Фейри с Арбата. Гамбит

А Сакс, выкинув на время из головы танство Эллисдайр, политику и дороги, смотрел по сторонам. Все больше на мейтландовых стражников. Здоровых, сытых стражников, в крепких доспехах, вооруженных для боя, а не для парадной встречи. Пожалуй, они выглядели даже серьезнее, чем гвардия принца — Сакс никак не мог понять, зачем Брандон взял на службу людей, верных Артуру? На них же нельзя положиться! Он так у Брандона и спросил, как только тан Мейтланд отвлекся, чтобы переброситься парой слов с племянницей. А Брандон усмехнулся в ответ, совсем не так, как улыбался дядюшке.

— Это мои люди, Сакс. Ты ж не думаешь, что Артур знал их всех по именам?

Сакс кивнул: принц Артур не походил на человека, которого волнует хоть кто-то кроме него самого. А Брандон — совсем не такой. Странно, что он не переманил к себе и Марка.

— Мне нужен ты, брат, — словно подслушав его мысли, тихо добавил Брандон. — И я доволен. Ты правильно повел себя с Марком. Как подобает благородному рыцарю.

Слово 'благородный' прозвучало несколько странно, но Сакс отодвинул эту мысль — туда же, куда и тупую ноющую боль под ключицей. Пока его заботила безопасность сюзерена: хоть тан Мейтланд сочился радушием и любовью к племяннику, если он вдруг посчитает Брандона опасным или недостаточно послушным, гостевые покои мгновенно станут тюрьмой, сбежать из которой будет куда сложнее, чем из королевского дворца. В замке Шаннон наверняка есть потайные ходы — но ни Брандон, ни Сакс их не знают. А прорываться через единственные ворота, охраняемые по меньшей мере десятком стражников, и потом через весь город — чистое безумие.

Глава 5. Ильяс

Большую часть дороги от Шереметьево Ильяс проспал. В машине ему всегда отлично спалось, потому и предпочитал мотоцикл. Но не после пятнадцати часов перелета! Проснулся, когда свернули в Рублево, и не сразу понял, куда делись кактусы — жара-то осталась. Хотя нет, в Москве было определенно жарче, чем в Канкуне. Интересно, Лилька дома?

Засмеялся собственным мыслям. Мексика ему, видите ли, за неделю обрыдла, потому что без Лильки и кактусы не фотогеничны. А ведь об этой самой Мексике мечтал лет с десяти, как начитался Майн Рида, и в прошлый раз поторчал там битых два месяца — с кактусами и мексиканками, наснимал на десяток статей и одну энциклопедию, и в этот раз собирался недели на три...

— Приехали, — напомнил таксист.

Выйдя из машины, Ильяс задрал голову — окно на третьем этаже было распахнуто, а из окна слышался Бах. Негромко, но все равно отчетливо. Дома.

По лестнице он взлетел, невзирая на тяжеленный чемодан, который пришлось купить в Мехико в пару верному рюкзаку. Для подарков. Кто ж думал, что в Мексике окажется столько всякого нужного и полезного барахла, которое отлично сочетается с совершенной натурой? Сомбреро, правда, в чемодан все равно не поместилось, зараза. Так и вез в салоне, как какой-то турист.

Открыл дверь — Лиля вылетела в прихожую на щелчок замка: джинсы, теплая ковбойка (в такую-то жару!), рукава закатаны по локоть; тапочки-медвежата и руки в тесте. Ильяс малость ошалел от такой картины. Совершенная натура пробуется для рекламы блинной муки? Или кактусов переела? Нет, он ничего не имел против тихого домашнего счастья. Иногда. В меру. И тесто на руках выглядит... м... вкусно. Пожалуй, реклама муки — не такая уж плохая идея.

Лилька отпрыгнула, демонстрируя руки, вдруг не разглядел, и затараторила про пирожки и перемажешься, привет, как Мексика?

— Мексика отлично. — Он все равно догнал, сорвал короткий поцелуй и попробовал тесто с пальцев на вкус. Не впечатлило, отпустил. — А пирожки с чем?

— С грибами. И с мясом. И с капустой. И с яблоками. Со всем!

Домашнее счастье на глазах приобретало привлекательность. Правда, он думал потащить ее сразу в ресторан — после переперченной Мексики зверски хотелось нормальной русской окрошки и пельменей. Но пирожки тоже хорошо. С мясом. И с грибами. И все остальные.

