти невозможно, а на воду и землю не у всех хватит терпения.

Ален почесал за ухом кончиком свинцового карандаша.

— А почему руна запретная? Простенькая вроде... Всесилия так всё равно не достигнуть, после определённого предела, руна дезактивируется сама собой, уничтожив "Чорного Владыку".

Арес посмотрел на ученика долгим неприятно-тяжёлым взглядом.

— Потому что эту руну применяют в жертвоприношениях. И если вы не знали, именно по этой руне будут передавать силу Шестой, пока та не научится управляться со своим даром сама, — холодно отрезал Высший и ушёл в другую комнату, показывая, что разговор окончен.

Ален потёр озябшие ладони, внимательно разглядывая пальцы, будто пытаясь отыскать на них следы крови.

— И ты всё ещё хочешь забрать Шестую? За её жизнь мы будем платить сотней чужих.

Рей смущённо пожал плечами. Об этом он тоже не вспомнил.

— Ну, в Совете не идиоты сидят... Наверное, отдадут только тех, кто действительно достоин смерти? Казнь-то только у нас не отменили, запад не в счёт.

— Ну так и моральных уродов у нас больше, — скривился Ален. Пусть близнецы были родом с юга, они уже давно привыкли считать своей родиной именно Лойлир, свободное герцогство, маленькую страну, где правит магия.

— Но это же не значит, что их должны приносить в жертву!

— А какая им разница?!

— Так, — Ален хмуро взглянул на брата. — Подожди. Ты что, защищаешь Шестую?

Рей задумался, провел пальцем по выжженным на полу линиям.

— Да. Я её видел. Я не верю, что она может быть таким вселенским злом, каким её представляют.

Его брат скривился, словно проглотил клопа вместе со сладкой ягодой.

— Она может быть хоть аотэром* во плоти, но её сила — смерть, и от этого ни-ку-да не деться! Чтобы она жила, будут убивать людей! И не просто убивать, а пытать, чтобы они своей болью дали ей Силу! Ты это понимаешь?!

— Прекрасно понимаю, не дурнее тебя! — вызверился Рей. — Может, прекратишь считать меня малышом неразумным?! Это, знаешь ли, раздражает!

— А что я могу сделать, если ты не понимаешь элементарных вещей?! Нельзя жить за счёт чужих смертей! Я удивляюсь, как она сама это выдерживает, если её воспитывали как дочь Луны!**

— О да, мы должны её убить, а вместе с ней и надежду на возвращение магии. Ты себе жизнь без неё представляешь?.. Нет, не ругайся, просто ответь — ты готов убить ребёнка просто за то, что она sefel?!

Ален замолчал, опустил взгляд. Хрустнул пальцами, словно разминая их перед сложным заклинанием. Ответил тихо, сдерживая неуверенность и страх:

— Я не знаю. Я не хочу никого убивать...

— Я тоже. Но нам и не придётся.

— ...Просто в любой момент может оказаться, что для её жизни надо будет убить тех, кто нам дорог. Может быть, нас.

— Мастер нас не отдаст! Он один из сильнейших Высших, к его мнению прислушаются!

— А Корнелия помнишь?

Близнецы замолчали, отводя глаза. Они слишком быстро забыли третьего ученика Ареса, который никогда не был им другом.

— Он сам виноват.

— Ну да, — Ален зло усмехнулся. — Кто ж сомневается.

— Считаешь, что Шестую надо оставить здесь?!

— Считаю, что надо молиться, чтобы это было не она!

— И мотыляться по этому лесу до скончания времён?!

Близнецы обменялись диковатыми взглядами, готовясь к драке. Но тут из соседней комнаты выглянул раздражённый Арес и недовольно рявкнул на своих учеников:

— Может, вы будете потише выяснять этическую сторону вопроса?! А то уже и глухой понял, что вы нашли Шестую и теперь тщательно конспирируетесь!

Близнецы втянули головы в плечи, опасливо косясь на ехидно щурящего глаза Мастера. Ну вот, провалили такое дело, и всё из-за своей несдержанности. Теперь он сам быстро заберёт девчонку, и такой опыт останется невоплощённым!!!

Полюбовавшись на унылые физиономии учеников, Арес задорно ухмыльнулся:

— Ладно, воплощайте свой "гениальный" план, — на этих словах близнецы как-то странно переглянулись и заухмылялись, — но помните... Из когтей Тени я вас вытаскивать не буду!

Эти слова напомнили юным магам, что они не на развлекательной прогулке, и они с преувеличенным рвением принялись обсуждать построение заклинания с учётом руны двойственности. Высший ещё немного похмурился, разглядывая своих учеников, затем снова скрылся в горнице.

Ален задумчиво взглянул на запертую дверь.

— Вытащит, — уверенно заявил Рей, чертя схему структуры очередного заклинания прямо на полу.

Высший просто не сможет рисковать своими оставшимися учениками. И они все знали это.

(*Аотэр — стихийные существа, противопоставляемые аггелам. Ближайший земной аналог — ангелы).

(**Дочь Луны — иное название жриц Луны, когда основное — halhea — дословно переводится и как "несущая свет", и как "служащая тьме").

В этом году зима была слишком суровой. И так не слабые морозы ближе к излому года только крепчали, пушистый снег стал острым, и в свете безжалостно-ледяного солнца он блестел особенно нестерпимо.

Лань больше не уходила гулять в лес, она всё меньше покидала дом, с тоской и печалью глядя на сверкание сугробов за окном. Часто её взгляд становился мечтательным и отсутствующим, словно она видела перед собой что-то, недоступное простым смертным.

Лиран пытался подготовить свой дом к смене года. Раньше он никогда не праздновал этот день, но сейчас ему хотелось порадовать свою преемницу, маленькую и наивную. Он представлял, как она будет радоваться празднику, и одно его желание услышать смех девочки оправдывало все хлопоты. Он даже сходил в деревню за стрелолистом, которым принято украшать дом. Селяне, удивлённые визитом нелюдимого лесника, без особых сложностей продали ему требуемое, не иначе как от удивления, решил Лиран. По вечерам он вырезал из дерева различные фигурки, а девушка расставляла их по полкам. Иногда лесник жалел, что Лань не умеет вышивать или вязать — расшитые салфеточки или занавесочки могли бы украсить его избушку гораздо лучше раскоряченных животных, которые получались у него.

Впервые Лиран чувствовал, что у него появилась семья, пусть совсем маленькая, но всё же. Каждый день, возвращаясь из леса, он знал, что его ждут. И это согревало его заледеневшую в одиночестве душу.

С каждым днём Гелла становилась всё задумчивее и печальнее. Днём, когда лесник уходил, она сидела в тишине и слушала, как звенит ледяной воздух. Можно было ещё закрыть глаза и представлять себе Зимнюю Охоту, прекрасную и величественную. Если бы они забрали её! Как бы всё было хорошо... Девушка уже не знала, как бороться с голодом. Человеческая еда всё меньше и меньше спасала её, тёмная суть требовала энергии чужих жизней. Пару раз она поймала несколько птичек и, содрогаясь от отвращения к себе, замучила их в угоду чёрной книге. Крохи силы, полученные ею, едва позволяли Гелле не бросаться на людей, но противоестественное желание вцепиться в горло Лирану не исчезало. И тёмная в подавленном молчании сидела у окна, глядя на искрящийся снег. По щекам текли слёзы — слишком яркое солнце, слишком сильно блестят укутанные инеем деревья, слишком много света для слабых глаз, но девушка не отводила взгляда. Ведь тогда ей казалось, что она ещё не разучилась плакать по своей погибшей душе.

Ночь излома года выдалась слишком морозной и слишком ветреной. Хотя это ещё слабо сказано. Воздух звенел от мороза, иней на ветвях деревьев стал синим и переливался в свете убывающей луны мертвенным светом. Порывы ветра стряхивали с деревьев шапки снега, и в воздухе постоянно кружились мерцающие блестки снежинок. Небо было удивительно насыщенного оттенка тёмно-синего, на его фоне особенно контрастно мерцала бледная царица ночей.

Лань привычно сидела у окна и смотрела на небо. Отсутствующий взгляд девочки поначалу раздражал лесника, затем начал пугать. Он был уже и сам не рад, что рассказал ей легенду о Зимней Охоте, после неё Лань стала сама не своя. Конечно, настоящее северное сияние она в этих краях не увидит, но девушка она мечтательная, вполне может нафантазировать невесть что, приняв за сказку обычную метель.

— Лань, иди сюда, — тихо подозвал её Лиран. Девушка вздрогнула, как-то нервно оглянулась на лесника, в больших глазах мелькнула боль и тоска, но тут же Лань опустила голову и смиренно подошла к леснику.

Сев за стол, девушка аккуратно устроила у себя на коленях сумку с книгой. Эту её привычку постоянно таскать за собой увесистый талмуд Лиран понять не мог и не хотел, но с советами или неодобрением не лез. Один раз он уже предложил ей оставить книгу дома, когда девушка собиралась принести снег со двора для чая. Лань ничего не сказала, но её взгляд, полный немого укора и горечи, лесник запомнил надолго.

Вопреки опасениям Лирана, тихий праздник Лани понравился. Девушка смеялась странным шуткам лесника, хлопала в ладошки, когда мужчина пел старые баллады. Она улыбалась подарку Лирана — тонкому ножу с удобной рукоятью, оплетённой кожаными ремешками.

— Тебе как раз по руке будет, — улыбнулся лесник. Девушка осторожно взяла нож в руки, словно боялась его, и от всей души поблагодарила Лирана. Только в её глазах ему чудилась странная тень.

В полночь, когда Колесо Года совершало свой оборот, они вышли во двор. Лиран бережно укутал девушку в свою куртку и тихо рассказывал очередную легенду. Лань смотрела на ледяное сине-чёрное небо и едва заметно улыбалась.

Внезапно налетевший порыв ветра сорвал с Лани шапку и взъерошил белые волосы. Взметнувшийся снег закружился вихрем, свиваясь в странный узор. Свист ветра стал музыкой, тонкой и зовущей, Гелла замерла, прислушиваясь и неверяще вглядываясь в танец снежинок. Лиран чуть сильнее сжал её плечи, но тёмная ничего не чувствовала.

Они возникли на опушке, словно лунный свет сплёл из изменчивой тени и первозданной тьмы чудные образы. Зимние Охотники, благородные духи зимней ночи неподвижными статуями замерли под сенью деревьев. От них веяло страхом столь древним, что ужас, поселившейся в чаще леса, казался всего лишь детской страшилкой.

Но Гелла не чувствовала страха, она смотрела на прекрасных всадников. Кони, высокие, стройные, сильные, не оставляли следов на снегу, луна бросала колдовские отблески на их длинные гривы, блики переливались на гладкой шкуре, тонкие ноги едва переступали по пушистому снегу. Это была сама мечта о великолепнейших из коней, воплощённая в реальность.

Гелла, как зачарованная, разглядывала прекрасных животных, но боялась поднять глаза и столкнуться с ледяными, равнодушными взглядами всадников. Она думала, что холод чуждых этому миру существ, их презрение ко всему живому, разрушит её хрупкие надежды, её мечты...

Она быстро и чуть дерзко взглянула в обращенные к ней лица Зимних Охотников. И замерла, поражённая. Они не улыбались, но в их глазах не было холода. В них не было ни интереса, ни сочувствия, ни презрения. В них не было ничего человеческого и понятного. На мгновение Гелла испытала всепоглощающий страх, Лиран сильнее прижал её к себе, пытаясь защитить от странного, но прекрасного видения.

Один из всадников протянул к ней руки, словно предлагая ей свою участь. Тёмная неосознанно обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от певуче-звонкого зова охотничьего рога. В расширенных глазах девушки отражалась яркая луна, на полуоткрытых губах замер вопрос.

Подчиняясь зову своей ожившей мечты, она шагнула им навстречу, и всадники в тот же миг сорвались с места, мерцающим вихрем пронеслись по поляне, мимо неё...

С пронзительным криком девушка бросилась вперёд, поскользнулась на заледеневшем снегу, чьи-то руки подхватили её, вздёрнули вверх. Перед глазами мелькнуло серебристо-лунное видение, сквозь совершенные черты Охотника промелькнуло лицо мальчишки, такое знакомое, такое чужое... Иллюзия лопнула, разлетелась мелкими колючими снежинками, тёмная протестующе крикнула, лицо ученика Высшего исказилось, как от зубной боли, и на неё упала муть беспамятства.

Только крик продолжал звенеть в ушах.

... Неужели в лесу такое эхо?..

Сияющее видение пронеслось перед ним, и на какой-то страшный момент Лиран успел поверить, что старая легенда — истинна. А затем один из всадников подхватил маленькую Лань, и переливающийся голубоватым льдом облик стал таять, обнажая неприглядную реальность. Сквозь большинство Зимних Охотников проступали очертания деревьев, и только двое остались людьми.

И они увозили его девочку.

А он ничего не мог сделать.

Ничего?

С протяжным, яростным воплем лесник метнул в Охотников нож, который никогда не отстёгивал от пояса, но оружие не принесло лживым тварям вреда — нож пролетел сквозь них, не задевая.

Это было страшно.

Но страшнее всего было то, что Лиран не смог защитить Лань, хотя обещал ей...

Со звериным воем лесник упал в снег, вцепляясь пальцами в сугроб. Гнев, боль и ярость жгли его душу, но не могли найти выхода.

Лунное видение, самое дивное, самое ужасное, таяло вдали, унося девушку в никуда.

Глава 3. Школа Высших

Чёрное на серебре. Проблеск ясной стали в темноте. Тонкое, издевательское приглашение заглянуть в душу. Рискнёшь?

Распахнутые крылья трепещут на ветру, лёд сковывает тонкие пряди. Свет нарастает изнутри, из глубины существа, из самой её сути. Свет, готовый в любой момент обернуться тьмой.

Тонкий крик распарывает тишину поднебесья. Боли нет, есть только острое сомнение: а справится ли она, сможет ли снова зажечь огонь, не отдав его тёмной стороне?! Пустота ждёт дара, и только ей решать, чем наполнить души — светом жизни или тьмой пустоты.

На её ладонях распускается белый цветок огня, медленно тянущийся к беззвездному небу. В серых глазах девы его блики отражаются всепожирающим пламенем. Рада ли она? Смогла, не подвела тех, кто так на неё надеялся, создала новый свет, чистый от тьмы, свободный от своей бешеной радости. Огонь, призванный греть, а не сжигать.

Трепещущие лепестки пламени медленно поднимаются в небо, и кажется, это упавшая звезда, возвращающаяся на небосвод. Мягкие переливы света освещают её лицо, освещают все души, освещают весь мир своим нежным сиянием.

Но нет света без тени.

И тьма широким покрывалом падает на землю, спасаясь от беспощадного мерцания нового огня. Она, древняя праматерь всего бытия, дочь Хаоса, отвержена в этом мире, заперта от себя самой.

Но она находит себе приют в детской душе.

В душе, уже не принадлежащей себе.

Снег, белый снег, нетронутые сугробы под деревьями, белейшее полотно, простирающееся во все стороны. И чёткие, острые линии гигантской руны, частично вытоптанные, частично выложенные крупными камнями.

Несколько людей в тёплых тёмных плащах тихо переговаривались за защитной чертой. Они бурно жестикулировали, опасливо поглядывая на искажающий перспективу купол-барьер. Он синеватой пиалой укрывал почти половину поля, где готовилось жертвоприношение.

— Его придётся снять.

— Конечно, иначе какой смысл?

За уздцы подвели понурого коня-тяжеловоза, на спине которого сидел связанный мужчина. Короткие седые патлы торчали во все стороны, светлые глаза невидяще смотрели перед собой. Тонкие, сухие губы искривлены в счастливой улыбке.

Ален аккуратно протёр лицо Шестой влажной тряпкой. Она не шевельнулась, даже ресницы не задрожали.

— Ну почему она не просыпается? — злился Рей. Именно он наградил девушку сонным заклинанием и теперь тихо изводил себя сомнениями, что Шестая уже не проснётся. Его брат только вздохнул: девчонка вообще была какой-то странной, и близнецы всё больше подозревали, что вместо тёмной жрицы случайно умыкнули какую-то левую девушку, так на неё похожую. Но Мастер, едва взглянув на добычу своих учеников, пришёл в восторг — девица не только оказалась той самой, так ещё и выяснилось, что она обладала огромным потенциалом. Что, правда, не помешало ей проваляться в отключке почти весь путь до школы Высших.

Хотя Арес и утверждал, что Шестая не может очнуться только из-за недостатка сил, близнецов это утешало слабо.

— Силу свою она пока пополнять не умеет, — мрачно припомнил Рей. — Пока не придёт в себя, обучить мы её не можем, сила в резерв сама тоже стекаться как-то не собирается, а пока не восстановится её аура, она не очнётся! Замкнутый круг. Вечная спящая красавица, блин!

Мастер усмехнулся, надевая тяжёлую шапку, отороченную лисьим мехом.

— Зато в неё эту энергию можно влить.

Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Близнецы удручённо притихли. За время пути, не такое уж и большое (телепорты никто не отменял), они привыкли видеть Шестую спящей девочкой, беззащитной и очаровательной. Ну разве может этот беловолосый аотэр принести в мир боль и смерть?!

Впрочем, она-то может оставаться вполне безобидным созданием. Все кровавые ужасы вместо неё, но ради её жизни, будут творить другие.

— Руна двойственности, да?

Холод и тщательно сдерживаемый гнев звучали в словах Алена, и будь перед юным магом кто-то другой, а не его обожаемый Мастер, парень не стал бы сдерживать рвущиеся на волю эмоции.

— Она самая. — Улыбка Ареса стала жесткой и беспощадной. — Не желаете взглянуть?

Седоволосому помогли спуститься с коня, набросили на плечи тёплый плащ. Тот лишь кивнул своим конвоирам со спокойным достоинством. Казалось, его совсем не беспокоит то, что его должны принести в жертву.

Кертайн ди Риас был благодарен своим тюремщикам, что ему позволили завершить его никчёмную жизнь так благородно.

Маги с опаской следили за слепым колдуном, отдавшим всю жизнь своему искусству. Он свихнулся, когда магия начала исчезать, и с тех пор от него можно было ждать чего угодно. Пренебрегая законами, он пытался замедлить исчезновение силы разными способами, ставил рискованные эксперименты, в основном — над людьми. Он не ограничивал себя в средствах, но его затеи раз за разом не удавались, и он шёл дальше, порой забираясь в своих опытах в запрещённые области чародейства.

И всё закончилось тем, что однажды он принёс на алтарь магии своих учеников, надеясь кровавой жертвой умилостивить покинувшие мир силы.

Совет Высших, до этого смотрящий сквозь пальцы на эксперименты талантливого учёного, после этого случая не на шутку взволновался. Если уж Кертайн и своих учеников не пожалел, то что ещё он готов отдать за возрождение магии?! Кого ещё он пустит под жертвенный нож?! И не наберёт ли в этих опытах такой силы, что сможет свергнуть самих Высших?!

И они предложили ди Риас отдать за идею самое ценное, что у него есть. Его жизнь.

И он согласился.

Маги никогда не обладают суицидальными наклонностями, они стараются выжить всеми способами, даже если это и будет стоить жизни другим. И такое пренебрежение к собственной жизни испугало всех не на шутку. Кертайна признали невменяемым, изолировали от общества и только ждали момента, когда его можно будет убить по-тихому.

И момент настал.

Купол дрогнул и рассыпался безобидными синими искрами, от отката чуть взвихрился снег. Осторожно, стараясь не нарушить линии рисунка, безумного мага проводили в самый центр, где уже был установлен жертвенник — огромный, неровный валун, весь облепленный заледеневшим мхом. Магическая удавка захлестнула запястья ди Риас, намертво приковав его к камню.

Мужчина безмятежно улыбался, слепые глаза смотрели в морозное небо.

Рей проводил жертву мрачным взглядом.

— Я слышал о нём. Даже как-то символично, что для начала выбрали именно этого.

— О да, — многозначительно протянул Мастер. — Это действительно символично! Правда, слишком много из него выжать не удастся, его слишком долго "вампирили" на благо Совета. — Он замолчал, а потом с какой-то мрачной удовлетворённостью добавил: — Но и Шестая — ещё не вся магия. Всё по честному.

Ален молча смотрел на брата и учителя, затем перевёл взгляд на две фигуры в центре страшной руны. Когда он вспомнил, что совсем недавно и сам так черпал силу, ему стало противно. Резко отвернувшись, он побрёл к дому на окраине деревушки, где они оставили Шестую.

— Эй, ты чего?!

Маг только отмахнулся от взволнованного брата.

— Такой брезгливый, да? — На этот раз в голосе Рея слышалась злая обида. Ален только передёрнул плечами.

— Нет. Просто не люблю смотреть на чужие мучения... Да и пробуждение Шестой пропустить не хочется.

Его брат и учитель переглянулись, одновременно пожали плечами и тоже отправились к деревне. Там, в конце концов, просто теплее.

Пронзительный крик, исполненный звериного страха и нестерпимой боли, раздался за их спинами.

Они не обернулись.

Гелла пробудилась от крика, страшного, мучительного, вибрирующего. Она подскочила на кровати, неосознанно потянулась ко лбу. Пальцы привычно коснулись линий шрама, и девушка чуть успокоилась. Она уже поняла, что умирающий седой человек со слепыми, беспомощными глазами ей просто приснился.

Вздохнув, она выбралась из-под тяжелого, пушистого одеяла, переступила босыми ногами по холодным доскам пола. Беспомощно огляделась.

Где она?

Последнее, что она помнила: ледяная легенда о Зимней Охоте, обернувшаяся былью. И двое магов.

Значит, это они её куда-то привезли?!

Гелла напряжённо прислушалась, одновременно надеясь и опасаясь услышать чужие шаги. Она понимала, что ничего хорошего Верховный и его ученики ей не сделают, но и не понимала, зачем им её куда-то тащить. Если бы они желали забрать себе силу жрицы, то сделали бы это ещё в том лесу, а не стали терпеливо везти её... куда?

Тёмная бросилась к двери, подёргала её, но безрезультатно — предусмотрительные маги её заперли. Раздражённо скрипнув зубами, Гелла вернулась к кровати и снова зарылась в одеяло — пусть холод не доставлял ей ощутимых неудобств, но мягкое тепло было всё же приятнее. Под подушкой она обнаружила свою сумку. Быстро перетряхнув её с замиранием сердца, девушка с недоумением уставилась на нож, лежащий поверх чёрной книги. На прочий мусор, вроде деревянных фигурок, старых огрызков и обломков веток, она не обратила внимания.

Гелла осторожно поднесла нож к глазам, с трепетной нежностью разглядывая изящную рукоять, тонкую гравировку на стали. Лиран... при воспоминании о леснике, к которому она успела привязаться, как к родному, у неё на глазах навернулись слёзы. Он ведь не знает, что с ней случилось, не знает, что она жива! И он обещал защищать её... Как же он переживает, несчастный...

Смахнув слёзы, Гелла решительно перехватила нож. Что ж, если уж она и попала в руки магов, то так просто свою жизнь и свою, пусть и ненавистную, силу она не отдаст! ...Какая жалость, что она не может убить себя... Почему-то Шестая была уверена, что магам нужна именно её тёмная сила, и Гелла даже представить боялась, что Высшие могут с её помощью натворить. А в глубине души крепла уверенность, подогреваемая чужим свистящим шёпотом, что пока сила смерти заключена в ней, миру ничего не грозит. Она ведь не желает убивать!

Услышав, как хлопнула наружная дверь, тёмная начала судорожно запихивать своё барахло обратно в сумку — пусть эти маги думают, что она ещё не очнулась, пусть! Так даже лучше. Зарывшись с головой в одеяло, девушка старательно выровняла дыхание, постаралась улечься так, чтобы сквозь ресницы можно было видеть дверь. Под подушкой она крепко сжимала рукоять ножа.

Когда они вернулись, Шестая ещё спала, свернувшись клубочком. Она казалась хрупкой и беззащитной, и Ален уже собирался подойти, чтобы поправить малышке одеяло, но Мастер удержал его. Лицо Ареса странно затвердело, неестественно расширились зрачки. Близнецы притихли, глядя, как их наставник пытается магически определить, какая беда им грозит. Мало кто из Высших мог похвастаться столь мастерски развитой интуицией, и никто из Совета не умел работать со своими чувствами, как с полумагической аналитической техникой, из всех ощущений вычленяя тревожные знаки.

Высший медленно подошёл к кровати девушки, наклонился над ней, внимательно вглядываясь в безмятежное лицо. Протянул руку, собираясь разбудить её, но не коснулся, так и остался стоять, словно в него "заморозкой" попали.

Напряжённую тишину разорвал неуверенный голос Рея:

— Мастер?..

И это послужило сигналом.

Шестая кошкой прыгнула вперёд, ткнула почти наугад в Высшего ножом, бросилась мимо близнецов к открытой двери, едва успев подхватить сумку с книгой. Синие глаза светились ненавистью.

Она рвалась на свободу, как дикий зверь, не думая ни о чём. Она просто бежала.

Полуодетой, босиком, в лютый мороз...

Ален лишь мельком отметил это, заступая Шестой дорогу, Рей бросился к тяжело опустившемуся на пол учителю. Юный маг схватил вырывающуюся тёмную за плечи, что-то кричал ей о том, что они не желают ей зла, что хотят помочь... Она не слышала, расширенные зрачки неподвижно смотрели в одну точку, лицо застыло, как у мертвеца. Не обращая внимания на разные досадные помехи в лице одного юноши, она упрямо рвалась к двери.

Ален раздражённо прошипел несколько Древних слов (нецензурных конечно), когда острые кулачки забарабанили по его рёбрам. Сквозь толстую куртку удары почти не чувствовались, но девушка колотила его с недетской силой. Разозлившись, он ударил её по лицу, пытаясь успокоить, но несколько перестарался. Голова тёмной безвольно мотнулась, и она придушенным курёнком обвисла в его руках.

Бросив её на постель, Ален склонился над учителем, пытающимся выдернуть нож из плеча.

— Не слабо била, — прошипел маг сквозь зубы, пока близнецы помогали ему расшатать нож. — Решительная девочка.

— Ага, — поддакнул Рей, безжалостно разрывая чистые занавески на повязку. — Только убивать она не умеет. Это ж надо — целиться в сердце (или по горлу), а попасть в правое плечо!

— Что ты от неё хочешь, — усмехнулся Высший, накладывая магический жгут над раной, — её не этому учили.

Ален с ненавистью глянул на безжизненную девчонку. Неужели под внешностью светлого духа скрывается кровожадная Тень?!

Арес проводил внимательным взглядом ученика и только покачал головой. Какие же они ещё дети, всё делят только на тьму и свет, на добро и зло. И как-то забывают, что нет света без тени, а добро и зло для каждого свои... Нет, он не будет осуждать Шестую за её вспышку ярости, но и не будет переубеждать ученика. Многие вещи надо понять самостоятельно, иначе они всю жизнь будут вызывать отторжение.

Ален принёс тёплой воды, и близнецы быстро промыли и перевязали рану Мастера, не переговариваясь и не глядя на тёмную жрицу. Они понимали, чем могла быть вызвана ненависть девушки, но не могли ей этого простить.

Тёмная медленно зашевелилась, тихо застонала, касаясь руками головы. Села на смятой постели и столкнулась взглядом с двумя мрачными, почти злыми лицами. И в её синих глазах мелькнул такой ужас, что близнецы поспешили отвести взгляд. В конце концов, это именно они придумали похитить её, усилив и так не слабый страх перед магами.

Арес лениво взглянул на Шестую, слабо улыбнулся, словно на показ выставляя собственную боль.

— С пробуждением, девочка. Как ты себя чувствуешь?

Она едва кивнула, едва разлепив бледные губы прошептала:

— Нормально.

Виновато и испуганно она смотрела на бледное, обескровленное лицо Высшего, на набухшую красным повязку на его плече. Тихо шмыгнув носом, она опустила голову и чётко произнесла:

— Простите.

Гелла ненавидела себя давно и спокойно, не имея возможности прервать своё существование. Она жила, надеясь, что когда-нибудь сможет не только убивать и приносить боль, но и помогать людям. Но память, так предательски обнажившая слишком долго спрятанные кусочки её прошлого, голосом Селены отрицала: "Некромантия не может служить во благо. Даже путь к самой хорошей и благородной цели будет устлан трупами. Готова ты идти по головам?"

Теперь ненависть к себе снова поднялась в её душе, смешанная с горечью и чувством вины. Тёмная не любила причинять боль другим, потому что боялась её сама, но так получалось, что одно её существование причиняло окружающим ужасные муки. Ещё один пункт с длинному списку причин к ненависти.

Она подняла лицо, постаравшись, чтобы придать ему безмятежное выражение — тёмная не хотела, чтобы маги думали, что она их ненавидит.

— Простите, — громче повторила она. — Я... не хотела вас ранить... просто я... очень испугалась.

Нет, после своего перерождения в тёмную тварь Гелла уже не боялась мучительной смерти от рук Высших. Она боялась того, что эти беспринципные существа сделают с её силой, если смогут её заполучить.

— Куда вы меня привезли?

— Пока ещё никуда, — Высший медленно поднялся, стараясь меньше шевелить правой рукой. Близнецы бросились помогать ему, но маг от них только отмахнулся. Рана была не настолько серьёзной, чтобы Аресу требовалась посторонняя помощь. Поправив распоротый рукав, он обернулся к напряжённой девушке. — Ты должна попасть в школу Высших...

На этих словах она смертельно побледнела, но голос стал тише и твёрже. И гораздо злее.

— Зачем? — процедила она сквозь зубы, сжимая кулаки. Острые когти снова пропороли кожу, но девушка не заметила этого.

— Надо же как-то тебя учить, — Арес попытался пожать только одним плечом, но всё равно скривился. — Или ты хочешь и дальше постигать свою магию методом тыка?

Гелла закусила губы, вспомнив свои попытки колдовать. Нет, больше она так не сможет... Но сколько раз она уже говорила себе это?!

— Нет, — решительно произнесла она. — Но разве Высшие умеют обучать жриц?!

— Даже если нет, то им придётся научиться.

Ален взглянул на до синевы бледную девушку. Всё-таки, она не виновата, решил он. Она же halhea, а их учат с детства ненавидеть Высших. Ну что она могла подумать, когда они её увозили?! А что она испытывала? Он лишь покачал головой, в очередной раз обнаружив, что сам виноват. Сутулящийся Рей пришёл к тем же выводам.

— Вот, оденься, — Ален быстро накинул свою куртку на плечи Шестой, — Здесь холодно.

Она удивлённо на него взглянула, но тут же опустила голову. Едва слышно прошелестела:

— Спасибо.

Рей посмотрела на брата, на девушку и, ухмыльнувшись, протянул тёмной и свою куртку.

— Держи, — он бережно укутал её, нежно поцеловал тонкие пальцы. — Такие прекрасные девушки не должны мёрзнуть!

Она вырывала ладонь из руки мага и насупилась, пряча глаза. Нежные щёчки едва порозовели от смущения.

Ален покачал головой и обратился к учителю:

— Мастер, разве можно эту орхидею тепличную пускать в нашу школу? Она же просто не выдержит шуточек некоторых наших уро... эээ... индивидов!

— Во-первых, я её возьму в ученицы, — отозвался Арес, перебирая пергаменты. На одном левой рукой начертил маленькую руну, дождался, когда она вспыхнет золотом, и быстро написал несколько строк, мгновенно исчезнувших с бумаги, чтобы появиться перед своим адресатом. — Во-вторых, Совет это предвидел, и ей назначат дуэнью. — Шестая вздрогнула, как-то беспомощно повела плечами. — Вам что-то не нравится, юная леди? Не волнуйтесь, женщин-магов у нас нет, и ваша дуэнья не будет принадлежать к магической династии.

Гелла только вздохнула. Она чувствовала себя зверем в клетке, которую стараются сделать наиболее удобной и уютной.

Но выбраться из которой невозможно.

Синее небо, на горизонте белели перистые облака, словно изморозь на дорогом стекле. Покрытые колючим голубым инеем тонкие ветви деревьев были похожи на кружево. Чистота воздуха придавала почти сказочную чёткость линиям.

Над заснеженными серебряными кронами, в морозной синеве сверкали тонкие, острые шпили школы Высших. Свет переливался на гладких гранях, и их сияние слепило глаза. Гелла зачарованно оглядывалась, ей всё казалось, что легенда сбылась, что она уже в царстве Зимних Охотников... Слишком тихо, красиво и сказочно было вокруг.

Всадники остановились на опушке рощи, давая возможность Шестой насладиться зрелищем. Тонкие башни, ажурные галереи, изящные колонны, тонкие барельефы... и множество не вполне цензурных корявых надписей и неприличных рисунков на белизне стен.

Каждое поколение юных магов считало необходимым оставить свой след на стенах родной школы.

Гелла скривилась и отвела взгляд. Чарующая сказка опять превратилась в неприглядную быль.

— Ну-ну, леди, — вздохнул Ален. — Внутри ещё хуже!

— Так почему же не прикажут замазать всё это... — девушка скривилась подыскивая достойный эпитет, — ...безобразие?

Рей широко ухмыльнулся.

— А зачем? Если закрасят все надписи и рисунки, целые поколения раздолбаев лишатся такого хорошего наказания!..

Всадники подъехали к вратам, и Гелла поняла, что имел ввиду маг. У стены приплясывали от холода двое учеников в легких курточках. Рядом с ними стояло крупное ведро с белой краской, но провинившиеся ученики больше дурачились, чем работали. Завидев всадников, один из них бросился им наперерез:

— Ален, Рей!

— Грей, Илот! Что вы натворили?!

Ученики Ареса придержали коней, Гелла заинтересовано разглядывала провинившихся магов.

— А то ты не знаешь?! — фыркнул один, а второй добавил:

— Долго вас не было! А где Высший и Корнелий?

Близнецы опустили глаза. Про Корнелия они старались не вспоминать.

— Он... был слишком самонадеян. Магия такого не прощает, — наконец с запинками произнёс Ален, глядя в землю.

— А Мастера срочно вызвали на совет, — быстро подхватил Рей, привычно скорчив забавную физию. — Он порталом смылся, а нам ножками пришлось добираться...

— Добрейший души человек, — рассмеялся Ален, — а мог ведь и коней отобрать!

— А у нас, сами видите, груз срочный и хрупкий! Вдруг простудится? Спрашивать Мастер таки с нас будет, — Ален панибратски приобнял Геллу за плечи, девушка едва заметно вздрогнула и попыталась слабо улыбнуться. Внимание юных хулиганов переключилось на неё.

— А это кто? — подозрительно прищурился зеленоглазый и светловолосый паренёк с до отвращения правильным и прекрасным лицом. В ярких глазах искрилось любопытство и любовь к всяческим пакостям, но Гелла всё равно старалась на него не смотреть. Он вызывал у неё гнетущее ощущение неотвратимости судьбы. Его друг казался воплощением самоконтроля. Он был абсолютно правильным учеником ужасной школы Высших — спокойный, внимательный взгляд, гладко причёсанные волосы, чистая одежда и куртка без наспех зашитых дыр. Образцовый, благонадёжный ученик... но почему же тогда он тоже отбывает здесь наказание?

Близнецы чуть растеряно переглянулись. Как представить Геллу своим сокурсникам они не знали. Не заявлять же напрямую, что это и есть сказочная Шестая, величайшая из некроманток, способная призвать ушедших богов?!

— Знакомьтесь-Гелла-новая-ученица-нашего-Мастера! — Быстро протараторил Рей, глядя поверх голов друзей. Те ошарашено переглянулись, но что-либо ответить не успели — близнецы, воспользовавшись заминкой, направили коней во двор.

Зал Совета казался вырезанным из синеватого льда — белые стены, хрустальные колонны, светлая мебель, стол, инкрустированный серебром. Холодный зимний свет придавал интерьеру тоскливое очарование. Видят Хранители, собираться здесь летом, когда все высвечено тёплым золотистым сиянием, гораздо уютнее!

Подчёркнутую аскетичность зала нарушали сами Высшие. Они все столпились за спиной одного из своих коллег, вытягивали шеи, заглядывали через плечо — как мальчишки, обговаривающие план вселенской пакости.

Арес сидел за столом и старательно выводил слова. Рана, несмотря на усилия лекарей, ещё не до конца затянулась, и магу снова пришлось писать левой рукой, из-за чего буквы выходили скособоченными, а строчки прыгали вверх-вниз. Впрочем, адресат видел и не такие шедевры письменности, так что дистанционному общению это не мешало.

"Милостивая Верховная, можете не сомневаться, вашей ученице ничего не грозит", — скрипя пером и зубами под диктовку вывел Арес. Он искренне надеялся, что старая женщина не подумает, что он рехнулся за это время, раз стал прибегать к словоблудию.

С задержкой в несколько секунд ниже вспыхнула другая надпись, чуть темнее. Ровные, очень правильные буквы были острыми, жёсткими, как и взгляд Сиэры.

"Что ж, Высший, я рада. Надеюсь, вам тоже ничего не грозит".

Как это трактовать не знал никто, кроме Ареса, но тот благоразумно молчал, раздумывая, как бы половчее дать понять Сиэре, что у него тут за плечом весь Совет высится.

"Могу я узнать о ваших планах обучения Шестой?"

Ареса так и подмывало написать "Можете!" и тем самым закрыть тему. Но остальные его тонкое чувство юмора не оценили бы...

За его спиной взволнованно зашушукались маги. Отвечать надо было быстро, но что — никто не знал. Не признаваться же суровой Верховной, что Совет Высших понятия не имеет, что делать с заполученной тёмной жрицей!

"Можете не беспокоиться, Верховная. Я взял девочку в ученицы и намереваюсь заняться не только её образованием, но и воспитанием. Боюсь, она слишком труслива для той судьбы, что ей уготована".

Напряжённое молчание — как и в холодном зале, так и на тонкой бумаге. Арес чувствовал мрачные, почти злобные взгляды, направленные ему в спину. Но Высшие пока молчали.

Ответ Сиэры проявлялся медленно, словно неохотно, магу даже на мгновение показалось, что он слышит чуть недовольный голос Верховной жрицы, вынужденной признавать свои ошибки.

"Боюсь, в этом вы правы, Высший. Смелость и безрассудность — не лучшие добродетели для жриц".

Чтобы убедиться в истинности этих слов, достаточно вспомнить Стейл.

"Ваши планы. Подробно".

Это было бы произнесено совсем другим тоном — резким, требовательным, властным. Никто не посмел бы ослушаться.

— И что мы ей скажем, коллеги? — иронично осведомился Арес, откидываясь на спинку стула и разминая затёкшую кисть.

— Жрица наивно ожидает, что мы распишем ей ритуал призыва по секундам, — фыркнул Гидиас, самый молодой, только получивший право голоса.

— Ну да, — невесело усмехнулся ещё один. — А мы так обломаем несравненную Верховную! Вряд ли она обрадуется, когда узнает, что мы намерены проводить жертвоприношения, пока всех своих врагов-конкурентов не истребим!

Возмущённый ропот волной прошёлся по магам. Всё-таки говорить вслух такие непритязательные вещи считалось неприличным. То, что о них знали даже младенцы, игнорировалось с поразительным равнодушием.

Сухой кончик пера едва касался пергамента.

— Так что писать-то? — Нетерпеливо произнёс Арес. Он стремился как можно быстрее покинуть это гнездо змей — ведь сегодня его ждала та, что может стать дуэньей для Геллы. О том, что она была ещё и самым близким ему человеком, Арес предпочитал умалчивать.

— Значит так, — уныло вздохнул Атрид, немолодой, вечно печальный Высший, единственный в Совете ещё помнивший о чести. Ну, или хотя бы знающий, что такое слово существует. — Пиши, отроче...

Джет терпеливо ждала Ареса в его комнате, по-хозяйски развалившись в единственном кресле и закинув ноги на стол. Женщина рассеянно точила лезвие тонкого меча, синеватые искры падали из-под кромки камня на тёмный ковёр.

Больше её ничего не интересовало.

Даже на вошедшего в комнату Высшего она поначалу не обратила внимания.

— Здравствуй, милая сестра, — устало приветствовал её Арес. На одних рефлексах заперев дверь, он совершенно без сил рухнул на ковёр, благо ворс был длинным и мягким.

— Здравствуй, дорогой кузен, — усмехнулась женщина и, отложив меч, взглянула на мага.

С внутренней неприязнью Арес отметил, что она состарилась, ведь жизнь простых смертных коротка, магия их не оберегает... Сеточка тонких морщин вокруг глаз, седые волосы, тонкие губы. Только фигура сухая и подтянутая, взгляд упрямый и вздорный, как и тогда, лет двадцать назад, когда младшая дочь великого рода сбежала в неизвестность. Как позже выяснилось — в храм Луны. Уж больно не устраивало молодую да амбициозную младшую дочь невозможность получить хоть подобие власти, которая достаётся мужчинам.

Впрочем, и там она не продержалась долго. Статус жрицы Луны предполагает определённые ограничения, требует самоотречения на благо ближних. Как оказалось, привыкшая к вседозволенности дочь магов к самопожертвованию ради простых людей была не способна. И когда ей надоело вечно выслушивать нотации от старшей жрицы, она снова сбежала.

Вспомнив те годы, Арес тихо вздохнул. Сказать, что Семья всполошилась, значило бы просто скромно промолчать. Наверное, глава Семьи предпочёл бы, чтобы непокорная дочь так и осталась жрицей, пусть это и бросало тень на честь магов. Зато непоседливую Джет можно было хоть как-то контролировать...

Арес тогда сам решил разыскать кузину, наплевав на приказ Совета отправляться в одно из вечно враждующих между собой княжеств. Маг считал, что они и без его помощи себя прекрасно уничтожат. Конечно, выговор он получил, причём довольно серьёзный, о карьере можно было позабыть... Но Высший ни о чём не жалел, он всегда был доволен тем, что имел и не требовал большего. Единственное, чего ему было жалко, так это почти года, потраченного на бесплодные поиски Джет, которая сама однажды пришла, посмеиваясь над незадачливым братцем. От неё маг узнал, что его нелепые попытки разузнать про неё в храме Луны девушку только позабавили, что она не знает ни в чём нужды и возвращаться под крылышко к Семье ни в коем случае не собирается. А о том, что Джет подалась в наёмники и довольно быстро заняла высокое положение, Арес узнал уже сам, бесстыдно шпионя за сестрой, которой с детства привык доверять полностью, больше, чем самому себе.

Естественно, Семья бы такого не простила: как это так, аристократка, дочь великого рода — наёмница?! Это уже за все границы выходит! И Высшему пришлось сочинить душещипательную историю о трагической кончине прекрасной Джет. Сожалеть о ней никто не стал — в Семьях дочери ценились очень низко, тем более дочери из младших линий. И Арес надеялся, что внезапно явление Джет на родине если и заметят, то сделают вид, что не узнали беглянку. Если, конечно, сама Джет не решит напомнить родственникам о своём существовании. А она могла! Что прошедшие годы совсем не изменили в ней, так это мерзкий характер и любовь к розыгрышам и подставам.

— Как добралась? — нейтрально спросил Арес.

— Ой, знаешь, плохо, — фальшиво запричитала Джет, хлопая глазами, как сёстры и дочери магов, свободные во всём, кроме выбора своей судьбы. — То снег, то дождь, то разбойники... Ни стыда ни совести, старую больную женщину грабить!..

— И не малейшего ума, — пробормотал себе под нос Высший. — Сколько их было и выжил ли хоть кто-нибудь?

Джет промолчала, даже не улыбнулась, но снова потянулась за мечом. И только теперь Арес заметил странную скованность её движений — след недавней, не до конца залеченной раны.

— Зачем ты меня вызвал? Да ещё так срочно? — равнодушно спросила она, равномерно водя камнем по лезвию. Время семейных шуток кончилось ещё десять лет назад.

— Мне нужна дуэнья для... новой ученицы. А доверяю я только тебе.

— Вот как? — Джет даже не взглянула на кузена. — С каких это пор маги начали обучать девочек?

— С тех самых. Когда магия начала покидать мир.

— Что? — Джет вскинулась, недоуменно нахмурившись, вгляделась в лицо брата, пытаясь определить шутка это или нет. Она всегда считала, что магия неотделима от мира, и известие Ареса сильно поразило её.

— А ты не слышала? — притворно изумился Высший. — Совсем в своём лесу связь с миром потеряла...

— На количество заказов магия не влияет, — сухо произнесла Джет, сверля брата неподвижным взглядом. — Какой мне смысл интересоваться магией?

— Никакого. Но разве тебе совсем не интересно, кому надо "спасибо" сказать за исчезновение стихийных сил?

— Нет.

— А если я скажу, что это напрямую связано с твоей ученицей? Да-да, с той самой, что "станет великим воином, если её раньше не убьют за не в меру длинный язык"?

Джет подобралась, как перед прыжком, мигом утратив расслабленное спокойствие.

— Селена? — напряжённо переспросила она. — Какое она имеет к этому отношение?!

На этот раз Арес опешил совершенно искренне. Около минуты он молча смотрел на сестру, не в силах вымолвить ни слова. Под его тяжёлым взглядом Джет сжалась, ничего не понимая, но готовясь к бою.

— Ты совсем отстала от жизни со своими наёмниками, — медленно, с трудом проговорил Высший, не опуская глаз. — Неужели не знаешь, что Селена стала Лунной девой?

Джет расслабилась, меч скользнул на стол, в позе женщины вновь появилась ленивая вальяжность сытой кошки.

— Знаю, конечно. И очень за неё рада. Теперь-то её уж точно за длинный язык не прирежут!

— Угу. Зато прирежут за кое-что другое. Ты знаешь, что она смылась из мира, прихватив с собой Хранителей Стихий? Из-за этого исчезли основные магические потоки, подпитывающие наш мир. Запас свободной энергии подходит к концу, и моя новая ученица — единственный шанс вернуть нам магию. Только вот девочка — ещё совсем ребёнок, сбежавшая послушница...

— Послушница? Умная девочка! Не стала дожидаться посвящения в жрицы и смылась сразу из этого дома терпимости!

— Прекрати веселиться. Она некромантка, вот и сбежала прежде, чем её убили.

— Всё равно умница!

— Раз она тебе так нравится, согласишься быть её дуэньей?

— Снова одеть эти расфуфыренные платья, болтать глупости, поджимать губы при виде хулиганящих мальчишек и учить жизни маразматиков из Совета? Явиться пред светлы очи нашего Старшего? — Джет фыркнула, потянулась как кошка, и ловко соскочила на пол. — Конечно же, я согласна!