— Почти все готовы, — добавила Лилька. — Сейчас вот только последние доделаю, испекутся, пока ты купаться будешь. Сварить кофе?

Кивнув, Ильяс еще раз чмокнул свою совершенную до изумления натуру в макушку и, расстегивая рубашку на ходу, отправился в ванную. Ладно, если уж пирожки, то душ можно принять и одному. Хотя с Лилькой было бы веселее. Когда вышел, из гостиной по-прежнему доносился Бах. Что-то хоровое и пафосное, то ли месса, то ли кантата. Пирожки благоухали — и мясом, и грибами. Вкусно!

А она говорила по телефону.

— Помню... да, после двадцатого октября. Режим соблюдаю. Нет, головных болей нет. И глаза не болят. И вообще все в норме. Да. До свидания... Але, Насть? Сегодня не получится. Ильяс приехал, ага...

Ильяс поморщился. Снова она с этим своим куратором. Достал названивать! Ему ясно сказали: не будет Лиля больше играть в полном погружении! Никаких, черт подери, основных миссий! У нее — реальная жизнь, муж, работа, мировая слава на носу. Правда, она все равно ездила в Битцу, а когда Ильяс попробовал остановить, обиделась и ткнула ему в нос контрактом. Она, видите ли, подписалась, и вообще — куда хочет, туда и ходит. Свободолюбивый попугай.

Тихо выругавшись, Ильяс вместо кухни повернул в холл. Занес чемодан в спальню, распотрошил, достал кофейное с бирюзовым узором пончо, — не все ж ей его пончо таскать! — мокасины ручной работы и вышитую мексиканскую блузу. Пока копался в подарках, досада отпустила. Ладно, в самом-то деле, она ему пока не жена, да и глупо это, хватать и не пущать. Чтобы птичка не рвалась в форточку, форточку надо держать открытой.

— Ильяс, иди, кофе стынет! — окликнула птичка с кухни.

Тигр, на кухне же, гнусаво взвыл. Пирожков хочет. Перебьется, котам вредно. А вот хозяину — совсем наоборот.

Лилька сосредоточенно расставляла тарелки. Увидела пончо — похлопала глазами, восторженно завизжала. Ага, ну никто и не сомневался. И с цветом он угадал, ей пойдет. И что влезет в него тут же, побросав тарелки и от нетерпения путаясь в бахроме — тоже несложно было предсказать.

Испытания пончо они продолжили в постели, после пирожков, разумеется. Расставаться с обновой совершенная натура не желала ни в какую, но Ильяс не протестовал. Он сегодня был так покладист, что сам себе удивлялся. Может, потому что она соскучилась?

— А поехали на ВДНХ, — предложил он, едва отдышавшись после второго раунда испытаний пончо. — Погуляем, запечатлеем тебя в фонтане. Для потомков.

Она неразборчиво фыркнула, поджала ноги и плотнее завернулась в пончо. Смешная, встрепанная, разнеженная — прелесть. А торчащие из пончо щиколотки и пальчики... м...

Лилька взвизгнула и засмеялась.

— Щекотно же, ты, синяя борода!

— Неправда, борода у меня сугубо традиционной ориентации, — хмыкнул он и еще пощекотал пойманную розовую пятку. — Гулять пошли, Капелька. Или без доказательств не веришь?

Сделав большие глаза, она выдернула пятку и отползла, вылитая Дездемона, только вместо платочка — пончо.

— Верю! Пошли гулять!

С пончо она так и не рассталась. На справедливое замечание, что на улице за тридцать, заявила, что в Мексике тоже жарко. Ну и ладно. Пока Ильяс одевался, сунулась в шкаф, что-то там раскопала и замерла с этим чем-то в обнимку. Обернулась на оклик, оказалось, прижимает к груди жилетку, — грубая кожа, швы наружу, бахрома, хендмейд, — которую он уже года три как забыл на нижней полке. К этой жилетке только карабина не хватает. Или лука со стрелами, а-ля Робин Гуд.

— Надень, а? — попросила дрогнувшим голосом. И в глазах уже не было ни смешинки. — Если гулять... и еще покатаемся... на лошадках. Ладно?

Ильяс пожал плечами. Ну ладно, раз у Капельки такие эротические фантазии, будут ей мексиканские ковбои. Странно, конечно, вроде она не особая любительница кантри, но кто разберет этих женщин. Сменил рубашку на клетчатую, достал с верней полки белый стетсон. Подумал, и добавил ковбойский пояс с кобурами — потертый, крайне мужественного фасону, из студийного реквизита. Револьверы, ясное дело, тоже были бутафорскими — один зажигалка, а второй и вовсе водяной.

— Коня не хватает, — вздохнула она, снова заглядывая в комнату. Уже одетая. Ей-то точно только лошади и не хватало — из пончо так и не вылезла, а к ним добавила вполне этнические брючки с бахромой и новые мокасины. Вот только хвост зря завязала, не подходит он сюда.

Ильяс разворошил ей волосы, разбросал по плечам и прихватил вокруг головы яркой узкой лентой. Ну вот, совсем другое дело!

В парке было весело. На них, конечно, косились, но в меру. Кого сейчас удивишь экзотическим нарядом? Лиля перемазалась сладкой ватой по уши и наотрез отказалась слезать с симпатичной буланой лошадки, на которую Ильяс ее посадил вообще-то ради удачного кадра. Пришлось и самому вспомнить навыки верховой езды и оседлать здоровенного вороного. Ну что ж, почему бы настоящему ковбою и не покататься верхом, особенно если рядом — настоящий индеец?

Очень удачно подвернулся местный крокодильник — с удавом, верблюдом и неизменной мартышкой. Ильяс даже доверил ему свой 'Nikon', — а заодно повесил на него неприкаянное сомбреро, которое Лилька так и таскала за собой на веревочке, — и пообещал за каждый хороший кадр верхом заплатить отдельно. Потом, когда смотрел дома — ругался на бездаря последними словами: Капелька у него вышла никаким не совершенством, а обычной блеклой девчонкой.

Мартышка Лильку не впечатлила, на удава она вздохнула ностальгически, пробурчав нечто похожее на "вылитая Инна Юрьевна", а верблюда шепотом пожалела: худой, заморенный, и ни одной колючки вокруг, сплошной асфальтированный оазис, куда ни плюнь.

Забрав у крокодильника сомбреро и затосковавший 'Nikon' вместе с всученной насильно визиткой, — может, коллеге потребуется ассистент или там помощник? — повел ее к фонтану 'Дружбы народов'. И тут ей позвонили. Лилька глянула на экран и переменилась в лице. Поднеся телефон к уху, пробормотала:

— Да, мам, — и зажмурилась. В трубке застрекотало.

Вот как, с мамой у нас тоже непросто, подумал Ильяс. Прямо как у меня. Вот только моя кукушка не звонит. И на могилку не ходит, если вообще интересовалась, жив ли сбежавший от 'любви и заботы' сынуля. Интересно, Лилька тоже сбежала или ее маменька сама свалила? Хотя — нет, неинтересно. К черту ее мамашу, Лильке и без нее неплохо.

Осторожно отведя трубку от уха, Лилька беспомощно огляделась. Вокруг были только подростки на роликах, безучастные фонтанные девы и голубые елки на газоне. И верный рыцарь, спаситель от диких телефонов. Отобрав трубку, Ильяс положил ее на бортик фонтана, а для надежности накрыл сомбреро.

Лилька уставилась на сомбреро. Поежилась.

— Оно на меня смотрит.

— Щаз прыгнет и укусит! — страшным шепотом добавил Ильяс, хватаясь на камеру. Это точно надо снять. Для потомков!

— Запросто! — от всей души согласилась Лилька. И глядя на сомбреро с отвращением, добавила: — Так бы и расстреляла! Телефон, конечно, ты не думай...

Ясен пень, телефон. Маменьку-то мы любим, и чем дальше маменька, тем больше любим. Немудрено, что Лилька с головой ухнула в виртуальный мир, черт бы побрал этот игровой центр!

Хмыкнув, Ильяс залихватски выхватил револьвер-зажигалку, крутанул на пальце и с грозным "пиф-паф" нажал на спусковой крючок. Револьвер щелкнул и выпустил голубенький язычок пламени.

— Упс... — Ильяс удивленно поглядел в дуло. — Осечка. Дубль два, мотор!

Повторил номер со вторым — на сей раз облив сомбреро чистой водопроводной водой. Показательно расстроился.

Лилька расхохоталась и плюхнулась на бортик фонтана.

— Если ты будешь меня смешить, я упаду туда и утону!