— Я буду здесь жить? — с беспомощным удивлением спросила Гелла, разглядывая крошечную угловую комнатку с двумя огромными окнами. Узкая кровать жалась к стене, рядом едва дышал теплом грубо сложенный камин.

Временно пустой шкаф разделял комнату на две части, у одного из окон стоял массивный стол, на котором парой аккуратных горок лежали книги.

Тёмная неуверенно оглянулась, словно надеясь заметить ещё какую-нибудь мелочь, которая превратит холодное пустое помещение в уютное комнату. Но взгляду не за что было зацепиться. Конечно, Гелла давно привыкла к аскетичности и суровости жилищ лунных жриц, но в последнее время ей всё чаще хотелось тепла и уюта, а не безразличного спокойствия.

— Ну, — чуть смущённо улыбнулся Ален, разводя огонь в камине. Яркие искры вились вокруг его пальцев и ластились к ладоням, как саламандры. — Это одна из лучших комнат, извини. Наша комната, конечно, больше, но мы-то втроём живём.

— Теперь — вдвоём, — тихо поправил близнеца Рей.

Его брат на миг помрачнел, улыбнулся через силу, чувствуя на себе неподвижный взгляд Шестой.

— ... А так как ты — единственная в истории девушка в нашей школе, то тебе придётся жить одной, — с фальшивой беспечностью продолжил Ален, улыбаясь неестественно широко.

— Я привыкла, — тихо заверила его Гелла. Ей нестерпимо захотелось остаться одной, и вовсе не потому, что ей стало тягостно или стыдно. Просто она чувствовала, что близнецы ещё никак не могут определиться в своём отношении к ней, из-за этого нервничают, дёргаются, стараются говорить с ней, как с наивным ребёнком. И её это раздражало. Ведь после своей последней смерти она чувствовала себя мудрой и циничной. Правда, хриплый голос внутри сознания только тихо и зло смеялся, заполняя мысли тихим шелестом.

Ален ещё о чём-то болтал с преувеличенной беззаботностью, только его взгляд оставался настороженным, парень внимательно следил за Шестой, готовый в любой момент нанести удар. Несмотря на то, что Гелла вызывала у близнецов тёплые чувства, они не забывали, что очаровательная девчушка в любой момент может стать Тенью. Они старались подавить в себе отвращением к тёмной силе, пульсирующей в глазах девушки, но первобытный человеческий ужас перед смертью брал верх.

— Ну, мы пойдём?

— Да-да, конечно, — рассеянно отозвалась Гелла, разглядывая корешки книг. Различные учебники в тёмных, потёртых обложках, внушали девушке безотчётный ужас. И хотя раньше послушница не мыслила себя без чтения, теперь, когда она стала привязана к Книге Крейи, в ней поселилось отвращение ко всем фолиантам.

— Если что — зови, — облегчённо улыбнулся Рей, отступая к двери.

Которая, впрочем, тут же распахнулась, едва не заехав магу по лбу.

Джет царственным взором окинула замерших подростков, скривила губы в неком подобии брезгливой улыбки. По её мнению, дуэнья должна была выглядеть именно так: чтобы стремление оказаться подальше возникало не только у ухажёров, вьющихся вокруг подопечной, но и у самой девушки. И, кажется, наёмница в этом преуспела. Во всяком случае беловолосая девочка смотрела на неё с помесью настороженности и удивления, а юные маги — с суеверным ужасом. Интересно, они так на всех женщин в школе реагируют?

— Так, — Джет вперилась учеников своего брата жёстким взглядом, — могу я поинтересоваться, что такие лоботрясы делают в комнате ученицы?! Насколько я помню, у вас уже идут занятия!

— А...Э...

— И это всё, что вы можете сказать? Не густо. И как таких слабоумных в школу взяли?..

Рей не выдержал и огрызнулся:

— Во-первых, мы освобождены от занятий, а во-вторых наш Мастер велел позаботиться о его новой ученице! И это уже совсем не ваше дело!

Юноша перевёл дух и только потом начал осознавать, что и кому сказал. Возможно, почти для всех учеников Школы Высших личность дуэньи и была секретом, но не для близнецов. Им уже приходилось видеть эту женщину... Правда, хотя портрет в галерее фамильного особняка Ареса был в знак траура покрыт туманной пеленой, любопытные маги смогли разглядеть изображение молодой женщины с весёлыми злыми глазами и жесткой улыбкой. И вот теперь эта же женщина стояла перед ними — ни время, ни профессия не смогли скрыть её схожести с Аресом, и оставалось только гадать, как Джет'ара ди Айре смогла вернуться из небытия в мир живых.

Дуэнья ядовито улыбнулась.

— Пока вы находитесь рядом с моей подопечной, это моё дело.

Наёмница окинула комнату придирчивым взглядом, пытаясь понять, что заставило её насторожиться. Конечно, келья, отданная девочке ни в какое сравнение не шла с апартаментами, отведёнными самой Джет, но тут явно не в обстановке было дело. Случайно взгляд дуэньи упал на небольшое зеркало: отражения юных магов и её самой казались тусклыми, далёкими, но вполне реальными, живыми. Отражение подопечной — неестественно ярким и чётким, словно приклеенным на поверхность зеркала. И это было скорее таинственно, чем жутко.

— Идите, — высокомерным жестом Джет указала близнецам на дверь. — Вы свободны, дальше Геллой займусь я.

Маги выскользнули из комнаты тихо и незаметно, но каждый из них ободряюще улыбнулся девушке, словно пытаясь её защитить и поддержать. Впрочем беловолосая девочка не обратила на это внимания. Она спокойно и внимательно смотрела на свою новую наставницу.

Тёмная не боялась. Она уже давно поняла, что ей не имеет смысла бояться за себя — ведь теперь она, увы, бессмертна. Страх внушала только неконтролируемая сила, способная в любой момент вырваться и начать убивать. А ещё ужасал голод, уже ставший неотступной тенью на краю сознания. Но удивительно, после своего пробуждения Гелла чувствовала себя на удивление сытой и довольной, словно ей удалось заполнить бездонную дыру у себя в душе. Ей больше не хотелось крови и боли, и девушка была счастлива.

— Что мне надо делать? — тихо спросила Шестая, внимательно глядя на свою дуэнью. Она чем-то нравилась Гелле, казалась родной и понятной, но в тоже время вызывала необоснованную злость. И девушка пыталась анализировать свои ощущения.

— Учиться, конечно же.

Джет усмехнулась, глядя на серьезную некромантку с наивным взглядом ребёнка. Медленно прошла к окну, стараясь не запутаться в длинном подоле непривычного платья. Наёмница с удивлением осознала, что уже давно разучилась выглядеть высокомерной и ухоженной младшей дочерью Семьи, но её это вовсе не огорчало.

— Разве маги знают как учить тёмных жриц?

— Нет, конечно! — фыркнула Джет, — И знаешь, как их это злит? Наши Высшие привыкли быть первыми во всём. И то, что им недоступно, влечёт их сильнее всего. Как запретные тайны*. На этот раз им стукнуло в голову сделать из тебя величайшую некромантку, но как они собираются осуществлять свой план, они и сами не знают.

— Зачем им это? — сразу напряглась Гелла. Она не желала, чтобы её силу использовали в дурных целях — она и так приносила только смерть и боль. И если её заставят убивать по повелению Совета Высших, она уничтожит всех магов. Всех. Во благо остального мира.

— Ведь ты... — Тут Джет запнулась, сообразив, что едва не проговорилась. Совет настоятельно просил её не упоминать при Шестой о том, какая важная миссия на неё возложена. Мол, девочка ещё не готова. И хотя наёмница была не согласна с ними (она всегда была не согласна с мнением Высших), вот так сходу нарушать приказания Высших она не рискнула. У неё ещё будет для этого время.

Прищёлкивая пальцами, она сделала вид, что пытается судорожно подобрать верное определение, чтобы не обидеть свою послушницу.

— Не хочу убивать неосознанно? — мрачно уточнила Гелла, присаживаясь на край кровати. — А что если я вообще не хочу убивать?! Может, я вообще не хочу быть тёмной жрицей? Что тогда?

Гелла говорила тихо, с ожесточением, с ненавистью к своей силе, от которой невозможно избавиться. Другая на её месте давно бы сорвалась на крик, со слезами на глазах кричала "Не хочу и не буду!", но тёмная уже знала, что это бесполезно. Если от судьбы не уйти — то зачем тратить время на оплакивание того, что уже никогда не совершится? Разумом Гелла понимала, что лучшим выходом для неё будет научиться подчинять себе силу смерти, чтобы та не подчинила себе свою носительницу, но не могла ничего поделать с отвращением к самой себе.

— Кто меня будет учить? — совершенно без перехода спокойно спросила Гелла.

— Смотря чему, — лениво отозвалась Джет, садясь на краешек стола. В платье, конечно, неудобно, да и для подопечной это не очень хороший пример, но старая привычка всё равно пересиливает. — Всему, что связано с магией, тебя будет обучать Арес. Я так понимаю, с ним ты уже знакома?

— Да, — осторожно подтвердила девушка, задумчиво хмурясь. Глаза стали непроницаемо-синими. — Получается, что магии учат только Мастера? Личные учителя?

— Можно и так сказать...

— Но зачем тогда нужна вся эта школа? Ален... или это был Рей?... один из близнецов упоминал, что у них много предметов...

— Как это, для чего нужна школа? Маленькие стихийные бедствия лучше держать в одном месте — один замок восстановить проще, чем полстраны! — рассмеялась Джет. — Нет, конечно же, колдовать здесь запрещено. Это всего лишь закрытая школа для не в меру одарённых мальчишек. Высшим же надо как-то контролировать излишне амбициозное молодое поколение. И учить их думать. Но это, боюсь, — женщина неприятно усмехнулась, — бесполезно.

— То есть, — дрогнувшим голосом спросила Гелла, — я буду учиться вместе со всеми?

— Да, конечно. Арес считает, что ты совершенно не умеешь общаться с людьми, поэтому стать затворницей он тебе не позволит. Если я не ошибаюсь, тебя определили в одну группу вместе с близнецами, так что они помогут тебе освоиться.

Джет легко вскочила, быстро подошла к двери, едва не запутавшись в длинном подоле.

— Завтра я разбужу тебя. Уроки здесь начинаются рано. Отдыхай пока.

Наёмница улыбнулась своей подопечной и быстро вышла. Если бы не ещё одно предписание Совета, она непременно поселила девочку поближе к себе, чтобы меньше за неё волноваться. Юные маги слишком жестоки, а тёмная ещё недостаточно самодостаточна, чтобы спокойно принимать чужое презрение.

(*Запретные тайны — сведения об основе мироздания, которые магам лучше не знать, во благо их самих же. В контексте словосочетание употреблено в значении "запретный плод").

— Так-так-так... И кто это тут у нас?

Гелла оторвалась от учебника и подняла безмятежный взгляд на юного мага, стоявшего перед ней. Наставник ещё не вошёл в класс, и все пока развлекались, как могли: Ален и Рей опять с кем-то спорили, что-то возбуждённо доказывали, бурно жестикулируя; пара спокойных ребят вдумчиво обсуждала какие-то заклинания, в их речи то и дело мелькали словечки, вроде "направляющий вектор", "фаза", "сопротивление". За задней партой двое магов ожесточённо спорили о ходе одного исторического сражения, перед ними расстилались иллюзорные карты, по которым ползали мигающие синие и красные стрелочки. Про правило "не колдовать" знала, похоже, одна Гелла.

Сама тёмная рассеянно листала учебник по истории, подложив под него Книгу Крейи. Девушке было интересно сравнить, как некоторые события воспринимают жрицы и маги — кое-где тексты полностью совпадали, но в некоторых местах настолько противоречили привычным с детства фактам, что хотелось шипеть и плеваться от злости.

— Маленькая блондиночка учит историю, — к первому магу, высокому и светловолосому, подошёл ещё один, невысокий, невзрачный, неприятный. — Да ты хоть читать умеешь, девочка?

— Вас это удивляет? — спокойно отозвалась Гелла, возвращаясь к чтению. Ей была неприятна и непривычна эта ситуация, ведь в храме её тоже не любили, но предпочитали просто не замечать. Так что девушка решила свести общение с магами к минимуму, но их похоже такая ситуация не устраивала.

— Их удивляет, что с ними девушка учится, — это уже подоспевший Ален. Позади него стоит Рей, привычно ехидно скалится и чуть растягивает слова:

— Да нет, не удивляет их это. Их пугает присутствие нашей очаровательной Геллы!..

— Ну ещё бы, — серьёзным голосом подхватывает Ален, — А вдруг какая-то девчонка будет лучше них учиться?! Это ж несмываемое пятно на репутации! Какой кошмар!

— Ночной, — хихикнул Рей и тут же продолжил, не давая другим и слово вставить: — Только они в этом не признаются!

Гелла низко опустила голову. Она уже знала эту привычку близнецов говорить как один человек, чтобы никто не мог перебить их. Иногда её смешили их реплики, иногда раздражали. Сейчас — злили. Но не её.

Бывшая послушница Гелла была благодарна близнецам, что они вступились за неё. Тёмная жрица исходила яростью, что кто-то лезет в её дела. Она была уверена, что справится сама.

К близнецам подошли ещё двое магов, до этого обсуждавшие заклинания. Они были спокойны, сдержанны и немного надменны, и смотрели на Геллу с вежливым исследовательским любопытством.

— Успокойтесь, — размеренно и холодно произнёс один. — Я тоже не понимаю, зачем надо было оставлять девушку учиться с нами. Магических сил она не имеет, а для незаконных отпрысков Семьи есть общие гимназии.

— А я о чём говорю, Гидеон? — приободрился самый первый. — С каких пор девчонок стали зачислять в Школу?

— С тех самых, когда большинство остальных деградировало! — огрызнулся Ален, с удивлением и лёгкой обидой оглядываясь на подошедших.

— Не будь столь категоричен, Ален, — парень, названный Гидеоном, положил магу руку на плечо, спокойно улыбнулся. — Я не имею ничего против дочери твоего Мастера. Раз уж он убедил Совет, что ей необходимо учиться с нами, значит у него были веские причины, верно?

— Вообще-то, я не родственница Ареса, — безразлично произнесла Гелла, с неохотой отрываясь от чтения. Она решила прояснить ситуацию раз и навсегда, чтобы избежать повторения подобных неприятностей. — Почему я учусь вместе с вами, я не знаю. Сила у меня есть, но использовать её я не могу. Если есть ещё вопросы — задавайте.

— Разве женщины обладают магической силой? — выкрикнул кто-то из магов.

Гелла снова опустила взгляд в книгу, находя нужную строчку, и спокойно бросила через плечо:

— Я — тёмная жрица.

"Вот и всё. Мосты сожжены. Я сама подвела черту. Мне страдания не нужны — ведь я приняла пустоту и ступила за самый край, где не надо слёз и молитв. И та, что шепнёт "Выбирай", никогда не предложит битв за право остаться собой — почему, Богиня, ответь?! Если выбор — вечно не мой, мне достанется только Смерть, да и та не хочет меня забирать в белизну Садов*. Я очень хотела понять истоки вражды богов, бежала к себя — от себя. По каплям копила тепло. Проклинать, никого любя, отныне моё ремесло. Снова в горле что-то саднит, на истерику мало сил — ведь дети, оставшись одни, не просят Богиню "Спаси!" Всё просто: вот я, вот черта, превратившая тело в клеть.

Внутри меня пустота. А это хуже, чем смерть".

(* Белые Сады — загробный мир)

Скрип пера казался излишне громким, тонкие нервные руны быстро бежали по холодной белизне бумаги, никак не складываясь в слова и предложения. Гелла бездумно смотрела сквозь парту, её мысли витали где-то далеко, терзая душу плачем. Бывшая послушница наконец призналась, кто она. Призналась не магам — самой себе, и это запоздалое осознание слишком больно ранило девушку. Ей хотелось куда-то убежать, спрятаться, забиться в угол, чтобы никто не видел, как она скулит и плачет от жалости к себе. Но Гелла сидела с каменным лицом и, ни на что не реагируя, записывала лекцию историка, даже не понимая, что она пишет.

Она не чувствовала взгляды, устремлённые на неё. Она ничего в этот момент не чувствовала: безвольное тело склонилось над партой, послушные руки стремительно вычерчивали руны, но душа и сознание отсутствовали... Если бы Тень пожелала вырваться именно сейчас, она не встретила бы сопротивления. Но тёмная сила чутко дремала на самом донышке неподвижных глаз, снисходительно наблюдая за метаниями глупой девчонки.

За ней наблюдали и остальные. Кто-то с удивлением и жгучим, злым любопытством. Кто-то с презрительным равнодушием. Кто-то — просто с презрением. Ну надо же! Впервые — в Школе Высших — девчонка! Глупость, дерзость, попрание вековых традиций! Но всё происходит при молчаливой поддержке Совета, и всем остаётся только молчать и ждать, когда же маленькая тёмная жрица оступится первой.

— Гелла.

Голос у историка, Мастера Рэма, был глубоким и чистым. Он мог говорить часами даже перед такой неблагодарной аудиторией, как юные маги. Мастер видел, что их сейчас интересуют мелкие проблемы, а уж никак не всемирная история, но всё равно продолжал вещать в пространство — для себя. Он наслаждался звучанием своего голоса, чёткостью и логичностью речи и лишь немного жалел, что его ученики слишком глупы, чтоб оценить всю красоту лекции. Он был опьянён музыкальностью собственного голоса, он был счастлив выдыхать чёткие красивые слова, но один отвратительный звук мешал Мастеру — у кого-то скрипело перо. Тихий ровный звук выводил мага из себя, бесил, доводил до белого каления. У Мастера Рэма начал дрожать голос, мужчина стал сбиваться, терять нить повествования.

Так больше продолжаться не могло.

Рэм обвёл тяжёлым, нехорошим взглядом притихшую, словно вымершую аудиторию. Абсолютную тишину не нарушал ни единый звук: все ученики уже давно привыкли к странностям своего учителя, и на его лекциях старались вообще звуков не издавать, и даже переговаривались мысленно, несмотря на расходы энергии.

Взгляд наставника остановился на девушке, сидящие рядом с ней близнецы попытались слиться с партами, лишь бы не привлечь внимание сурового мастера. Но Шестая не реагировала, словно выпав из реальности, и мастер-маг расценил это как вызов, оскорбление.

Рэм хищно сощурил блеклые серые глаза, растянул губы в подобии ухмылки. Совет велел не трогать девчонку? Что ж-ж-ж. К ней никто и пальцем не прикоснётся. Ведь довести до слёз всего парой фраз Мастер мог и своих великовозрастных учеников-оболтусов.

— Гелла.

Ноль внимания. Словно и не слышит его вовсе. Но такая мысль даже не пришла магу в голову: как же так — его прекрасный, сильный голос и не услышать?! Да разве это возможно?! Конечно же, нет, а значит девчонка просто много о себе возомнила и её следует хорошенько проучить.

Например, выставить на осмеяние перед всем классом.

— Ученица Гелла, снизойдите в наш грешный класс, соизвольте обратить внимание на своего учителя! — На этот раз Рэм тряхнул девчонку за плечо, и та как-то безвольно мотнулась в его руках, едва не упала, но быстро выровнялась. Вскочила, вскинув на учителя чуть беспомощный, недоумевающий взгляд, словно спросонья.

— Да, господин учитель? — едва слышно пролепетала она. В её голосе не слышалось страха. Только робость, усталость и недоумение. Маг поморщился от её слабого писка — его раздражали не красивые голоса.

— Что же вы так увлечённо конспектировали, маленькая леди, вместо того, чтобы слушать наставника?! — голос мага казался бархатным от обилия сладкого яда, он удушливой волной окутывал сознание, путал мысли, вызывал дурноту.

Гелла уставилась в свой конспект, пытаясь подобрать слова для достойного ответа, но никак не могла понять, почему её записи заканчиваются одним словом. "Гелла". Разве учитель произносил её имя?! Девушка никак не могла найти в себе сил поднять взгляд на мага или прочитать конспект, она неотрывно смотрела на своё имя, выведенное неровным острым почерком. И старалась понять, почему это внушает ей безотчётный страх.

— Что же вы молчите, маленькая леди? — продолжил издеваться Мастер к тихой радости большинства учеников.

"Да что это со мной?" — странная злость овладела Геллой, она быстро вскинула лицо, заставила себя выдержать тяжёлый пристальный взгляд.

— Прошу извинения у наставника, — громко и чётко выговорила она, не отводя глаз. — Я просто задумалась.

— И о чём же может думать наша маленькая леди? — скептически приподнял бровь Мастер Рэм, слишком открыто ухмыляясь.

— Я сравнивала оценки, данные жрицами и магами, одним и тем же историческим фактам, — всё так же с ледяной злостью отчеканила Шестая.

Мастер Рэм склонил голову набок, пристально разглядывая наглую девчонку. Он привык быть единственным оратором в аудитории и сейчас ему было непросто уступить свою роль новенькой ученице. Пусть даже это и должно было её опозорить.

Близнецы переглянулись, обмениваясь условными знаками — они до сих пор боялись, что Гелла может применить свою силу, и теперь готовились в любой момент набросить на неё сдерживающую сеть.

— Что же вы молчите, маленькая леди? — жёстко усмехнулся наставник, отходя к окну. — Прошу, все вас внимательно слушают!

Все действительно внимательно следили за каждым движением девушки: маги только искали повод сделать из наглой выскочки посмешище. Да и не верил никто, что сможет какая-то девчонка, будь она хоть сто раз тёмной жрицей, сказать что-то осмысленное.

Гелла бросила раздражённый взгляд на нескольких парней, увлечённо обсуждающих условия пари, и гордо вышла вперёд, прижимая к груди книги. Бухнув их на кафедру, девушка деловито зашелестела страницами, не проронив ни звука. Ей нравилось нагнетать напряжение, нравилось ощущать на себе насмешливые, самовлюблённые взгляды. Тёмная хотела доказать, что ничем не уступает магам, что достойна учиться с ними наравне, что (о Тьма!) не все женщины — пустоголовые куклы.

Зло прищурившись, она произнесла громко и резко:

— Будьте добры, откройте учебник на седьмой главе. "Борьба за Янтарный престол и распад Айрэллской Империи".

Никто не пошевелился. Мастер Рэм довольно ухмылялся, глядя в окно и всем видом показывая, что он не вмешается, что бы не происходило.

Гелла скрипнула зубами, заставила себя успокоиться, напоминая, что она уже мертва, а значит не может краснеть. Не может, и точка! Пусть кровь отхлынет от щёк, пусть сердце перестанет бешено стучать, словно желая проломить грудную клеть. Пусть её голос звучит тихо и спокойно, как под сводами родного храма.

Она закрыла глаза, восстанавливая в памяти тёмные комнаты, блики огня на украшенных фресками стенах, внимательные взгляды жриц. Священная тишина, лунная тишина. Неторопливое течение речей и песен, мягкое тепло, светлые улыбки.

К горлу подступил ком, когда девушка осознала, как же ей всего этого не хватает. Открывать глаза, чтобы встретить презрительные взгляды юных магов, не хотелось.

— Семнадцатое столетие по западному исчислению ознаменовалось ожесточением внутренних разногласий в Айрэллской империи. Провинции выходили из-под контроля одна за другой, топить восстания в крови получалось всё реже и реже: армия была близка к тому, чтобы свергнуть династию императоров и установить в стране военную диктатуру. Самодержавие было признано нецелесообразным в данный период времени. Напряжённая ситуация в империи, бывшей на тот момент самой могущественной страной, была выгодна, как Эриалле, так и Лойлиру, за тем исключением, что Совет магов предпочитал наладить дружественные отношение хотя бы с западными соседями. Поэтому Лойлир оказал помощь императорской семье, справедливо считая, что тогда те смогут упрочить своё положение и разделаться с бунтовщиками. Впрочем, расчёт Совета не оправдался — приспешники императора умудрились провалить даже самый элементарный план. Империя распалась на десятки княжеств, непрерывно между собой воющих. С тех пор Совет считает своей обязанностью поддерживать наиболее влиятельные западные государства, прилагая все силы, чтобы помочь им снова объединиться в одно.

Гелла перевела дыхание, коротко взглянула на класс. Маги по-прежнему сидели тихо, но вряд ли кто из них прислушивался к словам девушки.

Мастер Рэм обернулся, с наигранным удивлением взглянул на Шестую.

— И всё? Верный, но совершенно бездарный и скучный пересказ...

— Я ещё не закончила.

Маг даже поперхнулся от такой дерзости — ещё никто не осмеливался перебивать его! Он вперил в нахалку гневный взгляд, жалея, что к ней запрещено применять силу, но тёмная как ни в чём не бывало продолжила:

— Теперь я хотела бы показать данные события с точки зрения жриц.

На этот раз на неё уставились все. Никто не сомневался, что позицию жриц тёмная будет возносить до небес, именно её считая единственно верной. И все ждали именно этого.

Нервным движением отбросив пряди с лица, Гелла неосознанно схватилась за переплёт книги Крейи. Она так привыкла всегда прижимать к себе древний фолиант, что одно прикосновение к нему её успокаивало.

— Думаю, всем известно, что в Айрэлле не было официальной религии, что сильно затрудняло осуществление влияния на социальную жизнь империи. Если Лойлиру было выгодно иметь под боком или ослабленного противника, или зависимых от него соседей, то жриц (а значит, и всю Эриаллу) устраивал только один вариант. Верховная желала видеть на месте Айрэллской империи сильного противника, способное отвлечь Высших от конфликтов с halhea. Впрочем, время показало, что это невозможно: несмотря на могущество, Айрэлл не желал враждовать с Лойлиром, и на тот момент Высшие увлечённо уничтожали жриц, — Гелла брезгливо скривила губы. — И не только тёмных. Именно поэтому пришлось спровоцировать парочку небольших бунтов, подстегнуть революционеров и оказать помощь мятежникам. Конечно же, неофициальную. Это уже общеизвестный факт, но ещё три столетия после этого Лотейр и Эриалла только искали повода придраться друг к другу по пустякам, в итоге чего мы имели три локальных войны, и одну мировую, из которой победителем вышла южная республика, Рэссер. На первый взгляд, каждое из государств достигло своих целей: Лойлир получил зависимых от него соседей, жрицы нашли способ обезопасить себя до тех пор, пока они не вернут себе всю полноту власти. Но если взглянуть на ситуацию с другой стороны, проанализировать факты и задаться вопросом "Кому выгодно?", то мы можем сделать вывод, что в выигрыше оказалась...

Последнее слово девушки заглушил грохот: порыв ураганного ветра распахнул окно, взметнул шторы, швырнул на пол учебники, сорвал со стены портреты основателей школы. Гелла тихо вскрикнула, пытаясь заслонить лицо от ветра, кожу защипало от зверского холода, колючие снежинки впились в лицо.

Ветер утих так же внезапно, как и возник, Мастер Рэм захлопнул окно, обвёл леденящим взглядом разгромленную аудиторию. Яростно раздувая ноздри, словно пытаясь почуять запах магии обнаглевшего ученика, Высший медленно прошёлся между рядами узких парт, напрочь позабыв о Гелле. Что ему до какой-то безвредной выскочки, у которой и голос не громче мышиного писка, когда кто-то осмелился колдовать в стенах Школы, на его лекции!

Тонкие пальцы мага мелко подрагивали, постоянно сжимались в кулак, пытаясь поймать, ухватить исчезающие нити силы, притянуть ими малолетнего хулигана, швырнуть на пол, причинить боль... но стихия воздуха и ветра самая чистая, самая непостоянная, самая быстрая — нити уже развеялись, разбуженная сила уже улеглась, успокоилась, позабыла о том, что её тревожили.

Мастер Рэм медленно прошёлся вдоль первого ряда парт, пристально, зло вглядываясь в лица учеников, сверля их взглядом, препарируя их души. Наконец он вспомнил о Гелле, уставился на неё, но девушка сама была бела как полотно, и тёмные глаза на остром лице от испуга казались ещё огромнее. Как всегда, явление силы Высших вызывало у жрицы животный инстинктивный страх, который она не могла ни понять, ни победить. Мастер отмахнулся от неё, понимая, что высшая стихийная магия девчонке не под силу. Да и мало кто из взрослых магов может так легко её призвать!

Кто же у нас такой самородок?

— Рей, — приторно ласковым голосом прошептал маг, и старший из близнецов подскочил как ужаленный, глядя на наставника честными и преданными глазами. — Гидеон, Альвар... Каэл...

Названные быстро поднимались со своих мест, их лица ничего не выражали, как у зомби. Все они знали, какое наказание следует за использование магии без разрешения, и мало кто хотел рисковать своим разумом и силой за мелкую выходку.

Мастер Рэм обвёл магов-воздушников проникновенным взглядом и, добавив в голос сочувствия и ядовитого мёда, произнёс:

— Так как ваши действия были всего лишь глупой необдуманной шуткой, я, так и быть, замну этот инцидент, если провинившийся признается, — конечно же, никто магу не поверил, слишком уж мягко и приторно звучал его бархатный голос. Шестая скосила глаза на Рея и едва подавила нервную дрожь: взгляд вредного мага был пуст, парень едва покачивал головой в такт словам наставника, словно марионетка, послушная его воле. Быстро оглянувшись, Гелла убедилась, что то же самое творится и с другими "провинившимися". Остальные же изо всех сил стремились продемонстрировать своё полное безразличие, равнодушие; маги отворачивались, смотрели в окно, сквозь парту, на свои руки — только не на наставника и застывших учеников. Лишь Ален зло косился на Шестую, словно обвиняя её в происходящем.

Девушка съёжилась, стараясь стать незаметней. Она не понимала, ничего не понимала в этих странных магах. Она не могла понять их логику, чем они руководствуются, и, стараясь доказать, что она ничем не хуже, Шестая только усугубляла ситуацию.

Гелла закрыла глаза, уронив голову на руки, светлые пряди закрыли лицо. Раньше бы она расплакалась от одиночества и бессилия. Позже (возможно) — она разозлится на чужое пренебрежение. Сейчас же не было сил испытывать хоть какие-то эмоции. Стерев с лица отражения любых чувств, она подняла голову, бросила холодный взгляд на загипнотизированных учеников. Гелла чётко понимала, что кто-то решил ей помочь (зачем?!) и устроил на уроке маленький форс-мажор, пытаясь отвлечь внимание Мастера Рэма от намеченной жертвы. Отвлёк. На свою... голову. Гелла не сомневалась, кто мог это сделать, не сомневался и Ален, и теперь они старательно разыгрывали полное равнодушие, чтобы никто больше не догадался.

— Неужели у вас не хватает смелости признаться в маленькой шалости? — продолжал издеваться Высший, жёстко усмехаясь и заглядывая в пустые лица юных магов. Те заторможенно кивали друг на друга, сваливая вину на товарища — даже с порабощённой волей ни один не желал брать на себя ответственность.

Невыносимая пытка могла бы продолжаться бесконечно, но нарастающий дребезжащий звон ознаменовал конец занятия. Мастер Рэм с заметным разочарованием разорвал паутину чар, отпуская магов из своей власти. Он уже забыл про свою злость и лишь предвкушал очередное упоение своим голосом на следующей лекции.

Следующая неделя прошла как в лихорадке. Гелла обнаружила, что вынуждена приспосабливаться к странному ритму школы: занятия шли целый день с небольшими перерывами, плотный график лекций не позволял выкроить достаточно времени для мелкого магического хулиганства, но иногда находились умельцы устроить переполох за считанные секунды. И даже суровые наказания не могли охладить пыл малолетних хулиганов, ибо виновных находили далеко не всегда. Конечно, таким грешили в основном младшие курсы, старшие предпочитали более изысканные и продуманные пакости, и случай на истории стал единственным, когда старшекурсников заподозрили в применении магии. Мастер Рэм так и не дознался, благодаря кому сорвалась его лекция, хотя большинство юных магов знали, кто был виноват.

Впрочем, он этого особо и не скрывал.

Вечером Ален раздраженно мерил шагами крошечную комнату Шестой, изредка бросая на неё мрачные взгляды. Девушка не понимала, что происходит и всё воспринимала излишне спокойно. Гелла догадывалась, что это Рей организовал маленький переполох, но не могла уяснить, зачем это потребовалось. И почему так рассвирепел учитель.

— Ты хоть понимаешь, что если бы тебя засекли, "чистка" тебе бы пряником показалась?! — не выдержав спокойствия брата, взвыл Ален.

— Понимаю, — широко улыбнулся второй близнец, но его глаза остались безучастными и холодными, в них не плясали, как прежде, озорные аггелы. — Но нельзя же было позволить этому психу сорваться на нашей мелкой в первый же день?

— Она сама нарвалась, — сквозь зубы процедил Ален, вновь бросая недовольный взгляд на девушку, неподвижно сидящую на кровати. Гелла чуть наклонила голову, спокойными большими глазами разглядывая близнецов. Прижала палец к подбородку. Чуть рассеянно сообщила:

— Я вас не понимаю.

— Что ты хотела сказать в самом конце своей речи?! Что победили как всегда несравненные жрицы?! Что именно они несут свет в массы, спасая от тирании злобных магов?!

Шестая удивлённо качнула головой. Лучик солнца, пробившийся в щёлочку между тяжёлыми шторами, скользнул по белым волосам.

— Нет. Есть мнение, что наибольшую выгоду из данной ситуации извлекает республика. Рэссэр. Разве не так?

Близнецы переглянулись, пожали плечами. Ален честно признался, что не силён в геополитике, а Рей припомнил, что слышал крем уха что-то подобное. Все трое чувствовали себя на удивление глупо.

После этого случая близнецы не отходили от Шестой ни на шаг, постоянно давали советы, кратко описывали каждого ментора, чтобы Гелла снова случайно не оскорбила кого-то из них. Впрочем, многие Высшие предпочитали игнорировать её, лишь некоторые иронично называли некромантку "маленькая леди": с лёгкой подачи Мастера Рэма этот титул настолько прилип к Гелле, что даже Джет и Арес обращались к ней только так.

— Ну, маленькая леди, ты готова к практическим занятиям? — посмеиваясь, спросил Высший, входя в крошечную комнату. Он остановился у двери, внимательно разглядывая тёмную. Гелла чуть рассеянно кивнула, не отрывая взгляда от тетради, что-то подчёркивая в конспекте. Совершенно неожиданно для девушки, учёба увлекла её полностью, занимая всё её мысли. И дело было вовсе не в желании что-то доказать напыщенным магам, нет. Шестую притягивала сама возможность получать любые знания в неограниченном количестве. Мир, открытый магам, оказался гораздо многограннее мира, доступного жрицам.

Это пугало.

Это восхищало.

Отложив тетрадь (на пол медленно спланировало несколько листочков с набросками схем), Гелла поднялась и неторопливо подошла к Высшему. Она уже не боялась магов и не ненавидела их. Девушка осознала, что Высшие — совершенно обычные люди, не хуже и не лучше других. Другое дело, что она не считала их достойными примерами для подражания.

— Ну как, маленькая леди, никто тебя не обижает?

— Да она сама кого хочешь обидит! — Из-за спины Ареса высунулась встрёпанная голова Алена.

— Ага! — подхватил откуда-то из коридора Рей, — она сегодня так опустила Эрика, что он до сих пор на глаза никому не показывается.

— Передайте ему мои извинения и пожелание не лезть не в своё дело, — огрызнулась Гелла, вспоминая неприятный инцидент. Вышеозначенным Эриком оказался тот самый маг, что попытался оскорбить её в первый же день. Видимо, спокойное житие Геллы не давало ему покоя, и с тех пор он считал своим долгом каждый раз или прямо оскорблять её, или опускать в её адрес плоские шуточки. Сегодня же он попытался выхватить из рук тёмной книгу Крейи, почему-то посчитав её тайным дневником. Вспомнив участь бешеного волка, Гелла интуитивно так шарахнула по наглецу волной силы, что его швырнуло на пол. Девушку била крупная дрожь, когда она смотрела, как поднимается парень, но голос был противоестественно спокоен и презрителен: она посоветовала ему выбирать способы суицида, не мешающие другим.

Тёмная часть души торжествовала, упиваясь унижением мага. Светлая всё ещё продолжала не понимать, почему к ней так относятся.

— Передадим в лучшем виде, — подмигнул Ален, а Рей тут же отозвался:

— Ещё и от себя добавим, чтоб до него точно дошло!

Гелла и Арес совершенно одинаково закатили глаза.

По традиции, практическое обучение юных магов проходило в резиденции их Мастера: в случае, если дети и разрушат что-то незапланированное, то пусть на восстановление нерадивый наставник тратится.

Гелла осторожно подошла к камину, по привычке ступая совершенно бесшумно. Она не отрывая взгляда смотрела на крупный портрет высокого мужчины с восковым лицом и совершенно безумными, безучастными глазами. Что-то болезненное и странное шевелилось у неё в груди, когда она разглядывала тёмный силуэт, очерченный желтоватым светом нарисованных свечей. Бледные руки казались почти прозрачными, они против воли притягивали взгляд. Тонкие ломкие пальцы касались странного предмета, лежащего на столе, но Гелла не могла на нём сосредоточиться. Только мельком заметила несколько металлических завитушек на массивном окладе.

Нервно провела пальцами по переплёту Книги Крейи, которую всё чаще носила прижатой к груди.

Завитушка-острый скол-стилизованный цветок-вдавленный шар.

Как на картине.

Один в один.

Как наяву, Шестая услышала сухой смех, похожий на шелест песка в часах.

Старательно неторопливо, безмятежно тёмная спрятала свою книгу в сумку, висящую на плече. И только затем спросила:

— Кто это? — Гелла хотела, чтобы сейчас тонкий её голос был охрипшим, нервным, срывающимся. Чтобы пересохли губы и едва ворочался язык. Чтобы в глазах блестели слёзы, а пальцы судорожно сжимали ремень сумки, впившийся в плечо.

Но ничего это не было.

Всё-таки у полумёртвого состояния есть и свои плюсы — голос звучал с ленивым безразличием, и Арес ответил, даже не обернувшись к ней:

— Проклятый. Один из тех, кто в своё время охотился на sefel. Считается пропавшим без вести.

— В легендах сказано, что он помог одной из них сбежать и сам ушёл вместе с ней, а она его убила, — тут же влез Рей, по-хозяйски развалившись в одном из кресел.

— Не убила, а прокляла, — педантично поправил брата Ален, разжигая огонь. Гелла с трудом отвела взгляд от портрета, внутренне радуясь тому, что ответ мага её ни чуточку не задел, и, чтобы отвлечься, она опустилась на пушистый ковёр и стала смотреть, как яркие искры и языки пламени обвивают ладони мага, ласкаясь к нему, как маленький котёнок.

Ален скосил глаза на неподвижно сидящую девушку, улыбнулся уголками губ. Из-за больших глаз её лицо всегда казалось по-детски удивлённым и немного испуганным. И ему захотелось чем-то порадовать маленькую леди, потому что маг помнил: улыбается она очень светло, как может улыбаться только ребёнок, впервые получивший подарок.

Огонёк свернулся на его руках в тёплый комочек, несколько раз вздрогнул, словно пытаясь стать меньше и незаметней. Потом поднял большеухую голову с янтарными удивлёнными глазами, выпростал тонкие лапки, воинственно задрал пушистый хвост и тонко мяукнул.

Улыбнулись все.

— Кто это? — шёпотом поинтересовалась Гелла, завороженная огненными переливами шёрстки создания.

— Котёнок, — широко улыбнулся Ален, протягивая своё творение девушке. — Чудь. Вот. Это тебе.

Она приняла живой дар, как что-то бесконечно драгоценное, нежно любимое и удивительно хрупкое. Огненный зверёк не обжигал, он был тёплым и пушистым, совсем как живой.

— Ми... миииа... — Котёнок попытался недовольно цапнуть палец Рея, потянувшегося погладить зверька, но клычки были ещё совсем маленькими, неспособными прокусить кожу.

— Это всё, конечно, очень мило, — идиллию прервал бархатный голос Высшего, — но может мы всё-таки вспомним, зачем мы здесь собрались?

— А что? — Ален сделал круглые глаза, кося под дурачка, — Практика уже началась! Результат эксперимента вы можете наблюдать на руках нашей маленькой леди!

Сама "маленькая леди" не реагировала на внешние раздражители, лишь блаженно улыбалась, глядя, как котёнок пытается схватить её за пальцы.

— Ну-ну... И сколько же просуществует данный кадавр без внешней подпитки? Какова вероятность того, что после его самоуничтожения, произойдёт бесконтрольный выброс энергии? Есть ли возможности развития сознания кадавра?

Ален притих, озадаченный таким количеством вопросов. Рей на всякий случай прикинулся ветошью, стараясь не бросаться в глаза Мастеру: близнецы прекрасно знали такое настроение Ареса, когда тот в нескольких словах способен смешать любого человека с грязью.

Полюбовавшись на кислые и невыразительные лица учеников, Высший поднялся и начал прохаживаться по комнате, одновременно читая юным оболтусам очередную отповедь:

— Если вы нашли способ использовать сочетания различных рун и подчинять себе всю суть вещей, это ещё не повод постоянно пользоваться своими новыми способностями. Вы знаете, чем вам придётся расплачиваться за право творить и изменять? Нет? Вот и поостерегитесь!

Близнецы уныло переглянулись, ещё больше этим раздражая учителя. Мага бесконечно утомляла и удивляла безответственность учеников. Казалось бы, Высшие с их потенциалом могут жить почти вечно, инстинкт самосохранения у них развит до предела, так почему же у всех его учеников он напрочь отсутствует?! Не хватало ещё и этих потерять из-за какой-нибудь глупости... Этого он точно не переживёт...

— Рей, — один из близнецов вздрогнул, втянул голову в плечи, готовясь к разгромной критике. — Ты очень неплохо... ладно-ладно... ты довольно хорошо выполнил "воздуховорот" Да, я оценил, как ты мастерски нарисовал сплетённые руны на обратной стороне столешницы и как потом затёр следы. Но в следующий раз воздержись от подобных экспериментов: вернувшись с очередного заседания Совета, я хочу застать Школу на привычном месте...

Арес устремил на ученика пронизывающий суровый взгляд, и тот покорно изобразил на бесстыжем лице полное осознание-раскаяние-готовность-так-больше-не-делать. Высший только резко выдохнул сквозь зубы, понимая что на этих оболтусов сердиться невозможно.

— Ален...

— А чё? А чё я-то сделал?! — сразу вскинулся второй близнец, усиленно строя из себя оскорблённую невинность. За собой особых провинностей он не помнил и мог спокойно дурачиться, не опасаясь головомойки..

— Да, мне тоже очень интересно, что ты сделал, — душевно улыбаясь, вкрадчиво поинтересовался Высший. — Теорию создания кадавров вы должны пройти только через несколько месяцев,

— Ну, мы же пропустили немного... вот я и прочитал пару книжек из библиотеки, чтобы остальных нагнать... увлёкся...

— ... но ничего разумнее ходячего булыжника вы всё равно не получили бы, — не обращая внимания на попытки оправдаться, продолжил Арес.

В напряжённой тишине было слышно лишь потрескивание огня да раскатистое мурлыканье котёнка-кадавра, который, по идее, не должен быть умнее "ходячего булыжника".

— Итак... или вы мне сейчас же отдаёте все схемы взаимодействия рун, или...

— Или чистка им пряником покажется? — рассеянно уточнила Гелла, поглаживая котёнка. Её немного веселила данная ситуация, но не было удивления или неприятия. Девушка чувствовала тепло и уют, тихую радость и верила, что нашла свою семью. Тех, кто не предаст. И уже не грызла изнутри тёмная злость на оставившего её брата.

— Умная девочка, сразу всё поняла, — довольно ухмыльнулся Арес, принимая смятый и исписанный листок с непонятными закорючками. Больше всего он походил на шпору, заполненную стенографией, и даже если кто из менторов и застукал близнецов за списыванием странных знаков с подозрительного куска бумаги, то ничего бы не заподозрил — закорючки и пиктограммы не несли никакого смысла людям, незнакомым с зеркальным письмом. Этому фокусу близнецов тоже обучил Арес, так что ему не составило труда расшифровать записи.

Ален и Рей загнанными зверьками посматривали на своего Мастера, ожидая приговора, но тот только довольно хмыкал, но от едких высказываний воздерживался.

— Что ж, — наконец проронил он. — Неплохо. Нашли почти все рабочие сочетания, пропустили семь вариантов, в одном допустили ошибку. Надеюсь сочетание "зеар-алльн"* вы ещё не использовали?

И не глядя на вытянувшиеся лица учеников, Арес продолжил, комкая листок в руках:

— Если вам неизвестен какой-либо факт, это не значит, что его нет. Если вы самостоятельно пришли к какому-либо выводу, это не значит, что кто-то не догадался вперёд вас. Учтите на будущие и больше так не блистайте знаниями в школе — не оценят.

Высший ядовито улыбнулся и оглядел своих подавленных учеников:

— Ладно, хватит. Идите погуляйте, я пока материал подготовлю. Раз вы, мои птенчики, так рвётесь раньше прочих познать все таинства магии, то завтра мы будем с вами вызывать аггела...

В глазах близнецов всепожирающим пламенем вспыхнуло любопытство, парни всем своим видом выражали желание хоть вот-прям-щас приступить к ритуалу.

— ... но только если сегодня отчитаетесь мне по истории, высшей математике и химии. Свободны.

И швырнул листок с рунами в огонь.

— И всегда у вас так весело? — тонко улыбаясь, спросила Шестая.

— Это ещё не весело, — буркнул Рей.

— Ага, — поддакнул близнец. — Весело будет, если по памяти неправильно пары рун восстановим...

(* "Зеар" — руна смещения пространства, использующаяся при создании порталов. "Алльн" — руна разрушения, разъединения на части. К чему может привести их взаимодействие, автор не знает и знать не желает).

Несмотря на уют и доброе к ней отношение, Гелла чувствовала себя чужой в доме Ареса. Высший и его ученики успели стать одной семьёй, в которой тёмная была в лучшем случае неожиданно заявившейся дальней родственницей. Она не понимала многие шутки близнецов, над которыми тихо смеялся Мастер, она не знала привычных им вещей, не вписывалась в полёт их мыслей, в течение их жизней. Да, девушкачувствовала, что к ней стараются относиться как можно лучше, трепетнее, оберегая её от потрясений и огорчений. Но тёмная жрица не была фарфоровой куклой. Она умела наблюдать и анализировать, но со всем своим детским упрямством хотела верить, что её любят просто за то, что она есть. А не потому, что она им зачем-то нужна.