— А я тебя спасу! Вот прямо тут и спасу.

Он подмигнул и снова схватился за 'Nikon'. Смеющаяся Капелька — чудо, каждый кадр на вес золота.

Какая-то тетка лет пятидесяти посмотрела на них презрительно-негодующее и прошла мимо, ворча под нос:

— Ни стыда, ни совести у молодежи.

Лилька вздохнула, посмурнела. Вытащила телефон из-под шляпы, в трубке по-прежнему трещало, приложила к уху.

— Да, мам. Да. Да... Да. Нет. Ага. Да, мне стыдно. Мам, извини, я немного занята. Я перезвоню.

Опустила руку с телефоном. Уставилась куда-то мимо Ильяса.

Вот же ребенок, подумал Ильяс. Обращать внимание на всяких! Если каждая мимоходящая тетка отнимет хоть секунду и так короткой жизни, себе ничего не останется. Одна вина и сожаления. Мерзость какая.

Телефон он забрал и выключил. Сунул в карман. Прихватив сомбреро, обнял Лильку за плечи и повел обратно, к аттракционам. Там, около американских горок, есть тир — кто-то же не зря заикнулся про расстрел. Тетку бы, да... Второй цирк подряд будет уже перебором.

В тире Лилька ожила, хотя в мишень попасть так и не сумела — за три десятка выстрелов. Пули у нее летели куда угодно, кажется, даже зигзагом, только не в присмотренную пивную банку.

Хозяин тира тихо радовался с безопасного расстояния и подзуживал ее попробовать еще, не может же настоящий индеец ни разу не попасть?

На "еще" она не повелась, только с тоской поглядела на зеленого косорылого слона, выставленного как главный приз. Вздохнула...

Отвернуться от мишеней и уйти побежденной Ильяс ей не дал. Обнял сзади, ее руками взялся за ружье, щелчком потребовал у тировладельца еще горсть пулек.

Зарядили. Прицелились. Пришлось взять чуть левее, с поправкой на кривую мушку. Сбили банку. Лилька завизжала и едва не стукнула его макушкой в челюсть, еле успел отдернуться.

На пятом торжествующем взвизге Ильяс понял, что шестую банку из такой позиции ему не осилить, несмотря на жару, пончо, дурным голосом орущего Шуфутинского и кучу любопытного народа — ага, мужики по достоинству оценили прижатую к его бедрам попку и уже начали по-тихому делать ставки на стойкого ковбоя. Потому он аккуратно отодвинул Лильку, забрал у нее ружжо и ткнул пальцем в слона.

Тировладелец понял правильно и озвучил условия призовой стрельбы. Нехилые условия, на КМСа потянет, а с учетом кривого ружжа вместо привычной биатлонной малокалиберки — и на полного мастера спорта. Но Капелька смотрела с такой верой в светлое будущее косорылого мутанта... Черт. Не отвлекаться!

Десятку из десяти он выбил. Без выпендра, хоть и подмывало изобразить мистера Смита. Только в отличие от мистера Смита он не брал в руки винтовку уже пять с лишним лет. Но для счастья Лильке хватило просто слона. Обняла его так, что руки зачесались пристрелить, хоть и плюшевый. На всякий случай.

Вместо этого он ее поцеловал. Кто-то из мужиков одобрительно засвистел. Лилька, правда, дернулась. Черт. Ну нельзя же быть настолько трусишкой! Поцелуи на публике ее смущают, господи ж боже ж ты мой!

— Кажется, я проголодался, — шепнул ей в ушко и ласково прикусил. — Пожаришь мне честно добытого мамонта?

Прыснув, Лилька вывернулась и отпрыгнула.

— Не дам мамонта! Он редкий и вообще...

— Еще зеленый, точно. Я передумал. Пошли в ресторан.

По дороге из тира им снова повстречался несчастный заморенный верблюд. Лильке стало его так жаль, что Ильяс предложил подарить верблюду сомбреро. Ибо что может утешить верблюда, как не настоящее мексиканское сомбреро, напоминающее ему о родных колючках? Лилька согласилась. Сама нахлобучила на бедную животину шляпу и сама, под съемку, изобразила поцелуй в морду. Верблюд офигел. Мимоходящий народ тоже. А Ильяс вдруг понял, что счастлив до безобразия. Так, как никогда не был, даже в детстве. Особенно в детстве.