Огненный котёнок, Чудь, свернулся у неё на коленях, задумчиво запуская коготки в шерстяное платье, когда девушка, задумавшись, переставала гладить его. Гелла сидела в глубоком кресле и, не думая ни о чём, рассматривала портрет Проклятого. Ей казались бесконечно знакомыми все его черты, начиная от беспомощно приподнятых бровей, заканчивая неровными ногтями на аристократически изящных ладонях.

Внезапно, ей показалось, что ладонь Проклятого, лежащая на книге, шевельнулась. Шестая вздрогнула, протёрла глаза, но картина осталась прежней, не двигалась, не двоилась.

— Наверное, я задремала, — тихо вздохнула Гелла. Скука и апатия сменились странным тревожным предчувствием, девушке нестерпимо захотелось прикоснуться к Книге Крейи, но она только провела кончиками пальцев по пряжке на ремне сумки. Если она смирилась, это ещё вовсе не значит, что перестала ненавидеть свою тёмную силу. И уж тем более это не значит, что она пойдёт на поводу Тени, поселившейся у неё в душе.

Под недовольный мяв Чудя, цепляющегося за подол платья, девушка встала и быстро вышла из гостиной. Она решила найти близнецов, хотя с утра сама избегала их общества. Но сейчас её мутило от одиночества, и даже тепло почти живого (как и она сама!) котёнка не могло её согреть.

Проходя мимо камина, она краем глаза уловила смутную тень, скользнувшую по портрету. Резко обернувшись и вперившись ищущим и испуганным взглядом в Проклятого, Гелла нервно смахнула чёлку с лица. Ничего.

— Просто почудилось, — она произносила слова в слух, стараясь убедить в этом себя саму. Но не верила, не верила, не верила... — Это просто блик. Я просто очень устала...

Котёнок скептически мяукнул. Он тоже не верил в это.

За их спиной Проклятый устало прикрыл безумные, безучастные глаза.

Близнецов Гелла нашла на верхней веранде, открытой всем ветрам. Ледяной ветер, в миг выдувающий всё накопленное тепло, был безопасен тёмной, но не обычным людям. Впрочем, близнецы не ощущали холод. Их трясло от злости.

— Не отчитались? — сочувственно спросила девушка, подходя к ним. Парни ответили одинаково мрачными взглядами, не желая ничего объяснять.

— Нет, ты представляешь, — спустя минуту молчания взъярился Рей, размахивая руками, — он нам заявил, мол, раз такой идиотский вопрос, как развитие глобальной политики, мы без шпаргалок рассказать не можем, значит, нам ещё рано аггелов вызывать!

— Да ещё припечатал, что таких как мы вообще надо из Школы отчислять! — подхватил Ален, гневно сверкая глазами.

— Да мы вообще самые лучшие ученики!

— Да умнее нас только Гидеон, да и то только потому, что ничем, кроме зубрёжки, не интересуется!

— Да эта история вообще никому не нужна!

— Да...

— А может, Арес прав? — тихо, в пустоту, произнесла Гелла, глядя мимо близнецов на покрытые снегом деревья в парке.

От неожиданности, парни замолчали, обиженно глядя на тёмную. Когда один из них наконец нашёл слова для гневной отповеди и только набрал воздух в грудь, чтобы высказать девушке, что он думает о её предположении, Гелла продолжила свою мысль:

— Возможно, Мастер считает, что раз вы не можете запомнить исторические факты, то не сможете запомнить и процесс вызова...Ошибиться в истории ведь не так страшно, как нарушить ритуал, ведь так?

— Ну, сравнила! — фыркнул Ален, засовывая руки в карманы. — Заклинания, в отличии от истории и прочей белиберды, мы учим!

— А что вам мешает учить и прочие предметы? — удивилась Гелла. — Пусть вам это не интересно, зато менторы перестанут терзать ваши нервы...

— Бессмысленно, — проворчал нахохлившийся Рей, явно ищущий, к чему придраться в словах девушки. Он хмурился и кусал губы, не желая признавать правоту Геллы. Как бы хорошо ни относились близнецы к маленькой леди, но согласиться с её доводами и расписаться в ошибочности своих — было выше их сил. Слишком велика и непомерна их гордость. — Мастер всё равно найдёт к чему бы придраться. Он просто не хочет учить нас чему-то новому, мол, мы и так программу опережаем...

— Разве это плохо?

— Он думает, что плохо! Но такими темпами мы никогда не научимся чему-то серьёзному!

— А разве у вас нет самостоятельных занятий? — поразилась тёмная. Она привыкла, что в храме девочкам больше времени даётся на самостоятельное развитие, когда каждая совершенствуется в одной, наиболее близкой ей области. Она помнила, как сама часами сидела в холодной библиотеке, выписывая статьи из старых фолиантов, как пыталась докричаться до своей богини, как выводила корявые формулы Откровения*. Юные маги предпочитали же получить все знания разжёванными, на золотом блюде, в готовом к употреблению виде.

— Самостоятельно? — задумчиво переспросил Ален, прищурившись и потирая рукой подбородок. В тёмных глазах загорелись яркие искорки желания устроить очередную пакость.

— Х о р о ш а я и д е я... — нараспев протянул Рей, уловив ход мыслей брата. — Почему бы двум очень талантливым магам и одной не менее талантливой жрице не попытаться вызвать аггела самостоятельно?!

Близнецы переглянулись с одинаковыми пакостными усмешками. Дурацкая, самоубийственная идея им о-о-очень понравилась.

— Но... — растерялась Гелла, беспомощно моргая, — Я же не это имела в виду!

— Так, маленькая леди, — Ален приобнял её за плечи, увлекая за собой с веранды. — Ты с нами или нет?!

Девушка съёжилась, бросая быстрые, испуганные взгляды на коварно улыбающихся близнецов. Тихонько пропищала:

— С вами.

(* Формулы Откровения — фразы, заменяющие жрицам заклинания).

На цыпочках прокрадываясь мимо гостиной, девушка не удержалась и всё-таки снова взглянула на портрет, хотя ещё совсем недавно дала себе зарок даже в его сторону головы не поворачивать.

Проклятый едва заметно улыбался, чуть приподнимая одной рукой обложку книги, словно предлагая заглянуть внутрь.

Гелла вздрогнула и ускорила шаг.

— Дурацкий портрет, — буркнула она себе под нос.

— Ага, — рассеянно согласился Ален.

— Вы замечали, что он изменяется? — сразу напряглась девушка.

— Изменятся? — Рей, почесал в затылке, окончательно растрепав и так непослушную шевелюру. — Да мы и смотрели на него всего-то пару раз... а разве он раньше по другому выглядел?

Шестая только вздохнула и попыталась выкинуть Проклятого из головы.

Близнецы, как и все юные гении, не признавали простых путей. Вызывать аггела они решили на небольшому пустыре, продуваемом всеми ветрами, вдали от дома. С одной стороны, мала вероятность того, что застукает Арес. С другой... в случае чего, даже на помощь позвать будет некого.

Гелла беспомощна оглядывалась вокруг, пока близнецы увлечённо расчищали площадку от снега. Вот странно: когда Мастер очень вежливо попросил разгрести сугробы перед крыльцом, близнецы ныли, порывались использовать магию или сбегать в ближайшую деревеньку и нанять волонтёра. Сейчас же они самостоятельно работали с потрясающим энтузиазмом, которого хватило бы на целую армию уборщиков. Ну ещё бы: в таком деликатном деле, как вызов аггела, на придурковатого крестьянина не положишься, да и магию применять побоишься — а вдруг магический фон испортишь?!

— Уф, — Ален отбросил лопату и смахнул прилипшие волосы со лба, — кажется управились. Теперь надо концентрационную звезду намалевать до заката...

— О, маленькая леди, не снизойдёшь ли ты до ничтожных рабов своих, — разыгравшийся Рей, проникновенно завывая, бухнулся на колени, — не поможешь ли им начертить жалкую звёздочку...

— А то у нас по черчению гордый неуд стоит, ибо глазомер отсутствует как таковой.

Тёмная молча кивнула, скромно умолчав о том, что опыта у неё в черчении маловато для такого ответственного задания.

Когда маги набросали примерные очертания звезды, Шестая прошлась вокруг неё, выверяя угол лучей. Рисунок оказался слишком сложным, чтобы чертить его на глазок, без специальных приборов, и в разум Геллы начало закрадываться подозрение, что ничего у них не выйдет. А если что-то и получится... Нет уж, упаси Лунная, пусть уж они зазря промёрзнут одну ночь, зато потом умнее будут!

Тёмная в смятении подправила очертания ещё одного элемента фигуры, стараясь скрыть, что руки у неё ощутимо дрожат, а на лбу выступила испарина. Чудь робко жался к её ногам, тихо мяукал и норовил забраться ей на руки. Девушка чувствовала приближение чего-то страшного, словно у неё было несколько вариантов будущего, и с каждым её действием реальным становилось самое мрачное, не сулящее ничего хорошего. Шестая на миг замерла, прислушиваясь к странной, аномальной мысли — специально сделать ошибку в чертеже, чуть-чуть искривить эту линию, увеличить на пару десятков градусов вон тот угол, тем самым скосив всю звезду... Но близнецы смотрели на Геллу с таким доверием, с такой спешкой выполняли все её советы, что она не смогла обмануть их. Тепло Алена, внимание Рея были ей важнее туманного будущего.

Близнецы были здесь и сейчас, и Гелла хотела наслаждаться каждым моментом их дружбы. А то, что будет потом... Она справится. Ведь это так глупо — обменять взаимное, абсолютно доверие на попытку предотвратить то, что, возможно, никогда не случится.

"А если это будет стоить жизни одному из близнецов? Обменяешь их доверие на их жизнь?"

Холодный шелестящий голос ворвался в её мысли, погрузив девушку в смятение. Она гнала от себя эти слова всеми силами, но они всё время возвращались и жужжали, мешая думать о чём-то другом.

"Рискнёшь?"

Она покачнулась, прижав ладони к вискам. В ушах стучало, глаза странно жгло, и девушка не сразу вспомнила, что это всего лишь слёзы. "Неужели я ещё умею плакать? Неужели мне ещё есть, что терять?" Огненный котёнок тоскливо мяукал, не отводя взгляда от своей хозяйки, изнывая от невозможности хоть как-то помочь ей.

— Гелла? С тобой всё в порядке? — Ален с тревогой вглядывался в её бледное личико.

— Да... почти... — Сухо в горле, едва язык шевелится, да что же это? Надо сказать им, что нельзя сейчас вызывать аггела, нельзя!

— Да какое "почти"?! — возмутился Рей, обнимая её за плечи. — Тебя озноб бьёт! Что ж ты молчала, что замёрзла?!

Маги на перегонки стали стягивать с себя куртки, не слушая возражений девушки.

— У меня плохое предчувствие, — наконец произнесла она, укутанная по уши. — Что-то случится. Что-то плохое, непоправимое... Пожалуйста, давайте не будем никого вызывать? Пожалуйста!

— Ты струсила? — насмешливо прищурился Ален.

— Да, — с вызовом ответила Шестая, не попавшись на элементарную удочку. — Струсила. Я боюсь за вас — мне-то ничего не грозит. Если вы так хотите доказать себе, что можете сделать всё сами, без Мастера, то прошу вас, умоляю — будьте осторожны! Создайте ещё один щит, поставьте ограничения...

Близнецы внимательно выслушали сбивчивый, тихий лепет Геллы. Ален растеряно взглянул на старшего брата, но тот лишь беспомощно пожал плечами, продолжая прижимать к себе дрожащую Тёмную.

Закат был на удивление красным, словно кто-то выплеснул в небо стакан свежей крови. Садящееся солнце казалось тонкой монеткой, растворяющейся в пурпурном сиянии. Лучи выкрашивали снег в неприятный красноватый оттенок, словно здесь произошло страшное убийство. Глубокие чёрные тени от больших сугробов напоминали скорченные тела, и Гелла всё сильнее дрожала, когда её взгляд падал на них. Она во всём видела мрачное предзнаменование.

Ален нараспев читал заклинание, его голос звучал всё сильнее и сильнее с каждым словом. Рей стоял за спиной брата, страхуя его и поддерживая два защитных купола: один отделял весь мир от них, а другой накрывал звезду, отгораживая расходящуюся ткань бытия от юных заклинателей. Близнецы вняли мольбам своей подруги, но от планов не отказались, и теперь перед ними медленно расцветала арка перехода.

Гелла тихонько вздохнула. Она видела тёмные течения энергий, медленно сплетающиеся в огромный цветок, видела, как тонкие, хлёсткие нити присасываются к рукам Алена, вампиря его силу... Ей хотелось броситься наперерез расплетающемуся заклинанию, оборвать его, но она знала, что ей этого не простят. И она просто оттянула на себя вампирящие энергию нити. Руки тут же пронзило болью, словно тысячи бритвенно-острых ледяных лезвий вспороли её кожу. Мерзкое ощущение появилось в груди, и девушка почувствовала, что ноги её больше не держат.

Хотелось крикнуть и попросить помощи — но тело не слушалось, словно вмиг стало чужим. Как наяву Гелла видела хрустально-звонкие нити, связывающие её душу с мёртвым телом, как наяву следила за тем, как они медленно обрываются с тоскливым звоном. Что-то страшное, жестокое, чужое настойчиво лезло в её тело, отпихивая прочь слабую душу — ведь она сама по глупости своей пригласила аггела к себе.

Шелестящий голос страшно ругался на языке Древних, пытался сам прорваться наружу, вытеснить из тела тёмную тварь, но пришелица была сильнее. Её насильно вырвали из привычного, огненного, такого яркого и жаркого мира в этот — злой, ледяной, холодный, где невозможно находиться в привычной форме. И разозлённая, испуганная тварь рвалась к чужому теплу, не стесняясь в средствах.

На какой-то миг девушка обрадовалась — она наконец свободна от своего тёмного дара, от чёрной книги, она может навсегда уйти в Белые Сады и дожидаться там родных и любимых... Но вязкая, колючая суть тёмной жрицы волокла вниз, обратно, не давая детской душе освободиться.

И Гелла беззвучно кричала от страха.

Ветер выл с ней в унисон, поднимая в воздух колючий снег, блестящий и красный в последних лучах солнца.

Ален закончил читать заклинание, настороженно оглядел нетронутую звезду. Никаких признаков паранормальной активности там не наблюдалось — ни воздух не дрожал над рисунком, ни позёмка не пыталась замести чёткие линии, и даже в защитный купол ничего не долбилось!

... Рей не сразу заметил, что щиты незаметно растворились, словно их никогда и не было...

Близнецы в панике переглянулись.

— Та-а-ак...

— Кажется, наша маленькая леди не ошиблась...

— Да... Гелла, прости что сразу не поверили...

— Гелла?

— Гелла!

Что-то тёплое трётся о бесчувственные, заледеневшие запястья. Чья-то воля заставляет тело приподняться на локтях, открыть глаза, оглядеться.

Цветные пятна, переливы опала и аквамарина. Пульсирующие нити, такие тонкие, что вот-вот исчезнут — пересыхающие артерии этого мира.

Где я? Кто я?

Близнецы бросились к тёмной, прижали к себе, начали тормошить, но девушка не отзывалась. Безучастный взгляд скользил по их лицам, по темнеющему небу, по снегу, и большие синие глаза жрицы казались мёртвыми.

— О Пламя, — прошептал Ален, пытаясь привести Геллу в сознание. — Это всё из-за нас...

Чудь робко жался к безвольным ладоням Шестой, тонко и пронзительно мяукал, словно пытаясь привлечь к себе внимание.

Тени. Живые. Жертвы? Охотники? Не знаю. Хочу вернуться. Нельзя.

Сосредоточиться-и-перестать-односложно-мыслить. Мозг занятого тела слишком слаб, не приспособлен для многомерного аггела, и существовать здесь пытке подобно — медленные, угловатые, неповоротливые мысли перекатываются внутри черепа, причиняя боль.

Что меня не пускает обратно? Что знакомое. Кто-то знакомый. Не успеваю вспомнить — кто; что-то близкое по сути отчаянно требует к себе внимание. Ну, здравствуй, невольный товарищ по несчастью. Тебя тоже вырвали из родной стихии? Ты тоже огненный?

Иди сюда...

— О Небо, — вздохнул Рей, отводя от лица Геллы пушистые пряди. — Она же просила...

Ветер плакал и хохотал на два голоса: хрупкой девочки и старой злой жрицы. Тёмная суть рвалась обратно в тело, она желала выпихнуть из него незваную гостью. "Поди прочь! — свистела она языком ветра. — Эта девочка обещана мне! И будет она — моей!"

Тварь шипела на языке пламени, разбрызгивая во все стороны искры пульсирующей тёмной силы: "Открой мне врата, и я уйду! Убей заклинателя, и я уйду!"

Они не понимали друг друга.

Лишь Гелла, застывшая лунным лучом, слышала голоса обеих, и слёзы её катились снежинками на землю. Она уже не рвалась в Белоснежные Сады смерти — она хотела предупредить и спасти близнецов.

Почему, ну почему они не послушались её?

Почему взяли самое сложное заклинание?

Почему она согласилась на этот дурацкий эксперимент?!

— Так. — Его голос прозвучал как щелчок хлыста, как пощечина. — Хватит ныть.

Близнецы сжались, стараясь стать незаметнее и меньше под тяжёлым осуждающим взглядом Мастера. Но он больше им ничего не сказал.

Они были больше недостойны того, чтобы он тратил на них своё время.

Запыхающийся Арес опустился на колени рядом с бесчувственной жрицей. Тело девушки было абсолютно цело, но душа отсутствовала. В сознании царствовал аггел — молодая, насмешливая самка, явно испуганная столь внезапным и грубым перемещением. Она спряталась в теле Геллы, как прячется улитка в раковине, и оттуда жадно тянулась к миру, познавая его и познавая себя в нём.

— Ален. — Юный маг вздрогнул, торопливо подполз к Мастеру. — Заклинание читал ты?

— Д-да...

— Я так и думал. Сильный огненный аггел. Она ищет своё место и ей надо помочь. Просто подтолкнуть в нужном направлении. Рей. Надеюсь, часть сочетаний рун ты ещё не забыл? По моей команде соедините в единое призванного аггела и кадавра. Начинайте.

— Но...

— Начинайте!

Боль. Вырывает из уже устоявшегося состояния, из защищённого положения, из привычного осознания. Сила тёплая, родная куда-то тащит, но это "куда-то" — не домой. Не хочу. Нет. Слышите? Пре-кра-ти-те!

Боль.

Боль.

Бо...

Нет боли.

Хм. Нравится. Привычно. Уютно.

Где я? Кто я?

Тёмная жрица с радостным криком-воем ветра бросилась в освободившееся тело, пока оно не утратило последние капельки жизни. Наконец-то! Наконец-то её терпение будет вознаграждено! Тысячи лет заточения, десять лет — скуки и злости на глупую, слабую носительницу, неспособную защитить себя! И хотя играть с нею было довольно мило, это ещё не повод откладывать своё возвращение...

Замечательный сегодня вечер, не правда ли?...

— Так, молодцы, — лицо Ареса осунулось, в уголках губ появились жёсткие морщинки. Его сила утекала в бесчувственную девушку, нашаривая её душу и притягивая обратно к телу. Как Мастер, он мог использовать любой дар своих учеников, но некромантия, тёмная лунная сила, медленно убивала его, забирая плату за своё использование.

Девушка в его руках шевельнулась.

— Гелла? — близнецы бросились к ней, схватили за руки, попытались виновато заглянуть в едва приоткрытые глаза. — Гелла!

— Вернись... — тихонько попросил Ален.

— ...пожалуйста...

Тёмная яростно взвыла вместе с ветром, скрутила снег в маленький вихрь, зло швырнула в лица магов.

И успокоилась.

И улёгся ветер.

И душа ребёнка вернулась в тело...

... но вместе с ней вернулась и жрица, обвив светлую суть тёмными руками-лозами, как вьюн обвивает свою опору.

И теперь они были едины.

— Что со мной? Что случилось?

Гелла села на земле, обхватив себя руками. Тело болело, противно ныла каждая косточка, дрожал каждый нерв. В горле стоял ком, мешающий говорить, перед глазами всё блестело и двоилось; и было так страшно и одиноко, что Шестая не сразу и поняла, что она больше не одна.

Что она уже никогда не будет одна.

И что бояться ей больше нечего — всё уже совершилось.

Маги что-то втолковывали ей, о чём-то требовательно спрашивали, гладили по голове. Она не слышала их голосов, не видела их лиц — перед её внутренним взором стоял облик немолодой некрасивой женщины. И она смеялась.

"Ну, здравствуй, Гелла" — по внутренней стороне век пробежала огненная строчка наклонных рун, и в каждом завитке сквозило мрачно удовлетворение.

"Здравствуй... Крейя. А я так надеялась, что смогу избежать встречи с тобой..."

"Глупая детка. Это невозможно сделать, всего лишь не открывая мою Книгу. Иначе она откроет тебя!"

Шестая сомкнула глаза, признавая поражения. Она устала от самой себя, от страха — страха перед тем, что она может совершить.

Но она не сдастся! Она не позволит древней и озлобленной на весь мир sefel вернуться.

Лунная, помоги...

Огненный аггел, приютившаяся в теле котёнка, задумчиво разглядывала ребёнка на руках магов. Кажется, её хозяйка успела сильно измениться...

Глава 4. Пленница Книги.

Тонкие пальцы быстро листают страницы, безжалостно рвут и загибают краешки, оставляют поверх изысканно-ядовитых записей кровавые следы.

Быстрее, быстрее... Сколько ещё осталось?

Книга ненормально тяжела, она словно стремится скользким камнем вывернуться из рук, не желает отдавать добычу.

Крупная голодная кошка вцепилась в мышь, загнанным взглядом следя за охотником. Рискнёт ли? Попытается отобрать её законную добычу любой ценой?!

Девушка скрипит зубами, тонкие пальцы всё сильнее сжимают переплёт, чуть ли не ломая металлические узоры. В серых глазах разгорается холодный, неживой огонь, не сулящий ничего хорошего этому миру. А глубоко-глубоко под ним, под светлым пламенем и тёмным льдом скрывается клетка бессилия...

"Я же изгнала Тьму! Я же дала новый светоч! Так почему же я не могу всего лишь вернуть душу?!"

Противница смеётся, маскируя почти животный ужас под маской из переплетённых строк и схем.

"Она принадлежит — мне! И будет она — моей!"

И Пресветлой остаётся только смириться, обрекая малышку, почти сестру, на принадлежность древней ведьме.

"Она вырвется! Она не может не вырваться!"

...выхода нет...

Вернулись в Школу они перед самым началом первых лекций, только и оставалось времени, что побросать лишние книги в комнаты да разбежаться по разным этажам. Мэтрам в последнее время доставляло удовольствие без предупреждения менять девочке расписание, всё время подбрасывая её другим группам. Словно они следили и изучали: ну и?.. сколько ещё выдержишь?.. когда сломаешься и перестанешь выделяться из толпы?..

Но Гелла всё выдерживала с одинаковым равнодушием. Сначала, она скрывала им подсознательный, вдолбившийся на уровне рефлексов страх. Позже, когда окончательно убедилась, что юные маги — всего лишь жестокие, глупые дети, получившие непомерно большую для них власть, Шестая преисполнилась гордыни. Она презрительно игнорировала всех, кто пытался над ней подшутить или обидеть её, с прочими держала дистанцию, иногда перебрасываясь ничего не значащими репликами.

Значимыми, жизненно необходимыми для неё оставались только непоседливые, яркие, живые близнецы. К ним Гелла прислушивалась. Их она слушала, жадно впитывая каждое слово, каждый жест. Верила — только они её удерживают от падения в темноту.

Любила ли она их?

Наверное, да. Любила.

И боялась их потерять.

Каждый день начинался для неё одинаково — и одинаково заканчивался. Лекции. Насмешки магов, придирки менторов. Улыбки близнецов, усмешка Ареса, холодное покровительство Джет.

И чёрная книга, почему-то переставшая быть чёрной.

Джет медленно прошлась по комнате. Мрачно сведённые брови и упрямо сжатые губы ясно свидетельствовали о её плохом настроении. А когда у прекрасной леди Джет'ары ди Айре было плохо настроение, она стремилась сделать так, чтобы у остальных оно стало ещё хуже. Развалившийся в кресле Арес прятал лицо в ладонях — его раздражало мерное вышагивание сестры по маленькой гостиной.

— Ну что на этот раз? — устало вопросил он. Кажется, идея сделать сестру дуэньей юной некромантки была не самой удачной... И почему он понял это так поздно?!

В прошлый раз она заявила, что бешеный режим Школы (а вернее, полное отсутствие оного) плохо влияет на хрупкий детский организм. Все возражения Ареса, что полумёртвой Шестой повредить сложнее, чем легендарному Дорагону*, наёмница не слушала

В позапрошлый раз её не устроило, что её подопечная живёт в маленькой комнатушке, когда есть пустующие апартаменты на верхних, более тёплых этажах. То, что они предназначены членам Совета, ежели таковым захочется посетить Школу, женщина проигнорировала.

В поза-позапрошлый раз ей втемяшилось, что Шестая должна обладать гардеробом, перед которым меркнут все туалеты принцесс и княгинь вместе взятые. Конечно же, выполнять каприз сестры пришлось Высшему. Да только сама Гелла надевала от силы два-три самых скромных платьица, чем-то похожих на одежды послушниц.

В поза-поза-позапрошлый раз Джет...

Да что там говорить — леди Джет развлекалась во всю. И как всегда, за чужой счёт.

И была безмерна счастлива.

— На этот, — сварливо откликнулась женщина, — практически то же, что и всегда... и не отмахивайся от меня! Слышишь?! Меня не устраивает тот фарс, что затеял Совет! Эти маразматики... — тут Арес красноречиво кашлянул, напоминая, что с некоторых пор тоже входит в Совет, но сестра проигнорировала его с потрясающим равнодушием, — ... они хоть сами понимают, что творят?! Детская психика, конечно, гибкая, но у всего на свете есть предел! Они хоть понимают, что могут довести девочку до нервного срыва, а во что это выльется мне и думать страшно!

Конечно же, Джет не переживала ни за Геллу, ни за судьбу Школы с такой искренностью, как хотела показать. Опытная наёмница во всю пользовалась своим положением, чтобы побольше урвать себе и посильнее напакостить Семье. Ну, или хотя бы всем магам, которые по неосторожности оказались в зоне досягаемости.

— Милая моя, — сквозь зубы процедил Арес, медленно доводимый до белого каления, — не кажется ли тебе, что ты слишком много на себя берёшь?! Не мне и не тебе осуждать решения старейшин Совета! Раз они сказали, что девчонке надо создать стрессовую ситуацию — создадим. Если скажут, что необходимо подтолкнуть её к определённым решениям — подтолкнём...

— А скажут выброситься всем скопом из окна — выброситесь?!

— Джет, не передёргивай. Совет редко ошибается...

— Ну-ну. Просто никто не знает о его ошибках — ваши старейшины слишком опытны в заметании следов...

— Не говори о том, чего не понимаешь, глупая женщина! — наконец не выдержал Арес. Ему сегодня и так пришлось несладко: с утра раскалывалась голова от слишком быстрого опустошения ауры, потом близнецы слёзно просили прощения за свою самодеятельность, и маг полчаса читал им нотации (они ещё и удивлены остались, что так легко отделались — обычно Мастер промывал им мозги гораздо дольше). Перед Советом пришлось отчитываться о появлении сильного аггела в непосредственной близости от Шестой и объяснять старым моралистам, что призванный дух опасности не представляет — ни Гелле, ни остальным ученикам. Огненный котёнок, непривычно тихий, словно всё ещё растерянный, неотступно следовал за тёмной, куда бы та ни пошла, лучше кулаков близнецов отваживая от девушки различных "шутников".

И только Арес понадеялся на пару минут отдыха, как в его особняк ворвалась Джет и не терпящим возражения тоном заявила, что им просто необходимо срочно поговорить о Гелле. Высшему оставалось только смириться и поверить, наконец, в Судьбу, поочерёдно раскрашивающую человеческую жизнь белыми и чёрными полосами (...и похоже, у неё закончилась белая краска...). И попытаться не заснуть на середине полной праведного негодования речи сестры.

— Между прочим, — желчно отозвалась Джет, непримиримо скрещивая руки на груди, — как дуэнья, кстати, официально назначенная, я должна заботиться о благополучии подопечной любой ценой, и я вправе требовать ответа даже у членов Совета! — Арес только зубами скрипнул. Ну почему они согласились на это требование?! Он же предупреждал! Так не-е-ет же, обрадовались, что присматривать (читай: шпионить) за Шестой будет дитя уважаемой Семьи, верная заветам предков... понадеялись, что у женщины, воспитанной по всем законам, не хватит отваги хотя бы просто приблизиться к члену Совета.

Ага, сщаззз, как говорят его ученики! Глава Семьи так сильно боялся позора, что все невесть с чего считали, что Джет всё это время провела на Западе, помогая кому-то из родственников. Так что своеволие, наглость и совершенно хамский характер наёмницы стали для старцев сюрпризом. И не сказать, что бы приятным...

Единственное, в чём нельзя было упрекнуть Джет, так этов пренебрежении обязанностями. Да, она была грубой и резкой, да, стремилась побольше урвать себе, но... Но она заботилась о Гелле, как и положено дуэнье. Она делала всё возможное (и большую часть невозможного тоже) для блага девочки.

Только вот представления о благе у Совета и у леди Джет'ары сильно различались...

Вдох-выдох, успокоиться.

— Итак, изложи чётко: что ты требуешь на этот раз? — как можно безразличнее произнёс Арес, мечтая только добраться до постели и уснуть. Желательно — на пару десятков лет, пока не завершится эта заваруха с возвращением богов.

— Хм... — наёмница сладко улыбнулась, мысленно перебирая список претензий и на ходу придумывая новые. — Для начала, пусть девочка сама решает, на какие предметы ей ходить и с какой группой заниматься...

— Ээээ, нет, милая сестрица! Так дело не пойдёт. Некоторые вещи решает только Совет, так что будь добра, не лезь не в своё дело. Пока Гелла со всем справляется, ничего изменяться не будет!

Джет прикрыла глаза ладонью, чтобы скрыть полыхнувшую в них ярость. Из всех родственников Арес относился к ней наиболее лояльно, но даже он считал, что есть вещи, которые женщина понять просто не в состоянии. И убеждать его, да и прочих магов, в обратном придётся очень долго. Бедная Гелла... каково ей чувствовать себе зверьком в шикарных залах Школы, бездушным оружием, мнением которого не интересуются?

— А что вы будете делать, если она не справится с напряжением? — опасно прищурила глаза женщина, словно бросая вызов.

Арес молчал. Он не знал, что можно ответить сестре. Врать не хотелось, говорить правду... говорить правду — тем более. Потому что правды не было. Вся эта затея с обучением тёмной жрицы в Школе Высших была фальшивкой, фарсом, глупым розыгрышем. И в то же время — она была необходима, чтобы встряхнуть устоявшееся, плесневеющее общество магов, показать им — у них ещё есть конкуренты. Показать — жрицы не враги им.

Показать, что маги постепенно заходят в тупик в своём развитии. Как когда-то Древние.

— Ну? Что ты молчишь?

— А я не знаю, что сказать. Не знаю, что предпримет Совет, когда что-то выйдет за его планы. Не знаю — и знать не хочу.

— Сме-е-елое признание для великого мага...

— Безусловно.

Джет замолчала, наконец перестала отстукивать каблуками рваный ритм, похожий на стук сердца, мягко опустилась в соседнее кресло. Даже в простом, почти бедном платье она выглядела настолько величественно, что перед ней хотелось преклонить колени.

— Вы вообще собираетесь говорить ей о том, какие надежды на неё возлагаете?

Арес молча пожал плечами.

— Вы вообще думали, как она может это воспринять?! Я с ней общаюсь всего ничего, и то заметила, что девочка страсть как не любит Селену!

Арес безразлично пожал плечами.

— И вообще — это мерзко! Я считаю, что она сама должна выбирать...

Арес не выдержал и душевно посоветовал сестре:

— Лучше иди и выскажи это Совету! Уверен, он тебя очень внимательно выслушает! Особенно ту часть, что про "мерзко и не подобает"! Конечно, с твоей харизмой ты запросто переубедишь их, что возвращать богов не надо, ведь это может повредить душевному здоровью твоей обожаемой Геллы! А знаешь ты, что если Хранителей не призовёт обратно Гелла, то жрицы её убьют? Это ты знаешь?!

Выдохнувшись, Арес продолжил уже спокойнее:

— Благополучие маленькой леди напрямую зависит от нашей необходимости в ней. Когда Высшие найдут способ вернуть магию без её помощи, она будет отдана жрицам. Проще говоря, ликвидирована, как представляющая потенциальную опасность миру.

— Так, — взгляд Джет стал острее кусочков льда, — и что ты предлагаешь?

— Я? — неподдельно удивился Высший, оборачиваясь к сестре. — По-моему, это тебя что-то пробило на сентиментальность... — Он попытался цинично усмехнуться, но под безразличным, осуждающим взглядом наёмницы быстро сдался: — Ладно-ладно, не смотри на меня так. Я пытаюсь сделать хоть что-то, но с меня взяли клятву, что от меня Гелла ничего не узнает о своём предназначении. Никакими путями. Никаким способом.

— Но мне-то ты рассказал.

— Ты и сама не сможешь всё открыть ей...

— Ей? Хм... — Молчание, густое и вязкое, ощущаемое кожей, нервами, всеми чувствами. — Ей не скажу, ты прав. Могу даже поклясться. Так что рассказывай дальше.

Арес резко обернулся к сестре, удивлённый протяжной ленцой в её голосе. Джет улыбалась, как большая сытая кошка, слопавшая все сливки и получившая вместо тряпки по пузу миску сметаны. И от такой улыбки холод тонкими колючими лозами оплетал позвоночник.

— Ты что-то придумала, — полувопросительно произнёс Арес, даже не пытаясь спрятать звучащую в голосе надежду.

— Приду-у-умала? — насмешливо протянула Джет, закатывая глаза и жеманно прижимая указательный палец к подбородку. Крупные алмазы, украшающие ногти наёмницы, вызывающие сверкали в свете пламени. — Может быть, может быть... Но ты говори, говори, возможно, на меня снизойдёт озарение...

Высший усмехнулся и покорно склонил голову. Джет в своём репертуаре — хитрит, как лиса, и истекает ядом, как змея.

— Слушай...

Пламя в камине вздрагивало и опадало, почти ласково лизало поленья, бросало колдовские отблески на лица сидящих перед ним людей. И только портрет оставался в густой тени, на него не падал ни единый лучик света — и тьма, как послушная слуга и внимательная госпожа, густой вуалью скрывала усталое лицо Проклятого. Глаза его, сводящие с ума, пронзающие душу, были закрыты, тонкие губы — плотно сжаты. Бледные, словно восковые ладони были нервно стиснуты, по пальцам сочилась почти чёрная кровь.

Книги на портрете больше не было...

(* Дорагон — легендарный Древний, первым пришедший в этот мир и открывший сюда портал. Считается бессмертным и абсолютно неуязвимым, но куда он в таком случае исчез — история умалчивает)

— Странно, — словно в пустоту обратилась Гелла, не отводя неподвижный взгляд от окна. Зима ещё длилась, беспощадный ветер хлестал голые чёрные деревья, стучался в стёкла, выл в трубы. Снег давно растаял, застыл сухой коркой на земле и растаял снова. Белоснежная, хрустальная сказка рассыпалась прахом, как и надежды на светлое, тёплое будущее.

По страницам книги пробежала лёгкая дрожь, тихий шорох походил на короткий переливчатый смешок.

"Мир странен, девочка. Нам его не понять".

Вязь острых рун вспыхнула на страницах и — перед глазами Геллы. Но та не обратила на неё ни капельки внимания. Как заворожённая, она смотрела в окно, на давящее пустое небо, фальшивое, тяжёлое, серое. На чёрную землю, чёрные силуэты деревьев. Смотрела — и видела очертания огромного пугающего рисунка в грязи, камень-жертвенник посередине, в бурых потёках крови, и человека, опустошённой куклой лежащего на земле. Скоро придут двое, мертвеца сожгут, камень отмоют до следующего раза. До следующей жертвы.

— Я здесь уже несколько недель, — продолжает ронять звуки Гелла. Её губы едва шевелятся, лицо неподвижно. Пальцы сжимают металлическое перо крепко, нервно и нежно, почти ломая на части. Она не следит за ровными, бисерными строчками рун, что бессознательно выводит на бумаге. За этим следит Крейя. — Я здесь уже так давно, но всё ещё не чувствую голода. Неужели я избавилась от необходимости пить чужую жизнь? Я не верю. Наверное, это близость магии так хорошо на меня действует...

"Я бы не была в этом так уверена".

Насмешка в каждом изгибе ломанных рун, в каждом лишнем завитке, в каждой паузе...

Ей многое позволено, да.

Но её ведь нет, правда?!

— Просто для тебя людей убивают, — раздавшийся за спиной голос подчёркнуто-спокоен, почти презрительно-равнодушен.

Вздрогнув, Шестая обернулась, быстро вскочив. Её лицо залила восковая бледность, стержень пера выпал из враз ослабевших пальцев. Она только беспомощно смотрела на визитёров и беззвучно приоткрывала губы.

— Что? — наконец смогла выдавить она из себя.

"Не правда ли, жаль, что вместе со словами нельзя выдавить и пару слезинок? Это замечательно бы дополнило образ наивной дуры!"

— Для тебя убивают людей, — спокойно повторил Ален, проходя в комнату. Рей, привычно идущий вслед за братом, бросил в спину близнеца убийственный взгляд. Мол, нашёл время просвещать маленькую леди о теневой стороне жизни магов!

— Д-да? — с запинкой переспросила девушка, не отводя умоляющего взгляда от сумрачных лиц близнецов. — Но за что?!

— За что? Уж скорее для чего! — Фыркнул Ален.

— Ты же не умеешь сама силу собирать? Вот её тебе на золотом блюдечке с кровавой окоёмочкой и преподносят...

— Почти каждый день, между прочим...

— Не верю, — прошептала Гелла, схватившись за виски. Камень. Кровь. Труп. Двое, равнодушно сжигающие тело. Крики боли, чужая злая радость. — Нет, не хочу!

— А тебя не спрашивают, — прохладно отозвался Ален, осторожно усаживая дрожащую как лист Геллу на кровать. Из-под стола выкатился огненный котёнок, вспрыгнул девушке на колени, свернулся клубочком, согревая и утешая. — Высшие избавляются от неугодных.

— Зачем вы мне это говорите? — со слезами на глазах прошептала Гелла. Она попыталась отвести пряди от лица, но руки её дрожали и почти не слушались.

Кто из близнецов осторожно перекинул её волосы за плечи, почти ласково коснулся щеки. Она не могла различить, кто это — в глазах всё расплывалось, слёзы медленно текли по коже, обжигая её.

— В школе кто-то распускает слухи об этом, — тихо произнёс Рей, запирая дверь и для надёжности подпирая её стулом. — И кое-кто вполне способен выяснить, что это правда...

— Мастер велел присмотреть за тобой.

— Со мной ничего не случится, — обхватив себя за плечи, через силу выдавила Гелла. — Меня защищает Чудь, никто меня не тронет.

Аггел согласно мурлыкнул, запуская прозрачно-янтарные ноготки в подол платья.

Ален приподнял за подбородок лицо Шестой, всмотрелся в глаза.

— Как бы ты сама ничего себе не сделала, — мрачно обронил он, поднимаясь.

Ален сжал кулаки, отвернулся к окну. Он не мог смотреть в глаза Шестой — не мог спокойно говорить ей правду, которой она так боялась. Близнецы успели хорошо узнать Геллу, и все их сомнения развеялись, как пепел по ветру. Их больше не обманывал трогательный образ девушки. Их больше не пугали нечеловеческие глаза. Они знали, что (вернее, кто) скрывается в душе Шестой, но так же они видели, что душа её светла и чиста, полна не холодным и суровым сиянием halhea, а наивным огнём детской веры. Холодная и чуточку высокомерная, она согревала окружающих своей непосредственностью...

— Не плачь, мелкая, — натянуто улыбнулся Рей, — они этого не достойны!

— Не достойны? — глухо переспросила Гелла, бездумно разглядывая зацепки на подоле, оставленные котёнком. — Разве чужие жизни, загубленные невесть за что, недостойны ни одной слезинки?...

Она так крепко стиснула кулаки, что острые ногти пробили кожу, и по пальцам потекла кровь. Тёмная этого не заметила. Она пыталась не разреветься от ненависти к себе самой. Нет. Не к себе. К Крейе.

Тихий шелест страниц снова передал ей злой смешок старой жрицы. Наивная, слишком детская ненависть маленькой жрицы смешила тёмную, как может смешить циничного взрослого ужимки маленького котёнка, пытающего тяпнуть за палец крохотными зубками.

— Поверь, не достойны. Неужели ты думаешь, что ради тебя станут убивать Высших?

— Ты, конечно, ценна для Совета, но...

— Но не настолько, чтобы пускать под нож действительно сильных магов.

— Только преступников, достойных казни.

— Так что не переживай...

Гелла скривилась и схватилась за виски, пытаясь унять шум в ушах. Слова близнецов мешались в её сознании, теряли смысл, складывались в полнейшую белиберду. И поверх этого струились тонкие острые строки лживых, ядовитых слов, схематичные рисунки, наброски злых и смеющихся лиц. Лица. Одного лица, внезапно поняла Гелла.

Её лица.

— Замолчите, — через силу выдавила из себя девушка, сгибаясь и утыкаясь лицом в колени. Она хотела остаться одна, и ярость кипела в её крови от осознания того, что это невозможно.

Они замолчали.

Но не ушли.

Утром Гелла во всех звуках слышала мерзостные шепотки. Ей всё чудилось, что в неё тычут пальцами, что пронзают спину ненавидящими взглядами-иглами, что, скрипя зубами и извергая из глаз иллюзии пламени, ей в след насылают проклятия. И Шестая только выше поднимала голову, упрямее сжимала губы, даже не пытаясь изобразить на лице приветственную улыбку. Раз они знают, что она мертва, значит, ей можно больше не изображать из себя живую.

Верная аггел бежала позади, неслышно ступая мягкими лапками по полу, оставляя на нём оплавленные следы. Цепочки чёрных пятнышек прихотливым узором опутали все этажи Школы, иногда прерываясь, иногда складываясь в странный, очаровывающий орнамент. И от крошечного котёнка шарахались сильнее, чем от тёмной жрицы, впрочем, вполне заслужено.

Чуть поодаль стремительно шагали близнецы, нога в ногу, как в строю. Они всеми силами старались показать, что они не с Шестой, что просто совершают раннеутренний оздоровительный моцион, наслаждаясь полуиздевательской беседой, и что путь их ну совершенно случайно совпадает с дорогой, выбранной тёмной жрицей.

Конечно же, никто им не верил. Ведь с появлением в Школе Высших маленькой леди к близнецам прилипло новое прозвище — "стражи недреманные". Правда, прежнее ("в-каждой-бочке-затычка-в-каждой-почке-заточка") тоже порой вспоминали. И в последние дни — со всё возрастающей озлобленностью.

От небольшой кучки подростков, уже давно о чём-то возбуждённо перешептывающихся, наконец отделился один паренёк и робко побрёл наперерез Гелле. Некромантка остановилась, поджидая, когда юный маг наберётся достаточно смелости, чтобы приблизиться к ней. Он был явно младше её на пару лет, если не больше, но ростом не уступал и достаточно высоким близнецам. Похоже, он сам стеснялся этого: постоянно горбился, шёл, ссутулившись и вжав голову в плечи.

На всё это Гелла не обратила внимания. Зачем?

— Я слушаю, — безучастным, бесцветным голосом обронила она, глядя сквозь парня. Тот поёжился, словно от сквозняка, скользнувшего за шиворот, смерил девицу мрачным взглядом и буркнул себе под нос:

— Ментор Грайям велел тебе прийти в сто двадцать седьмую аудиторию. — Подумал и мстительно добавил: — Срочно.

— Велел? Мне? — немного рассеянно произнесла девушка, словно пробуя слова на вкус и пытаясь понять, какие чувства они в ней пробуждают. Крейя исходила ядом и яростью от того, что кто-то смеет ей что-то приказывать. То, что не она владелица тела, жрица игнорировала с абсолютным презрением. Но сама Шестая не чувствовала ничего, кроме тихого, почти незаметного раздражения: придётся тащиться в другое крыло Школы, да ещё и через старую лестницу и продуваемый всеми ветрами нижний холл! Ну что ж-ж-ж.... раз её так сильно жаждут увидеть, она придёт. В конце концов, ей без разницы, куда идти.

Ещё месяц назад подобное равнодушие, полное отсутствие чувств и эмоций напугало бы её, обидело, рассердило. Сейчас же она спокойно отметила этот факт, не желая тратить на рефлексию своё время.

"Мне это не нравится", — пробежала перед глазами огненная строчка так быстро, что Гелле даже показалось, что это было лишь видение, галлюцинация, а не очередная реплика старой sefel.

Крейя была недовольна. Павшая жрица едва сдерживала рвущуюся из неизведанных глубин ясную, хищную ярость: ведь явление Тени, тёмной ипостаси любой sefel, в Школе, прям таки переполненной молодыми, глупыми и полными ненаправленной энергией юными магами, было, по крайней мере, глупо. Развоплотить не развоплотят, но хрупкую, драгоценную оболочку потреплют изрядно. А тело чудесной миловидной девочки, которую никто в здравом рассудке не примет за воплощение Тьмы, было необходимо тёмной жрице целым и невредимым.

Но, кажется, Гелла сама нашла способ навредить себе и досадить Крейе.

Тёмная убеждала себя, что всё происходящее — всего лишь глупость девчонки, возомнившей о себе неизвестно что. Ну не могла, не могла она знать тёмные ритуалы такой сложности! Или... (если бы у Крейи было тело, она бы похолодела, а на лбу выступил пот)... или девчонка сама, интуитивно (а она могла!) считала память жрицы?!

О Лунная, чтоб тебе сдохнуть в муках!

Девчонка сильна духом, так глупа и упряма, и так мило ненавидит свою силу и свою судьбу, что вполне может отколоть что-то вроде демонстративного самоубийства.

По крайней мере, сейчас она находится на пути к этому.

Крейя раздражённо сплела из чернильных нитей несколько злых ругательств, швырнула их в глубину книги. Прошлась по страницами, замерла посреди объёмной иллюстрации, провела кончиками чутких узловатых пальцев по гладким стенкам колб и перегонных кубов. Различные эксперименты, опыты, исследования всегда помогали ей успокоиться, утишить ярость, и то, что результатом практически всегда становился или новый монстр, или ужасающее заклинание, или чудовищный вирус, её не беспокоило. Даже наоборот: ей нравилось наблюдать, как ничтожные людишки пытаются справиться с её творениями...

Оказавшись заключённой после своей смерти среди ломких страниц своей же книги, первым делом павшая жрица создала маленькую реальность своей лаборатории. И теперь Крейя с умиротворённой улыбкой смешивала различные ингредиенты, безобидные по-отдельности, но убийственные вместе. И в узких, жёстких ладонях женщины рождались чьи-то страхи, невыполнимые мечты, химеры убийственных желаний... Скоро они вырвутся из плена книги, бросятся искать себе жертв — чистые податливые души, на которых легко паразитировать. А их создательница, всесильная, могущественная ведьма, так и останется хозяйкой и пленницей чёрной книги.

Впрочем, даже это милое хобби не могло отвлечь Крейю от мрачных размышлений.

Гелла, Гелла, Гелла...

Откуда она может знать, что бессмертна и неуязвима лишь до тех пор, пока жива её душа? Как она узнала, что Крейя давно привязала душу ребёнка к телу, обрекая её на раннюю смерть и вечное посмертие? Неужели Лунная (да будь проклята эта мерзавка!) нашла способ обойти их договор и предупредить девчонку?!

И теперь та медленно вытравляет из себя все чувства, убивает эмоции, вымораживает душу, заполняя её бескрайним звёздным холодом...

И если её не остановить, она скоро умрёт окончательно.

Так же, как и все надежды на воплощение и месть.

Пожилому, почтительному Грайяму было неприятно находиться в одном помещении с представителем Совета, особенно, конкретно с этим. Старый ментор пережил многих Высших, и хотя сам не отличался высоким уровнем дара, был незаменимым наставником. Незаменимым хотя бы в том, что любили его все ученики без исключения, не было ни одного мага, кто осмелился бы перечить или возражать Грайяму...

Представитель Совета сидел за одной из парт, похожий на комок пыльных тряпок — укутанный в тёплый тёмно-серый плащ, он тщательно скрывал своё лицо, на все вопросы реагировал невнятным хмыканьем, словно не любил звучания своего голоса. Или боялся выдать себя им.

Ментор вздохнул — все его ученики так себя вели. Пока Школа была им всеобщим домом, они почти боготворили учителя, но стоило оперившемся птенцам вырваться на волю, как безграничное, подобострастное уважением сменилось равнодушием с презрительным оттенком.

"Такова судьба. Так будет со всеми".

— Ментор Грайям? — тихий, плавный голос потревожил пыльную тишину аудитории, заставил старика отвлечься от печальных мыслей, а Высшего — приободриться, перестать походить на комок пыли.

— Ученица Гелла, — почти пропел приторно-ядовитым голосом представитель Совета, со змеиной грация выскальзывая из-за парты. — Рад, безмерно рад наконец-то тебя увидеть...

Девушка восприняла издевательские слова как приглашение и бестрепетно вошла в аудиторию. Поклонилась Грайяму — не глубоко, почти формально, но одновременно и высказывая тихое уважение, и не унижаясь до льстивого подобострастия.

— Вы желали видеть меня?

— Нет, девочка, — мягко улыбнулся ментор, непроизвольно коснувшись пушистых волос девушки, — с тобой желает поговорить представитель Совета.

Закутанный в плащ маг отвесил издевательский поклон, упиваясь своей безнаказанностью.

— Представитель Совета? — изображая растерянность, переспросила Гелла. Она знала, какой реакции от неё ждут: страха, уважения, почти священного трепета. И она не собиралась оправдывать чужие ожидания. — Значит, я зря так спешила?

Высший раздражённо скрипнул зубами. Сделав ментору знак выйти, он вкрадчиво осведомился у Шестой:

— Разве приказ Высшего для тебя значит меньше, чем просьба какого-то старика?! — Голос мага разливался в воздухе, окутывая сознание душным одеялом, внушая тяжёлые, тошнотворные мысли о собственном ничтожестве. Гелла почувствовала, что задыхается, что от страха её совсем не держат ноги, что пальцы вот-вот разожмутся и тяжёлая, неприподъёмная книга камнем выскользнет из рук...

"Стоп. Я же могу совсем не дышать!"

Внезапное озарение было подобно вспышке молнии, на короткий миг сорвавшей со всех вещей иллюзорные вуали.

Сразу же успокоившись, Гелла твёрдо ответила, чеканя каждый звук:

— Вся зависит от приоритетов. Сейчас учёба для меня важнее внутренних интриг магов. Следовательно, просьбы учителей для меня важнее приказов Высших. Тем более никто не смеет мне приказывать.

— Очаровательное дитя, — фальшиво умилился Высший, наконец отбрасывая плащ. — Такие умные слова знает!

Он потянулся было потрепать девушку по пушистым волосам, но она легко отстранилась, одарив Высшего ледяным взглядом.

Маг нахмурился, его молодое красивое лицо вмиг стало неприятным и непримиримым, пепельные волосы, завитками падающие на высокий лоб, отбрасывали острые тени, делая его похожим на каменное изваяние: совершенное, но бездушное.

— Итак, — холодный, резкий голос показал, что время шуток и издевательств закончилось. — Я рад, что ты ставишь для себя учёбу первоочерёдной целью, ибо именно об этом уполномочил меня Совет поговорить с тобой!

— Говори, — Гелла пожала плечами, раздражённая пафосом и самовлюблённостью, прозвучавшими в речи мага.

— Нахалка, — почти отечески ухмыльнулся Высший Гидеас, одаривая девушку фирменной кривой ухмылкой: — Надеюсь, ты уже разобралась с нашей системой обучения? Тогда знаешь, что в конце учебного года пройдёт так называемый Большой Турнир, а после него выжившие будут направлены в различные западные герцогства — набираться опыта. Твой статус пока не определён. С одной стороны, ты числишься ученицей уважаемого Высшего, посещаешь все занятия, успеваешь по всем предметам. С другой стороны, — Гидеас сделал красноречивую паузу, позволяя Шестой самостоятельно осознать свою ничтожность. — С другой стороны, ты жрица, тёмная жрица, которых мы всегда уничтожали... И как-то не подобает выпускать нам тебя в мир — ты же опасна...

Гелла едва заметно повела плечами, вонзила в мага пугающе бесстрастный взгляд.

— И вы благородно решили меня предупредить, что в этом вашем Большом Турнире меня убьют?

— Конечно же, нет! — нервно рассмеялся Гидеас. Ему и в голову не могло прийти убить девчонку — единственный гарант возвращения магии. — Тебя вообще не допустят до Турнира — хотелось бы, чтобы процент победителей составлял хотя бы половину от общего числа учеников. Если же выпустить в битву тебя, то, боюсь, выживешь лишь ты сама...

— Вы считаете меня настолько опасной? — тонко улыбнулась Шестая. — Польщена.

— Ну-ну. На твоём месте я бы боялся. Ты знаешь, что жрицы отдали нам тебя, в надежде, что ты умрёшь сама? Они ведь так не любят убирать неугодных своими руками...

Это был подлый удар. Девушку тут же скрутило болью и обидой, ведь она до сих пор верила, что жрицы, сёстры по вере, никогда бы не смогли предать её. Она ведь так и осталось одной из них! Даже с тёмным даром, она оставалась лунной жрицей, так почему же её отвергли?!

Глаза предательски защипало, горло перехватило холодной удавкой отчаяния. Крушения детских иллюзий, надежд, убеждений отдавалось резкой болью в сердце, словно кто-то методично вгонял в тело отравленную иглу.

И в этот момент Гелла поняла, что ненавидит магов со всей страстностью и пылкостью, на которую способна. Вернее, одного конкретного мага, который парой небрежных, ленивых слов разрушил до основания её светлую, детскую уверенность, что жрицы всегда, абсолютно всегда справедливы. Что они не бросают своих сестёр. Что они сами убивают отступниц, прежде даровав им прощение и любовь.

Крейя во всю аплодировала молоденькому, самоуверенному магу, в один момент вернувшему девушке смысл жизни, силу, сохраняющую связь души с телом. Силу, идентичную той, что двигала самой Крейей.

— Вот как? — изысканным тоном уточнила Шестая, склоняя голову и не отводя взгляда от высокомерного лица. Пушистые волосы скользнули по тёмной ткани платья, создавая неприятный, но притягивающий взор контраст. — И что же из этого следует? Вы ведь не просто так завели этот разговор?

— Догадливая, — улыбка Гидеаса была полна приторного яда, и Шестая как наяву почувствовала сладковатый запах гнили и в каком-то остром озарении поняла, что сила этого Высшего грязна, гораздо грязнее некромантии. И девушка не хотела знать, чем повелевает этот человек. — По завершению обучения, тебя отправят с одним из магов на практику. Официально ты будешь числиться его помощницей, на деле же будешь самостоятельна во всём, что не касается твоей магии. Тут уж, извини, Совет тебе не доверяет.

"И правильно делает".

Девушка молчала, не отводя бесчувственного, внимательного взгляда от лица Высшего, словно пытаясь взрезать его душу и разум и прочесть все его мысли.

И Гидеаса это раздражало.

— Совет решил предоставить тебе право выбора: укажи нам, кого из магов ты хотела бы видеть своим напарником, и достойнейшим будет признан именно он, — "иначе эта мерзкая и глупая Джет нам все нервы вымотает", — мысленно добавил Высший.

— Как это ми-и-ило, — со злой усмешкой протянула Гелла, опуская веки и склоняя голову. — Позволить мне самостоятельно выбрать шпиона... Наверное, вы не будете удивлены, если я скажу, что желаю продолжить... сотрудничество с близнецами, учениками Высшего Ареса?

— Это исключено, — Гидеас и бровью не повёл, ожидая такого исхода. — Вас не должны связывать какие-либо отношения, это может быть опасно. Ты должна выбирать исходя из мастерства мага, а не из личных предпочтений. Запомни это.

— Но...

На какой-то миг Гелла испугалась до нервной дрожи, до онемения. Как это так — она не сможет больше общаться с близнецами?! Как это так — быть самостоятельной, самой выбирать, когда и как поступать, самой нести ответственность за свою тёмную силу?! За месяц ученичества у Ареса она уже успела отвыкнуть от необходимости полагаться только на себя.

— Никаких "но". Тебе дано время и дан выбор. Это и так больше, чем позволено прочим, — Высший взмахнул плащом, пародируя поклон, и снова закутался с головой в серую ткань. — Надеюсь, ты правильно всё решишь.

Гелла несколько мгновений смотрела на серую фигуру, не в силах вымолвить ни слова. Затем, пересилив себя, прошептала:

— Да будет на всё воля Совета.

— Умница, — умилился маг. — Ты вовсе не безнадёжна.

Он выскользнул из аудитории бесплотной тенью, оставив Шестую наедине со страхами и разочарованиями.

— Госпожа Сиэра? — Наори серой мышкой проскользнула в тёмные покои. В последние дни верховная не выносила свет, и послушные жрицы потушили светильники и задёрнули шторы. В маленькой келье, стены которой укутали пышные ковры со сложными орнаментами, было душно, тяжёлый вязкий воздух пах южными курениями, специями, травами. От него першило в горле и слезились глаза, но кашель старухи на время утихал.

Верховная едва шевельнула высохшей рукой, делая своей верной помощнице знак подойти. Прикрывая нос и рот мокрым ледяным платком, наставница медленно подошла к кровати жрицы, присела на пол в изголовье, сокрушенно склонила голову. Госпожа верховная умирала медленно, кровавый кашель мучил её с начала зимы и резко обострился в последние дни. Все понимали — Сиэре осталось недолго мучиться. Все понимали — заменить её некем. Если уж даже наставницу, всего лишь наставницу на смену великолепной Стейл едва нашли среди нескольких сотен взрослых и опытных жриц, то новую верховную выбрать из них будет почти невозможно.

Понимала это и Сиэра.

Её время стремительно истекало, болезнь подкосила её за считанные дни, моментально состарив на несколько десятков лет. Крепкая сильная женщина на глазах превращалась в развалину, и ничто не могло помочь: ни медицина, ни молитвы. Богиня отзывалась всё реже и реже, лунная сила едва заметными капельками просачивалась в мир, и верховная корила себя, что так и не смогла дождаться возвращения богов.

Но её дело не должно умереть.

Иначе умрёт сама вера в Лунную.

Оберегая горло, старуха знаками велела наставнице взять перо и лист бумаги, покрытый прозрачными рунами. То, что по воле Сиэры будет написано на этом свитке, сразу же возникнет перед адресатом. А уж он точно найдёт наилучший способ воспользоваться информацией.

— Приветствую, — начала диктовать жрица низким, сиплым голосом. Наставнице приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова, расслышать их в хриплом прерывистом шёпоте. — Не знаю, обрадует или огорчит вас известие о скорой моей смерти, но если вы получили это послание, значит, моя душа уже слилась с лунным светом. Прошу вас бросить все силы на наше общее дело, внимательней приглядывать за девочкой — меня гнетёт плохое предчувствие на её счёт...

Резкий кашель прервал речь старухи. Задыхаясь, она поднесла к лицу платок, пропитанный маслами, и на нём проступили новые кровавые пятна. Наори стремительно отложила письмо и поднесла верховной резную чашу с лекарством, жалея, что не в силах уменьшить муки своей госпожи.

Отдышавшись, Сиэра слабо махнула рукой, приказывая продолжить письмо. Сухие губы её едва слушались, но она выталкивала из себя слова, не обращая внимания на режущую боль в горле.

— Всё, что касается нашего дела, будет передано моей преемнице, прошу вас доверять ей, как мне. Я надеюсь не ошибиться в выборе, но будьте и вы снисходительны к новой верховной. Объясните ей наши цели и идеи. Она поймёт.

Жрица снова закашлялась, прикрывая глаза тонкими веками. На сухих губах колючей корочкой запеклась кровь. В густой темноте кельи казалось, что на кровати, закутавшись в колючие одеяла, лежит высохший труп.

Сжав слабыми непослушными пальцами стило, верховная поставила корявую подпись под письмом, аккуратно, с трудом удерживая выворачивающееся из руки перо, нарисовала заключительную руну, которая отправит содержимое письма адресату после её смерти.

Ждать осталось недолго.

Наори с почтением приняла лист из бесчувственных рук жрицы, скатала и убрала в кожаный футляр, висевший на её поясе. Это только могло показаться, что она — тихая серая мышка, неприметная, спокойная, не умеющая спорить и отстаивать собственное мнение. Наставница была наблюдательна и сильна духом, упряма и фанатична — иначе бы она не смогла выполнять свои обязанности. Но она справлялась с ними — и очень хорошо.

А ещё она умела анализировать даже самые смутные намёки, извлекать из них крупицы информации и преподносить эту информацию остальным так, как было удобнее ей.

Но ещё лучше она умела притворяться слабой и неспособной что-либо решать самой. Ведь это так удобно — руководить из тени, не неся ответственности за свои поступки. Но иногда, по вечерам, тихая наставница Наори мечтала, глядя на луну, о том, как станет она верховной, как сполна вкусит власти. Она понимала, чем за это придётся заплатить — больше не будет времени любоваться болезненно-острыми, точными гранями минералов, вплетать в их простую, чёткую структуру изящные, изысканные заклинания. Больше не будет в скоромной келье трав под потолком, наполняющих сухой холодный воздух воспоминаниями о летнем зное, весенних ливнях, осенних букетах золотых листьев.

Но ради блага сестёр можно отдать всё. Даже жизнь.

Сиэра из-под полуопущенных век наблюдала за своей будущей преемницей. У верховной не было других вариантов — сначала она прочила на своё место яростную Стейл, теперь же ей пришлось смириться и с тусклой Наори. Но девушка справится — все задатки у неё есть. Главное, чтобы не провалила всю миссию, не сорвалась на маге, не отказалась от его помощи. Ведь было бы так горько и обидно осознать, что дело всей твоей жизни, стоившее тебе крови и слёз, не довела до конца, растоптала та, на кого возлагаешь такие большие надежды. Ведь это значит — ты впервые ошиблась. Это значит — вся жизнь насмарку, зря, и ничего не принесло твоё служение...

Сиэра медленно, превозмогая предательскую дрожь, сжала ладонь Наори. Юная жрица вздрогнула, опустила серые глаза на старуху. Попыталась ободряюще улыбнуться, но у неё на глазах наворачивались слёзы. "Почему, почему так? Почему богиня всегда зовёт к себе тех, кто так нужен здесь?! Почему я не могу отдать свою жизнь за неё?!"

— Верховная, — враз охрипшим голосом произнесла Наори, опускаясь на колени и прижимаясь губами к иссохшей ладони жрицы. — Госпожа моя, не оставляйте нас...

— Всё, что тебе нужно знать, найдёшь в приёмной зале, в тайнике за картиной, — едва слышно пробормотала Сиэра. Перед её взглядом уже танцевали белые лепестки вишни — верный знак скорой смерти. Сквозь густой аромат благовоний пробивались свежие нотки вечной весны. — Вскроешь через день после моего сожжения. Внимательно прочти пророчество, истинную версию. А теперь ступай.

Наставница резко вздохнула, сдерживая слёзы, рваными, неуверенными движениями поднялась на ноги, склонилась в ритуальном поклоне, хотя Сиэра её уже не видела.

Старая жрица погрузилась в забытье, ожидая когда душа её покинет смертную оболочку и вернётся в Белые Сады.

Наори потерянной тенью брела по пустым коридорам Храма. Слабое пламя светильников бросало едва заметные отблески на стены, не освещая, не рассеивая тьму. Ещё не настало время траура, но глубокая печаль укутала Цитадель густым покрывалом.

Наори прижалась лбом к стене возле окна. Свинцовое небо заволокли тяжёлые фиолетовые тучи, готовые в любой миг разразиться ливнем. Природа готовилась провожать верховную в последний путь.

Наставница всхлипнула и вытерла слёзы. Минуты слабости, готовые растянуться в вечность, были грубо прерваны жёсткими, расчётливыми мыслями. Наставница перебирала в памяти свою последнюю встречу с Сиэрой, всё больше осознавая, что верховная пыталась что-то скрыть даже от своей верной помощницы. Но разве могут быть между жрицами секреты?

Оказывается, могут.

Перебрав в памяти все слова Сиэры, Наори пришла к выводу, что верховная вела дела с кем-то... с кем-то, кого жрицы могли воспринять в штыки.

Сиэра вела дела с Высшими?!

Наори ещё сильнее прижалась к холодному камню, словно моля его забрать дурные мысли. Как такое могло быть? Сиэра, великая, непогрешимая верховная... и Высшие?!

Конечно же, поспешила успокоить себя Наори, всё это было на благо Храма! А как иначе?!

Только предательская мыслишка подтачивала абсолютную уверенность наставницы в мудрости верховной: что хорошего могут принести отродья Древних?! Не в силах больше терзаться сомнениями, наставница быстро пошла в приёмную залу.

"Всё, что тебе нужно знать, найдёшь в тайнике за картиной", — так сказала верховная, прежде чем погрузиться в предсмертное забытье. Но вовсе не обязательно, что в тайнике будет абсолютно всё. Ведь, как ни неприятно в этом сознаваться, Сиэра не доверяла ей. Просто у неё не было выбора.

Наори сжала зубы и ускорила шаг, почти срываясь на бег. Серая, в сером платье, она походила на бесплотную тень в слабом сиянии осветительных шаров, и никто не решился заступить ей дорогу. Наверное, жриц пугало выражение мрачной решимости на её лице, может, тень боли и печали в глазах... Может, они просто считали, что раз госпожа наставница куда-то столь целеустремлённо торопится, то у неё есть на это все основания.

У дверей в приёмную залу она замерла, переводя дыхание. Ощущение, что она совершает что-то страшное, непоправимое, не исчезало.

"Вскроешь через день после моего сожжения", — прозвучал у неё в памяти хриплый, едва слышный шёпот умирающей верховной. Для того ли она растрачивала последние крупицы сил, чтобы наставница ими пренебрегала?

"Мне нужно, мне необходимо это знать, — убеждала сама себя Наори, вертя в руках снятый с полочки осветительный шар. Пламя в нём билось о тонкие стеклянные грани, мечтая вырваться наружу. — Я должна развеять все свои сомнения, чтобы с чистым сердцем проводить госпожу мою в последний путь. Я должна... как же я прощу себе свои сомнения, если ошиблась в выводах?"

Двери открылись беззвучно, плескавшееся в шаре пламя осветило скромное убранство залы, больше похожей на просторную келью. Небольшой столик, заставленный милыми безделушками, пара кресел, камин. Неумелая попытка создать уют в месте, максимально для этого неприспособленном.

Наори заперла за собой двери, неуверенно сделала пару шагов, с озираясь с потерянным видом. Картина? Разве здесь есть картина?

Она не сразу заметила её даже в ярком свечении разгоревшегося шара. Древняя, потускневшая, в серой запыленной рамке, она ничем не привлекала взгляд, казалась лишь тёмным пятном на стене. Идеальное место для тайника.

Наставница осторожно приблизилась, словно опасаясь, что в любой момент из картины может выскочить отравленная игла и убить клятвопреступницу. Никаких обещания Наори не нарушала, но всё равно чувствовала себя мелкой и грязной предательницей. Пробежав чуткими пальцами по неровной раме, она нашла небольшой рычажок, и, с трудом подавив нервную дрожь, нажала. И картина, на первый взгляд плотно прилегающая к стене, сдвинулась, обнажая небольшую нишу с лежащими там документами.

Наори взяло их, уже не испытывая ни внутреннего трепета, ни смущения, ни вины. Словно кончилось время чувств, и снова вернулась хладнокровная, расчётливая наставница. Девушка сгребла все документы в охапку, не заботясь о том, что она их может помять (всё равно через несколько дней они перейдут в её полную собственность!), небрежно бросила на столик, предварительно смахнув с него сухой букетик и яркие бусины. Мягко опустившись в кресло, жрица провела рукой над бумагами, словно размышляя, с которой начать чтение. Её внимание привлёк футляр, наподобие того, что висел у неё на поясе. Вот только... печать Луны на простые документы не ставят.

Его Наори оставила "на сладкое", решив сначала просмотреть остальные свитки. Большинство так или иначе касалось политики Храма относительно императорского двора, часть представляла собой экономические расчёты, сметы доходов и расходов, иногда встречались указы утверждения или расформирования жреческой общины в нескольких городах. Всё, что необходимо знать верховной.

Ничего такого, о чём можно было бы писать неизвестному, сообщая о смене власти.

Наори решительно отложила свитки, решив, что у неё ещё будет много, очень много времени, чтобы во всём этом разобраться. Сейчас её волнует только странные намёки Сиэры... Лишь бы её подозрения не оказались правдой!

Наставница решительно взялась за футляр, ни секунды не колеблясь сломала печать. Ей на ладони выпал потрёпанный, туго свёрнутый свиток, так же запечатанный Лунным знаком. Наори подозрительно повертела его в руках, пытаясь понять, что за дела вела Сиэра, раз ей приходилось соблюдать такую секретность?

Сломав и эту печать, Наори развернула свиток, быстро пробежалась взглядом по всему тексту, по схемам, заметкам, не вчитываясь в содержание. Её внимание привлекли размашистые строки — пророчество, о котором упоминала Сиэра, но не успела наставница прочесть его или заметить расхождение с уже известной версией, как лист стал медленно осыпаться жирным пеплом в её руках. Наставница сильнее сжимала пальцы, словно надеясь отсрочить исчезновение столь важной информации, с жадным, почти болезненным вниманием всматривалась в строки, стремясь запомнить как можно больше, но всё равно катастрофически не успевала.

Спустя несколько мгновений она сжимала в руках пустоту, безвольно смотря куда-то в пол. Заторможенно смахнув пепел с подола, Наори попыталась понять, с чем связано столь быстрое исчезновение свитка. Первая мысль была "это из-за того, что я вскрыла бумаги раньше"... Чушь, твёрдо сказала себе наставница, пытаясь по капелькам выдавить из себя чувство вины. Нет такой силы, способной отслеживать, который документ и когда читается. К тому же, все остальные свитки уцелели.

Значит, заклятие просто стёрло носитель конкретной информации, едва была сломана защитная печать. Ведь Луна не только скрывает написанное, но и охраняет его.

Так что же было в этом свитке особенного?

Наори неторопливо прошлась по зале, вслушиваясь в едва заметный звук шагов. Схемы, имена, знаки скорописи... Отрывки из пророчества. "Она будет ключом и замком к силе... Воссоединившись со своим началом — она исполнит веление". О да, наставница хорошо помнит его. Возвращение тёмных жриц ради возвращения Лунной — гротеск, оксюморон, чушь... И выходит, этой чуши посвятила свою жизнь Сиэра.

Имена... Арес, Гелла...

Первое ей незнакомо, но литеры "В" и "м" тонко намекают на Лойлирское подданство человека. Несколько месяцев назад в Храме "гостили" маги... Уж не этот ли человек был одним из них?

Гелла. Тихая и мрачная послушница, якобы скончавшаяся от болезни. Похорон как таковых не было, Сиэра объявила, что тело сожгли, чтобы исключить возможность эпидемии. Могло ли так быть, что маги увезли девочку с собой? Нет, они же были здесь и месяц спустя после смерти послушницы, а уж прятать её столько времени никто не стал бы.

И тем не менее, из схемы явно следовало, что Гелла и маги связаны. И что очаровательная малышка стала тёмной.

Значит, это и примем за исходную информацию.

Наори сжала кулаки. Храм больше не будет сотрудничать с презренными отродьями Древних: то, на что могла согласиться ослабленная старая жрица, не допустит новая верховная. Магам не принудить её к службе!

Сдерживая злость, Наори чуть дрожащими руками выпотрошила свой футляр, несколько мгновений вглядывалась в собственноручно написанные строки... И разорвала послание Сиэры. Верховная желала возвращения богов? Она исполнит последнюю волю предшественницы. Но без помощи Высших.

Тёмные жрицы должны быть уничтожены раз и навсегда. И не только потому, что так говорится в пророчестве.

Вот этим она и займётся после смерти Сиэры.

...Белые лепестки мягко пружинят под ногами, ледяными звёздочками падают в подставленные ладони, разливая холодное, гостеприимное мерцание. Безупречная белизна не кажется злой и враждебной, она обнимает за плечи, сладковатым запахом вишни переплетает волосы, очищает мысли.

Гелла медленно, с королевской грацией ступает по Белым Садам, оглядываясь вокруг с истинно детским любопытством. Её маленькую ладошку крепко сжимает старческая рука, пожилая, но всё ещё крепкая женщина ведёт за собой маленькую жрицу в глубину сада, где под сенью деревьев, роняющих звёзды-лепестки, сидят тени, слишком яркие для этого тихого и спокойного места, слишком чужеродные, но убедившие саму Смерть, что это их место.

— Кто это, матушка Сиэра? — серебристым колокольчиком звенит голос малышки. Несуществующий ветер перебирает в чутких пальцах её русые косы, в серых глазах отражается белоснежное сияние.

— Разве ты их уже не помнишь, Гелла? — с мягкой улыбкой произносит Сиэра, и её голос кажется волшебным, сильным, чарующим. Широкополое белоснежное платье жрицы переливается бликами, как снег под холодным зимним солнцем. Капюшон скрывает измождённое лицо, впалые глаза и губы с запёкшейся кровью.

— Я ничего не помню, — уверенно отзывается малышка, безмятежно улыбаясь. Ей хорошо в этом белоснежном мире, среди медленно падающих с небес лепестков вишни. Но почему же кажется, что ей не позволят здесь остаться?! Разве это не её дом?!

— Их ты вспомнишь, — уверенно обещает Сиэра, и Гелла ей верит. Ведь матушка-верховная-жрица не может обмануть послушницу, правда?

Тени поднимаются им навстречу, зыбкими, расплывчатыми силуэтами скользят сквозь белоснежное сияние, но не становятся чётче. Они всё же слишком чужды этому месту.

Сиэра выпускает ладошку Геллы, склоняется в уважительном поклоне перед первой тенью, и маленькая жрица сразу чувствует себя ненужной и потерянной. Почему матушка-верховная так смотрит на этот силуэт? Почему в нём угадываются такие знакомые и родные черты?

— Лунная дева... Я счастлива, что ты пришла встретить меня...

— Сиэра... — голос той, что названа Лунной, дрожит и переливается, как звук арфы ветра*. — Прости меня, прости! Я не могла иначе, я не могла...

Она складывает руки на груди, с печалью вглядываясь в лицо верховной, скрытое тенью от капюшона.

— Не у меня тебе прощения просить, Селена.

Тень низко склоняется, скрывая лицо в ладонях. Четыре силуэта за её спиной стоят неподвижно, словно терпеливо ожидая, когда их предводительнице будет угодно покинуть мир вечного сна. Гелла вглядывается в их лица, скрытые будто бы колышущейся занавесью, и не может понять, почему так больно в груди, напротив сердца. Кто они?

— Я понимаю, — шелестит голос Селены. Она опускается на колени рядом с Геллой, всматривается в её лицо, и девочку пробирает страх от этого неуловимого взгляда.

— Сестрёнка... Я сожалею, что ты осталась одна... Поверь, я вернусь за тобой, заберу тебя... Только дождись, хорошо? Ты же сильная, ты сможешь.

Голос убаюкивает, на душе делается сразу светло и радостно, хочется броситься на шею Селене, обнять, пообещать всё-всё, лишь бы дивная Лунная дева не печалилась больше. Но что-то злое заставляет её огрызнуться:

— Мне не нужно твоё сожаление! Им ты ничего не исправишь!

По серебристой коже Хранительницы Звёзд стекают слезинки, сначала хрустально-прозрачные, но темнеющие, наливающиеся нездоровым багрянцем. Капельками крови срываются в полёт и падают на белоснежный ковёр тёмными, переспевшими вишнями. И Гелла с болезненной ясностью видит и вспоминает их всех.

Селена, сестра и наставница, богиня, сама Луна. Предавшая, обрёкшая на служение Крейе и вечное одиночество.

Аэквэл, Повелитель Вод, мрачный, неразговорчивый брат, выбравший узы силы, а не узы крови. Богиня дороже сестры, любовь дороже родства.

Игнис, Владычица Пламени, спокойная, отрешённая, тёплая, любящая только себя, но отдающая свою душу всем.

Айла, Царица Небес, эгоистичная, холодная, презрительная. Олицетворение свободы и одиночества.

Гвар, Господин Земли, хмурый, неподвижный. Готовый помочь и утешить, даже если ему нет до тебя дела.

Она помнит их всех.

И всех ненавидит.

Хранители исчезают, лишь Селена задерживается на доли мгновения, бросая прощальный и молящий о прощении взгляд на Геллу и Сиэру. Мир вечной белизны с облегчением избавился от непрошеных гостей.

— Что ж, — Сиэра оборачивается к своей маленькой спутнице. — Пора и мне прощаться.

— Не уходи! Пожалуйста! Не оставляй меня одну!

— ...прощай...

Тело старой жрицы вспыхивает бесцветным пламенем и прогорает за считанные мгновения, оставив после себя лишь ещё один вишнёвый лепесток, в медленном танце-кружении взмывающий в небеса.

Гелла без сил опускается на землю, её сотрясают беззвучные рыдания. Белые сады сразу перестают казаться красивыми и уютными, ледяной ветер бросает ей в лицо пригоршню снега, холод сжимает тиски, не отпуская девочку из объятий смерти. Слёзы застывают на коже холодным огнём, причиняя жуткую боль.

Как быть той, что уже умерла однажды, но осталась жить?

Её не принимает ни мир живых, ни мир мёртвых.

Сжавшись в комочек среди убивающей белизны, рыдает беззащитный ребёнок.

— Гелла? Гелла, проснись! Немедленно!

Щёки обожгло болью, но не от застывающих льдом слёз, а от вульгарных оплеух, щедро раздаваемых тяжёлой рукой Джет.

Шестая с трудом разлепила глаза, пытаясь превозмочь душащие её слёзы.

— Тише, девочка, тише, — убедившись, что с подопечной всё в порядке, дуэнья обняла её, прижала к груди, поглаживая по всклоченным волосам. — Успокойся, всё хорошо...

— Нет, нет, — прошептала Гелла, размазывая по лицу слёзы. — Сегодня умерла наша верховная...

(* Арфа ветра — Эолова арфа — музыкальный инструмент. Струны (9-13), настроенные в унисон и колеблемые движением воздуха, издают обертоны одного общего тона; громкость звука зависит от силы ветра.)

— Итак... Что мы имеем? — вслух рассуждал Арес, сидя в комнате близнецов на единственном стуле. Ален и Рей скромно притулились на кровати, сжимая с двух сторон тихую и молчаливую Геллу. Утренняя истерика кончилась так же быстро и неожиданно, как и началась, оставив только горечь и апатию.

— Умерла верховная жрица! — первым откликнулся Ален, чуть приподнимаясь с кровати.

— Это мерзкая... Гелла, не толкайся! И не надо меня щекотать, не на... Ладно-ладно, очень добрая бабушка!

— Что ж, — с невозмутимым видом подвёл итог Арес, — власть в Храме переменилась, и теперь остаётся только ждать реакции преемницы Сиэры: захочет ли она продолжать сотрудничество или предпочтёт отмежеваться от всех деяний предшественницы...

— Вы думаете, что новая верховная объявит о незаконности действий Сиэры?! — с вызовом просила Гелла, смотря прямо в глаза Высшему. Тот с едва заметной улыбкой покачал головой.

— Сомневаюсь. Скорее, жрицы талантливо сделают вид, что ничего не было. А жаль: мог бы получиться замечательный альянс...

— Жрицы никогда не будут заодно с магами! И если я считаюсь вашей ученицей, то это вовсе не значит...

— А жаль, — с мягкой улыбкой прервал Шестую маг. — Всё когда-то должно заканчиваться. Даже наша полупридуманная вражда.

— Она не была придуманной, — под нос пробурчала Гелла, не желая соглашаться с Аресом. Близнецы молчали, всем своим видом показывая, что не желают участвовать в дискуссии.

— М-да? И откуда же такие сведения?

— Маги убивали жриц. И тёмных в том числе, — сквозь зубы процедила Шестая, не отводя немигающего взгляда от лица Мастера.

— Только в целях самообороны! Между прочим, sefel так же одержимы фанатичной идеей уничтожить всех магов, как и halhea. Но в отличии от последних могли убивать, чем с удовольствием и пользовались, — по напряжённому мрачному взгляду Геллы Арес понял, что та ему не верит. Не желает верить. Он устало вздохнул — делать ему больше нечего, как искоренять предрассудки среди своих упрямых учеников! — Если не веришь, спроси у той, что учит тебя магии.

— Что? — вздрогнула Гелла. — Меня же только вы учите!

— А твоя книга? — в наигранном удивлении маг вскинул брови. — Разве она не отвечает на твои вопросы?! — Не дождавшись ответа, Арес вздохнул в притворном огорчении: — Что ж, вполне может быть, что ты ещё не готова...

Гелла зло сверкнула глазами и задумалась, поглаживая металлические узоры на переплёте книги. Ей хотелось открыть её сейчас же, задать Крейе сотню-другую вопросов, но присутствие магов её останавливало. Кто знает, как на них может подействовать магия книги...

Крейя довольно улыбнулась, прислушиваясь к мыслям и голосам. Высший не глуп, весьма не глуп. Если бы она точно не знала, что не договаривалась с ним, то решила бы, что Высший помогает ей, загоняя маленькую жрицу в расставленные сети. Хотя... она не может быть уверена в этом полностью — ведь Высший вполне мог найти вторую или третью и договориться с ними... Нет, твёрдо решила первая, это не возможно. Вторая слишком агрессивна, она не пойдёт на контакт, а третья... а третья, может быть, уже не существует.

Но это ещё не повод не использовать так удачно подброшенный судьбой и магом шанс.

Шаг. Шаг. Шаг. Поворот, вежливый кивок.

— Тихих снов... надеюсь, лекции у нас снова совпадут.

— А как же иначе?

— Да пусть только попробуют не совпасть!

— Не переживай, маленькая леди, мы будем вместе...

— Даже если ради этого придётся сбежать со своей пары!

— ... Не нарывайтесь...

Шаг. Скрип двери, поворот ключа. Медленно уходящее напряжение, уносящее с собой тяжесть, дурные мысли, но не оставляющее ничего взамен. Что ж, Шестая рада и пустоте.

Гелла аккуратно переложила учебники на кровать, на их место со злой небрежностью водрузила книгу Крейи. Но открыть её она так и не решилась. Несколько минут девушка сидела в темноте, не прикасаясь к книге, и, когда она уже решила бросить эту затею, перед глазами вспыхнула зеленоватая вязь: "Ну, трусишка, откроешь ты книгу или нет? Я устала ждать".

Шестая закатила глаза, послушно открыла книгу, но страницы вырвались из её пальцев, зашелестели, быстро открываясь на середине. Тёмная руна исчезла, вместо неё на развороте красовался чёткий рисунок, похожий на гравюру. Посреди небольшой лаборатории стояла высокая худая женщина в мешковатом платье, больше похожем на робу. Худые руки были покрыты рубцами от старых шрамов, узловатые, словно много раз переломанные пальцы аккуратно оглаживали пузатую бутыль с мутным содержимым. Скуластое жёсткое лицо не выражало ни одной эмоции, но бесцветные глаза будили воспоминания о кошмарах. Царственность в каждой линии выдавала самовлюбленность и гордость жрицы.

Назвать Крейю старой не поворачивался язык. Назвать её некрасивой значило бы нарваться на проклятие.

Гелла провела пальцами по гладкой, как мрамор, бумаге, пытаясь понять, как же она могла вечно её бояться. Тёмная жрица не вызывала страх или робость — Шестая чувствовала лишь жалость к этой величественной женщине, навечно закованной в строки своего гримуара.

Боль раскалёнными иголками вонзилась в ладонь девушки, расплавленным свинцом растеклась под кожей, пытаясь выжечь мятежные, неприятные Крейе мысли.

"Прежде, чем жалеть меня, девчонка, пройди хотя бы половину испытаний, выпавших мне!"

Лицо женщины на гравюре исказилось в злой и жестокой гримасе, пузатая бутыль выпала из скрючившихся пальцев, но не разбилась, замерла в нарисованном полёте.

— Прекрати, пожалуйста,— тихо попросила Гелла, массируя ноющая ладонь. Или Крейя не желала причинять своей ученице сильную боль, или сила старой некромантки была не слишком велика.

"А ты прекрати судить то, о чём не имеешь ни малейшего понятия. Впрочем, — на нарисованном лице промелькнул призрак лёгкой улыбки, но вязь рун осталась по-прежнему острой и требовательной, — это отличительная черта всех светлых жриц..."

— Я не светлая!

"Это ты так думаешь".

— Так докажи, что я ошибаюсь!

"Пытаешься вызвать меня на откровенность? Ну-ну, — каждый изгиб рунического письма сочился ядом, капельками собирающимся под строками. Неприятный, кислотный цвет чернил заставлял морщиться как от зубной боли. — Твои методы глупы, девочка, но я вынуждена отвечать на твои вопросы, увы. Впрочем, задать правильно ты их всё равно не сможешь".

Злая, пренебрежительная усмешка Крейи вызвала только мелочную, детскую обиду, стремление доказать, что всё не так, что старуха ошиблась, что Гелла сильная и умная, что она может наравне общаться даже с древней некроманткой!

Глупая, совершенно детская и просчитываемся реакция. Умом это Шестая понимала, но ничего не могла поделать со своими чувствами, хотя верила, что со смертью обрела свободу от них. Вдох-выдох, Гелла сцепила перед лицом пальцы, потёрла шрам-клеймо на лбу, надеясь успокоиться, но это вызвало очередную вспышку злости. Длинная чёлка, постоянно лезущая в глаза, скрывала позорное клеймо, но Гелла постоянно тряслась от страха, что кто-то его всё-таки увидит. Ведь по законам она была вещью... и любой мог объявить себя её хозяином. Надеяться на благородство Ареса бесполезно — ей уже ясно дали понять, что на неё оно не распространяется. Верить в честь Совета было бы ещё глупее: девочка уже давно сообразила, что Высшим от неё нужно что-то, что ей оч-чень не нравится. И они не упустят ни одного шанса, чтобы заставить её выполнить их волю.

Ах, если бы был шанс свести этот шрам... если бы знать, почему он появился!

Гелла прищурилась, взвешивая перспективы. Крейя сказала, что вынуждена отвечать на любой вопрос? Значит, у неё есть ответы на всё? Что ж, это можно проверить. Главное, не напутать с формулировкой...

— Почему у меня появился шрам в виде руны повиновения? Как он связан с тобой и твоей книгой?

Рисунок не изменился, но вспыхнувшая надпись была полна презрительного холода, как будто Крейя разочаровалась в Гелле, в её стиле мышления.

"Ты принадлежишь мне. Моя книга принадлежит тебе. Ты в одинаковой степени и раба моя, и госпожа моя".

— Почему мы связаны? Из-за чего? Что случилось одиннадцать лет назад?

"Ты открыла мою книгу, сдуру отдав душу за право читать её. И ты стала меньше, чем жива... Ведь на тот момент ты уже однажды обманула смерть, не так ли?"

Гелла зажала рот руками, зажмурившись и склонившись над столом, надеясь таким образом унять боль, грызущую изнутри. Десять лет память была скрыта от неё за стеной белоснежного сияния, но вторая смерть смяла, разбила на части щиты Селены... Конечно же, Лунная дева желала только добра. Она всегда делает что-то во благо... Вот только вкладывает она в это слово не всем понятное значение. После уничтожения нескольких опасных аномалий начала иссякать природная сила, созидающая чудеса. Да, чудища, терроризирующие крестьян, исчезли — но вместе с ними исчезли крошечные фэйрички, живущие в цветах и дарящие людям звёздочки-удачу, погибли духи ветров и вод, люди утратили слух и перестали понимать речи природы... Боги сами убили яркий сказочный мир, желая подарить ему вечную жизнь.

Селена... Неужели она действительно верила, что даже она, самозваная богиня лунного света, может обмануть смерть, вырвав из её уютных объятий одну душу, не заплатив другой? Верила. Вырвала. И обрекла на вечную агонию.

— Расскажи о себе, — тихо, ничего не соображая попросила девушка, пытаясь выкарабкаться из круговерти видений прошлого. Ну зачем, зачем она всё это вспомнила?! Ведь это было так сладко, так хорошо — ничего незнать... — Всё расскажи. Почему стала тёмной, почему ненавидишь магов, почему ты осталась жить в книге?..

"Надеешься заглушить свою боль чужой? Ка-ак это благородно, не правда ли?"

Гелла кивнула, не в силах заставить себя не вспоминать. Лицо брата — глаза Селены — чёрная вода мёртвого озера — снегопад вишнёвых лепестков. В вихре бликов, слов, лиц, где она сама? Когда она потеряла себя, став той, кем её хотели видеть? Наверное, не будь Шестая настолько погружена в рефлексию, она огрызнулась бы на подначку Крейи, вновь бросилась в бесконечный спор с древней ведьмой, забыв о своих вопросах... Но на этот раз старой некромантке не удалось подловить наследницу.

Гравюра снова ожила: интерьер менялся на глазах, медленно исчезая в клубах тумана. Чёткой оставалась только фигура Крейи, вокруг которой то и дело мелькали странные пейзажи, искривлённые от боли лица, смутные силуэты.

"Что ж. Ты будешь сама не рада, что решила всё узнать. Неужели тебя не учили, что некоторые страницы истории слишком испачканы в крови и грязи, чтобы снова открывать их? Девочка моя, может, одумаешься?"

Тишина. Гелла давится слезами, всё ещё блуждая по тропам памяти, и лишь пляска тонких нервных строк перед глазами выводит её из забытья. Ей нужно чужое тепло, чужие голоса, чтобы не потеряться в ледяной ночи.

И она возьмёт то, что ей нужно.

"Что ж, милое дитя, позволь рассказать тебе одну... сказку. Кто-то скажет, что у неё счастливый конец, кто-то осмелится с этим не согласиться. Судить... нет, не тебе. Никто не может судить об этом. Однажды, в одну тёмную ветреную ночь, когда звёзды слезами роняли ледяной свет на мёртвую, не желающую просыпаться землю, двое глупцов нарушили все законы. И тем самым подписали себе смертный договор.

Впрочем, мне лучше начать с начала, по традиции.

Жили-были Древний и жрица, верная дочь Луны. Пока они не знали друг о друге, они были счастливы, как и их собратья. Жрицы и Древние не враждовали друг с другом, справедливо разделив поле деятельности: halhea властвовали над душами, Древние — над материей. Им незачем было воевать, пока... Пока двое не встретились. Один на один. Друг с другом. Со своими предрассудками. Со своими страхами.

Не думай, что они возненавидели друг друга на всю жизнь. Они были не так глупы, как сегодняшние жрицы и маги. Нет, те двое сумели увидеть друг в друге своё отражение, свои недостатки. И найти способ изжить их".

Тонкие, словно летящие руны бежали в кромешной темноте перед глазами Геллы, не давая ей вновь сосредоточиться на своей боли. Девушка завороженным взглядом следила за ними, с жадностью ловя каждую чёрточку, привычно угадывая в каждой завитушке неповторимую интонацию Крейи. Девушка слепо водила кончиками пальцев по странице, ощущая постоянно меняющиеся очертания туманных силуэтов за спиной пленной некромантки, возникающие по её воле картины внушали восторженный трепет и суеверный ужас одновременно.

"Но они выбрали самый глупый способ из всех — они полюбили друг друга, стали центром мироздания для партнёра, напрочь забыв обо всём остальном мире. Но мир о них не забыл. Из-за своей любви жрица забросила свои прямые обязанности, но Луна терпеливо прощала своей заблудшей дочери мелкие прегрешения. Божество позволяло служительнице наслаждаться земным, забыв про духовное, но вслед за лучшей в омут бросились и прочие, теряя веру, силу, мудрость. И Луна разгневалась, ведь её тёмное отражение нашло путь в этот мир через души павших жриц. Не удержавшие веру были убиты. Жрице, той самой, был дан выбор: или она теряет себя, или убивает своего возлюбленного. Догадываешься, что она выбрала?! И тёмная луна вошла в её душу, заполучив её всю, и тьма проложила себе тропку в сердца людей, ставя их перед невозможностью выбора, не оставляя пути назад... Знаешь, сколько невинных погибло? Знаешь, что павшая чувствовала каждую смерть, случившуюся по её вине?"

— Она сошла с ума? — словно сама себя спросила Гелла, широко распахнутыми глазами рассматривая гравюры на перелистывающихся страницах. Крейя шагала по ним легко и беззаботно, не прерывая рассказа, взмахами рукавов-крыльев привлекая внимание наследницы к различным сценам, возникшим за долю мгновения до этого. Но стоило тёмной отвернуться, как захватывающие дух пейзажи, смутные, согбенные фигуры людей, панорамы битв снова расползались на мелкие строчки и запутанные схемы.

"Нет, хотя жрицы и по сей день утверждают обратное. Она просто стала использовать свою боль себе во благо. Она ощущала все муки погибающих от стали или яда, от старости или лихорадки. И она стала черпать из боли свою силу. Её ненавидели все — и она впитала ненависть, сделав её своей верной слугой. Павшая жрица не желала смерти всему живому — но ей не оставили выбора. Древние, надеясь, что с её смертью завершатся все ужасы, изловили её, убедили в предательстве любимого... но не учли, что у него тоже есть собственное мнение. Он рискнул пойти против воли Совета, и тем самым навлёк на себя проклятие. Он освободил первую из sefel, и измученная жрица прокляла его, обвиняя во всех своих бедах. И, понимая, что чувства делают её уязвимой, она вложила в него всю свою любовь — с кровью вырванный клок души. И она начала мстить...

Дальше, впрочем, ты знаешь: жрицы всё-таки решили убить заблудшую сестру сами, направив против неё силу светлого лунного спектра, губительную для тех, кто подчинялся тёмному..."

— Как ты попала в книгу?!

Губы Крейи тронула лёгкая усмешка, ни злая, ни усталая, ни жестокая.

Никакая.

"Я предвидела смертельный исход свой и заточила свою память и знания в свою же Книгу, став её пленницей, — руны утратили витиеватость и плавность, вновь стали скупыми, чёткими, острыми. Страшная сказка закончилась, началась не менее страшная быль. — Любовь моя осталась в Проклятом, а ненависть, самое сильное чувство из сжигавших меня при жизни, — в кинжале, которым меня убили. Ты должна помнить его: вечно висит на поясе верховной, небольшой дамский ножичек с молочно-белым опалом в изголовье".

— Не было его.

Крейя жестко усмехнулась, ленивым движением руки стирая образы за своей спиной.

"Значит, предвидели моё возвращение и спрятали подальше, как и книгу. Глупые бабы..."

— Не говори так о них!

"Имею право".

Гелла замолчала, обдумывая историю Крейи. Своя боль уже давно стёрлась, потускнела, задвинутая в глубину подсознания новыми впечатлениями. Девушка анализировала рассказ некромантки, понимая, что жрица рассказала далеко не всё и, возможно, сделала акцент на выгодные только ей моменты. Конечно, историю пишут не победители, а выжившие или очевидцы, но разве они могут достоверно отобразить события? Ведь любая точка зрения субъективна по умолчанию.

— Ты хочешь предупредить меня, чтобы я не повторила твоих ошибок? — тихо спросила Гелла, пристально разглядывая нарисованное лицо с неживыми, совершенно пустыми глазами, по которым невозможно было прочитать ответ.

"Предупредить тебя? Конечно же, нет! Разве я твоя дуэнья, чтобы оберегать тебя от всех терний на жизненном пути? Набивай шишки и учись сама, иначе тебе никто и ничто не поможет".

Шестая обиженно прикусила губу — она надеялась, что старшая жрица поможет ей, будет её защищать, учить... А она... А она!

Подавив беспомощную злость, Гелла спросила как можно спокойнее, хотя и знала, что Крейя видит все её эмоции как угольную запись на белоснежном листе:

— Ты будешь учить меня магии? Некромантии?

Тишина и темнота. Рисунок застыл, стал плоским, неживым, обыкновенным, словно тёмная жрица навсегда покинула свою книгу. Ни единого знака.

Гелла уже и не ожидала получит ответ, когда перед её глазами вспыхнула ослепительно белая запись:

"Как бы я ни хотела отказаться, врать тебе я не могу. Поэтому — да".

На злой шёпот за спиной, на тяжёлые, изучающие взгляды Гелла уже давно научилась не реагировать. Но это не значит, что она их не чувствовала или что они её не задевали.

Задевали, да ещё как!

Под перекрестьем озлобленных, ледяных взглядов, Шестая шла, как под ливнем стрел, едва сдерживая дрожь и страх. Она уже поняла, что её считают сильной. Возможно, жестокой и циничной (не слишком ли много для одного ребёнка?!). И пока маги рисуют себе в воображении её страшный образ, она-настоящая в безопасности. И Гелла пытается соответствовать этому злому, бездушному образу, вызывающему у неё самой отвращение.

Но она не может не отдавать себе отчёт, что где-то глубоко внутри, под слоем ледяных вишнёвых лепестков, под тёплым покрывалом тьмы плачет во сне маленькая мёртвая девочка. И её всхлипы иногда вырываются наружу, погружая Геллу в апатию и тоску.

"Я не буду вопрошать богов, за что они меня так не любят, — решила Гелла, в очередной раз поймав себя на рефлексии. — Я не буду лелеять свою боль, возводя её в ранг культа. Чувства должны быть подчинены разуму, иначе я стану второй Крейей. Хочу ли я этого?"

Риторический вопрос.

"Вовсе нет. Это вопрос, достойный вдумчивого спора..."

Гелла проигнорировала синеватую надпись, вспыхнувшую на внутренней стороне век. У неё намечались проблемы покрупнее.

Несколько магов расступились перед ней, чтобы пропустить её к парте. Девушка равнодушно бросила тяжёлые учебники на стол, аккуратно положила сверху книгу Крейи и только потом соизволила обратить внимание, что возле неё как-то уж слишком людно. На один короткий миг паника захлестнула девушку с головой, но она быстро взяла себя в руки. Всё равно близнецов здесь нет, аггел сегодня решила прогуляться по Школе в одиночестве. Так что паниковать бесполезно, толку от этого не будет: выкручиваться придётся самой.

Гелла закатила глаза, словно прося у Лунной (нет! Только не у неё!) спокойствия. Всё слишком походило на её первое появление на лекции, чтобы закончиться так же безобидно.

— Итак, — Шестая опустилась на неудобный стул, словно это был трон Единой Империи*, зашелестела конспектами, не глядя на замкнутые, злые лица юных магов. — Я вас внимательно слушаю. Что ещё вас не устраивает в моём существовании?

— Может быть, то, — сквозь зубы процедил один из юношей, совершенно Гелле незнакомый, — что ради тебя убивают наших родственников?!

Шестая недовольно повела плечом, словно пытаясь отделаться от навязчивой мухи. Её немного нервировало, что все маги знают её, знают всё о ней, когда она некоторых даже видит впервые. Ведь не зная противника, она не имеет представления, как себя с ним нужно вести. А не знать что-то в последнее время стало просто опасно.

— Хм, и откуда же у вас такие сведения? Вернее, на каких основаниях вы сделали вывод, что Высших убивают для меня?

Гелла едва подавила желание ойкнуть и зажать рот рукой. Слишком поздно она сообразила, что проболталась, показала, что прекрасно осведомлена о происходящем, упустила возможность изобразить из себя святую невинность.

"Ты так забавно стараешься подражать опытным интриганам, что за тобой смешно наблюдать".

Гелла низко опустила голову, чтобы пушистые волосы полностью скрыли её лицо, и сквозь зубы почти беззвучно прошептала:

— Лучше помоги мне.

Один из парней вцепился пальцами ей в подбородок, поднял её лицо, заставляя смотреть в глаза.

— Ты ничего не хочешь нам объяснить, лунное отродье?!

Гелла слабо, почти незаметно улыбнулась, надеясь, что вот-вот в глазах предательски защипет, и крошечные алмазные слёзки придадут ей дополнительное очарование. Но слёз нет. Никаких: ни слёз бессилия, ни слёз злобы.

"Тебе не кажется, что пришло время решать проблемы, не давя на чужие чувства?"

— Нет.

Короткое, злое слово, подобное щелчку кнута, было ответом и магам, и Крейе. Ярость ржавой пружиной сжималась внутри девушки, понимание, что никто не придёт на помощь, заставляло с холодной точностью просчитывать все слова и действия.

Ведь второго шанса не будет.

Гелла повела головой, вырываясь из захвата жёстких, грубых пальцев, плавно поднялась, низко опуская голову, скрывая выражение лица, пару секунд молчала, отдавая себе отчёт, что испытывает терпение магов. Затем — резко вскинула голову, устремила прямой, неподвижный, гордый и ледяной взгляд в лицо того, кто заговорил с ней первым.

"Ты переборщила с театральными эффектами, милая. Ты слишком неопытна".

На острые, колючие руны, как ядом, сочащиеся ехидцей и скептицизмом, девушка не обратила внимания.

— Я не собираюсь оправдываться перед вами. Я не чувствую себя виноватой. Задавайте свои вопросы — я постараюсь ответить.

Короткие, рубленные фразы прозвучали как вызов, несколько парней дёрнулись, как от пощёчины, устремляя на девушку ненавидящий взгляд. А они ведь поначалу не хотели мне зла, запоздало подумала Гелла, удерживаясь от искушения чуть-чуть прикусить губу и обвести всех беззащитным взглядом. Я оскорбила их тем, что поставила себя наравне с ними. Действительно, моя ошибка. Не стоит оказывать им такую честь.

— Ты слишком много о себе возомнила, жрица, — равнодушно бросил кто-то ей в спину. — Если ради тебя убивают преступников, это ещё не значит, что ты имеешь право командовать нами...

— У меня будет это право, — беззвучно шевельнулись губы девушки. О да, теперь она понимала, почему прочие жрицы так пренебрежительно отзываются о магах! И ей не стоило судить всех лишь по Алену и Рею.

Что ж, больше она так ошибаться не будет.

— Я не понимаю, почему мы должны с ней носиться, как Мастер Ноар с фальшивым кристаллом, — по толпе магов прошла волна тихих и не очень смешков — про то, как почтенный ментор всем восторженно доказывал возможность синтезировать магическую энергию из кристаллических решёток, не слышал разве что глухой. — Почему бы нам просто не...

— Убить её?! — хищно предложил маг, заговоривший с ней первым. На лице Геллы мелькнула безмятежная улыбка, как неумелая маска, скрывающая ярость и презрение. Девушка прищурилась, глядя в тёмные, безумные глаза мага, даже не пытаясь скрыть тёмную силу, клокотавшую на дне её души. На какой-то миг она ощущает себя — им, перенимает все его чувства, мысли, стремления. Она слышит стук его сердца, пульсацию крови, знает, что у парня ещё не до конца зажили трещины на двух рёбрах, полученных в небольшой драке, что по вечерам он страдает от мигрени, чуть ли не волком воет и лезет на стену от боли. Шестой кажется, что если она сейчас (хоть на мгновение!) закроет глаза, то подняв ресницы, смотреть будет на своё тело чёрными, безумными глазами.

Грудную клетку сдавило болью, и Гелла не могла понять, кому она принадлежит: ей ли, магу? Горло горело, словно по нему стекала кровь, кончики пальцев покалывало от нахлынувшей силы.

"Девочка, не переусердствуй. Лопнешь же".

Циничный комментарий Крейи как всегда вернул девушку в реальность, Шестая слабо мотнула головой, безвольно опускаясь на стул. В её груди клокотала сила, новая, яркая, такая живая, такая пьянящая, но она была чужой, и от осознание этого подгибались ноги. Гелла уронила голову на руки, инстинктивно сжавшись, пытаясь снова стать маленькой, незаметной...

"Ну, никто не обещал, что это будет приятно..."

Было в нервных строках что-то виноватое и смущённое, но Шестая не обратила на это внимание. Со стороны всё выглядело так, словно поражённая и испуганная девушка начала плакать, словно надеясь разжалобить магов. И это так не вязалось с предыдущим образом сильной-но-маленькой-леди, что маги растерялись и расступились, непонимающе переглядываясь. Как бы ещё ментор не начал ругаться, что девчонку до слёз довели, и ведь не объяснишь ему, что у Рауля просто лишнее слово вырвалось, что не желали они её пугать или, упаси Древние, ей угрожать... Нет ещё идиотов с близнецами и с аггелом связываться!

Один из магов, неодобрительно наблюдавший за этой сценой со стороны, присел на стул рядом с Геллой, осторожно коснулся её плеча.

— Не плачь, пожалуйста, — тихо попросил он, пытаясь успокоить девушку, не вызвав у неё вспышки гнева. Артемис надеялся, что у него получится, ведь опыта было хоть отбавляй: когда ты прислуживаешь вздорным истеричкам, готовым расплакаться или начать швыряться тяжёлыми предметами от любого слова, хочешь-не хочешь, а научишься подстраиваться под их настроение.

Гелла вздрогнула, чуть повернула голову, чтобы волосы скрывали лицо, но она имела возможность из-под прикрытых ресниц наблюдать за утешителем. Тонкий, похожий на тростник, юноша с гладко зачёсанными пепельными волосами и светло-серыми, ртутными глазами не казался красивым. Но девушка чувствовала, что он был добрым и настоящим, тёплым и искренним, как... как близнецы. Только его тихое спокойствие привлекало девушку сильнее, чем разудалая радость Алена и Рея.

— Я не плачу, — тихо и немного напевно произнесла Шестая, пытаясь разобраться в своих чувствах. Сила уже давно улеглась, тёплым комочком грея давно заледеневшую душу, даря девушке приятное ощущение сытости и умиротворённости.

"Да, милая, ты научилась черпать энергию сама. Неприятно, правда?"

— Не обижайся на Рауля, ладно? — как-то виновато попросил маг, скромно улыбаясь. — Он не злой, просто... Его брата недавно убили из-за его разногласий с Советом, и Рауль решил, что это твоя вина... Но ты не злись, хорошо? Мои одногруппники просто не понимают, что ты не несёшь ответственности за решения Совета...

— Хорошо, — размеренно, безэмоционально произнесла Гелла, поднимая голову и смело вглядываясь в глаза утешителя. Хлопнула дверь, недовольный голос ментора поинтересовался, по какому поводу столпотворение, когда лекция уже началась.

Артемис охнул и подхватился со стула, бросился к своей парте в противоположному углу аудитории.

Гелла тихо обронила ему вслед, не сомневаясь, что услышат её все:

— Передайте Совету, что убивать больше нет надобности.

Ментор, пожилой старичок, умело притворяющийся рассеянным гением, цепким, холодным взглядом скользнул по каменному, ничего не выражающему лицу Геллы. И девушка не сомневалась, что невзначай оброненная ею фраза уже к вечеру достигнет ушей Совета, и Высшим придётся немного поволноваться: пробуждается ли в девушке память тёмных жриц, или это Крейя явилась из небытия и взялась наставлять наследницу на путь истинный — путь смерти? Это не важно, одёрнула себя Гелла, ведь главное, чтобы никто не догадался о книге.

"Даже если и догадаются, сделать ничего не смогут. Но мне льстит твоя тревога обо мне".

Гелла скрипнула зубами, жалея, что не может ответить: что может быть глупее и опаснее, чем разговаривать сама с собой среди магов, только и ожидающих случая обвинить тебя во всех грехах? Да и ментору тоже такое поведение на его лекции по нраву не придётся.

Листая конспект, Гелла пыталась найти способ или ответить Крейе, или заткнуть её, чтобы не отвлекала своими насмешками. Рядом с великой некроманткой девушка чувствовала себя слабой и наивной, глупым ребёнком, возомнившим себя ровней великим взрослым. И это её угнетало.

"Не мысли линейно, угнетённая моя, — снова заплясали перед глазами ядовито-зелёные строчки, — воспользуйся воображением!"

"Воспользоваться воображением? — немного зло и обиженно подумала Гелла, нервно теребя обложку тетрадки, - Как бы ты в ужас не пришла от моих мыслей".

И снова смех, даже не злой, а снисходительный, словно взрослый опытный человек потешается над младенцем. И это оскорбило Шестую сильнее всего.

Осторожно пододвинув к себе тёмную книгу, девушка зашелестела страницами, пытаясь отыскать хоть немного свободного места — писать поверх строк подозрительно бурого цвета ей было противно. Воля книги вырвала страницы из пальцев Шестой, перелистнула их, раскрыв перед маленькой жрицей последний разворот. По краям страниц серебрились странные, почти незаметные рисунки-орнаменты, больше подходящие для сборника легенд или героических баллад, но девушка не стала рассматривать их. Прислушавшись к усталому голосу ментора и испуганному блеянию ученика, вызванного отвечать, Шестая осторожно, стараясь не скрипеть пером, вывела на белизне листа:

"Крейя?"

"Спасибо, малышка, но я прекрасно помню, как меня зовут!"

На мгновение Гелла прикрыла глаза, сдерживая раздражение и радость, затем медленно вывела:

"Я рада, что ты ещё не впала в старческий маразм, хотя возраст у тебя самый подходящий. Ты можешь мне объяснить, что со мной было?"

"Не хами мне, девочка, не доросла ещё... И не вырастешь уже. — Предыдущие строки расплылись, сложились в лицо Крейи. Холодные, безэмоциональные глаза резко контрастировали с натянутой злой улыбкой, слишком фальшивой, чтобы испугать Шестую. — Я разочарована, знаешь? Я-то думала, что всё ты поняла сама, а ты просишь объяснений..."

Нет, Крейя не врала, когда говорила, что обязана отвечать на все вопросы наследницы и отвечать только правду. Просто она умела так виртуозно увиливать, сыпать истину пополам с намёками, задавать встречные, совершенно не относящиеся к теме вопросы, что Гелла терялась и забывала, что же хотела узнать. Впрочем, ей тоже было не занимать терпения и упрямства, без них бы маленькая тёмная просто не выжила бы.

"Я задала вопрос! Почему ты не отвечаешь?!"

Пальцы Геллы дрожали, она едва удерживала стило, едва удерживала неподвижную маску на лице, краем уха вслушиваясь в унылое бормотанье отвечающего. Девушка знала, что привлекает к себе внимание ментора, но утешала себя тем, что он бы всё равно следил за ней, так что она ничего не теряет, вот только неуютно под тяжёлым, изучающим взглядом...

Тьма медленно вползала в мысли, рождая странные идеи. Привычная цепочка ассоциаций нарушилась, выстраиваясь по новому, совершенно непонятному принципу: люди-шум-раздражение-убить. А чтобы смерти их не пропали зря, надо...

Моргнув, Гелла сбросила с себя внезапное оцепенение, подозрительно оглядывая аудиторию из-под длинной чёлки. Кто-то из магов решил подшутить, усыпив её на лекции? Или это — очередной подарок Крейи?! Как же ей это всё надоело...

"Не спи, малышка, иначе ты так и не узнаешь, что с тобой происходит, — от издевки ломило зубы, но Шестая продолжала читать ровные бисерные строчки, хотя давно уже хотелось захлопнуть книгу и швырнуть её в стену! А ещё лучше — в окно! Чтобы этот проклятый фолиант вывалился в грязь, иссечённый осколками... Нарисованная Крейя чуть прикрыла глаза, не стирая с лица улыбку, словно могла видеть лицо наследницы и читать её эмоции, как свой же фолиант. — Не советую, глупышка. Ни мне, ни книге ничего не будет. А вот как будешь чувствовать себя ты?.."

Гелла скрипнула зубами, понимая, что её душа преисполняется... не ненавистью, нет. Глупо ненавидеть старую некромантку. Древняя sefel вызывала лишь безбрежное, яростно раздражение и желание унизить её в ответ.

"Кажется, я задала вопрос. Отвечай: что со мной происходит, почему я чуть не заснула, что за сила клокотала во мне?!" — предельно чётка вывела Гелла, сдерживая скрип пера, но не замечая, что скрипит зубами.

"Упрямая, — по лицу Крейи мелькнула ностальгическая улыбка. — Как я когда-то... Ты просто научилась самостоятельно черпать силу..."

"Да я как-то уже поняла!"

"Но управлять этой силой ты не умеешь. Не умеешь ты её и преобразовывать. Конечно, сила сама улеглась в тебе, стала частью твоей. Повезло тебе, что взяла ты немного... Если черпать, не зная меры, не умея перенаправлять чужую энергию, то она может убить тебя... То, что ты испытывала, было всего лишь предупреждением".

"Почему именно этот, черноглазый? Я чувствовала, были и другие, кто ненавидел меня сильнее... Почему именно он?"

"Только не говори, что тебе его жалко! Иначе я решу точно, что негодная ты ученица!"

"Нет... Но почему?"

"Любопытная... Совсем как я когда-то... — Гелла провела кончиками пальцев по лицу Крейи, понимая, что это не ностальгия овладела старой жрицей, вовсе нет. Жестокая, безумная жрица вспоминала свои ошибки и мелочно, злобно торжествовала, что Шестая их повторит. — На нём стоит метка смерти, девочка. Неужели ты не заметила её? Этот юноша со взором горящим скоро погибнет. Насильственной, страшной смертью, Судьбе и ему уже безразлично, кто выпьет его тепло. Так что, девочка моя, не упусти свой шанс наесться впрок!"

Гелла осторожно покосилась на Рауля из-под длинной чёлки. Парень сидел на стуле неестественно прямо, неподвижное лицо не выражало никаких эмоций, но глаза, словно тлеющие угли, выдавали всю бурю его чувств. Тепло его жизни действительно было притягательным, но как Гелла ни всматривалась, она так и не смогла обнаружить на нём клейма страшной предопределённости.

Взгляд Шестой остановился на Артемисе, смешном пареньке, думающем, что ей нужна защита и утешение. По сравнению с остальными магами он был слишком серым, слишком бесцветным и невзрачным, как набросок грифелем рядом с масляной живописью. Но он светился. Светился мягким, тёплым светом, как осеннее полуденное солнце: не ослепляя, не обжигая, но даря тепло, отогревая в чутких, мягких ладонях.

Зачарованная этим светом, Гелла не отрываясь смотрела на своего утешителя, не чувствуя, как затекла шея, не ощущая, как сводит судорогой пальцы, сжимающие стило. "Интересно, каково это тепло на вкус?" — промелькнула шальная, горькая мыслишка, тут же сметённая тихим восхищением.

Артемис почувствовал её внимание, оторвался от учебника, беспомощным взглядом обвёл аудиторию, словно внезапно разбуженный человек, не понимающий, что от него требуют. И, прежде чем смущённая Гелла успела отвести глаза, притворившись, что уткнулась в книгу, он поймал её взгляд и улыбнулся. Не самодовольно или покровительственно, не успокаивающее или ободряющее. Просто улыбнулся, как давнему, дорогому другу, щедро делясь своим теплом и не требуя ничего взамен. Шестая судорожно вздохнула и стремительно вперилась взглядом в девственно чистые страницы, с которых успели исчезнуть все надписи и рисунки.

"Это конец", — мелькнула паническая мысль, но Гелла и мысли не допустила, что она может принадлежать ей. Ведь сейчас так тепло и светло на душе.

(* Единая Империя — легендарное государство, существовавшее на западе до прихода в мир Древних).

Шаг. Шаг. Шаг. Танец огня на каменных холодных плитах. Аггел, молодая вздорная девочка в облике огненного котёнка, гордо шествовала по Школе, окидывая проходящих мимо магов царственным взглядом переливающихся глаз. Она одновременно и жалела, и презирала их — способных жить в этом медленно погибающем мире.

Конечно же, сама аггел не желала здесь задерживаться, но раз уж повезло (или не повезло? Хм. Интересный вопрос...) встретить здесь свою хозяйку, то не грех и задержаться. Интересно, что ей нужно на этот раз? Раньше тёмная дама просто присылала свой образ в мир вечного пламени, вела долгие, задушевные разговоры с юной, новорождённой сущностью, очаровывая её логичным и чётким мышлением человека. Аггел жадно ловила слова, признавая над собой власть странной тёмной дамы, с капризным нетерпением дожидалась её новых визитов... и вот сама посетила её.

Та-а-ак, а тут у нас что? Почему это всё маги проскальзывают в эту подозрительную дверь с таким важным и загадочным видом? И почему захлопывают её сразу перед любопытном носиком очаровательного огненного котёнка?! Непорядок.

Надо разобраться!

С истинно кошачьим любопытством и детской непосредственностью аггел прошла сквозь дверь, оставив в ней небольшую дымящуюся дырочку, и вспрыгнула на первую попавшуюся полочку, довольно успешно претворившись опаловой статуэткой худой и раскосой кошки. И пусть эти наглые Высшие только попробуют её заметить! Им же хуже будет! Именно так, вот!

И упивающаяся своей мудростью кошечка битых два часа выслушивала заунывный говор Высших, всего лишь согласовывающих сроки очередного Турнира. Ничего интересного. Ну совершенно ничего! Да и вообще, как они посмели разочаровать её, великую огненную аггел?!

Так, а это что за многозначительное молчание? Ах, упомянули о распоряжении совета? Ах, устранить учеников? Какие знакомые, однако, имена... Над этим стоит поразмыслить. А ещё лучше рассказать хозяйке — пусть она думает и чешет, чешет за ухом!

Право слово, даже обидно, что аггел может так легко стать зависимым от прихотей тела!

Больше не заботясь о сохранении маскировки, огненная кошечка легко спрыгнула на пол. И расфыркалась от возмущения, что её никто не заметил: господам Высшим было ну очень не до неё.

С совершенно неопределимым выражением лица высокомерная леди Джет конвоировала близнецов, цепко и аккуратно придерживая их за уши. Юные маги стоически молчали, выворачивая шеи терпя довольно-таки неприятные ощущения: их предыдущая попытка пререкаться окончилась таким плачевным образом, и парни не желали знать, что выдумает изобретательная дуэнья на следующий раз.

И топать бы юным, невоспитанным магам так до самого Зала Приветствий, позорясь перед друзьями, если бы им по пути не попалась весьма колоритная пара...

Гелла, ненормально весёлая, ненормально улыбчивая, неторопливо шагала рядом с этим подлюкой Артемисом, с этим выкидышем собаки плешивой, чтоб ему своими же ядами захлебнуться! Улыбается, сссс... скотина, Шестую за плечи приобнимает... всего лишь помогает тащить сумку с учебниками, но какая разница!

Не слыша, как они тихо рычат от едва сдерживаемой злости, близнецы вперились взглядом в приближающихся подростков. Немного удивлённая таким поведением магов Джет даже выпустила их, скрестила руки на груди, разглядывая свою подопечную и пытаясь понять, что же вызывало у мирных учеников Ареса такую вспышку злости?

— Гелла! — завопил Ален, бросаясь к ней навстречу. — Что ты здесь делаешь с этим... с этим...

— С этой тварью ядовитой! — подсказал Рей кипящему от злости брату. Оба мага не спускали с Артемиса горящий, ненавидящий взгляд, не обращая внимания не недоумевающую Шестую. Тёмная беспомощно улыбалась, переводя взгляд с близнецов на своего утешителя, и страстно желала успокоить друзей, объяснить, что им не надо ссориться, ведь Артемис хороший. Они все такие хорошие...

— Пожалуйста, не надо кричать, — проворковала девушка, осторожно касаясь муки Алена. Маг вздрогнул, едва подавил желание отшатнуться — всегда прохладные пальцы Геллы сейчас обжигали, словно раскалённые угли. И выглядела она слишком румяной... Вполне нормально для живой, влюблённой девушки, но невообразимо, неправильно — для мёртвой, холодной и высокомерной жрицы.

Нервно отбросив с глаз мешающую прядь, Ален резко притянул к себе Шестую, всматриваясь в её чистое детское лицо. Что-то не так, с ней что-то не так... но что?

— Я, пожалуй, пойду, раз мне так демонстративно не рады, — Артемис вежливо и прохладно улыбнулся, словно показывая, что отвечать на нападки близнецов — ниже его достоинства.

— Уходишь? — на безмятежное лицо жрицы набежала лёгкая тень, девушка попыталась вывернуться из рук Алена, но маг держал её крепко. Он слишком поздно заметил, что тёмные глаза девушки не привычного синего цвета, а чёрного — из-за расширенных зрачков, словно она... словно её...

— Ты что с ней сделал, ублюдок? — прошипел Ален, осторожно отстраняя Геллу и надвигаясь на удивлённого таким поворотом Артемиса. — Ты какой дрянью её опоил?!

Наверное, они бы подрались, ведь их не собирались удерживать ни Джет, ни Рей. Впрочем, этот и сам с удовольствием поучаствовал бы в заварушке, хотя и считал, что двое на одного — это бесчестно. Но ради Артемиса можно даже личный кодекс чести переписать (на время, разумеется)! Ради такого подлеца не жалко!

Шестая задумчиво разглядывала своих друзей, не понимая, почему близнецы так злятся. Неужели они думают, что Артемис может причинить ей вред?! Что за глупость! Он же такой тёплый, такой вкусный...

Вкусный? Шестая прикрыла глаза, коснулась пылающих щёк. Кажется, она выпила слишком много его тепла, слишком много его жизни... Ох, неужели она сама убивала его: медленно, по каплям, смакуя его жизнь, как дорогую пищу?

О Лунная...

— Ален, Рей, прекратите, — тихо и чётко обронила девушка, вернув на лицо каменную маску. Она снова была нежитью — мёртвой, спокойной, чуть ироничной, совершенно безэмоциональной. Она снова могла рационально мыслить, рассчитывать, не отвлекаясь на суматошные бабочки-чувства. И, оценивая свои последние метаморфозы, девушка чувствовала щемящую тоску, словно по чему-то родному, но безвозвратно утраченному.

Неужели Артемис так напомнил ей брата, что она готова защищать его? Или... всё проще, и она лишь тянется к нему как к источнику энергии? Ведь в душе бурлят и клокочут яростные, неуправляемые чувства, словно клочок штурмового моря, запертый в клетке. Это очаровывает. Это ужасает.

Гелла отбросила размышления, снова коснулась близнецов, и на этот раз её руки были нежными и прохладными, как лепестки прекраснейших цветов.

— Ребят, перестаньте, пожалуйста, — попросила Шестая, трогательно улыбаясь. Послала виноватый взгляд Артемису: — Прости... и спасибо.

Пепельноволосый юноша с ироничной улыбкой поклонился и быстрым, пружинистым шагом направился прочь. Близнецы проводили его взглядом, далёким от благожелательного.

— Ты просто не понимаешь, с кем связалась, — сквозь зубы процедил Ален, щуря горящие тихой злобой глаза. — А когда поймёшь, будет поздно.

— Но он же добрый... спокойный... вежливый... так хорошо ко мне отнёсся...

— Угу, змеи все такие... пригреются на груди и ка-а-ак цапнут! — мрачно буркнул Рей.

— Да, Артемис, чтоб ты знала...

— Так, молодые люди, — от голоса Джет вздрогнули все трое. Казалось, им за шиворот насыпали колотого льда и облили сверху ледяной водой. — Потом обсудите свои проблемы. Ален, Рей, надеюсь, в ваших пустых головах ещё задержалась мысль, что Арес вас ждёт?!

Близнецы одновременно втянули головы в плечи, всем своим видом выражая готовность хоть-сейчас-хоть-бегом нестись к наставнику.

Естественно, незначительные жизненные мелочи отошли на второй, а то и на третий план.

— Что-то случилось? — заволновалась Гелла, удивлённая тем, что Высший вызвал не всех своих учеников. — Я нужна?

— Нет, можешь идти к себе... И будь милостива, не общайся со всеми встречными магами — драться со всей Школой твои бравые защитники не смогут — силёнок не хватит.

Близнецы недовольно засопели, но от язвительных комментариев воздержались, не желая нарываться на полную яда отповедь Джет'ары, ведь после неё выводить синяки с чувствительного эго сложнее, чем после проигранной дуэли!

С напускным равнодушием Гелла пожала плечами, немножечко радуясь, что вечером ей не будут докучать с разговорами. Ей жизненно необходимо побыть одной, разобраться в себе, в своих новых способностях. В конце концов, надо обуздать выпитую силу! Это рядом с Артемисом всё казалось таким восхитительным и правильным, сейчас девушку разрывало от противоречивых стремлений, чужих эмоций, странных обрывков мыслей, принадлежащих не ей.

Кажется, она начала понимать, что имела в виду Крейя, когда говорила, что заёмная сила может её убить.

Арес обнаружился в библиотеке, где методично перерывал завалы книг. В воздухе, в тонких лучиках искусственного светила плясали пылинки, вызывающие неодолимый чих, бой которому самым позорным образом проиграли близнецы.

— Явились? — поинтересовался Высший, не отвлекаясь от очередной книги. Быстро просмотрев по диагонали несколько страниц, маг бросил её в груду других, ненужных.

— Ищешь что-то? — сочувственно осведомилась Джет, присаживаясь на единственное свободное кресло, ещё не заваленное книгами и свитками. — Может, я смогу помочь?

— Вряд ли... — задумчиво отозвался Арес, даже не глядя на кузину. Он провёл пальцами по корешкам фолиантов, наугад выхватил один из томов, уткнулся в оглавление. — Я даже не знаю есть ли вообще нужная мне информация в книгах...

Отбросив очередную пустышку, маг обернулся к ученикам.

— Явились, оболтусы? — с добродушной усмешкой поприветствовал он их. Кивнул на распухшие, выглядывающие из-под волос уши. — Что на этот раз натворили?

— Ничего, — хором отозвались близнецы, состроив умильные мордашки и хлопая невинными, как у аотэров, глазками. — Честно-честно!

— Клянёмся!

— Ага! Ничего ведь такого не было...

— Молчать, — веско обронила Джет и желчным голосом наябедничала: — Всего лишь пожелали набить морду парню, говорившему с Геллой.

На эти слова близнецы вскинулись, словно услышали страшнейшее оскорбление из уст врага.

— Да это ж Артемис был!

— Да если его не проучить, он такое может выкинуть!

— Да эта змеюка подколодная ещё пожалеет, что к мелкой клинья подбивает!

— Тихо, — на этот раз поток красноречия близнецов остановил Арес, сразу разобравшийся в ситуации. — Если парень когда-то обошёл вас на турнире, это ещё не повод ненавидеть его всю жизнь. Подумайте, а есть ли у вас объективные основания для этого, не основанные на личной антипатии?

— Есть, — поджал губы Ален. — Он подлец, мерзавец и отравитель. Бьёт в спину, предаёт союзников, предаст и Геллу, если она ему доверится...

— Идиот и максималист, — усмехнулась Джет. — Сразу видно, что ты не знаешь, как вынуждены слабые выживать среди сильных. Подлость в бою ещё не означает подлости в жизни, хотя подставлять спину предавшему кого-нибудь хоть раз я бы не рискнула.

— Тогда проконтролируй, чтоб Гелла не переняла ненужные ей привычки, — Арес пожал плечами и захлопнул очередную книгу, словно ставя в разговоре жирную точку. Повернулся к ученикам: — Ждите меня во дворе. Через час мы отправляемся к жрицам.

— Опять?!

Отмахнувших от удивлённых и ничего не понимающих учеников, Арес кивком подозвал сестру.

— Я оставил тебе распоряжение насчёт обучение Геллы и несколько бумаг, которые необходимо передать Совету. Могу я на тебя рассчитывать? — Произнесено это было таким тоном, что сразу становилось ясно, что если эти самые бумаги вдруг окажутся в руках Совета, Высший будет очень разочарован в своей недогадливой сестре. Впрочем, змеиная улыбочка и ничего не выражающие неподвижные глаза леди Джет'ары заверяли его в обратном.

— Счастливого пути и удачи с посольской миссией, — промурлыкала женщина, стараясь коситься на конверт с бумагами не слишком жадно.

На прощание она крепко сжала ладонь брата, словно чувствуя, что прощается с ним навсегда.

Гелла не помнила, когда перестала видеть нормальные сны. Кажется, ещё в детстве. А может, сразу же после ухода Хранителей. Но тогда её ещё посещали кошмарные, пророческие видения, которые убивали её чуть быстрее, чем воля Крейи.

После же второй смерти надобность в отдыхе и сновидениях отпала полностью, и, хотя Гелла заставляла каждую ночь свой разум погружаться в тишину и небытие, сны к ней не приходили. И не сказать, что бы она жалела об этом до недавнего времени.

После последней ночи она точно поняла, что жалеть об этом не будет никогда. Даже в мечтах.

Странные образы, искорёженные, обрывочные, фантасмагорические то приносили ей блаженство, то оборачивались чудовищным кошмаром. Чувства странные, чужие управляли её сознанием во сне, в голове вертелись мысли, которые ну никак не мог породить её воспалённый разум.

Гелла промаялась всю ночь, то вскакивая с приглушённым криком, то раскинувшись на подушках в почти бессознательном состоянии. Жажда и тошнота сменяли друг друга, спазмы скручивали тело, подчиняя сознание инстинктам.

"Кажется, я действительно перебрала с силой", — мелькнула ближе к утру единственная разумная мысль, когда Шестая бессильно плакала, считая секунды до рассвета.

И с каждым вздохом, с хрипом вырывавшимся из её груди, росла и крепла ненависть к Артемису — ведь это его сила, его тепло обернулись бесконечной пыткой. Он действительно её отравил и никогда, никогда больше она даже не взглянет в его сторону, каким бы притягательным не было его тепло.

Днём, окольными путями вызнав, что Высший Гидеас находится всё ещё в Школе, она заявилась к нему и тоном не терпящим возражений обронила:

— Я выбрала себе напарника. Артемис. Это моё последнее слово.

Огненный котёнок жалобно мяукал у её ног, словно пытался донести до сознания хозяйки некую важную информацию. И если бы кто-то заглянул в его глаза, усомнился бы, что аггелы не умеют плакать.

Глава 5. Турнир магов

Глаза в глаза, мольба и холод, страх и боль. Кто первым сдастся, кто проиграет, кто отведёт взгляд?

Молчаливый спор двоих над неподвижным, мертвенно-холодным телом.

— Ты понимаешь, как это важно для меня. И ты отказываешься.

— Ты должен понимать, что я не имею права жертвовать своей жизнью.

— ... Ты просто боишься пожертвовать ею...

— Приносить жертвы гораздо сложнее, чем принимать. Не так ли, друг мой?

— Если хочешь, можешь обменять мою жизнь на её, подруга моя. Только оживи её. Оживи.

Глаза в глаза. Невозможно решиться, невозможно отступить. С тихим звоном в клепсидре падают последние капли крови, истекают последние секунды, когда ещё можно хоть что-то исправить.

Глаза в глаза.

— Да, будь ты проклят... Нет, будь она проклята! Я верну твою сестру, но она пройдёт мой путь, пусть она тоже встанет перед выбором между сердцем и долгом! Она возненавидит себя, будет вечно винить себя, не зная, какой выбор был верным!...

Глаза в глаза. Терпение и злость. Мольба и отрицание. Готовность отдать свою жизнь — и мелочная трусость.

— Ты не остановишь меня?

— Нет. Жизнь в любом случае лучше смерти.

...

— Она с тобой не согласится.

— Итак, что мы имеем? — любимый риторический вопрос Ареса на этот раз прозвучал совсем по-другому, словно он не собирался сам отвечать на него, раскрывать перед наивными и темпераментными учениками все карты.

Близнецы исподлобья воззрились на своего Мастера, терпеливо ожидая продолжения, но его, против их ожиданий, не последовало.

На этот раз отвечать предстояло им самим.

— Ну, — Ален закатил глаза к серому небу, надеясь, что на него снизойдёт верный ответ. Рей повторил его движение, как сиамский близнец, и тут же на его лоб плюхнулась крупная капля первого весеннего дождя.

— Дождь начинается, — уверенно произнёс старший из близнецов, лучась таким самодовольством, словно предсказал это ещё неделю назад.

— Ну-ну, — качнул головой Арес, не спуская с учеников пытливого взгляда. — И это всё, что вы можете мне сказать?

Близнецы переглянулись, замолчали, пытаясь собрать мысли в кучку и подобрать нужные слова.

— Мы едем к жрицам, — осторожно начал Рей, словно прощупывая почву и готовясь замолчать, едва только Мастер нахмурится.

— ... опять...

— Из-за того, что умерла прежняя верховная, и нам надо снова налаживать с ними отношения... А это обязательно? Ведь Гелла и так у нас!

— Обязательно! — отрезал Арес.

Рей подавил вздох и продолжил излагать свои мысли:

— Гелла осталась в Школе, ведь жрицам её лучше не показывать... Кажется, они её мёртвой считают? Ведь так?

Холодный кивок заставил близнецов напрячься и быстрее зашевелить мозгами. После недавнего прокола с аггелом им приходилось из кожи вон лезть, чтобы больше не разочаровывать наставника. Арес тихо шалел от небывалого послушания и учебного рвения своих учеников и старался не спугнуть это хрупкое состояние.

— А ещё Гелла осталась там с этим... — Ален выразительно скривился, словно отказывая своему сокурснику в праве на имя.

— Угу, — поддакнул Рей. — А ещё Турнир через два семерика. А если наш очередной визит в Храм затянется, как и прошлая поездочка, то мы с Турниром точно пролетим...

— Как воробей над Пиками Забвения*...

— Ты ещё сказочку про ворону над океаном вспомни!

— А про белого мерина не вспомнить, ннэ?**

— Молчать.

Слово, холодное и тяжёлое, как камень, моментально прервало поток красноречия близнецов. Втянув голову в плечи, Рей робко продолжил:

— Если мы пропустим Турнир, то не сможем считаться магами, и несколько лет нашей учёбы пропадут впустую, — в голосе парня звучал явный укор, адресованный наставнику: мол, и не стыдно нам такую грязную свинью подкладывать? Или тебе времени, на нас потраченного, не жалко?

Арес с трудом удержался от раздражённого рычания — неумение его учеников просчитывать будущее хотя бы на десять шагов вперёд вызывало у Высшего попеременно то желание биться головой об стену, то желание саморучно удавить близнецов, пока они в какую-нибудь из интриг Совета не вляпались.

Лучше бы он их удавил.

Совет возлагал слишком большие надежды на Шестую. Совет слишком мало понимал в детской психологии. Совет не желал допустить иных толкований пророчества, кроме уже имеющегося.

Не обязательно быть гением, чтобы понять, что маразматикам из Совета (ох, как прилипчивы высказывания сестрицы Джет!) захочется в ближайшее время швырнуть Геллу в непривычную ей, опасную ситуацию. Проверить: какое напряжение она может вынести? Насколько она гибкая и хитрая? Что от неё стоит ожидать, что она выкинет в стрессовой ситуации?

А главное: что она может одна, без жриц, без Мастера, без друзей?

Аресу это было тоже о-о-очень интересно. Но не настолько, чтобы рисковать своей жизнью или жизнями непутёвых учеников. Несмотря на все их многочисленные достоинства, Высший вполне отдавал себе отчёт, что близнецы слишком прямолинейны и напористы, чтобы сразу понять запутанный клубок интриг мира высокой магии. А позволить им туда ломиться с упорством и изяществом тарана Высший не мог.

Как и сказать им о том, что ни к каким жрицам они не едут. Верховная не была доверчивой или непредусмотрительной дурой. Она обязательно бы оставила своей преемнице чёткие инструкции насчёт общего с магами дела. Но прошло достаточно времени, а жрицы так и не проявили своей заинтересованности.

А это значит...

Многое это может значить. И в первую очередь то, что соваться к ним сейчас не следует.

Осталось всего лишь доступным языком объяснить все эти мелочи и хитрости близнецам, чтобы у них не возникло желание немедленно мчаться выручать маленькую леди из лап Совета. Ага, всего лишь. Элементарная задача для самых маленьких.

Арес любил решать такие, сидя в своём особнячке, перед камином, с бокалом красного полусладкого в руке. Промозглый ветер, тяжёлые тучи над головой и дождь, накрапывающий за шиворот, навевали какие угодно мысли, но желания пуститься в запутанные объяснения среди них не было.

И Высший решил впервые последовать на поводу у своих желаний. В конце-концов, кто сказал, что это всегда плохо?!

А упрямым мальчишкам он всё объяснит. Ага, обязательно. Но не раньше, чем они отъедут на достаточное расстояние от Школы.

А пока можно и послушать ту наивную чушь, что они пытаются выдать за результат мыслительной деятельности.

(*Пики Забвения — географическая область в иномирье, считается непреодолимой, разделяет мир живых и Белые Сады)

(** Так же известна как сказка про белого бычка)

Гелла сидела на кровати, обхватив колени руками и склонив голову на плечо. По растрёпанным белым волосам скользили тонкие тусклые лучики света, холодные, слабенькие ладошки бледного весеннего солнца. На стене, за спиной девушки, едва виднелись тонкие процарапанные линии, и три самых свежих были перечёркнуты, словно Шестая так пыталась отменить прошедший день, стереть ненужное, бесполезное время.

Пятьдесят шесть дней, как она ведёт новую жизнь в Школе Высших. Три дня, как в неизвестном направлении исчезли Мастер и близнецы.

Конечно, дуэнья говорит, что они уехали в Храм с дипломатической миссией ("Как прошлой осенью. Помнишь?") Ещё бы она не помнила... Но Гелла знала, что Арес ни за что не сунется к жрицам, зная, как они теперь настроены. Даже если это Совет его решил послать, он нашёл бы способ переубедить их! Не переубедил. Или просто даже пытаться не стал?

Девушка вздохнула, провела рукой по волнистым прядям, прогоняя навязчивые мысли. Она давно уже поняла, что Арес всегда достигает того, к чему стремится. И еслидопустить, что он уже добился своей цели, то значит... Значит, он решил оставить её. Значит, она была плохой ученицей.

Значит, она снова одна.

Три дня уже, как исчезли близнецы, так её раздражавшие в последнее время. Да, иногда она желала, чтоб они ушли, оставили её в тишине и покое... Но какой же мёртвой и неприятной стала без них тишина!

Три дня, как она снова оказалась в своей прошлой, убогой жизни. Если броситься навзничь на кровать, зажмуриться, натянув на голову одеяло, то можно поверить, что она снова в своей унылой холодной келье. По утрам приходит Джет, тихо стучит в дверь и уходит, не дождавшись ответа. Но ведь можно представить, что это Стейл, что она снова колотит в дверь, словно желая разнести её на щепки, что она снова разъярённо кричит что-то обидное, что она поджидает у дверей столовой, чтобы схватить, отчитать и отвести к верховной... потом обнять, пожалеть, утешить.

Можно представить, что вокруг тихие девочки-послушницы, неохотно, но помогающие, если их попросить об этом. Можно представить, что жрицы, умные, величественные, спокойные, всегда рядом и всегда придают сил лишь своим присутствием. Можно представить...

Вот только не удаётся вообразить жизнь без чёрной книги. Стоит лишь погрузиться в дрёму-грёзу, как перед глазами вспыхивает ядовитая, обидная, больно ранящая фраза, и мир спокойный, придуманный, идеальный, разбивается на мельчайшие осколки, остающиеся в кровоточащем сердце.

Но, что хуже всего, Гелла чувствовала себя зависимой от этих злых и колючих фраз. Да, они причиняли ей страдание, каждый раз разбивая хрупкий мир миражей. Да, после них она едва могла сдержать слёзы, льдом обжигающие глаза. Но они приводили её в чувство, бросали, как в ледяную воду, в реальную жизнь, не давали потеряться среди фантазий... И вскоре только разговоры с Крейей стали единственной ниточкой, связывающей сознание девушки с реальностью.

"Я схожу с ума", — иногда мелькала дурацкая, ничего не значащая мысль, но Гелла уже не придавала значения тем словам, что являлись порождением её разума. В её сознании всплывали лишь те мысли, что бережно и расчётливо вкладывала в её голову Крейя.

— Что же тебе от меня нужно? — словно в пустоту бросила девушка, не отрывая взгляда от невидимой, несуществующей точки на противоположной стене. Большие глаза казались стеклянными и неподвижными, словно у куклы.

"Чтобы ты жила, деточка. Неужели это не нужно тебе самой?"

— Нет.

"Хм?"

— Жить скучно. И бесполезно. Вот я сижу, смотрю на солнечные лучи, что играют в догонялки на полу. Им, должно быть, весело. Им обязательно должно быть весело, ведь им не надо думать много странных и пугающих мыслей!

"Ты начала бояться сама себя, своих идей. Разве это хорошо?"

— Да. Ведь я так больше ничего не боюсь. Мне хорошо.

Интересно, можно ли через рисунок, надпись, иероглиф передать усталый вздох со всем смирившегося человека? Крейе удалось и это. Гелла лениво подумала, что для её наставницы нет вообще ничего невозможного.

Тихий звук скребущей по стеклу ветки вывел девушку из апатии. Первым желанием было вскочить, распахнуть ставни, увидеть внизу, под своими окнами, как всегда ухмыляющихся близнецов. Снова улыбнуться, махнуть рукой и бегом броситься вниз, во двор, чтобы опять до вечера бродить по парку, по нейтральной территории, выбраться, вырваться отсюда... Но их нет в Школе. Порыв угас так же внезапно, как и возник, всё повторяющийся звук не вызывал никаких эмоций, даже не пробудилось любопытство со своим тихим, вкрадчивым вопросом "А кто же это?"

Надоедливый звук наконец утих.

И вместе с тишиной в комнату ступила Джет.

Гелла уже давно считала свою дуэнью эпохой-в-себе. Суровая и самодостаточная, она напоминала огромную старую паучиху, терпеливо свивающую свою паутину, чтобы вовремя дёрнуть за липкую нить, управляя безвольными жертвами. И Шестая отчётливо понимала, что влипла в эту паутину один раз и навсегда. Вот только как же ей быть, если и в паутину Крейи она тоже влипла?

Дуэнья прошла по комнате, не обращая внимания на сидящую на постели девушку, рывком распахнула ставни. В комнату хлынул чистый белый свет, лишив покои маленькой леди всякого сходства со склепом.

— Хватит строить из себя добровольную затворницу. Несколько дней пропусков тебе ещё могут простить, но если вздумаешь и дальше сидеть и тосковать, то спросят за твоё безделье с Ареса, имей в виду.

Сухо отчитав девушку, Джет подошла к ней, чуть скривив губы, провела по волосам тёмной.

— Тебе пора бы помыться.

— Зачем? — бесцветным голосом отозвалась Гелла, не отрывая взгляда от одной ей видимой точки.

И схлопотала такой подзатыльник, что в голове зазвенело, а перед глазами заплясали красные искры. Не успела девушка прийти в себя, как лицо обожгла пощёчина. Со стоном схватившись за щёку, Гелла склонилась к коленям, сворачиваясь в маленький клубочек, словно пытаясь спрятаться от всего мира.

Не надо, слышите? Я не хочу! Не надо!

Мне же больно!

— Успокойся.

Холодный голос, похожий на звон старого, закалённого в сотнях схваток меча, оборвал её недостойный скулёж. Гелла выпрямилась, всё ещё не отрывая ладони от лица, исподлобья бросила взгляд на дуэнью. Неподвижное лицо дамы было похоже на каменную маску, страшную в своём безэмоциональном, отрешённом гневе.

— Тебе самой не противно? Нет? Тогда доползи до ближайшего зеркала, полюбуйся на себя!

Шестая сжала зубы, но кивнула, не пытаясь скрыть свою наивную ярость — не на наставницу, унизившую её, а на себя, достойную унижения. Действительно, с чего бы это её так развезло, что она стала сама не своя, почти разучилась мыслить, почти исчезла как личность? Да ещё за три неполных дня...

"Если бы ты меня спросила, я бы тебе ответила. Но ты ведь стала такой нелюбопытной..."

— Шевелись, девочка, — старая наёмница растянула губы в фальшивой, змеиной улыбочке, — ты же не хочешь в таком... убогом виде предстать перед гостями?

— Перед гостями? — нахмурившись, уточнила недоумевающая Гелла. Кто может посетить её? Раньше к ней приходили только близнецы...

Подавив поднявшуюся волну обиды, злости и раздражения на саму себя, тёмная скользнула в уборную. Из зеркала, занимающего половину стены, на неё глядело прошлогоднее отражение: желтоватая кожа, тёмные, ввалившееся глаза, воспалённая руна на лбу, едва прикрываемая посеревшими тусклыми волосами... Неужели на ней так плохо сказалось невольное затворничество?

Когда она спустя полчаса вернулась в комнату, Джет уже ушла. Зато дуэнья оставила на кровати новое платье для Геллы, тёмно-синее с узкими рукавами и горлом-стойкой. Строгий стиль чем-то напоминал одеяния послушницы... Девушка пожала плечами и быстро натянула на себя подарок дуэньи, недоумевая, почему выбор пал именно на этот цвет. Ведь всем известно, что она носит только серое и чёрное!

"И зря. Синее тебе идёт больше. Да, не стесняйся, сбегай к зеркалу, полюбуйся... и запомни, малышка, как должна выглядеть настоящая тёмная жрица!"

Путаясь в непривычно свободном подоле, Шестая подошла к стене, робко и удивлённо коснулась холодной зеркальной глади. Высушенные волосы пушистым облачком окружали лицо, ещё сильнее подчёркивая его нездоровую желтизну, но глаза больше не казались тёмными провалами. Новый наряд оттенил их, заставил сиять, притягивать взгляд, чтобы прочие недостатки внешности остались незамеченными. Несомненно, у леди Джет'ары был вкус. А Гелле следовало на него полностью положиться, чтобы не позориться самой.

Девушка тихонько вздохнула, потёрла пальчиком зудящую кожу.

— Что со мной? Я заболела?

"Конечно же, нет. Мёртвые не болеют, забыла?"

Гелла проигнорировала этот вопрос, занятая наведением порядка. Действительно, что же такое могло стукнуть ей в голову, что она так всё запустила?

Почти ощутимый вздох, едва заметное колыхание занавесок.

"Всё просто. Ты привыкла получать силу извне и не можешь усваивать её сама. Ты стала глупым птенцом, которого кормит мать, заботливо всовывая дохлого червячка в клювик! А теперь тебя пинком швырнули в свободный полёт, и ты не можешь позаботиться о себе сама!"

Гелла выпрямилась, скрестила на груди руки, чуть скептически приподняла брови.

— Проще говоря, ты ничего не знаешь. Иначе откуда в твоих словах столько необоснованно-пустых эмоций? Ты сама говорила: я — память, я — знание... зачем же сейчас истеришь, словно пытаешься скрыть от меня ответ?

".. умная девочка..."

Шестая самодовольно улыбнулась, но синие глаза остались всё такими же мёртвыми и ледяными.

— Я всего лишь быстро учусь...

Слова девушки прервал тихий, но требовательный стук в дверь. Гелла вздрогнула, непроизвольно одёрнула платье, заправила за ухо мешающую прядь. Давно надо её обрезать, — мелькнула совершенно посторонняя, несвоевременная и из-за этого жутко неправильная мысль. Ведь думать надо не о внешности (мёртвые не меняются, она это уже заметила), а о том, кому она могла понадобиться.

Отвечать не пришлось. Дверь беззвучно отворилась, пропуская в небольшую комнатку дуэнью и кого-то из юных магов. Гелла даже не взглянула на него, удивлённая отсутствием Высших. Она, по наивности своей, ожидала делегацию чуть ли не всего Совета, а пришёл только один ученик...

"Дура самовлюблённая, — обругала она сама себя, раз Крейя временно решила не вмешиваться со своими едкими комментариями. — Ты же для них никто, с чего бы им приходить к тебе? Ведь даже если Аресу что-то от меня нужно, то меня зовут к нему!"

Джет окинула подопечную всепроникающим, оценивающим взглядом. Изобразила улыбку.

— Уже лучше, — по тону женщины было неясно, к чему это относится и рада ли наёмница таким метаморфозам. Шестая склонила голову, якобы благодаря за комплимент.

— Гелла? — Она слышала его всего пару раз, но перепутать этот голос с другими просто бы не смогла. Не из-за тембра или высоты, нет. Только от него так веяло теплом и заботой. И он готов был помочь. Всегда. Без оглядок на Совет.

— Здравствуй, Артемис.

Джет исчезла как-то незаметно, словно её и не было в этой комнате. Шестая растеряно заморгала. Если бы она точно не знала, что женщины Высших к магии не способны, обязательно бы решила, что подлая дуэнья втихомолку испарилась.

Сводница.

Однозначно.

Артемис не заметил небольшой заминки, он улыбался всё так же тепло и мягко, но в глубине ртутных глаз таился невысказанный вопрос. "Как ты? Почему исчезла? Я могу помочь?" А в жестах, в чуть приподнятых бровях, в наклоне головы чудилось робкое: "Примешь ли мою помощь?"

— Я рад тебя видеть... Извини, если досаждаю своим обществом... может, покажусь слишком навязчивым... Но ты прогуляешься со мной?

Гелла молчала, подавленная и ошарашенная. Почему-то вспомнился маленький светлый лордёнок, Рикард. И строки из лунной присяги: "... и нет в мире ничего дороже и прекраснее Луны... отдаю ей сердце и помыслы..."

Гелла чуть повела головой, отгоняя неприятные мысли, словно надоедливую муху. Она не лунная жрица. Она даже не тёмная жрица, так, нежить.

А значит, она свободна.

Шестая радостно улыбнулась магу.

— Конечно же. Сегодня прекрасный день.

Зеленоватый дымок только начинающих распускаться листьев окутывал парк, не скрывая обезображенные зимой голые чёрные ветви. Солнечные лучи без преград лили на ещё холодную, мёртвую землю своё радостное золото, и Шестая с блаженной улыбкой подставляла им своё лицо, отождествляя себя с природой. Прекрасное, всепроникающее тепло обнимало её за плечи, очищая душу и мысли, пробуждая к жизни, вырывая из ледяных цепких пальцев небытия, и девушка считала бы себя счастливейшей на свете, если бы не желчное вмешательство Крейи.

Конечно, старая некромантка не могла не испортить своей наследнице настроение одним напоминанием, что греет её не солнце и радость жизни, а энергия этого странного, не похожего на остальных мага.

Гелла вяло огрызнулась, не желая признавать правоту тёмной жрицы, и принялась исподтишка разглядывать своего спутника.

Артемис казался немного ошарашенным, словно и сам не знал, что могло заставить его пригласить парию на прогулку. И, тем не менее, он едва заметно улыбался, из-под ресниц посматривая на задумчивую и хмурую маленькую леди. Конечно, она ничуть не напоминала ему хозяек, нервных, самовлюблённых, взбалмошных, но трепетно любимых. Несомненно, общество её было ему приятно, и, хотя они оба не проронили ни слова, молчание казалось по-домашнему уютным... Они молчали как старые верные друзья, которым уже не нужны слова, чтобы понимать и разделять чувства друг друга. Неоспоримо и то, что маг не знал о своей спутнице ничего сверх того, что пожелали огласить Высшие.

Но всё это не имело значения.

Артемис, алхимик и менталист, отравитель и предатель, давно и искренне считал, что лучшее, что он может сделать для всех магов, — это держаться от них подальше и никогда ни во что не вмешиваться. Что заставило его отступить от собственного кредо, он понять не мог, как не мог и сопротивляться странному, необъяснимому притяжению.

Что такого в этой маленькой светловолосой девочке, что он чувствует необходимость быть рядом с ней? Быть просто так, без желания воспользоваться, использовать в своих планах, урвать кусок побольше?.. Нет сомнений, если ("когда" здесь невозможно) остальные маги поймут, какие преимущества можно извлечь из благоволения Совета к Гелле, "воздыхатели" и просто "сочувствующие" ей проходу не дадут. Что ж, для магов это вполне естественное поведение. Так почему же ему самому так противно даже помыслить об этом?

Не вполне осознавая, что делает, тёмная сравнивала своего нового знакомого с близнецами и не находила у них ни одной не то что общей, а хотя бы всего лишь похожей черты! Но продолжала искать, пытаясь оправдать свой интерес к магу чем угодно, но только не зависимостью от его Силы! Ведь это так унизительно признаваться, пусть даже самой себе, что ты общаешься с человеком только потому, что он заменяет тебе пищу! И что без него ты уже на третий день превращаешься в пустоголовую куклу!

Ведь это ещё и противно.

Гелла вздохнула, провела пальцами по векам, надеясь избавиться от неприятных раздумий. Сейчас, рядом с источником её амбивалентных страданий, ей было просто хорошо, без всяких "если" и "почему". И наивный капризный ребёнок, уцелевший под шкурой непробиваемой ледяной некромантки, требовал не портить момент глупыми метаниями.

В конце концов, найдутся и другие желающие, кто испоганит настроение быстрее и качественнее.

— Странное дерево. — Слова прозвучали на удивление не к месту, разрывая ниточку единения душ, разрывая то хрупкое понимание, которое сближает совершенно незнакомых людей. — Оно слишком большое и сильное, чтобы быть мёртвым, но у него нет листьев.

— Вишня? — чуть рассеянно переспросил Артемис, касаясь мочки уха. Когда-то выходец из западных княжеств носил сережку раба, и до сих пор не мог избавиться от привычки вечно теребить её, хотя даже ранка года три, как зажила. — У неё уже несколько лет нет листьев.

— Как это — нет?

Удивлению Шестой не было предела. Девушка была твёрдо уверена: у дерева обязательно должны быть листья (ну или хвоя), если это дерево живое. Если листьев нет, значит, дерево мёртвое. Но Гелла уже убедилась в обратном — стоило ей поднести ладонь к сухой грязной коре, как девушка ощутила течение жизни, горьковатый привкус древесного сока, почему-то напоминающий о крови. Самое высокое дерево в парке, выделяющееся своей бесстыдной наготой, было живым, но жизнь эта приносила ему лишь страдания.

Артемис подошёл к тёмной, встал за её спиной. Так же провёл пальцами по неровной, облупляющейся коре.

— Вроде бы, — не очень уверенно произнёс он, — вишня растёт над узлом потоков силы, и лишь благодаря этому она вымахала такой здоровенной. Говорят, раньше это было прекраснейшее дерево... Когда магия начала исчезать, вишня стала медленно усыхать, но Высшие над ней поколдовали, и теперь она стала для них своеобразным мерилом магии в мире. Считается, что она расцветёт с неведомой ранее силой, когда в мир вернутся боги. Ну, то есть магия.

Юноша чуть смущённо улыбнулся, словно прося прощения за всю эту ерунду, в которую и сам не верил.

Гелла быстро спрятала руки в карманах, стараясь скрыть нервную дрожь пальцев. С известных пор ей стали неприятны любые упоминания о вишне. "Наверное, это даже хорошо, что дерево сейчас не цветёт, — решила Шестая, разглядывая узловатые ветви. — Я бы не вынесла обилия белых цветов. Мне их и в снах хватает"...

— Разве боги вернутся? — попыталась она перевести разговор на менее неприятную тему.

Маг пожал плечами, замялся, словно не мог подобрать правильные слова.

— Понимаешь, у нас есть сказка, — запинаясь, словно стесняясь того, что говорит подобные глупости, начал Артемис, — что однажды боги смогут вернуться, возродив магию. Правда, для этого нужна какая-то белиберда, вроде того, что явится неведомая "она" и станет властвовать над миром и что смерть станет жизнью... Чушь, правда?

Это прозвучало так беспомощно, что Гелла невольно улыбнулась. Юные маги считали недостойным верить в глупые сказочки и уж тем более рассказывать их очаровательным подругам. И уж совсем неподобающим для них было бы признаться, что в глубине души всё равно веришь, ждёшь исполнения пророчества, с замиранием сердца ловишь слухи...

"П о р а з и т е л ь н о. Прошло всего десять лет, не успело смениться даже одно поколение, а в богов уже не верят! Неудивительно, что они так не хотят возвращаться"

Шестая еле удержалась, чтобы не скрипнуть зубами. Как же её бесили эти постоянные ядовитые фразочки и комментарии Крейи, для которой не было совсем ничего тайного или запретного в жизни наследницы! Ну почему, почему она не может оставить её в покое?!

— А что за сказка? — как можно наивнее пролепетала Гелла, привычно изображая из себя бедного беззащитного ребёнка.

Артемис смутился ещё больше, он кусал губы, смотрел поверх её головы на дерево, не замечая, как машинально отдирает сухую кору.

— Если честно, — наконец выдавил он, пряча глаза, — это не сказка. Что-то вроде легенды или пророчества... Да и текст я не дословно помню. Может, тебе лучше у этих... близнецов поинтересоваться? Насколько мне известно, их Мастер основательно занимается прояснением этого вопроса, да и его Семья уже давно числится хранителем архива...

— Я спрошу, — улыбнулась Гелла, осторожно касаясь руки спутника. У него была прохладная кожа, ненамного теплее её собственной, но энергия, чистая, медовая, согревала так, как не согреть и самому жаркому солнцу.

Всё так же молча они направились дальше, думая каждый о своём. Гелла заново проговаривала их диалог, пытаясь найти ту крохотную зацепочку, что занозой сидела в мозгу, мешая сосредоточиться на чём-то другом. Кажется, она уже слышала что-то похожее про возвращение богов...

Да, всё-таки иногда упрямство и неумная гордость только мешают жить. Подчинившись злобе и обиде, тёмная вычеркнула из своей жизни всё, что связывало её с предавшими Хранителями. Вот только вместе с воспоминаниями девушка вычеркнула и большую часть знаний, что в неё пытались вложить.

"Дура! — обругала она себя, скрупулёзно восстанавливая в памяти все уроки жриц, благо мёртвая она помнила всё, что ей когда-то случилось пережить. — Он же сам сказал: пророчество. А мало ли времени Стейл заставляла зубрить нас эту полную противоречий ерунду? Да и ерунду ли?..."

— Ты печальна. Неужели я огорчил тебя чем-то?

Вопрос был так бесхитростен, а улыбка мага так тепла, что Гелла без сомнения отбросила неприятные мысли, пообещав себе вернуться к ним позже. Обязательно, ага.

— Я всегда печальна. Только обычно это стараются не замечать.

— Даже... близнецы?

Шестая с некоторым раздражением отметила, какую красноречивую паузу сделал Артемис перед упоминанием её друзей. Это было неприятно. Очень неприятно, но Гелла не могла объяснить — почему. Может, из-за того, что близнецы, какими бы неугомонными, вредными и нахальными не были, стали ей ближе родственников?

Или старые друзья действительно дороже новых?

— Ты их не любишь, — как можно равнодушнее произнесла девушка, искусно делая вид, что это её не интересует.

— Они меня тоже. И гораздо сильнее.

Это было сказано с едва заметной ноткой иронии, без малейшего желания оправдать, обелить себя, без унизительного страдания, без противного нытья. Артемис, менталист и алхимик, подлец и мерзавец, не умел вызывать жалость. Конечно же, ему мешала гордость бывшего раба. А может, он просто желал быть с некроманткой честным.

Гелла чуть приоткрыла рот, чтобы задать невинный, вполне естественный для глупенькой очаровательной девушки вопрос о причинах взаимной неприязни магов, но напоролась на острый, предостерегающий взгляд юноши. И поняла, что совсем-совсем ничего не хочет об этом знать.

Ведь найти правых и виноватых будет ой как не просто.

— По Школе ещё гуляют слухи, что мне приносят жертвы?

— Ты ведь сама знаешь, что это не слухи. Или просто не хочешь в это верить?

— Да нет, почему же? Наверное, я монстр и всё такое, но мне абсолютно безразлична судьба тех, кого ваш Совет пустил под нож...

— Поверь, они заслужили своей судьбы. Не все, конечно... Но лично я многих бы убил более изощрённо. То, что они творили, было отвратительно. Безнравственно. Грязно и вульгарно, чтобы называться магией, — тонкое лицо юноши исказила маска брезгливости, глаза приобрели неприятный оттенок прозрачного льда.

"А мальчик-то многообещающий..."

Если бы Крейя имела голос, она бы мурлыкала от удовольствия и предвкушения. Если бы она имела совесть или чувство такта — промолчала бы.

Но у неё ничего этого не было, и Гелла могла спокойно её игнорировать. Только вот жалела иногда, что поздно уже себя убеждать, что это всего лишь тихая форма безумия.

Сиятельная Джет никому не признавалась в своих маленьких слабостях хотя бы потому, что их у неё не было. Зато была всего одна, но о-о-очень большая. Леди Джет'ара всю жизнь мечтала ставить пьесы. Лучше всего — запутанные драмы, написанные в холодные зимние ночи, под унылое завывание вьюги, когда сидишь перед камином и заедаешь творческий процесс горьким шоколадом.

Увы, с театром в судьбе Джет ничего не сложилось: не было ни поставленных пьес, ни написанных сценариев. Разве что в памяти остались долгие зимние ночи, ни капельки не греющий камин и горький шоколад, лишь усиливающий тоску по несбывшимся мечтам.

Так уж повелось, что своей воли и своих желаний у дочерей магов быть не должно.

У наёмниц, впрочем, тоже. Они обязаны настолько увлекаться выполнением заказов и спасением своей шкуры, чтобы на глупые мечты о театре у них просто не могло оставаться времени!

Так что сейчас дуэнья Геллы чувствовала себя почти счастливой. Ну ещё бы: наконец-то у неё была возможность всласть поиграть "в театр", раз с настоящим так ничего и не склеилось. Зато теперь она могла отвести душу, сочиняя сценарий, внушая окружающим их роли, собирая ниточки событий в один незамысловатый сюжет. Правда, всё это оказалось гораздо сложнее, чем женщина себе представляла. Ведь надо заставить упрямых, несносных магов делать то, что желаешь ты, и причём так, чтобы сами они ничего не поняли и ни о чём не догадались. А то ведь назло сделают всё наоборот, ну что за мерзкий у них характер!

И вот теперь вокруг Геллы все ходят разве что не на цыпочках, боясь слово лишнее молвить да задеть девочку неосторожно ("Вы поосторожнее с ней, прошу вас! Нервная она стала, то вены резать пытается, то к чужому горлу примеривается..."). И говорят все как один: и маги, и Высшие, и прислуга, — лишь то, что Джет пожелала: что и убивают ради Геллы, что и сама она вот-вот сама убивать начнёт, некромантка, как же иначе? Слухи ползут про пророчество, про то, что Высшие, мол, нашли уже Шестую (и не надо быть ясновидящим, чтобы понять, кто это)...

Словом, всё правильно, всё как надо, всё идёт по плану и скоро до Геллы дойдёт, зачем же она так всем нужна... Но до чего же упрямая девка! Ей ведь чуть ли не прямым текстом в глаза говорят, а она не слышит. Ей все доказательства, все объяснения под нос кладут — а она не видит. Забралась в раковину своих страхов и убеждений и носа в реальность не показывает! Как же с ней сложно...

Впрочем, не только упрямство подопечной в последнее время беспокоило леди Джет'ару. Старой, опытной наёмнице всё казалось, что она упускает из поля зрения ещё одну силу, вносящую сумятицу и непорядок в её планы. Словно кто-то ещё пытается втихомолку, исподтишка управлять маленькой леди. А из-за этого ведь все планы могут пойти прахом!

А подводить брата не то чтобы не хочется, а просто по-человечески стыдно. Обещала же...

Да и девчонку жалко. Убьют же её, дуру мелкую...

— И долго мы будем торчать в этой дыре? — мрачно вопросил Рей пустую стену.

— Ты это у меня спрашиваешь?! — огрызнулся Ален, меряя комнатушку шагами и постоянно спотыкаясь о разбросанные фолианты. Арес опять свалил куда-то на весь день, сославшись на Очень-Важное-Дело, и оставил учеников в одиночестве. Правда, не очень-то гордом. И теперь парни маялись дурью, не понимая, зачем Мастеру понадобился тот самый лес, где они полгода назад искали Геллу. Не ностальгия же его одолела?!

— А у кого ещё? У стены спросить? Так она, уж извини, не отвечает!

— Ну ещё бы! Станет она всяким идиотам отвечать!

— Это я-то идиот?!

— А есть ещё претенденты?!

Рей вскочил на ноги, сжимая кулаки и горя желанием напомнить братцу, кто тут старший. Им обоим так хотелось выместить друг на друге своё раздражение, что они уже не отдавали себе отчёта в своих действиях. Они оба одновременно призвали схожие атакующие заклинания, и разноцветные искорки одинаково засверкали на кончиках их пальцев, и одновременно заструилась магия в ладонях, складываясь в туманные кольца.

И одинаковый звук, похожий на звон спущенной тетивы, возвестил о том, что заклятия сорвались, нашли цель, ударили, уничтожили, испепелили... Или просто исчезли, поглощённые чужими чарами. Откат ударил по близнецам одновременно, приводя их в сознание, обжигая пониманием случившегося. И боль в онемевших ладонях казалась по сравнению с этим мелкой и незначительной.

Опустошённые близнецы бессильно опустились на пол, снова уставились неподвижными взглядами в стену, изучая каждую трещинку на брёвнах, каждое пятнышко. Они смогли бы с закрытыми глазами поразительно точно описать каждое бревно кладки, если бы кому-то пришло в голову попросить их об этом. Но Мастера, любителя непривычных, оригинальных заданий, рядом не было, а трусливые селяне боялись даже приблизиться к домику, занятому Высшим.

— Семь, — безучастно констатировал Ален.

— А не восемь?

— Семь. Я отмечал. — И юноша ткнул пальцем в кособокие палочки-царапинки на стене.

— Кошмар.

— Угу.

Сначала они ещё пытались хоть что-то делать, анализировать, рассчитывать. Но у них не было информации. Вернее — были такие крохи, что сами собой возникали подозрения, что их просто-напросто водят за нос. Казалось бы, целыми днями маясь от безделья, можно было бы всё проанализировать, сделать правильные выводы, ну или хотя бы потребовать разъяснений от Ареса. Но Высший нагло ушёл от ответа самым простым способом — как скрылся в неизвестном направлении, наскоро предупредив, что ему "очень надо найти одну вещь", так до сих пор и не появился. А в одиночку близнецы пришли только к одному выводу: хороши они только как исполнители, и то если добрый Мастер по пунктам распишет, что им делать... Единственная их самостоятельная операция пусть и закончилась относительно хорошо, вряд ли могла служить удачным примером их деятельности. Она, скорее, была счастливым исключением

Убедившись в своей полной инфантильности и несамостоятельности (а ведь когда-то они таким считали кого угодно, но только не себя), близнецы впали в депрессию, порождённую ленью, и едва сдерживались, чтобы не начать срывать своё плохое настроение на всём окружающем. Даже любимое развлечение — комбинирование различных заклинаний в поисках нового, более разрушительного, юных магов не радовало.

Впрочем, истинную причину своего отвратительного настроения они прекрасно осознавали, просто боялись себе в ней признаться..

Гелла. Ей грозит опасность.

И как бы ни хотели убедить себя маги, пламенно не любимый ими Артемис не мог быть причиной неприятностей маленькой леди. Ну не воспринимался он, как потенциальная угроза! И чем дольше близнецы пытались уверить себя, что маленькой леди ничего не грозит, тем отчётливее понимали, что они нужны ей. Там и сейчас.

А ещё занозой в сердце сидело напоминание о Турнире. Если уж Мастер считает, что им участвовать просто-таки противопоказано (интересно, почему ещё?!), они и не будут лезть на рожон. Но твёрдая уверенность, что именно тогда случится что-то страшное и непоправимое, заставляла близнецов изнывать от невозможности спасти и уберечь...

А почему, впрочем, невозможности? Разве они связанные сидят в четырёх стенах?

Близнецы переглянулись, словно обмениваясь одновременно пришедшей к ним мыслью, одинаково плавными и неторопливыми движениями поднялись, начали собирать разбросанные учебники и тетради, изредка обмениваясь отрывочными репликами:

— А он не догадается?

— Конечно, догадается!

— ... когда вернётся...

— Вот будет весело, если вернётся он прямо сейчас!

Представив себе эту картину, маги обменялись пасмурными взглядами и продолжили сноровисто паковать вещи.

В конце концов, у них появилась цель, сформировался примерный план! А собираться в спешном темпе, словно за тобой все менторы гонятся и требуют сдать все пропущенные зачёты, близнецам было не впервой.

Главное — успеть.

Закутавшись в одеяло, Гелла сидела на кровати и мрачно разглядывала свою книгу. Девушку бил озноб, губы дрожали, но взгляд был спокойным и деловитым, непроницаемо-бесстрастным. Зависимость от медового тепла Артемиса перешла на физический уровень, сказываясь только на самочувствии, но не затрагивая эмоции. Кошмары больше не снились Шестой, чужие мысли не всплывали в голове, странные образы не тревожили сознание. Но оставалось странное чувство, словно эхо давно затихшего крика, словно приятное послевкусия горячего травяного чая. Оно согревало, навевало приятные воспоминания, заставляло улыбаться непривычно мечтательным мыслям, но в тоже время Гелла не могла не замечать напряжённую тревожность, проскальзывающую в её размышлениях. Словно неприятный тягостный привкус крови на языке оставался.

Наверное, следовало решительно распахнуть книгу, размашисто начертать вопрос и терпеливо пропустить мимо глаз и ушей все не относящиеся к делу язвительные комментарии Крейи. Но вот только пальцы дрожат отнюдь не от холода, словно подсознание рвётся наружу в каждом жесте, предупреждая о чём-то... страшном.

Тёмная не умела слушать подсознание, не верила самой себе, всё больше отговариваясь привычными, логичными и просчитанными мотивациями... и никак не могла понять, почему же её постоянно раздирают противоречия. Мёртвые же не умеют чувствовать! Всё, что ей теперь доступно, — лишь хорошо разыгранные, выставленные напоказ эмоции, живая маска на ледяной каменной скульптуре. Так почему же она не может управлять своими мыслями, постоянно сбиваясь на взвинченное, истеричное состояние?!

"Да всё просто, детка моя. Ты живая. А живым свойственно испытывать различные чувства. Так что не пытайся их подавить, если не хочешь полностью обезуметь".

Гелла напряглась, задрожала, как натянутая тетива, замерла на полувздохе так, что почти сразу заныли лёгкие. В широко распахнутых глазах не отражалось движение мыслей, словно они застыли вместе с тёмной.

"Ну же, перестань трусить. Открой книгу".

Аггел вспрыгнул на колени девушки, потёрся о тонкие пальцы, и некромантка успокоилась, даже улыбнулась, осторожно почёсывая котёнка за ухом. В голове Шестой не укладывалось, как это маленькое пушистое чудо может быть опасным, жутким аггелом, едва её не убившим. И когда все маги вздрагивали, расступались перед гордо шествующей по коридору огненной королевой, одна Гелла без малейшего смущения гладила котёнка по шёрстке и умилённо тискала, прижимая к груди. И аггел довольно мурлыкала, не желая отступать ни на шаг от благодетельницы. А хозяйка? Что хозяйка?... Она не гладит, и не улыбается, и не чешет за ушком... уирррр... В конце концов, она аггел свободный, гордый, сама решает, кому служить...

Естественно, тому, кто гладит нежнее.

Продолжая поглаживать огненного котёнка, Гелла распахнула книгу, внимательно разглядывая схемы, вникая в образы, в парадоксальные размышления о мире и магии, вместо того, чтобы сразу искать пустые страницы и снова обмениваться порциями яда с наставницей. Всё-таки, Крейя действительно была выдающейся жрицей. И дело не только в том, что она единственная смогла поставить любовь и верность превыше служения, и не в том, что не сломалась после кары... Она была странной, эта худая женщина с больным взглядом озлобленного зверя. Она всегда смотрела на мир с непривычной стороны, подвергала анализу даже аксиомы бытия, не признавала никаких авторитетов.

Если бы не проклятие, она могла бы стать величайшей жрицей за всю историю. Если бы не проклятие, её бы уничтожили ещё раньше. Ведь современникам всегда трудно разглядеть гения, сотрясающего основы житейского мироздания.

Ведь легче объявить его сумасшедшим, чем признать свои ошибки.

Гелла провела пальцами по совершенно лишней фразе в анализе какого-то химического опыта. Посреди запутанных, многоярусных формул, точных, скупых комментариев змеилась тонкая надпись, сделанная впопыхах:

"Нам от рождения дана судьба, раскрашенная в чёрные и белые линии. А ещё нам даны кисти, краски и палитра".

Шестая непроизвольно улыбнулась. Мысль странная, яркая, подобная лучику солнца, маленькому чуду среди скучных, непонятных формул. И одна эта случайная фраза, выскользнувшая из-под пера старой жрицы, говорила о ней больше, чем все её ядовитые подколки, старые легенды, исписанные результатами чудовищных опытов страницы. И Гелла всерьёз задумалась: а что она знает о своей наставнице? И знает ли наставница своё истинное "я"?

Или она создала себе маску-образ, отказываясь замечать, что не соответствует ему?

"О да. И теперь ты идёшь по моим следам на снегу"*

Не слезая с кровати, Шестая с трудом дотянулась до стола, ухватила свинцовый карандаш и аккуратно вывела на пустых полях, стараясь не нарушать уже установившуюся гармонию линий:

"Знаешь, я всё меньше понимаю, чего ты от меня добиваешься".

Серебристая строчка расплылась, потускнела — словно впиталась в сухую холодную бумагу. Тёмная несколько минут терпеливо ждала ответной гадости, но Крейя молчала, словно поощряла ученицу к дальнейшему высказыванию глупостей.

"Сначала я думала, что ты учишь меня от скуки. Ну, или чтоб твои знания не пропадали... Одно время мне казалось, что тебя нужна я, моё тело или душа, что ты хочешь вернуться. Потом, я составила список того, что может быть нужно давно мёртвой некромантке от юной жрицы-неумехи. Там, кстати фигурировали и такие пункты, как обретение покоя, месть или желание воплотиться в чужое тело. Но мне почему-то кажется, что это всё не так..."

Рвущееся с кончиков пальцев жалобное "Ведь правда же?!" Гелла всё-таки не написала. Она очень-очень хотела верить, что её желчной и злобной наставнице не нужны такие скучные и банальные вещи. Ведь идеал просто не имеет права быть близким к мелочной и низменной суете обывательской жизни.

Крейя молчала, ровные бисерные строчки не менялись, словно книга в мгновение ока лишилась всей своей ужасающей, притягательной тёмной силы. И когда острые, скошенные руны начали проявляться под словами Геллы, Шестая облегчённо выдохнула, только сейчас заметив, что задерживала в тревоге дыхание.

"Я действительно хотела отомстить магам за то, что они сделали со мной... с моим избранником... Но Древних уже давно нет, а мстить их потомкам за дела тысячелетней давности — по меньшей мере глупо. Так что всё просто. Я хочу снова стать целой личностью. Мне надоело быть просто памятью".

Гелла прикрыла глаза, аккуратно отложила книгу. Аггел ткнулся жарким носиком ей в ладони, напрашиваясь на ласку.

Все знали, что слова Крейи были ложью от первого и до последнего слова.

Но Гелла всё равно тихо и обречённо обронила гулкое:

— Я совершу то, что вы желаете, наставница.

(* В контексте — наступаешь на мои грабли)

"Как хорошо, что им не нужны пафосные, патетичные речи, чтобы осознать всю важность возложенной на них миссии. Я ведь ни Сиэра, и даже не Стейл, не смогу их убедить в том, что нужно мне... Впрочем, это необходимо всем".

— Я рассчитываю на вас, сёстры, — Наори смотрела внимательно и серьёзно, голос звучал глухо, без всяких ноток торжественности или напыщенности.

Несколько женщин в неприметных мужских костюмах сидели в креслах. В полумраке было невозможно разглядеть их лица. Говорят, даже верховная не должна была видеть и узнавать их. Ведь карательницы вели также и жизнь верных послушниц Луны, и нечего было остальным сёстрам знать, кто из них вонзит тёмный кинжал в спину той, что по злой воле или скудоумию решит отступить от лунного пути. Впрочем, также всем было известно, что яростная, великолепная Стейл была карательнецей, причём одной из лучших. Но насколько эти слухи были верны, Наори не ведала, но она была абсолютно уверена, что старая верховная знала всех карательниц и в лицо, и по именам. И что самой Наори придётся ещё несколько лет завоёвывать подобное уважение и доверие.

Старшая склонила голову, разглядывая листок с одним единственным именем, затем пустила его по кругу. Конечно же, опасаться подслушивания было глупо, но нарушать традицию никто не стал, ведь воины и убийцы очень щепительны в вопросе суеверий.

Когда листочек сгорел над пламенем единственной свечи, Наори передала немолодой и очень худой карательнице тёмный свёрток.

— Берегитесь, она уже может быть лишь оболочкой силы тёмной и древней. Это должно помочь вам. Однажды, этим кинжалом уже убили Проклятие Луны*.

Убийца улыбнулась, но глаза её остались непроницаемо-холодными, по-змеиному неподвижными. Конечно, карающим лучше знать, кого и как убить, но если сама Верховная настаивает на том, что дополнительное оружие необходимо... Лучше поверить ей на слово. Дешевле обойдётся.

Склонив головы, они покидали душную каморку под самой крышей угловой северной башни. Лучшие из лучших, самые хитрые и опытные шли на свою смерть, не сомневаясь в своём выборе.

Ведь за них выбирает Луна.

Верховная жрица Наори ещё долго сидела у потухшей свечи, спокойная, неподвижная, усталая. Она не сомневалась в правильности своих решений. Молодая жрица лишь боялась не довести дело до конца, умереть раньше, чем её миссия будет завершена. Ей не давала покоя смерть предшественницы. Кто может поручиться, что болезнь или несчастный случай не оборвёт луч её жизни преждевременно?

Значит надо успеть. Значит, торопиться опасно.

Но, во всяком случае, тёмная будет уничтожена. А за остальное можно не волноваться.

(* Так жрицы называли Крейю).

Томная и бледная весенняя луна робко заглядывала в единственное освещённое окошко на жилом этаже Школы. Ночная красавица недоумевала: как можно допоздна сидеть за пыльными книгами, когда прохладный воздух так сладко пахнет первыми цветами, а звёзды так чётко и остро очерчивают абрис каждого предмета? Все нормальные подростки до рассветных сумерек шатаются по парку и лесу, сбегают на маленькое озеро, а эта сидит и пялится в книгу, словно ей больше делать нечего!

Всё было гораздо проще и менее трагичней: Гелла не любила ночь и луну. Особенно она ненавидела безветренные полнолуния, когда облака стыдливо прятались за горизонт, опасаясь даже приблизиться к ночной царице, не то что её спрятать.

Лениво листая страницы учебников и прихлёбывая горячее молоко с терпкими, душистыми травами, Гелла коротала одну из самых нелюбимых своих ночей. Весь вечер она потратила на выписывания из Чёрной книги странных фраз своей наставницы, которые Шестая не понимала. Девушку мучило любопытство и осознание того, что ей жизненно необходимо разобраться в тёмной и таинственной душе Крейи. Несколько листков были уже сплошь исписаны, и теперь маленькую леди мучила совесть: она совсем забыла про подготовку к экзаменам. Конечно, для неё это была лишь формальность: все маги будут на турнире доказывать, что учились не зря, а неприкаянной некромантке придётся сидеть и отчитываться по таким скучным предметам, как история и политология. Глупость какая...

Её размышления прервал тихий стук в зашторенное окно. Тонко и напевно звенело стекло, словно кто-то едва касался его костяшками пальцев. Прежде, чем Гелла успела встать и заглянуть за шторы, тихонько скрипнула оконная рама, раскрываясь и впуская в комнату холодный и сладкий ветер. Обиженно дёрнулся и погас огонёк свечи, и девушка осталась в темноте. Застыв, как надгробное изваяние, она безучастно следила, как в лунном свете в комнату проскальзывает чей-то гибкий силуэт, неразличимый за шторами.

Наверное, надо испугаться, решила Гелла, хотя страха не было. Она ощущала только нетерпеливое ожидание, когда незваный ночной гость отведёт рукой плотную ткань занавесей и она сможет рассмотреть его лицо.

— Привет, — он заговорил чуть раньше, чем она его узнала. — Не спишь?

— Как видишь, нет, — облегчённо рассмеялась Гелла, снова зажигая свечу. — Чем обязана такому позднему визиту?

Артемис красноречиво улыбнулся и протянул девушке маленький букетик хрупких, почти сияющих ландышей.

— Ой, какая прелесть! — Гелла поднесла цветы к лицу, вдыхая их свежий аромат, осторожно прижала к груди. — А зачем они?

Маг замялся, подыскивая слова для ответа. Зачем девушкам дарят первые весенние цветы? Как это объяснить?

— Тебе раньше не дарили цветов? — наконец выдавил Артемис, пытаясь справиться со смущением и удивлением.

— Нет, а должны были?

Гелла устремила на друга наивный непонимающий взгляд, полный тепла и благодарности. Маг только неловко передёрнул плечами и посоветовал:

— Поставь цветы в воду — так они будут жить дольше.

Шестая растерянно огляделась, осторожно пристроила цветы сверху на книгу Крейи и уселась рядом с Артемисом на подоконник.

— А как ты забрался сюда? Прилетел?

Маг звонко рассмеялся, не пряча весёлые искорки в глазах.

— Прилетел? Ну ты скажешь! Летать не могут даже повелевающие воздухом, мне же эта стихия вообще не доступна!.. Я пришёл по карнизу, он опоясывает всю Школу.

Гелла глянула вниз, на тонкий, в несколько ладоней, выступ, и вздрогнула от страха.

— Ты же мог упасть!

— Не мог, — беспечно отмахнулся юноша, польщённый такой тревогой девушки. — В Аркорре, западном княжестве, откуда я родом, ра... мальчиков с детства учат особому виду единоборств, развивающему вестибулярный аппарат и позволяющему удерживать равновесие даже на раскачиваемом канате. Так что падение с такого устойчивого выступа мне не грозит!

Артемис запнулся и пристально уставился на девушку. Гелла молча следила за тем, как меняется его лицо, как тёплую светлую радость сменяет озадаченность, напряжение.

Что он мог увидеть? — недоумевала тёмная. — Неужели я снова превращаюсь в мёртвое чудище? Или в Тень?

И лишь когда маг несмело поднял руку и коснулся её чёлки, Шестая вспомнила о руне принадлежности. И о том, что волосы, обычно её скрывающие, уже давно сбились в сторону. Коротко вскрикнув, Гелла отвернулась и низко склонилась над коленями, боясь поднимать лицо, глядеть в глаза другу. Её всю охватывал ужас при одной мысли о том, что в его глазах может появиться презрение, превосходство, брезгливость. Как это глупо... и как глупо будут звучать все её попытки объяснить, что руна вовсе не обозначает рабство...

Он осторожно привлёк её к себе,обнял за плечи и дождался, когда она поднимет лицо. В уголках глаз блестели слёзки, но Шестая смотрела уже с вызовом: мол, что ты скажешь мне? Что сделаешь?

Артемис успокаивающе улыбнулся. Ему ли не знать, как позорно, как невыносимо стыдно носить на себе отметину бывшего рабства?

— Не переживай: двое нас таких — бывших рабов.

— Ты, может, и избавился от рабства, — с мелочной, детской обидой отозвалась Гелла, — но мне от своего не избавиться никогда!

— Я помогу, — усмехнулся Артемис и коснулся губами руны на её лбу.

Ей уже доводилось раньше терять сознание, но ещё никогда это не было настолько странно и... унизительно. Не было ни тошноты, ни полного, всеобъемлющего бессилия, не пронзительного головокружения. Просто сидела на подоконнике рядом с магом, который (чего скрывать?) ей очень-очень нравился. И вот — хоп! — она в густой вязкой темноте, где не может ни пошевелиться, ни вздохнуть. Словно у неё больше нет тела, и остался только оголённый, беззащитный разум, неспособный отгородиться от нахлынувших эмоций хотя бы болью в прокушенной губе.

Она появилась внезапно. Только Гелла была одна, растерянная, потерянная, и вдруг Шестую накрыло ощущение её всеподавляющего присутствия.

— Итак, — здесь слова Крейи имели неповторимый, вдавливающийся в сознание звук. И её голос истекал приторным, гнилостным ядом точно так же, как пульсировал отравой её почерк. — Ты просто с потрясающим упорством не желаешь прокладывать свой путь, а идёшь по чужим следам, повторяя чужие ошибки. Я разочарована, девочка. Мне казалось, моя история научила тебя, что доверять магам, а уж тем более влюбляться в них, смертельно опасно!

— Я это усвоила, — с желчной вежливостью ответила Гелла, жалея, что не может увидеть жестокую свою наставницу. — Это он в меня влюбился... кажется.

— Ну-ну... Продолжай себя убеждать. Может получится.

— Почему я тебя не вижу?

— А что ты должна видеть? И чем? Нас здесь нет, неужели ты ещё не поняла?... Похоже, я действительно в тебе серьёзно ошиблась...

Гелла пристыжено промолчала, не зная, что ответить на справедливые упрёки наставницы.

— Это ведь ты меня сюда вытащила? — Наконец несмело прервала она затянувшееся неуютное молчание.

— Ты поразительно догадлива!

— Ты вытащила меня сюда ведь не только за тем, чтобы прочитать лекцию о недопустимом поведении? — мрачно осведомилась Гелла.

— И за этим тоже, — произнося слова таким тоном, Крейя могла только криво ухмыляться, сверля взглядом свою непослушную ученицу. Жаль, что у Геллы не было возможностей проверить это предложение. — Ещё хотела предупредить, что этот милый мальчик для тебя опасен.

— Артемис? Опасен? — ничего не понимая, переспросила Гелла. — Быть такого не может! Он не принесёт мне вреда! Я... чувствую.

Как ещё по-другому назвать своё интуитивное атавистическое знание, приходящее из самого тёмного уголка души, Шестая не знала. И знать не хотела.

— Разве я сказала, что опасность исходит непосредственно от него? Разве я сказала, что он — источник?

Ярость прошлась по всем эмоциям, вытесняя разумные мысли, уничтожая самоконтроль, уродуя личность.

— Как же меня достали все эти вечные недоговорки и игры в слова! — Не раздумывая, выплюнула Гелла. — Как же мне надоели эти глупые интриги! Неужели нельзя просто сказать мне, что и как нужно делать?! Ведь я всё равно сделаю, никуда не денусь, выхода нет и выбора у меня тоже нет! Так неееет же, всем просто-таки позарез необходимо поиграть в великих повелителей, всем нужно мной управлять, как марионеткой, даже не скрывая это от меня! Мол, видишь, мы тебе выбор дали! Условный! Иллюзорный! Что ни выберешь, всё равно по нужному нам пути пойдёшь! Надоело! Не буду! Не заставите!

Крейя терпеливо выслушала позорную истерику девушки, и её молчание по вкусу было как отвар лечебных трав: горькое, полное снисходительной жалости, но исцеляющее.

— Успокоилась? Отлично. Больше не копи в себе эмоции, прикрываясь самоконтролем, как бумажным восточным зонтиком от южной грозы. Можешь и с ума сойти. И сколько раз тебе твердить: если ты однажды умерла...

— Не однажды.

— ... то это ещё не значит, что ты вообще не можешь чувствовать. Ты не изменишься внешне, но внутренне ты также нестабильна, как и остальные люди в твоём возрасте. Прекрати сдерживать себя, поняла?

Молчание.

— Я повторяю: ты поняла меня?!

— Да, — процедила Гелла, пытаясь справиться с ненавистью к наставнице, так беспардонно тычущей девушку носом в глупые непростительные ошибки. Как нашкодившего котёнка, право слово!

— Отлично,— безразлично констатировала Крейя. — Далее... никто с тобой не играется. Уж во всяком случае не я. И если я не говорю что-то прямо, значит так надо. Иначе ты, моя милая, вообще разучишься самостоятельно думать и принимать решения. Маги правы, тебе нужна самостоятельность, чтоб ты наконец начала делать выбор и принимать ответственность за него. Это в твоих же интересах.

— Я понимаю, — раздельно и чётко прошипела Гелла, пока старая некромантка не задала презрительный, унизительный вопрос.

— Молодец.

Голос Крейи расплывается, теряет чёткость и звучность, и сознание медленно и неотвратимо плывёт куда-то. Кажется, кто-то её зовёт. Кажется, кто-то твердит её имя.

Кто?

Она распахнула глаза так резко, что после бархатной, ластящейся тьмы бледный огонёк догорающей свечи ослепил, болью пронзил голову, заставил зажмуриться. Кто-то коснулся её век, усадил на кровати, прижал к себе.

Гелла неторопливо открыла глаза, продолжая прижиматься щекой к холодной и колючей куртке Артемиса.

— Ты в порядке?

— Уже да. Спасибо.

Шестая отстранилась, внимательно взглянула на мага. Он не выглядел насмерть перепуганным или смущённым, не порывался тот час извиниться и сбежать, не показывал нервозности. Скорее, он был чуть взволнован. И он всё ещё переживал.

За неё, глупую, не верящую.

— Что с тобой случилось? — ласково проведя пальцами по её щеке, спросил маг.

Гелла привычно передёрнула плечами, как всегда поступала, когда показывала, что на вопрос отвечать не будет, просто потому, что н е ж е л а е т. Отвернулась, только на миг, потом снова бросилась ему на шею, прижалась лицом к плечу, чтобы не видеть глаз, и начала рассказывать. Сдавленно, не пытаясь подобрать слова, перескакивая с одного на другое, не скрывая судорожные всхлипы, словно лёгкие отказали в один момент. Она рассказывала, не скрывая ничего: и про обе смерти, и про воскрешения, и про предательства и поиск тепла, и про веру в любовь, и про пророчество это идиотское, чтоб тому, кто его написал, икалось сильно и долго...

Она выплёскивала всю ту боль, весь страх, неопределённость, отчаяние, что долго, по капелькам копила на дне души. Артемис молчал, только обнимал её за плечи, словно удерживал её на грани, не давал провалиться в тьму, охранял от всего мира. Поддержка, защита без фальшивых обещаний, без натянутого "всё будет хорошо".

Позже Шестая недоумевала, что заставило её выложить малознакомому магу всё о себе, ведь даже близнецам, ставшим родными-близкими-понятными, она так и не открыла своей истории. Отмалчивалась на все вопросы, недовольно поводила плечами, когда кто-то начинал слишком уж настырно строить дурацкие предположения... И всеми силами она отгоняла от себя мысль, что столь внезапная откровенность — всего лишь попытка отплатить магу за его тепло. Что это всего лишь единственное, что может она сделать для человека, которым питается, как оголодавший вампир: открыть душу. Вывернуть наизнанку, дать оружие против себя — доверить всю себя, вложить жизнь в его ладони. Обречь на ответственность за себя.

Закончив свою исповедь, Гелла продолжила сидеть, уткнувшись лицом в куртку мага, хотя она уже была насквозь мокрой от слёз. Оплавленная, скособоченная свеча ещё горела, огонёк плясал так, словно хотел сорваться с фитиля, как бабочка с булавки. Луна скромно смотрела в другие окна, ночь входила в своё самое тревожное и тяжёлое время.

И именно в этот момент дверь беззвучно отворилась, и в келью ступила Джет.

Окинув комнату одним внимательным оценивающим взглядом, от которого, казалось, не укрылся даже тоненький слой пыли на стенах, дуэнья стремительно подошла к подросткам и схватила мага за ухо. Он не изменился в лице, покорно поднялся, всё же не глядя женщине в глаза.

— Так, молодой человек, убирайтесь отсюда, — отчеканила наёмница, сверля юношу холодным и острым, как зазубренный наконечник стрелы, взглядом. — И чтобы я вас до Турнира не видела. Ясно вам?

— Абсолютно, — бесстрастно кивнул Артемис и направился к двери.

— Стоять. Комнату покинешь тем же путём, которым и пришёл, — и Джет бескомпромиссно кивнула на окно.

Холодное замкнувшееся лицо мага тронула улыбка и, прежде чем лёгкой тенью выскользнуть в окно, он наклонился и прижался губами к тыльной стороне ладони растерянной, испуганной Геллы.

— Спокойной ночи, маленькая леди.

— Споко... — Она не договорила, ведь говорить уже было некому. Силуэт мага исчез во тьме.

Дуэнья неодобрительно покачала головой, с громким стуком захлопнула ставни. Обернулась к воспитаннице.

— Надеюсь, сегодня читать тебе нотации не надо?

"Она знает!" — мелькнула паническая мысль.

— Нет, — улыбнулась девушка, вытирая слёзы с ресниц. — Всё в порядке.

— Ну-ну, — как-то провокационно ухмыльнулась леди Джет'ара, прежде чем покинуть свою любимую подопечную.

Убирая фолианты со стола, Гелла вспомнила про букетик ландышей, но вместо мерцающих, колдовских цветов на книге Крейи лежали чёрные, сморщенные стебли, сразу же рассыпавшиеся прахом, едва девушка их коснулась.

Постоянно одергивая непривычно широкие рукава, маленькая леди вертелась перед зеркалом, периодически получая расчёской по затылку от мрачной и серьёзной дуэньи.

— Ты хоть пять минут можешь не вертеться?! — ласково прошипела Джет, пытаясь заплести пушистые волосы девушки в косичку. Непослушные лёгкие пряди вырывались, рассыпались белесым облаком, делая девушку ещё больше похожей на одуванчик.

Плюнув на бесполезное и бессмысленное занятие, Джет просто перетянула волосы девушки на уровне лопаток, закрепив скользящий узел. Гелла осторожно повела головой, робко коснулась тёмно-синей, под цвет глаз, ленты.

— А она не развяжется? — с сомнением поинтересовалась некромантка, едва удерживаясь от желания потянуть за кончик ленты. Что-то ей подсказывало, что дуэнья повторного заплетания не простит, а сама она — не выдержит.

— Развяжется, — надменно кивнула леди Джет'ара, скептически оглядывая результат трудов своих. Конечно, теперь Гелла выглядит не как служанка-замарашка или бродяжка, обряженная в приличную одежду, но для истинной леди ей не хватает уверенности в себе. Или такое впечатление — лишь обманчивость, мираж, и в больших детских глазах прячется не страх, а спокойствие?

— А смысл тогда завязывать волосы? — резонно спросила Гелла, поправляя ремень сумки.

— Глупенькая, — рассмеялась Джет, — неужели ты не знаешь, что если рыцарь на турнире решал сражаться во имя прекрасной дамы, то дама, в знак своего согласия, повязывала свою ленту ему на копьё! Ну ли на руку.

— Вы думаете, кто-то решит сражаться во имя моё? Сомневаюсь. На такое способны только близнецы, а они...

Гелла с трудом подавила печальный вздох и оставила фразу незаконченной. Несмотря на обилие занятий, бесконечные подготовки и тесты, несмотря на постоянные споры с Крейей, её выматывающие лекции, у девушки оставалось достаточно времени, чтобы скучать по шумным и несносным близнецам. Поначалу, девушка пыталась осторожно выяснить, надолго ли пропали её друзья и можно ли с ними связаться, но менторы только отмахивались от неё, а Высших некромантка избегала сама.

— Глупенькая, слепая девочка... Ну да, куда тебе с твоим-то храмовым воспитанием! Ты же совершенно не разбираешься в людях... Вот как раз близнецы и не стали бы корчить из себя твоих рыцарей. Они для этого слишком эгоистичны и практичны. Захотят тебя порадовать — подарят книгу или безделушку, или поделятся новой откопанной в пыльных фолиантах тайной, или предложат поучаствовать в испытании нового заклинания. А вот твой новый знакомый, — голос дуэньи чуть дрогнул, и это было на целое "чуть" больше, чем следует. Правда, Гелла не смогла уловить, с одобрением или неприязнью вспоминает Джет Артемиса. — Вот ему вполне может хватить фантазии и благородства поиграть в рыцаря.

Джет насмешливо дёрнула воспитанницу за кончик выбившейся прядки.

— Так что смотри не потеряй ленту раньше. Она тебе ещё пригодиться!

Добраться до Школы оказалось совсем не сложно. Достаточно было предъявить значки выпускников (маленькие яркие дракончики на воротниках), как надменные и мрачные крестьяне и лорды сразу становились добрыми и отзывчивыми, чуть ли не в дом, на хлеб-соль, тащили.

Так что путь от леса до Школы занял всего три дня, хотя вместе с Мастером они тащились все семь. Теперь же близнецы сидели на чердаке и терпеливо ждали, когда все соберутся на Полигоне — в самом глубоком подвале, тщательно экранированном от всего мира. Юным магам было не впервой подглядывать за закрытым мероприятием, они, как и все ученики, знали множество лазеек, тайных комнат, укромных ниш, откуда можно следить за старшими и невыносимо гордыми товарищами.

Правда, все более-менее подходящие уголки уже заняты пронырливой, предприимчивой мелочью, и опоздавшим близнецам остаётся только дожидаться начала, а уж потом на цыпочках красться в совсем уж тайное убежище, почти впритык с Полигоном, откуда всё великолепно видно и слышно, но где и попасться шансов на порядок больше. Раньше Алена и Рея выручало их феноменальное везение, нежелание Ареса их везде разыскивать и то, что об этой тесной и неудобной комнатке почти никто не помнил.

Вообще-то, она была рассчитана только на одного человека, и то — очень щуплого и низкорослого. И с трудом втиснувшись в один угол, близнецы вынуждены были признать, что для двух здоровых парней это убежище уже не годится.

Обменявшись одинаково кислыми и одновременно гневными взглядами, маги дружно перешли на мысленную речь, ведь слышимость была великолепной в обе стороны: и непрошеные наблюдатели слышали всё, что творилось на Полигоне, и судья мог разобрать в шуме сражений отчётливое шевеление где-то за его спиной.

"Как думаешь, она всё таки будет сражаться?..."

"Нет! Мастер же обещал!"

"Мастер много чего обещал... Например, превратить нас в пауков или подарить Гелле в качестве подопытных кроликов, если опять выкинем что-нибудь, из ряда вон выходящее... нда..."

"Ты тоже об этом подумал? Даже странно, что он ещё нас не догнал..."

Привычный обмен колкостями затих, едва начавшись. Мысленная речь не передаёт эмоций, все слова гладкие, обкатанные, ровные, словно кусочки льда из специальных формочек. Обмениваться такими — неприятно и холодно, каждая фраза звенит в черепной коробке, оставляет неприятный, несмываемый осадок где-то в глубине сознания.

Да и засечь мысленную речь не сложнее, чем обычный шум.

Близнецы припали к маленьким смотровым окошкам, не замечая, как три лёгких, невесомых тени пролетели по коридору и замерли у раскрытых дверей. Они тоже неплохо устроились: видели всех, но никто не замечал их.

Ведь карательницам вовсе не нужно, чтобы жертва их заметила, верно?

— Прекрасная леди, — В сером плаще и таком же сером костюме Артемис казался бесцветным, неинтересным, незаметным. Но только на первый взгляд. Гелла смотрела на него и думала о старинных гравюрах на холодном, таинственном серебре. Только в отличии от рисунков на металле, маг излучал ещё и пьянящее янтарное тепло, оставляющее на языке терпкий медовый привкус. А ещё рядом с ним чувствовалась его подавляющая, сводящая с ума мощь, послушным зверем свернувшаяся под маской величественного, властного спокойствия.

— Прекрасная леди, позвольте сегодня быть вашим рыцарем!

Ртутные глаза смеялись, хотя лицо юноши было серьёзно и одухотворено. Гелла с радостью подхватила эту игру, состроив возвышенно-печальную мину.

— Ах, мой рыцарь, — она соскользнула к нему со ступенек, одновременно стягивая с волос тёмно-синюю, почти чёрную ленту, — вы окажете мне честь...

— Нет, прекрасная дама, — он поймал её маленькую ладошку, поднёс к губам. — Эту честь окажете мне Вы.

Атласная синяя лента на предплечье мага казалась неправильной и чужеродной, она притягивала взгляд, и казалось, что так же она притягивает и несчастья.

Шестая вздрогнула, повела плечами, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения между лопатками. Ей казалось, что кто-то сверлит ей спину нетерпеливым, гневным взглядом. Хотя мало ли кто может быть не в восторге от разыгранного ими спектакля?

Артемис снова поклонился и лёгким пружинистым шагом отправился на арену, к остальным магам, и синяя лента на его предплечье была заметна издали, и она делала парня похожим на мишень.

Гелла поспешно опустила взгляд и вернулась на своё место — на ряд выше судьи, где обычно сидели представители Совета. Его единственный представитель, Высший Гидеас, обменивался с дуэньей туманными, но оч-чень ядовитыми замечаниями о Турнире, о магах и о Шестой. И когда некромантка скромно притулилась рядом с Джет, они не замолчали.

— Ну что вы, — со снисходительной улыбкой ленивой тигрицы растягивала звуки наёмница, наблюдаю за собеседником из-под полуопущенных век. — Детские игры не могут быть опасны...

— И между тем, — ярился Высший, — ей не стоило так явно выказывать свои предпочтения! Если... Когда менталист победит, никто не будет сомневаться, что победа его была подстроена!

— Ах, какая жалость, какая жалость... Неужели я так и не научила девочку выбирать действительно достойных, а не тех, кому победы подстраивают добрые дедушки-маги из Совета?!

Гидеас смешался, замолк, нервно перебирая тонкими пальцами по бархатному окоему рукава.

— Он сможет... в принципе, он один из лучших. Не в первой тройке, но в первой десятке..

— Туда он попал лишь после того как исчезли близнецы...

— Не перебивай меня, женщина! Он смог бы победить, но теперь, когда Шестая так явно продемонстрировала всем свои симпатии, ему просто не дадут шанса. Как бы мы не изворачивались и не пытались вытащить его за уши на первое место.

— А к кому мне надо было демонстрировать симпатию? — холодно, с едва сдерживаемой яростью, клокотавшей в горле, процедила Гелла, не поднимая на Высшего взгляда. Был бы это другой маг, она бы не влезла в разговор — воспитание не позволяло. Но этому она никогда ничего не простит, но этого она будет ненавидеть, будет злить его, будет мешать ему, что бы ни случилось. — К тем, кто прожигал мне спину ненавидящим взглядом? Тем, кто относился ко мне, как к говорящей обезьянке? К тем, кто с интересом наблюдал за моей травлей? Из-ви-ни-те, об этом мы не договаривались.

Выплюнув эти слова, Гелла демонстративно отвернулась, показывая, что она больше ничего не слышит и больше ничего не скажет. Пусть теперь со стеной беседуют, с их-то упорством её переубедить несложно будет.

Высший гордо промолчал, не позволил себе даже недовольный взгляд бросить на нахалку. Он прохладно извинился и перешёл к креслам менторов.

Джет, словно давно дожидавшаяся этого момента, расслабленно выдохнула и прикрыла глаза. Вежливая змеиная улыбка соскользнула с её лица, словно плохо закреплённая маска.

— Молодец, девочка, — на пределе слышимости прошептала она, и Шестая не была даже уверена, говорила ли её наставница хоть что-то. — Ты всё сделала правильно. Абсолютно.

Умиротворение и тишь сменились бесчувственным спокойствием, прячущим пустоту. Рядом с Геллой снова сидела надменная и презрительная дама, прячущая свою подозрительность под маской снобизма.

Что не давало Джет покоя, так это невнятное копошение где-то за спиной, словно кто-то притащил на Полигон двух шкодливых котят и оставил их без присмотра наедине с клубком шерстяных ниток. Правда, один котёнок всё-таки был, но аггел неподвижно сидела на полу у ног Шестой, изображая из себя опаловую статуэтку высокомерного сфинкса.

Опыт прожжённой, старой наёмницы, не раз спасавшейся из безвыходных ситуаций, не раз уходившей от облав, скрывавшейся от охот, говорил: за тобой следят. Кто-то смотрит тебе в спину, старательно расфокусировав взгляд, чтобы ты их не почуяла. Кто-то стоит, прижавшись к стене, сливаясь с ней. Кто-то боится, что его заметят...

Пока Высший и судья объявляли правила, пока проходила жеребьёвка и маги разбивались по парам, Джет испарилась в шуме и веселой, ненапряжённой болтовне.

Гелла осталась сидеть неподвижно, как котёнок у её ног. И обе — и некромантка, и аггел — не спускали взгляда с синей ленты на сером плече.

— Ну и что вы здесь делаете? — тихий, свистящий шёпот за их спиной походил на голос ветра, тонкого, болезненного сквозняка, внезапно обретшего плоть и кровь. Ни Ален, Ни Рей ни шевельнулись, они предпочли сделать вид, что им только послышалось. Но вот пальцы, стальной хваткой сомкнувшиеся на их ушах, уж никак не могли быть плодом воображения!

Джет выволокла неудачливых наблюдателей в коридор, убедилась, что там никого нет, и пинком направила юных шпионов к лестнице.

— Надеюсь, вам хватит ума добраться до моей комнаты, не попавшись никому на глаза? Ждите меня там, и ни-ку-да не уходите!

Посрамлённые близнецы двинулись наверх, не прячась, но и умудряясь оставаться абсолютно незаметными. А сама леди Джет'ара, воровато оглядевшись вокруг, скользнула на их наблюдательный пункт, помянув тихим незлым словом проектировщиков укрытия.

Интересно, как поведёт себя Гелла, оставшись одна? А что нового и чудного выкинут Высшие?

И главное — почему же у старой наёмницы который день сердце не на месте?

Шанс — это дар богини, даже если сама богиня и думать забыла о своих верных жрицах. Шанс — это такая редкость, которую упускать нельзя. А хороший Шанс вообще выпадает раз в сто лет, и тот, кто его проворонил, вынужден всю оставшуюся жизнь маяться неразрешимыми сомнениями и угрызениями совести. А если бы он не...?

А ещё есть долг. Есть задание. Есть инструкции и дисциплина, за невыполнение которых старшая снимет голову, обдерёт кожу и в таком виде погонит исправлять свои же оплошности. Справедливо, но очень, очень неприятно.

Младшая из карательниц, чудесная большеглазая девочка Лучик, с едва сдерживаемой нетерпеливостью покосилась на белую макушку отступницы. Шестая сидела не очень удачно, отравленный дротик в неё не метнёшь, но и она сама, и маги, эти песьи отродья, её окружающие, были так поглощены зрелищем, что просто не замечали ничего иного, кроме двух парней, увлечённо убивающих друг друга. Жалко, молодые и красивые...

Лучик зажмурилась, прикусила губу, изгоняя опасные, совершенно ненужные мысли. Она с самого начала была "порченой", "неверной", неготовой отречься от всего мира, от его красоты и многообразия ради лунного света и ледяного лика сбежавшей богини. И если бы Стейл не заявила (нагло, не замечая всеобщего недовольства), что тёмная тёмную всегда учует, и не плохо было бы извлечь из этого свою выгоду, девчонку убили бы при посвящении. Вернее, её уничтожил бы сам ритуал — не тело, а душу, что было бы в сотни, тысячи раз страшнее. Лучик это понимала.

Она отреклась самостоятельно, но осталась при Храме.

Не служащая Луне безымянная жрица, свободная ото всех обетов, кроме одного — карать себе подобных.

Что ж, у неё была свобода выбора. Просто не было выбора как такового.

Самая молодая из карательниц снова жадно взглянула на белую макушку, ярким пятном выделяющуюся в сумраке Полигона. Убить её — легко. Даже очень легко, и это наводит на нехорошие мысли.

Вполне возможно, что отравленного чёрного кинжала под ребро окажется недостаточно, ведь Верховная говорила о чём-то таком, разве нет? А особое оружие, на которое старшая и взглянуть никому не дала, так и осталось лежать у неё в чересседельной сумке.

Да и не факт, что после попытки прикончить отступницу, карательница сможет уйти незамеченной. Даже наоборот: неоспоримый факт, что уйти живой ей не дадут. По идее, две подруги должны помочь, но станут ли жрицы рисковать собой ради безымянной ищейки?

Ага, щазз, да два раза... Дождёшься от них такого, да скорее Лунная сама вернётся!

Лучик мысленно вздохнула, не смея нарушить маскировку, и помахала ладошкой уплывающему Шансу.

В конце концов, её задачей была всего лишь разведка. А уж с этим ищейка справилась на все сто.

Заклинание, похожее на гигантскую изумрудную змею, с тихим потрескиванием расправляло дымные кольца. Густому туману, из которого оно состояло, не могли причинить вреда ни огненные стрелы, ни ледяной дождь, ни разрывающее, деформирующее пространство поле. Юноша, тонкий и бледный, похожий на цветок, выросший без света, сосредоточенно конструировал что-то сложное, жуткое, запутанное, пока туманная змея его защищала.

Гелла смотрела на него и старалась не морщиться гадливо. От магии паренька явно тянуло сладковатой гнильцой и плесенью. Ещё не мёртвое, но уже и не живое.

— Хорошо сражается, — вздохнул у неё над ухом скрипучий старческий голос. Шестая дёрнулась, вскинула на нежданного соседа настороженный взгляд и облегчённо, почти радостно улыбнулась, узнав ментора Грайяма.

— Разрешишь присесть, красавица? — голос мага был серьёзен, поблекшие же глаза улыбались с мягкой отеческой теплотой.

— Конечно же! — Гелла подскочила уступая место старику. — Присаживайтесь, пожалуйста!

Ментор с кряхтеньем уселся, поправил пыльную, тёмно-серую мантию, снова обратил взгляд бесцветных глаз на арену.

— Хорошо сражается, — задумчиво повторил маг, потирая сухонькие ладони, — но он не победит.

Гелла с сомнением покосилась на бойцов: двое из троих атакующих уже не держались на ногах, потихоньку отползали в сторону, чтобы не мешать остальным. Тот, кто работал с пространством, всё ещё пытался добраться до противника, все атаки которого застывали в изломанных, перекрученных в жгут реальностях.

— По-моему, они оба сражаются одинаково хорошо и одинаково бесчестно.

— Не в том дело, юная леди. Мальчики показывают слишком низкий уровень владения магией, больше налегая на силу и хитрость. Так что не видать им победы, несмотря на количество выигранных дуэлей.

— А почему против этого чахоточного юноши сражаются сразу трое? Разве он настолько их сильнее?

— Они равны, но эти трое — ученики одного Высшего, и в таких случаях маги сражаются всегда вместе. Это ведь будет бессмысленно, если противниками будут маги, знающие друг друга порой лучше, чем себя. Ох, девочка, уверяю тебя, ничем хорошим бы это не кончилось...

Ментор закашлялся и замолчал, с неодобрением глядя на оседающего на землю бледного паренька. Его всё-таки достало одно из заклинаний, успешно миновавшее призрачного змея. И судя по странному, перламутровому переливу сил над телом — насмерть. Гелла закрыла глаза, не желая видеть или ощущать холодное дыхание чужой смерти, липким пеплом оседающее на пальцах и волосах.

Задавать глупых вопросов, будут ли ему помогать или почему же Высшие допустили смертоубийство, она не стала.

Естественный отбор во всей его цивилизованной красе.

И после этого маги ещё и утверждают, что они лучше жриц?!

Гелла медленно выдохнула воздух сквозь зубы, успокаиваясь и натягивая на лицо привычную вежливую улыбку, под которой пряталась усталая злость. Конечно же, Высшие знали, что она это увидит. Наверное, только ради этого и позволили присутствовать на Турнире.

Похоже, они всерьёз были уверены, что могут безнаказанно управлять ею.

Что ж, пора их разочаровать.

Например, показать, что их любимая пешка стала даже не ферзем, а игроком.

Прижав пальчик к подбородку, тёмная испуганно округлила глаза и с подкупающим, наивным любопытством промурлыкала:

— А смогут ли они так же сражаться и с личами?

И прежде чем хоть кто-то успел понять и осмыслить сказанное, Шестая вызвала в памяти многоуровневую схему зубодробительного заклинания, сплела в тугой узор энергию столь тонкую, что та сила, над которой трясутся и Высшие, и жрицы, даже не дрогнула.

Прикрыла глаза, скрывая вскипевшую в них первозданную, истинную тьму, и едва слышно выдохнула простенькое заклинание, примиряющее ограниченную реальность с многогранной сутью заклинания:

— Morituri me salutant*.

Медленно исчезающий змей снова обрёл чёткость и объём, словно магия, давшая ему подобие жизни, не только не исчезла, но и усилилась. Чахоточный юноша, сломанный ночной цветок, из которого уже ушло болезненное мерцание жизни, медленно, неуверенно поднялся на ноги, оглядываясь вокруг загнанным, ничего не понимающим взором. Перевёл взгляд на свои ладони, сжимая и разжимая пальцы. Вздрогнул от короткого приказа, стегнувшего его, как безжалостная, разрубающая надвое плеть: "Сражайся!"

Гелла не успела понять, кому принадлежала последняя мысль, она не могла отвести взгляда от созданного лича. Внутри хищно мурлыкала Крейя, довольная успехами своей ученицы, как своими собственными. Хотя возможно, её мрачное удовольствие было вызвано предчувствием многих смертей среди этих глупых, неосмотрительных магов.

Опешивший победитель обратился к мертвецу с каким-то вопросом, в качестве ответа получив спираль ядовитого цвета в горло. Уклониться он не успел. Его обессилившие товарищи отупевшими взглядами проводили упавшее с глухим стуком тело товарища, а Шестая с тёмным, жестоким любопытством размышляла, что будет, если натравить на выбывших магов их соученика. Или стоит устроить схватку между двумя мертвецами? А то лич как-то нехорошо поглядывает на окружающих, а лишних жертв не хотелось бы... А ведь это было бы красиво: нежить, не имеющая инстинкта самосохранения, будет сражаться используя все свои ресурсы, интересуясь лишь результатом и забыв о цене.

Шестая уже всерьёз обдумывала эту захватывающую перспективу, когда её прервал чуть насмешливый голос:

— Прекрасная дама, могу ли я просить вас об одолжении? Не добивайтесь моей победы такими методами.

Гелла вздрогнула, словно облитая ледяной водой после длительного кошмарного сна. Шестая начала потихоньку осознавать, что натворила, но она не раскаивалась в этом.

Она обернулась к серьёзному, неулыбчивому Артемису, пытаясь по его лицу прочитать, как же он к ней теперь относится. Ведь будет так обидно и горько его потерять из-за глупого, необдуманного желания утереть нос Высшим! Но алхимик и менталист смотрел на маленькую, неразумную леди со всё той же всепрощающей теплотой и укором. Ему ли, уже потрёпанному в дуэли, не признающему честных методов боя, брезгливо морщиться при виде некромантии?

Он не боялся быть ожившим трупом. Он боялся потерять свою свободу. Пусть даже в посмертии.

И Гелла понимала это.

Некромантка через силу улыбнулась:

— Не стоит волноваться, рыцарь мой. Это был всего лишь урок для тех, кто допьяна упился своей властью.

Она уже собралась перечеркнуть существование лича, как тот, словно почувствовав настроение создательницы, страшно крикнул:

— Нет! Не надо! Я хочу жить!

И дикий ужас в глазах мертвеца казался неприятным, отвратительным по сравнению с каменно-спокойным лицом.

Резко выдохнув, Гелла высвободила заклинание из тела неудачливого мага и развеяла его, разложила на составляющие, на формулы и потоки, на элементы и уравнения, стремясь навсегда стереть его из своей памяти.

Ведь в какой-то момент ей показалось, что в центре арены, с безумными глазами и неподвижным лицом, стоит и кричит — она сама.

(*Удивительно, но лунные фразы идентичны латыни. Дословный перевод: "Идущие на смерть приветствуют меня")

Джет нервно кусала губы и едва удерживалась от того, чтобы начать грызть ногти. Что-то шло не так. Да что там!.. Всё шло не так, абсолютно всё!

Тихоня и лапочка Гелла вела себя так, словно в один миг повзрослела на пару десятков лет, и Джет никак не могла понять: то ли она стала настолько невнимательной, что пропустила преображение подопечной, то ли девушка умела притворяться гораздо лучше, чем считали многие.

О том, что слухи не врут, и от самой Геллы осталась только внешняя оболочка, а внутри властвует тёмная тварь, старая наёмница предпочитала не задумываться.

Суетно поправив платье, пригладив растрепавшиеся волосы, Джет замерла в тени арки, следя за очередным сражением. Впрочем, схватка магов её волновала мало, даже то, что одним из противников был милый сердцу некромантки Артемис, не задевало дуэнью. Она сомневалась, можно ли оставить Геллу в одиночестве, ведь дуэнье сейчас позарез требуется допросить неусидчивых близнецов, пока они ещё куда-то не просочились! Впрочем, маленькая леди не настолько беспомощна, как кажется на первый взгляд, так что ничего страшного не случится, если на какое-то время выпустить её из поля зрения.

Сделав выбор, леди Джет'ара решительно направилась на верхние этажи, не обращая внимания на подозрительно густые тени у стен. Ну мало ли что может привидеться в густом факельном чаду?

К тому же, наёмница действительно сильно постарела, как бы она не хотела в этом признаться.

Ищейка проводила её презрительным взглядом, не посчитав за достойного противника. Надменной девчонке уже давно пора было уйти вслед за подругами-карательницами, но она медлила, чуяла, что может пропустить нечто важное. Она ещё верила, что отступницу удастся подкараулить в одиночестве. Сила её, конечно, впечатляла, но ищейка всегда может вызвать Главную с кинжалом, а уж та и не с такой справится.

Главное, не проворонить Шанс.

Он ведь сегодня ой не зря так настойчиво идёт в руки.

— Хороший мальчик, — проскрипел ментор Грайям, одобрительно наблюдая за очередным поединком. Гелла машинально поддакнула, не вникая в смысл фразы, не уточняя, кого имел в виду старик. С замиранием сердца она следила за схваткой, нервно прикусывая губы и с такой силой сжимая переплёт чёрной книги, что на окладе появились маленькие лунки-вмятины. В голове некромантки стучалась только одна истеричная мысль: "Лишь бы с ним ничего не случилось! Лишь бы всё обошлось!" Как-то неожиданно оказалось, что этот загадочный, вечно спокойный маг значит для неё слишком многое.

"Обрати внимание, — на этот раз почерк Крейи имел отчётливые мурлыкающие интонации, — один из дуэлянтов — тот самый глупец, силу которого ты пила в свой самый первый раз. Даже удивительно, что он ещё жив!.. Ты же понимаешь, о чём я?.."

О да, Гелла понимала! Всё больше погружаясь в свою внутреннюю тьму, всё больше себя отдавая ей в плату за знания, девушка становилась сестрой смерти, чувствовала её сильнее и ярче, чем дуновение ветра, огненную ласку огня, скупое тепло прикосновений. И теперь она видела все признаки скорой кончины на лице черноглазого, вспыльчивого Рауля.

И не жалела его.

Ведь Артемис достойнее.

Облачённый в серое, юноша казался неподвижной скалой, штрихом чужого, туманного и сине-серого мира, гостем из небытия. Вокруг него парусами вздувались и опадали образы заклинаний, мелькали видения, наброски мыслей, готовые сорваться бурей чужих, страшных эмоций, обрушиться волной на врага, потопить его, подавить его разум.

Артемис, менталист и алхимик, никогда не сражался честно. Ведь по сути, он не был боевым магом, ведь любой из его сокурсников мог бы размазать, уничтожить его одним заклинанием. Если бы, конечно, успел сплести чары до того, как менталист пускал в ход свою страшную, порабощающую, подавляющую магию. Только бывший раб всегда бил в спину, бил первым, ведь такие как он по умолчанию лишены чести. Так и не стоит всем доказывать, что она есть.

Вот и теперь невозмутимый, загадочный, погружённый в дикую магию разума, Артемис стоял и смотрел, как Рауль сходит с ума, сражаясь со своими страхами. Никто не может узнать, что видит перед собой маг, попавший в ловушку собственного разума. Ничего приятного — это точно.

Артемис терпеливо ждал, когда противник обессилит в схватке со своими кошмарами, самыми страшными, самыми глубокими, грубо вытащенными из самых глубин подсознания. Другой бы давно праздновал победу, довольно оглядывался, стремясь увериться, что никто не пропустил мгновения его триумфа, но менталиста не покидало ощущение чего-то страшного и неотвратимого. Жуть свила гнездо в его сердце, словно магия ударила по своему создателю.

На мгновение он ослабил концентрацию, отвлёкся, погружаясь в свои мысли, выискивая причину паники, и пропустил момент, когда Рауль сбросил внушение. Магу его уровня было достаточно лишь не мгновение вынырнуть из омута кошмаров, чтобы атаковать противника.

Гелла едва сдержала болезненный крик, когда смертоносное плетение взвилось над Артемисом. Ей понадобилось всё её самообладание, чтобы не завизжать, не зажмуриться, ничем не выдать своего волнения. Раз она решила начать свою игру с Высшими, значит, нужно держать лицо до конца. Не стоит им знать, что кто-то ей дорог.

К тому же, ничего не произошло. Можно и успокоиться. Странное марево из чувств и мыслей куполом встало между Артемисом и Раулем, отражая заклинание, закручивая его спиралью, возвращая создателю.

На то, что осталось от незадачливого мага, Гелла старалась не смотреть. Неприятно зрелище.

"Вот именно поэтому тебе и запрещено привязываться, девочка моя. Как ты думаешь, только ли защита этого очаровательного юноши отклонила удар? Или, может быть, и твоя сила вплелась в защитные чары?"

"Ложь. Если бы я помогала ему, я бы не волновалась".

"Умница. Но в следующий раз лучше следи за своими эмоциями. Твоя сила едва не вырвалась, ты заметила?"

"Нет".

— Прости, что получилось настолько... грязно, маленькая леди. Я плохой рыцарь, — Артемис был неестественно бледным, мертвенно бледным, словно из него махом выпили всю жизнь. Он твёрдо стоял на ногах, но было видно, какого труда ему это стоило. Даже его медовая солнечная энергия потускнела, словно закончилась, исчезла, и Гелла ощутила едва заметный укол разочарования. Она постаралась сразу же заглушить его, спрятать от самой себя, притвориться, что не было его, лишь бы не признаваться, что она — всего лишь пиявка, мерзкая и противная.

— Жаль, что я не умею дарить силу, — печально улыбнулась некромантка своему рыцарю.

— Ты даришь свет, а это важнее.

Артемис вглядывался в её лицо с болезненной тревогой. Маг чувствовал — что-то произойдёт. Предчувствие близкой опасности грызло его изнутри, а он даже не мог предупредить о ней.

— Удачи.

— Благодарю, маленькая леди.

Его ждал новый противник, уже успевший отдохнуть от предыдущих дуэлей. Впрочем, он не был самоуверен и нагл, трезво оценивал все шансы и мог уйти живым. Ведь уже ни для кого не было секретом, кто и благодарю чему станет победителем в этом Турнире. Сопротивление бесполезно — не угробит Артемис, подстроят его победу Высшие. Они ведь тоже умеют держать своё слово.

Особенно, если оно подкреплено парой неприятных клятв.

Артемис тоже знал это, слышал оскорбительные шепотки, чувствовал взгляды, втыкающиеся в спину, как арбалетные болты. Но мага это не задевало. Он упрямо игнорировал этот факт, сражаясь так, словно никто не стоял за его спиной, как это было несколько лет назад, когда его, слабого, не обученного, бросили в Круг против близнецов, за которыми приглядывал один из сильнейших Высших. И не стоит вспоминать, как Артемис вырвал свою первую победу у двух боевых магов, заслужив тем самым их ненависть.

Гелла сидела неподвижно, как истукан, только губы продолжали едва кривиться в благосклонной улыбке. Ей, в отличии от мага, было противно, что её рыцарь должен принимать победу из милости Высших. Тёмная закрыла глаза, напоминая себе, что не так давно и сама не стыдилась попрошайничать, брать, что бросают под ноги, ещё и благодарить за это. Ко всему надо относиться со смирением. Ну, хотя бы с терпением.

И искоренять эту глупую болезненную гордость, результат долгого общения с самоуверенными близнецами.

Кто-то осторожно тронул её за руку, потом дёрнул за рукав. Гелла резко открыла глаза и повернула голову, опалив ледяным взглядом мальчишку из младших классов, ещё даже не мага. Тот отпрянул, сжался, спрятал взгляд.

Буркнул едва слышно:

— Леди Джет'ара велела вам прийти к ней, — и умчался, растворился среди остальных, словно мимолетное видение, мираж.

"А может, оно и к лучшему, — здраво рассудила Крейя. — Хоть не будешь метаться и изнывать, пока твой драгоценный Артемис сражается".

Шестая вскинулась, хотела уже гневно зашипеть, сверкая тьмой на дней зрачков, что Артемис — не её и уж точно не драгоценный, но сникла, притихла. Мудрая, жестокая Крейя уже давно стала внутренними голосом, знающим свою хозяйку порой даже лучше её самой.

Вежливо раскланявшись с ментором Грайямом, резче, чем следовало, ответив одному из Высших, лениво поинтересовавшемуся, куда же собралась сбежать "эта милая деточка", Гелла быстрым шагом миновала коридор, едва не столкнувшись с ищейкой.

Лучик вжалась в стену и перевела дух. Мало приятного нос к носу встретиться с потенциально опасным объектом, да ещё и на территории извечных врагов. Но раз опасность миновала и сейчас, значит это действительно Шанс!

И карательница тенью заскользила за отступницей, слишком увлечённой своими мыслями, чтобы замечать ещё хоть что-то в этом мире.

— Итак, — щурилась Джет, словно удав возвышаясь над тихими жертвами-кроликами. — Поведайте же мне, о "одарённые" разумом чада, что привело вас в Школу, хотя вам ясно было сказано: ЗДЕСЬ ВАМ ПОЯВЛЯТЬСЯ ОПАСНО!

"Кролики" непочтительно огрызнулись на два голоса:

— Никто нам ничего не говорил!

— Если это так важно, могли бы и предупредить!

— Мы вам не пешки, чтоб с нашим мнением не считаться!

— Как вы вообще смеете указывать нам?!

Сразу за этими словами на комнату рухнула жуткая, тяжёлая, не предвещающая ничего хорошего тишина. Казалось, можно было услышать даже шум дуэлей с Арены. Близнецы сжались, сверля пол взглядами и понимая, что сболтнули что-то лишнее. Но они и не думали раскаиваться, юные маги были полностью уверены в своей правоте. Ладно бы им Мастер что-то приказал, на то он и Мастер, непогрешимый Учитель, которому можно простить что угодно! Но терпеть подобное отношение от его сестры... Нет уж, увольте!

Джет медленно прошлась по комнате, старательно не замечая подростков. Те провожали её злобными взглядами исподлобья, не решаясь прервать неприятное затянувшееся молчание.

Когда тишина стала такой нестерпимой, что начали ныть зубы, старая наёмница наконец соизволила обернуться к близнецам:

— Во-первых, я имею право вам указывать, что и когда делать. Не сомневаюсь, Арес говорил вам об этом, но вы, как всегда, пропустили всё мимо ушей. Во-вторых, если вам чего-то не сказали, то знать вам это не следует. Уверена, мой брат это вам уже втолковывал. Вот только одно мне не ясно: то ли он оказался настолько бесталанным учителем...

— Как вы смеете! — не выдержал Ален. Юноша мог терпеть, когда смешивают с грязью его, брата, их народ... Но когда кто-то осмеливался плохо отозваться об Учителе, парень срывался, был готов кулаками доказывать неправоту оппонента.

— Мастер — замечательный учитель! — поддержал близнеца Рей, сверкая чёрными глазами. Вокруг его пальцев искрились крошечные заряды, готовые в любой момент сорваться и испепелить любого.

— ... или вы настолько пустоголовые ученики, что так ничему и не научились, — не замечая ярости магов, с мрачным удовлетворением закончила Джет, предоставив близнецам самим делать вывод.

Уж с этим они справились, ведь что-что, а думать они умели. Правда, нельзя сказать, что выводы им так уж понравились, но возразить маги уже не могли, чтобы не выставить себя в ещё более неприглядном свете. Вот и оставалось им скрипеть зубами и прожигать взглядами пол. И если бы хоть один из них хоть чуть-чуть хуже контролировал свою магию, в пушистом бежевом ковре уже давно бы дымились две аккуратненькие дырочки.

Как распахнулась дверь, никто не услышал, и на новое действующее лицо все обратили внимание, только когда услышали знакомый бесстрастный голос:

— Вы звали меня, дуэнья?

— Гелла! — в один голос завопили близнецы вскакивая с диванчиков. Они бы ей и навстречу бросились, но бесчувственное, ничего не выражающие лицо некромантки озадачило их, если не сказать — напугало.

Но едва девушка заметила близнецов, как маска холодного превосходства слетела с неё, обнажая истинное лицо вечно перепуганного ребёнка. С радостным писком Шестая бросилась на шею Рею, пренебрежительно швырнув на пол чёрную книгу.

Где-то на краю сознания поморщилась Крейя, от себя самой скрывая сентиментальную радость и ослабляя магические путы, не позволявшие девушке отойти от книги дальше шага.

— Какжеярадачтовыприехали! — на одном дыхании восторженно протараторила девушка, жадно вглядываясь в лица близнецов. Ален фыркнул и отодрал девушку от брата, бросив в его сторону наигранно ревнивый взгляд.

— Уделит ли маленькая леди своё драгоценное внимание своему покорному слуге? — с напыщенной велеречивостью произнёс огненный маг, даже не пытаясь скрыть улыбку до ушей.

Шестая счастливо смотрела на братьев, чувствуя себя по-настоящему счастливой за долгое время. Вздорные, нахальные маги стали её неотъемлемой частью, и даже чужое тепло не способно принести столько чистой и ясной радости. И даже подумать странно и страшно, что она когда-то могла бояться двух этих обаятельных охламонов!

— Как поживаешь, мелкая? — лукаво поинтересовался Рей, ненавязчиво оттесняя брата в сторону. — Надеюсь, ты не в обиде на двух несчастных магов, что вынуждены были тебя покинуть?!

Гелла тихонько рассмеялась и только покачала головой, не выпуская рукав Алена, словно он мог в любой момент исчезнуть, как морок.

— Хватит, — коротко бросила Джет. — Потом обменяетесь новостями. Сейчас у нас и так проблем по горло.

— Разве? — недоуменно переспросила Гелла, наивно глядя на свою суровую дуэнью. За несколько мгновений маска суровой и гордой некромантки канула в никуда.

"Неужели маленькая девочка влюбилась и перестала замечать очевидное?"

Девушка резко опустила голову, скрывая вспыхнувшую в глаза ненависть. Никто не способен так быстро и качественно испоганить настроение, как "любимая" наставница Крейя! Поглоти её лунный свет!

"Ну-ну. Может, и поглотит. Но что ты будешь делать без меня, дитятко?"

— Сядьте, — повелительно обронила Джет, медленно проходясь по комнате. Её не покидало ощущение слежки, но матёрая наёмница не могла понять, откуда оно исходит. Вряд ли это Высшим приспичило подсмотреть за нею — магическое "око" она чувствовать не способна, а представить какого-нибудь напыщенного индюка из Совета этих маразматиков, сгорбившегося в три погибели у замочной скважины, довольно затруднительно!

Отбросив сомнения, женщина обернулась к подросткам, испытывая дикое раздражение. Ну как можно быть настолько упрямыми и твердолобыми?!

Ну вот, близнецы опять не выполнили её приказа! Так и стоят посреди комнаты, гордо вздёрнув носы к потолку. Как же эти великовозрастные оболтусы не понимают, что от смерти их отделяет всего лишь несколько её слов?! Как не понимают, что только от их покладистости зависит, смогут они выжить или нет! Одна только Гелла покорно присела на диван, и естественно опять мертвой хваткой вцепилась в свою книгу! Можно подумать, девчонка без неё выжить не способна!

Как же всё надоело... Порой Джет казалось, что дорогой братец немного переоценил её способности, когда поручил приглядывать за замкнутой малолеткой. Её, право слово, надо к целительнице душ отволочь, чтоб она наконец в себе разобралась... Да только кто ж из лунных жриц захочет с тёмной общаться?

— Итак, что мы имеем? — нараспев произнесла леди Джет'ара, даже не зная, что невольно цитирует брата. Ален взглянул на неё резко и подозрительно, Рей только вздрогнул, передёрнул плечами, не желая показывать, как его это задело.

Наёмница остановилась напротив близнецов, сверял их тяжёлым, изучающим взглядом. Тонкие губы кривились в змеиной, хищной улыбке:

— Вы, двое... Сегодня же отправитесь прочь из Школы, для начала — в особняк Ареса. И не высовывайтесь!

— Может, вы хоть объясните, почему? — сквозь зубы процедил Рей.

— Почему? — вкрадчиво переспросила женщина, сощурив неподвижные, непроницаемые глаза. — Пораскиньте мозгами, олухи, если они у вас есть! Хотя бы изобразите мозговую деятельность! Совету нужна покорная марионетка, а не сильная некромантка с двумя боевыми магами за спиной! Неужели вам непонятно, что едва вы объявитесь — вас убьют?! Арес едва успел вас увезти, попытался вам жизнь спасти, а вы?!

— А мы, — с едва сдерживаемой злобой прорычал Ален, — не собираемся бросать Геллу! Знаете, где я этот Совет видел?! Я не позволю из малявки тупую куклу делать!

Некромантка бросила на своего защитника взгляд, полный теплоты и благодарности. Ей было приятно, что о ней так заботятся, хотя и сама она вполне способна постоять за себя.

— Так что, — едко улыбнулся Рей, материализуя в руках небольшую молнию, — мы уберёмся, как вы хотите. Но только вместе с Геллой.

— Не стоит.

Кажется, — меланхолично отметила девушка, — больше всего поражена моя дуэнья. Вот уж не подозревала, что меня считают настолько инфантильным ребёнком!

— Но почему? — обиженно взвыли близнецы.

Шестая улыбнулась. Зло, многообещающе и расчётливо, доказывая, что не просто так прозвана тёмной.

— Высшие возлагают на меня слишком большие планы, чтобы я ими не воспользовалась в своих целях. К тому же, не стоит демонстрировать старым интриганам, что их дичь тоже умеет кусаться.

— Ну, хоть кто-то из вас умеет мыслить рационально, — цинично буркнула Джет, прогоняя тоскливую мысль "О небо, что же мы сделали с ребёнком!"

Юные маги растеряно переглянулись, но ничего не сказали. Только изредка поглядывали на подругу с волнением и недоумением.

— Так, хорошо. Значит вы, — Джет снова вперила мрачный взгляд во вздорных юношей, — отправляетесь в особняк Ареса. Да, прямо сейчас, пока не закончился Турнир! Иначе вас кто-нибудь обязательно увидит! Гелла...

— Я знаю. Терпеливо дожидаюсь окончания Турнира, выслушиваю всё, что пожелают мне сказать Высшие и отправляюсь на практику в качестве помощницы Артемиса.

— Артемиса?!

— Этого мерзавца и подлеца?!

— Ты просто его плохо знаешь!

Гелла печально улыбнулась. "И никто не возмутился, мол, как ты могла! Они считают меня жертвой, неразумной деточкой, которую надо опекать. А ведь я младше всего на два года".

— Почему вы считаете его мерзавцем? — тихо спросила она, вглядываясь в возмущённые лица друзей. — Не потому ли, что он уже однажды победил вас в поединке?

— Он победил только потому, что ударил в спину! — огрызнулся Ален.

— Он ничтожество и не умеет сражаться честно, — поддержал Рей. — Что с него взять — бывший раб!

— А разве вы всегда честно сражаетесь? Разве вы не используете шанс вырывать победу, сыграв на слабости противника?

Близнецы притихли, не зная, что ответить. Они не злились, не могли злиться на Геллу, чудесную, милую девочку с внешностью аотэра. Но понять и принять её отношение к Артемису они не хотели.

— Ты защищаешь его? — наконец тихо вымолвил Ален, глядя её в глаза и цепенея от жути перед той бездонной, безграничной тьмой, что таилась на дне зрачков Шестой.

— Нет. Я не хочу, чтобы вы стали такими же, как и все остальные ученики, — просто и честно ответила Гелла, не опуская глаз.

— Арес тебя бы не понял!

— Нет. Вот он бы как раз понял и простил... А разве он не вернулся?

Повисла неловкая тишина.

— Он должен был уже догнать нас, — неуверенно предположил Ален.

— Если догадался, где нас искать, — поправил Рей.

— Думаешь, наш Мастер — и не догадается?!

— Каюсь, чушь спорол...

Джет смотрела сквозь близнецов отсутствующим взглядом, убеждала себя, что предчувствовала это, что с его любовью к приключениям это — закономерный конец... Только всё равно болело сердце и жгли язык так и не сказанные слова.

Наконец, наёмница взяла себя в руки и выдавила срывающимся голосом:

— Хватит. Потом обсудим эту тему. Надеюсь, всем всё понятно?!

Близнецы торопливо закивали, стараясь не смотреть на сестру Мастера. Им казалось, что они без всякого права подглядели что-то настолько личное, о чём и подозревать-то стыдно.

Гелла тихонько вздохнула:

— Простите, но я должна вернуться до завершения Турнира, а то Высшие бросятся искать меня, а найдут вас.

Уже взявшись за ручку двери, они обернулась и тихо прошептала, пряча взгляд:

— И не волнуйтесь. Я знаю о пророчестве. Я знаю оба его варианта. Правда, ещё не решила, какую роль сыграть выгоднее.

Лучик, терпеливо подслушивающая у замочной скважины, едва успела отшатнуться и вжаться в нишу, шепча формулу сокрытия. На её счастье, тёмная прошла мимо, глядя под ноги, иначе бы обязательно заметила единственную чёрную тень в светлом коридоре.

С трудом переведя дух, ищейка вынуждена была признаться себя, что пора уносить ноги. Шанс — это, конечно, хорошо, судьба любит молодых и наглых, но не до такой же степени!

Она успела к самому завершению Турнира, когда Высшие, словно в насмешку над собой, над своими целями и обещаниями, выставили против усталого, измотанного Артемиса двух магов, быстрых, гибких, опасных, как тонкие кинжалы.

На какой-то невообразимо короткий миг девушке показалось, что это близнецы, подобно охотничьим собакам, наскакивают на менталиста, но одинаково бледные, словно ледяные юноши совершенно не походили на Алена и Рея. Хотя бы затравленной, ядовитой, всепожирающей злостью в глазах. Из их тонких рук, похожих не то на крылья, не то на конечности пугающе-странных насекомых, вырывались тёмные смерчи, изломанные молнии, морозные всполохи. От такого потока заклятий нельзя защититься, от них нельзя уклониться — только держать в нескольких метрах перед собой, перенаправлять удар, отводя его как лезвие меча.

Гелла замерла в проходе, не в силах сдвинуться, хоть на миг отвести от Арены взгляд. Ей казалось — вот она перестанет смотреть на Артемиса, хоть на одно мгновение отвлечётся, подумает о чём-то другом, и он упадёт, сломленный чужой магией. А пока Шестая не отводила от его серой фигуры глаз, у него был шанс.

— Красивое зрелище, не правда ли? — вкрадчиво поинтересовался Гидеас, возвышаясь за спиной некромантки.

Девушка недовольно повела плечом, не отрывая взгляд от "честной" дуэли.

— Дело вкуса, сударь, — бесстрастно отозвалась она, как зачарованная наблюдая за призрачным огненным лезвием, летящим в сердце Артемису.

"Он не успеет уклониться", — билась истерическая мысль об оковы самообладания.

"У него не хватает сил, чтобы отклонить атаку", — навязчивым шёпотом вторила ей Крейя.

— Боюсь, — с притворной жалостью вздохнул Высший, — тебе придётся обходиться без напарника...

Враз помертвевшая Гелла даже не обратила внимание на слова мага. Она безучастно смотрела, как огненное лезвие входит в грудь юноши, как по серой ткани расползается чёрное пятно и хлопья пепла вперемешку с каплями почерневшей крови падают на пол. Неосознанно Шестая прижала ладонь к груди, чуть выше солнечного сплетения, как раз там, куда вошло магическое лезвие. Девушка чуть вздрагивала от боли, словно это её пронзило насквозь, и она жалела, что не может забрать себе страшную рану. Ведь мёртвой такое уже не страшно.

Гидеас взглянул на некромантку и позволил себе тонкую довольную улыбку. Совет Высших слишком поздно понял, что менталиста и Шестую связывает нечто такое, что гораздо хуже дружбы с близнецами. Не стоит приставлять к марионетке того, кто скорее предаст всех магов, чем беловолосую бестию. А значит, Артемис должен быть убит, близнецы, едва объявятся, тоже. А сломленной горем девчушке потом подсунут другого, проинструктированного и специально подготовленного мага. И тогда за надёжный, проработанный план, едва не рухнувший из-за безголовости одного юнца, можно будет не опасаться.

Бледные юноши, тонкие ледяные клинки замерли в стороне от распростёртого тела, не доверяя своей победе. Гелла смотрела на поверженного мага, на тёмную, теперь почему-то чёрную ленту на его плече. "Не уберегла".

"Он только что погиб, — вкрался в мысли въедливый шёпот. — Его тело ещё тёплое, мозг не успел разрушиться необратимо. Он ведь дорог тебе, дорогая моя? Ты можешь его поднять, почти оживить... Даже оставить ему свободу выбора... Решайся быстрее..."

Гелла грустно покачала головой, жалея, что не может плакать.

"Он просил меня не делать этого. И я не буду..."

"Ну и дура!"

Сейчас она больше всего хотела развернуться и, пробудив в себе Тень, ту самую, что убила Стейл и одну из послушниц, вырвать сердце Гидеаса, выпив его силу, его страх, его бессилие.

Но она понимала, что подставит себя под удар и, что хуже всего, не только себя. Впрочем, она мёртвая — она подождёт. В конце концов, она не умеет забывать, а месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Гелла чуть прикусила губу, не спуская взгляд с бледных юношей. Где ярость, дикая, первозданная, словно стихия? Где желания отомстить, показать ничтожным убийцам, кто они и кто — она?! Почему не грызёт её изнутри чёрная злоба, тоскливое бессилие, осознание того, что ничего нельзя исправить?!

Может быть, потому, что не верится, что это — конец. Потому что Артемис не мог, не имел права умереть так быстро, когда он был ей нужен!

Один из бледных юношей внезапно тонко, визгливо вскрикнул, словно какая-то диковинная птица, прижал руки к груди, и там, где огненное лезвие коснулось Артемиса, проступила чёрная, моментально свернувшаяся кровь. Гелла видела — раны не было, но один из магов медленно загибался, сморщивался, таял, словно сгорал в невидимом огне. И чем меньше в нём оставалось человеческих очертаний, тем больше в облике его брата проступали серые тона одежды, пепельный лоск волос, ртутная глубина глаз.

Только действительно подлый, бесчестный, думающий исключительно о своей жизни маг мог решиться на такое: подменить себя тем, кто направил смертоносное заклинание, нанести удар по кровным узам братьев, подлым, грязным ударом уничтожая своих противников.

Только загнанный в угол, потерявший всякую надежду маг мог так рискнуть, так интуитивно правильно выбрать время — и победить.

"Наверное, именно за это заклинание Ален и Рей его ненавидят", — мелькнула совершенно лишняя, абсолютно неуместная сейчас мысль.

Артемис стоял, покачиваясь, обводя притихших, недоумевающих магов пустым, стеклянным взглядом, и только когда он заметил напряжённую, словно струна, Геллу, в глазах мелькнуло что-то живое.

— Откуда он знает заклинание уровня Высшего?! — трясясь от едва сдерживаемого бешенство, прохрипел Гидеас, едва выплёвывая из сдавленного горла слова. — Да как он вообще посмел его применить?!

Гелла пренебрежительно повела плечом и легко сбежала вниз, к Артемису. Ей было плевать, что решат остальные, что ещё предпримут подлые бесчестные Высшие, не умеющие даже слова сдержать. Они сделали её главным призом на этом Турнире? Что ж, не им протестовать, что достойнейший получит заслуженную по праву награду. Видит небо, эти старые подлецы и так сделали всё, чтобы убить Артемиса.

А значит, с ними она поквитается потом.

— Ты в порядке? — осторожно шепнула Гелла, касаясь безвольной ладони мага, такой ледяной, что даже её пальцы потеряли чувствительность.

— Да, маленькая леди, не волнуйся, — Артемис попытался выдавить улыбку, но оцепеневшие мышцы не дёрнулись. Он сам себе казался оживленцем, старым, выбеленным трупом, чьей-то злой волей вернувшимся к жизни. Это страшно, так страшно, что от жути все внутренности скручиваются в узел, к горлу подкатывается тошнота, а ноги отказываются сделать хотя бы шаг. Чувствуются только тёплые пальчики в руке, маленькие детские ладошки, не дающие упасть.

— Ты победил, — серьёзно произнесла Гелла, заглядывая в глаза юноше. — Идём.

Опустошённый, обессилевший маг безвольно побрёл за ней, и ни у кого не возникло сомнений, что так — как собака на поводке — он пойдёт за ней куда угодно и когда угодно.

И за это их стоило ненавидеть.

Гелла чувствовала все жестокие, злобные, недовольные, завистливые взгляды, впивающиеся в их фигуры. Девушку трясло от тревоги, но она умело скрывала это. Шестая понимала (спасибо знаниям Крейи): сейчас Высшим остаётся только смириться, вежливо улыбаться, говорить, мол, да, всё так и надо, мы за вас рады. Вот только спиной к ним лишь наивный младенец повернётся.

"Теперь только не подай вида, что сама вот-вот вслед за своим чародеем рухнешь", — едко посоветовала старя некромантка.

"Или предложи что-то дельное, или не мешай", — огрызнулась юная тёмная.

"В нём осталось очень мало тепла, свеча его жизни вот-вот потухнет, и что ты будешь делать тогда? Выпей его, выпей до дна, и он даст тебе силу на многие-многие годы вперёд, ты сможешь потягаться наравне с Высшими, сможешь отомстить им уже сейчас..."

"Нет"

"Это последнее, чем этот милый мальчик может помочь тебе. Он не жалел себя, вычерпал до дна, он больше не будет прежним. Не лучше ли подарить ему счастье и покой сейчас, чем потом вечно травить себя душу воспоминаниями о прежнем Артемисе, глядя на него изменившегося, бесчувственного и жестокого?"

"Нет!"

"А что ты будешь делать, если обнаружат близнецов? Кого ты будешь защищать: неугомонных братьев или их ненавистного врага? Кем пожертвуешь? Сможешь выбрать?"

"НЕТ!"

Гелла подавила рвущийся наружу крик, только сильнее сжала безвольную ладонь Артемиса. Он был холодным как лёд, как камень, не верилось, что он мог согревать её насквозь мёртвую душу. Теперь же была её очередь делиться теплом.

"Тепло твоё — солнечный горький мёд, пьянящий жидкий янтарь, наркотический мой дурман. Я пела б об этом, да кто поймёт, развеет кто эту гарь, что лишь я создала сама. Трещит под ногами осенний лёд, над мной сгущается хмарь и клубится вокруг туман.

Ты лёгкий и чистый, сиянье весь, ты обжигаешь глаза, я же всех нас тяну ко дну. Да, чувство моё — лишь взрывная смесь, но что могу я сказать? Ведь и пряник ты мне, и кнут. Ты рядом — вещи теряют вес и время льётся назад, возвращая меня в весну.

Я стараюсь смеяться легко и жить в угоду только тебе, чтоб за мною ты вслед ушёл. Я верю в тебя, в твои миражи и в твой девиз на гербе "Успокойся, всё хорошо", но нам суждено попасть в виражи, где за отраву побед всем придётся платить душой.

Тепло не согреет, но опьянит, последний отнимет шанс, в пепел бросить к твоим ногам, когда мы останемся враз одни, но ты меня всё же спас, я за это тебе воздам.

Опять что-то в горле от слёз саднит, сегодня всё против нас, только я тебя не отдам".

Гелла усадила мага на своё место, встала у него за спиной. Забавное, наверно, зрелище — она едва на полпальца выше сидящего Артемиса, а смотрит так, словно защищает его от всего и всех. Только мало кто может заметить, что некромантка пустила в ход свои чары, поддерживая трепещущий огонёк жизни в юном маге.

"Ты глупо тратишь силу. Логичнее было бы убить его и поднять Тенью, как себя", — недовольно ворчала Крейя, но послушно подсказывала нужные плетения, поддерживала юную некромантку своими знаниями.

Гелла не ответила. Она точно знала, что оживлённый Артемис лишится своей притягательной солнечной ауры, хоть и сохранит сознание и индивидуальность. И как-то страшно было признаться самой себе, что она, такая умная, такая гордая, не в силах сделать простой нравственный выбор.

"И поэтому ты прячешь голову в ракушку и оставляешь всё как есть".

По Арене прошла лёгкая рябь, стирающая неподвижные тела тех, кому сегодня не повезло. На чистую, такую отвратительно фальшивую и гладкую площадку выступил один из Высших.

— Итак, дорогие наши выжившие ученики, — он интонацией выделил слово "выжившие" и его голос, и без того неприятный, стал похож на скрежет когтей по стеклу, — рад сообщить, что отныне вы официально считаетесь магами, выпускниками Академии. Завтра начнётся ваша свободная жизнь — вы получите направления на практику в разные страны, там же будут изложены ваши задачи....

— О да, свободные, — тихо фыркнул Артемис, неприятным взглядом сверля говорящего. — Делайте, что хотите, но только то, что мы прикажем! Думайте что угодно, но отчитывайтесь перед нами за каждую идею!

— Хотя бы жить позволяют, — тихо добавила Гелла. — Некоторым и это запрещено.

Менталист едва заметно вздрогнул, но промолчал.

— Позволите, юная леди? — Вот уж кого меньше всего ждала Гелла, так это Гидеаса, особенно, так поздно.

— Разве я могу вам не позволить?

Высший тихо и проникновенно рассмеялся, словно пропитанные горькой иронией слова некромантки казались ему изысканной и очень удачной шуткой.

— Милая леди, позвольте пригласить вас на одну... очень маленькую, но не безынтересную вам встречу...

Пожав плечами, Гелла задула свечу и подхватила книгу Крейи. Взгляд, вскользь брошенный на тёмные страницы, выцепил очередное высказывание старой некромантки: "Когда каждый день происходят новые трагедии — это ещё не страшно. Страшно, когда вообще ничего не происходит". Шестая в глубокой задумчивости провела пальцами по переплёту книги, даже не пытаясь понять, было ли это комментарием ситуации, предупреждением или наблюдением, мимолётной мыслью, которыми исписаны все страницы.

— Чем же вы намерены заинтересовать меня? — без всяких эмоций произнесла девушка, словно послушная, но совершенно бездарная актриса, вызубрившая роль, но не вжившаяся в неё. Где-то в глубине тёмных пустых коридоров возникло эхо, слишком далёкое, чтобы быть похожим на голос.

— О, не заставляйте меня портить наш маленький, очаровательный сюрприз! — Высший распахнул перед девушкой двери, пропуская вперёд.

По контрасту с безжизненными коридорами и лестницами, небольшой зал был ярко освящён, магический огни не давали теней, но лица в их свете казались грубыми масками из желтоватого воска.

Узкий круг Совета Высших гробовым молчанием встретил вошедшую некромантку. Само по себе их присутствие навевало мысли, что не всё ладно в Школе Высших, но Гелла, не знакомая с этикетом магов и заносчивостью представителей Совета, не придала этому значения. Но едва она заметила среди стариков мертвенно неподвижных близнецов, как ей стало казаться, что она задыхается от волнения. Чуть в стороне сидел вялый и безучастный Артемис, то ли ещё не отошедший от поединков, то ли так же чем опоенный.

— Итак, — над ухом Шестой вкрадчиво осведомился Гидлеас, — как вам наше маленькое общество? Согласны ли вы почтить его своим присутствием?

Юному Высшему доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие насмехаться над некроманткой. Он видел её "в деле", знал, что она умна, что учится получше многих, но всё равно не мог воспринимать её всерьёз. Он не видел в ней врага или опасного подчинённого — только безвольное орудие, раба, который безукоризненно выполнит повеление господ, как бы над ним не издевались.

Гелла прикрыла глаза, скрывая расширившиеся в ужасе зрачки, и тихо сквозь зубы процедила, не позволяя голосу предательской дрожью выдать её волнение:

— А разве у меня есть выбор?

Нарочно неторопливо она подошла к единственному незанятому креслу, предназначавшемуся для Гидеаса, и немного поспешно спрятала ладони в кружевных манжетах, скрывая предательскую дрожь пальцев. Неужели она где-то прокололась и близнецов поймали из-за неё?! И неужели её позвали лишь для того, чтобы убить самых верных друзей на её глазах?!

Молодой Высший, не скрывая ухмылки, встал за спиной близнецов, плавным, угрожающим движением опустил ладони им на шеи. Ни Ален, ни Рей даже не вздрогнул, но по их агрессивным, яростным взглядом было видно их истинное отношение к ситуации.

Один из Высших, выглядевший как иссохший старик с пергаментной кожей, молочно-белыми седыми волосами и лицом, изрезанным глубокими морщинами, словно трещинами, медленно заговорил, словно это действо требовало от него неимоверных усилий.

— Послушай, девочка, — его голос казался удивительно красивым, несмотря на старческую надтреснутость, и все внимали ему в благоговейной тишине, — мне очень жаль, что приходится так обращаться с тобой и твоими друзьями, но ситуация не оставляет иного выхода. Известно ли тебе о пророчестве Древних?

— Каком именно? — безэмоционально отозвалась Шестая, пряча растерянность за маской презрения. — Ваши предки обожали составлять предсказания, но не любили следить за их исполнением.

— Не дерзи, — с приторной лаской посоветовал Гидеас, но тут же стушевался под взглядом старшего.

— Пророчество о Шестой, и ты знаешь его.

— Да, вы правы. Я знаю обе его версии и раздумываю, как бы отыскать оригинал.

Никто даже и бровью не повёл, и Гелла со странной, явно чужой злостью поняла, что её по-прежнему не воспринимают всерьёз. А значит, и считаться с её мнением не будут.

— И ещё, — нацепив на лицо ничего не выражающую улыбку, процедила Гелла, — не собираюсь возвращать Хранителей в этот мир.

Снова ноль внимания. То ли все они так замечательно умеют контролировать свои эмоции, то ли просто предвидели такой поворот. Как бы им ещё объяснить, что не упрямство глупой девчонки?!

Старый Высший, Атрид, наконец едва слышно вздохнул.

— Я понимаю, что ты не питаешь тёплых чувств к покинувшим мир Хранителям. Но пойми и нас: без них умирает магия, исчезают чудеса. Ещё одно-два поколения — и колдовство останется легендой, в которую не будут верить даже маленькие дети.

— По-моему, — оскалилась Шестая, — именно там — в легендах — вашей магии и место! Без неё мир станет намного лучше!

— Глупое дитя, — печально покачал головой Атрид. В его выцветших глазах светилась мудрость чуть ли не тысячи лет, но Гелла чувствовала ложь, она обращала внимание на каждое слово, понимала, на что ставятся акценты. "Я", "мне"... Этот Высший говорил только от своего имени, ничего не обещая от лица Совета. Значит, спрашивать его о судьбе друзей бесполезно. — Неужели ты думаешь, что без магии мир останется прежним.

— Конечно же, нет! — фыркнула Гелла, чувствуя, как помимо воли сползает с лица бесчувственная маска. — Мир изменится, продолжит развиваться естественным путём, без вмешательства инородных сил. Или, по-вашему, чары пришельцев-Древних к ним не относятся?

— Но ведь тогда иссякнет и магия твоей богини...

— У меня нет богини, — по-змеиному улыбнулась тёмная, не отпуская взгляд Высшего. — И я считаю, что это тоже благо. Таких, как Селена и Хранители, надо держать в изоляции от общества. Их благие начинания приносят вреда больше, чем эпидемии и катаклизмы.

Атрид чуть склонил голову, словно признавая за оппоненткой её правоту, и тихо, с надеждой добавил:

— Разве ты не скучаешь? Ведь Повелитель Вод был твоим братом...

— Был, — жёстко прервала его Гелла, снова пряча в рукавах дрожащие пальцы. Но на этот раз её трясло от злости.

На несколько минут маги замолчали, Атрид прикрыл глаза сморщенной рукой и замер. Вся его поза говорила: "я сделал, что мог. Уверены, что справитесь лучше — вперёд".

— Никто, в общем-то, и не ожидал, что это будет легко, — вздохнул один из незнакомых Высших и жёстко, сверля неприятным взглядом напряжённую, как тетива, некромантку, продолжил: — Девочка, пойми, у тебя нет выбора. Или ты помогаешь воплотить нашу версию пророчества, или мы возвращаем тебя в Храм. Вспомни и подумай как следует. Мы собираемся тебе отдать всю власть над этим миром, всю. И просим взамен лишь простенький ритуал. Жрицы же убьют тебя не задумываясь, пусть даже не ради возвращения Лунной, так ради искоренения тёмных.

— И, между тем, до сих пор не убили, — с вызовом возразила Гелла, вскидывая голову.

— Они позволили нам попытать счастья первыми, — неприятно усмехнулся Высший. Скромно одетый, статный, с полуседыми волосами — он напоминал Ареса, и девушка доверяла ему чуть больше, чем остальным. Возможно, сходство тут было ни при чём, и тёмная просто чувствовала, что её не пытаются водить за нос. Она замялась, подыскивая ещё возражения и малодушно не признаваясь себе, что просто боится возвращения Хранителей. Неужели они настолько ей неприятны, что она готова изменить историю всего мира, лишь бы не видеть их больше?!

Да, именно так.

"Трусиха", — презрительно бросила Крейя.

"Да я как-то в курсе..."

— Уж лучше вернуться в Храм, — дерзко бросила Гелла, понимая, что городит чушь из ослиного упрямства, но остановиться уже не могла. — Действительно, хоть какая-то польза миру будет!

Высший вкрадчиво осведомился, неприятно, по-змеиному щурясь:

— Разве возвращение Хранителей её не принесёт?

— Нет! Вы помните, что они сотворили с центральным плато? Я помню. Изоляция была нарушена, и на равнину вместе с беженцами потекли хищники, насекомые, разносящие эпидемии... То, что для коренных жителей плато стало за столетия привычным и безвредным, унесло тысячи жизней в нашей стране! — Девушка перевела дыхание и уже спокойнее продолжила: — Я не знаю, что они ещё могут натворить, и не хочу быть ответственной за это. И не хочу, чтобы меня вспоминали как человека, призвавшего в мир его разрушителей...

Гидеас скептически фыркнул.

— Коллеги, вы сами видите, по-хорошему договориться с ней невозможно. Что вы хотите: девчонка! Не умеет оценивать предложенную выгоду! — И прежде, чем Гелла успела возмутиться, он тихо и угрожающе продолжил, неприятно скалясь: — Свою жизнь тебе не жалко, а как насчёт жизней вот их?

По его ладоням скользнули зеленоватые молнии, впившееся в кожу близнецов. Те даже не вздрогнули, но не из-за отсутствия боли — магические путы не позволяли им шевельнутся, и только в глазах мелькнул отголосок боли от ожогов.

Гелла похолодела, как никогда чётко осознавая что Высшие не шутят. Что они действительно будут пытать друзей на её глазах, пока она не согласится выполнить их требование.

"Если ты сразу сдашься — вспыльчивые юноши тебе этого не простят", — вкрадчиво напомнила Крейя, каждый звук пропитывая приторным ядом.

"Если буду тянуть до последнего — они не простят тем более".

Девушка внимательно всматривалась в лицо Гидеаса, пытаясь найти в нём хоть след одержимости, сумасшествия или мании. Но Высший был абсолютно вменяем, он не испытывал наслаждения от чужой боли, не стремился самоутвердиться за счёт других. Он действительно был готов убивать других ради высшей цели. Они все были готовы на это.

И это было страшно.

"Скольких ещё они бросят на алтарь своей идеи-фикс?" — мелькнула паническая мысль.

Вдох-выдох. Успокоиться. Вспомнить, что у мёртвых нет эмоций.

Принять рациональное решение, доказать самой себе, что это суровая необходимость.

— Хорошо. Я призову их. Только не говорите потом, что вас не предупреждали.

Воплощённые не могут понять сущих. Это аксиома. Поэтому молодая аггел и не пыталась вникнуть в дела всех этих суетливых двуногих. Вот ещё!

Но иногда бывает так скучно, так тоскливо в этом холодном и неприветливом мире, что становится просто любопытно: а как живут эти странные существа, называющие себя люди? Конечно, можно спросить у хозяйки, но самой подглядывать и подслушивать гор-раздно интересней!

Особенно забавно было наблюдать за теми двумя, что призвали её сюда, и высокой седой женщиной, изредка ругающейся на хозяйку. Правда, они друг с другом почти не общались, и приходилось выбирать, за кем шпионить любопытнее. Не сказать, что бы выбор был ну настолько сложным, но маленькая аггел любила играть во взрослых и всячески усложнять себе жизнь.

Сегодня ей повезло. Двое одинаковых магов сидели перед той-что-ругает-хозяйку и виновато выслушивали упрёки женщины. А ещё они очень мило огрызались, не желали признавать своей неправоты и вели себя хуже только что воплотившихся. Хотя настолько глупыми они не были, в этом аггел могла бы поручиться перед старшими, ведь в двуногих она разбиралась, и очень неплохо для своего возраста.

Огненная кошечка сидела ониксовой статуэткой на подоконнике, благодушно наблюдая за солнечными зайчиками на стенах и внимательно прислушиваясь к тому, что творится за её спиной. Настоящее животное давно бы навострило ушки, всё замерло натянутой тетивой, а аггел знай себе благодушно мурлыкает, демонстративно не обращая внимания на жалких двуногих.

Ей ведь не нужны глаза и уши, чтобы видеть и слышать, что за её спиной творится.

Пока та-что-ругает-хозяйку распекала двух магов и пока всех морозила своим спокойствием сама хозяйка, было скучно. Аггел начала уж было подумывать, что сегодня развлечения не будет, как, словно по заказу, Те-кто-крадутся-в-тенях* сыпанули щедрой рукой сюрпризов.

Для начала, старая женщина надавала двум магам кучу указаний, что, как, когда, почему и зачем делать, затем подозрительно быстро собралась и исчезла, якобы искать брата, как очень громко думала она сама. Аггел расфыркалась — ведь такими двуличными могут быть только эти глупые сущие! Она ведь слышала, что женщина эта седая очень-очень тихо думала, что бежать надо, пока и её не убили. И что, мол, подводить братца нехорошо, да своя шкура всё равно ближе обещаний, данных мертвецу.

Только она ускакала, так два мага и начали пургу нести, обсуждать, что и как они первым делом сделают, едва стемнеет. И смеются, чуть ли не хвастают друг перед другом своей доблестью, и не помнят, что им старая женщина велела.

Аггел лениво потянулась, пружинисто спрыгнула на пол. Высоко поднимая лапки и горделиво держа голову, прошлась перед увлеченно спорящими близнецами. Раз уж маги ведут себя, как едва воплотившийся молодняк, то умная, ответственная аггел просто-таки обязана научить их уму-разуму!

Но маги, такие-растакие, учиться не желали. И даже когда кошка пронзительно орала, предупреждая о шагающих по коридору Высших, от которых во все стороны стелился зеленоватый туман расчётливости и равнодушия, близнецы не обратили на неё внимания. Потрепали мимоходом за ушком и продолжили выплетать что-то остроугольное и опасное, совсем забыв, что в спящей, словно омертвелой Школе проще-простого попасться с магией.

— Молодые люди, будьте добры, идите за нами, — почти вежливо попросил один Высший, ментор Эрнест.

...Вспомнив этот эпизод, аггел расфыркалась, почему-то чувствуя себя виноватой. Ну как же, она, такая умная, такая великая, не сумела этих глупых отроков предупредить! А ведь если б они сдуру не бросились атаковать старших, всё обернулось бы совсем по-другому! Ведь Высшие уже тогда поняли, что убивать друзей хозяйки нельзя, она обидится и сделает что-нибудь такое, от чего всем станет страшно и плохо!

Только эти два вспыльчивых отрока всё сами испортили! Конечно же, их неуклюжая магия не могла причинить вреда старшим, она даже у аггела презрительный чих вызывала! Вот Высшим и пришлось скрутить этих не в меру прытких мальчиков... Не удалось договориться с ними? Значит, будут использовать их как заложников! Не велика разница.

Огненная кошечка лениво потянулась, прошлась по опустевшей комнате, презрительно принюхиваясь к углам и внезапно сообразила, что про неё(!), похоже, напрочь забыли!

Да как они все посмели?! Про неё?! Про очаровательную аггел?!

И хозяйка... А она-то как могла?!

Нет, ни в чём на этих суетливых двуногих полагаться нельзя, всё самой, всё самой...

(Те-кто-крадутся-в-тенях — существа, олицетворяющие судьбу у аггелов)

Ни о каком портале речи и не шло. Этикет западных княжеств, куда посылали выпускников, запрещал использовать магию для перемещения. Даже срезать длинный путь было запрещено. И, что было самым обидным, правители умудрялись как-то узнавать, как перемещались их будущие придворные маги и советники! Следили они, что ли?!

Гелла рассеянно погладила аггел, когда та снова запустила коготки в платье хозяйки. Кошка свалилась на них перед самым отъездом как снег на голову, причём в самом прямом смысле этого слова — с боевым мявом выпрыгнула из окошка, горящим глазами и вздыбленной шерстью показывая, что если её не поймают — то им же хуже будет.

Бешеное животное в героическом прыжке спас Рей, уже оклемавшийся достаточно, чтобы подставляться под когти аггела и не участвовать в грызне брата с Артемисом.

Снаружи доносились их приглушённые голоса, и от нечего делать, Гелла прислушалась, почти не надеясь, что маги вняли её слёзной просьбе не ссориться. Впрочем, Ален и Артемис обменивались шпильками уже из спортивного интереса, не пытаясь оскорбить друг друга. Некромантка тихо вздохнула — каждый скрашивал тоскливый путь как умел, ей же ничего не оставалось, как глазеть на проплывающие унылые голые поля за окошком кареты. Ну или снова листать книгу и общаться с Крейей, но это девушка приберегла напоследок, когда совсем уж невмоготу станет.

Конечно, если бы все ехали верхом, путь занял бы гораздо меньше времени, но Гелла честно призналась, что не выдержит долгой скачки. Так что Высшим пришлось выделить ей карету, старенькую, обшарпанную, но тёплую и почти не скрипящую.

Впрочем, жрицу больше занимало то, что ожидает их по приезду в княжество. Ведь официально был назначен только Артемис, сама некромантка всё ещё числилась ученицей, подопечной мага. А вот близнецам, которых она потребовала отпустить вместе с ней, отведена единственно возможная роль — лаборантов, если не слуг. Пока эта тема в разговорах не затрагивается, и всё спокойно, но стоит Артемису только намекнуть близнецам об этом, как вспыльчивые южане взорвутся и натворят что-нибудь непредсказуемое!

Гелла рассеянно почесала аггела за ушком, кошь сонно мурлыкнула, мол, сплю я, отстаньте со своими ласками. Скука казалась такой осязаемой, что хоть собирай в пригоршни или убивай время в глубокой дремоте.

Они напали на третью ночь, когда обжитые земли сменились вересковыми пустошами, и ночевать пришлось под открытым небом, а не под крышей какого-то захудалого кабака. Гелла, в отличии от магов, отнеслась к этому факту спокойно, ей приходилось существовать и в более некомфортных условиях. Близнецы тоже старательно делали вид, что за время скитаний с Мастером ночёвки у костра стали для них привычным делом, задирали нос перед Артемисом, только выглядевшим невозмутимым.

Тоскливая дорога вымотала всех четверых, сил обсуждать что-то не было, и измождённые подростки забылись тяжёлым сном, даже не сообразив выставить караульных.

Пять тонких, гибких силуэтов возникли из чернильной тьмы, не дольше мгновения таились за пределами освещенного круга и, не колеблясь ни мгновения, атаковали. Только молодая ищейка успела пожалеть красивых магов.

"ВСТАВАЙ, ДУРА! ТЕБЯ УБИВАТЬ ПРИШЛИ!"

Пронзительный вопль на всех магических частотах разбудил не только Геллу. Растерянные спросонья маги повскакивали, судорожно оглядываясь и не понимая, что за фигуры с тонкими чёрными кинжалами бросились на них.

Что могут противопоставить четверо безоружных магов пяти хорошо обученным убийцам? Практически ничего, если последние застали их врасплох. Ведь даже самому сильному и привыкшему к бою Высшему нужна хотя бы пара мгновений, чтоб сплести заклинание.

Трём перепуганным магам, только-только закончившим ученичество, хватило доли мгновения, чтобы ударить чистой силой, сметая атакующих.

Трёх первых отбросило за пределы освещённого круга, четвёртая, маленькая и юркая, как мартышка, предусмотрительно держалась на безопасном расстоянии. Пятая, самая опытная, стремительно бросилась к Гелле, заворожённой синеватыми переливами на обсидиановом лезвии кинжала убийцы.

Крейя веселилась. Пьяно, безудержно, словно в первый и последний раз. Давно уже ей не приходилось сталкиваться с карательницами... ровно с момента своей смерти. И спроси кто Проклятие Луны сейчас, кого она ненавидит больше: жриц или магов, она не смогла бы ответить. Ведь ненависть была уделом второй, а уж она-то в равной степени ненавидела весь мир, никого не обделяя своим испепеляющим чувством.

Они бы справились со всеми убийцами, если бы Шестая, потеряв волю, не наблюдала за приближающейся карательницей. Она узнала её, сталкивалась с ней в храме, и теперь отказывалась верить, что жрицы предали её окончательно и бесповоротно, что они готовы уничтожить сестру свою, не колеблясь ни секунды.

— Гелла! — Рей единственный заметил, как статная женщина занесла над девушкой кинжал. Ветвистая молния сорвалась с его пальцев и насквозь прошла через старшую из убийц вместо своей первоначальной цели — одной из её подручных. Обугленный труп, всё ещё продолжающий сжимать кинжал, рухнул к ногам Геллы выводя её из транса.

Ищейка тихо взвыла и закусила костяшки пальцев. Дело дрянь, отчётливо поняла она, без Старшей убить некромантку будет не то что бы проблематично, а вообще невозможно! Она же того и гляди опять Тенью станет, а раз её даже Врата не остановили, то что четверо не самых сильных жриц могут сделать?!

Драпать, драпать надо! И побыстрее, пока маги заняты остервеневшими карательницами, наскакивающими на них чуть ли не в боевом безумии.

Лучик осторожно попятилась, чувствуя на себя взгляд беловолосой отступницы, сжалась, затравлено стрельнула глазками по сторонам и кувыркнулась в непроглядную тьму, спеша удрать как можно дальше...

Но какая-то сила не пускала её, ищейку носило кругами вокруг побоища. Сёстры ещё сражались, не признавая поражения, не желая отступать, но и маги успели взять себя в руки и сосредоточиться, установить защиту и изредка атаковать извивистыми, как змеи, заклинаниями.

Тихонько подвывая от страха, Лучик жадно смотрела на кинжал в руке трупа, понимая, что вот он — тот самый, Чёрный, легендарный. Нельзя его оставлять, нельзя!

Девчонка разрывалась от желания подползти и утащить древнее оружие и страхом быть убитой. А, поглоти меня Тьма и разверзнись бездна, в отчаянии подумала она, чувствуя, как инстинкт самосохранения приступом берёт баррикады долга и здравого смысла. Я не жрица, они мне не сёстры, так что своей жизнью лучше не рисковать. Ищейка со все ног бросилась прочь, но резко затормозила, словно влепившись в невидимую стену, мягко качнулась на пятках, разворачиваясь, и, почти не целясь, метнула отравленный кинжал в одного из магов, в того самого, что изжарил Старшую. Будь он проклят, сволочь, чтоб он в муках сдох, ведь такое дело испоганил, скотина! Права верховная, от магов жди только беды...

Больше не оглядываясь и не сомневаясь, что попала прямо в цель, Лучик с чистой совестью потрусила прочь.

Гелла закончила заклинание за мгновение до того, как свалился Рей. Что-то огромное и холодное мазнуло её по ладоням и устремилось к жрицам, жуткое в своей неутолимой жажде. Шестая равнодушно смотрела, как корчатся женщины, взывая к Луне и пытаясь справиться с бездушной тварью, выпивающей их жизнь. Она не жалела их — сегодня лопнула последняя ниточка, скреплявшая её с храмом. Гелла больше не была жрицей Луны.

Всё было окончено меньше, чем за минуту, и только тогда Ален заметил, что его брат лежит на земле с ножом в животе. Рей свернулся в клубочек и прижал руки к ране, словно пытаясь вытащить кинжал, но судорога скрутила его раньше, чем он успел стиснуть онемевшие ладони на рукояти.

Гелла шлёпнулась на колени рядом с магом, прижала пальцы к его шее, отчётливо понимая, что жить юноше осталось считанные мгновения.

— Гелла... — враз охрипшим голосом пробормотал Ален, с мольбой глядя на подругу. Девушка сосредоточено водила руками над раной, словно пыталась стереть её с тела.

— Я чувствую яд, — бесцветным голосом произнёс Артемис, глядя куда-то в сторону. Здесь и сейчас он чувствовал себя лишним.

— Гелла, пожалуйста.

Шестая встретилась взглядом с Аленом, понимая, что маг верит в неё, надеется на её помощь. А значит, она не имеет права не оправдать его ожиданий.

Некромантка закрыла глаза и сосредоточилась на гаснущем огоньке жизни Рея. В ушах гулко отдавался замедляющийся стук его сердца, в животе поселилась скользкая и холодная боль, щупальцами оплетая всё тело.

"Дура! — взвыла Крейя, пытаясь достучаться до разума подопечной. — Ты что, забыла, каким ядом жрицы пользуются?! Против него даже арцайя* не помогает!"

"Замолчи и помогай".

— Отвернитесь, — резко бросила Гелла. Из её ладоней на тело Рея полился убийственный жар, волнами марева смазывающий очертания, и казалось, что тело мага переплавляется во что-то совершенно иное, страшное и странное.

Ладони медленно начали неметь, кожа потемнела, из-под ногтей начала сочиться сукровица.

"Дура, — бессильно простонала Крейя... — ты ж и его не спасёшь, и сама погибнешь..."

"Я сделаю всё, что могу. Иначе как я посмотрю в глаза Алену?!".

"Думаешь, ему понравится, что ты сотворила с его братом? А понравится ли самому Рею его участь?" — вкрадчиво прошипела Крейя, поддерживая ученицу и направляя через неё свою силу.

"У меня нет выбора. Лучше хоть какая-то жизнь, чем смерть".

"Раньше ты думала по другому".

Жар становился нестерпимым, тело Рея подрагивало, медленно перетекая из одной формы в другую. Стук его сердца давно исчез, искорка сознания то разгоралась, то снова потухала от невыносимой боли. Шестая чувствовала себя абсолютно опустошённой, выжатой до конца, но она продолжала плести заклинания, свивать силу в упругие жгуты, не позволяя душе парня отправиться в Белые Сады.

Она понимала, что шансов не было, даже самых минимальных, но не могла остановиться, не могла оставить друга в таком состоянии. Яд зеленоватыми жгутами пытался просочиться и в неё, но каждый раз рассыпался пылью или растекался лужицей, стоило ему наткнуться на защиту Крейи.

"Ещё чуть-чуть, моя хорошая. Осталось только придать ему новую форму..."

Гелла опустила ладони ниже, в самый жар, медленно провела ими вдоль тела, создавая из мёртвой материи живое.

Пропитанная смертью и болью магия схлынула, превратив Геллу в жалкую оболочку, тень, пустышку. Ален обернулся, с требовательной надеждой уставился на неё горящими глазами.

Шестая вымученно улыбнулась, махнула скукоженной, словно птичья лапка, рукой, пробормотала едва разлепив губы:

— Вот он. Он живой, не думай, я перенесла душу и разум в другое вместилище, он даже говорить сможет...

Рядом с ней лежал тонкий меч из тёмной стали, и в каждой его линии угадывалось сходство с Реем.

Под тяжёлым бессмысленным взглядом Алена, Гелла отползла в сторону, пряча лицо и не чувствуя, как по щекам струятся слёзы. Она действительно сделала всё что могла, даже гораздо больше. Но правильно ли она выбирала за другого? И не окажется ли, что такая жизнь действительно хуже смерти?

Что-то сухое, неповоротливое попалось ей под руку, почти ничего не соображая, девушка отпихнула от себя обугленный труп карательницы. Что-то тихо звякнуло, и Шестая машинально схватилась за лезвие обсидианового кинжала, выпавшего из руки убийцы.

По чёрному лезвию медленно скатились несколько тёмных капель, и девушку затопило чужое присутствие, яростное, изголодавшееся, холодное.

Чужой голос, глубокий, звенящий металлом, почти выкрикнул:

"Наконец-то!"

(* Арцайя — вытяжка из нескольких трав, универсальное противоядие, действует против как природных ядов, так и против алхимических)