Ты мне не пара

Не стал объяснять эти подробности секретарю, отправился на кафедру к Коноваловой. Там ее не застал, мне сказали, что она будет завтра. На следующее утро прождал преподавательницу у кафедры, пришла почти перед самым обедом. Приняла меня с видимым недовольством, не совсем понятным — ко мне она вроде благоволила, шел среди лучших студентов. Объяснил, что меня не допустили к экзаменам из-за зачета по ее предмету, напомнил о данном ею обещании. Подумав немного, как будто вспоминая, ответила:

— Твою статью, Максимов, ученый совет не принял, посчитал псевдонаучной — биополе, аура, какие-то ее оттенки, связанные с различными формами патологий. Зачесть ее я не могу, так что подготовься — через неделю придешь сдавать зачет.

Почему же она раньше мне сказала, даже если так? — этот вопрос я не стал задавать, только попросил принять раньше — готов сдавать хоть сейчас.

— Мне некогда, — услышал ответ, — не раньше, чем во вторник.

— Ираида Петровна, но у меня к тому времени пройдут уже два экзамена! Разрешите хотя бы послезавтра.

— Хорошо, пойду тебе навстречу — придешь к пяти часам.

— Извините, Ираида Петровна, в это время я должен быть на работе. Можно с утра?

— Не собираюсь подстраиваться под твои условия, Максимов. Придешь, как я сказала.

Пришлось согласиться, с тем и отправился на работу. Сдал зачет в назначенный день, но немалым трудом — задавала вопросы битый час, по всему курсу. У меня сложило впечатление, что Коновалова пыталась меня завалить, но в конце концов сдалась — я отвечал на все вопросы как по писанному, без каких-либо сомнений и мямливания. С видимой неохотой подписала направление в деканат о сдаче задолженности. Я же рад был и тому, поспешил к секретарю за допуском к экзаменам. Так что сессия для меня продлилась на неделю — сдавал пропущенный экзамен.

Позже, где-то через месяц, увидел в одном из научно-популярных журналов в рубрике нетрадиционного лечения статью "Диагностика рака — новые реальности" за авторством Коноваловой. Она почти слово в слово повторяла мою статью, разве что под другим названием. Вначале даже не поверил глазам — не мог представить, что солидная дама, кандидат медицинских наук, уважаемая среди коллег и внушающая студентам почтение, могла пойти на прямое воровство чужой работы. И было бы из-за чего — я сам не придавал особого значения своему труду, считал его рядовым на фоне гораздо более важных исследований ментальной энергии и операций с ее помощью.

Для меня не составляла тайны частая практика примазывания маститых ученых соавторами к работам менее известных, но плодовитых на открытия коллег. Далеко ходить бы не пришлось — в нашем институте, где я работал, такая картина не являлась редкостью. Но чтобы подобным образом, беззастенчиво обманывая, полностью присвоить себе чужой труд — с таким еще не сталкивался. Да, выходит, я плохо представлял меру человеческой низости от респектабельной с виду дамы, так что получил еще один урок от жизни — не стоит доверять внешнему антуражу кого-либо, надо научиться видеть суть каждого.

Так нужно подходить и к тем, кого называют сливками общества и с кем мне приходилось сталкиваться — в окружении родителей и братьев Киры, в институте, других местах. Кто же из них действительно заслуживает уважения — не мог ответить определенно. Очень возможно, что мизер, сам я наверняка никого не мог назвать таким. Хотя и знакомство с высшим кругом у меня складывалось шапочное, ни с кем близко не сошелся. Не лебезил перед ними, но сохранял в общении с ними видимость учтивости или почтительности. Впрочем, так я держался и с другими, старше меня по возрасту или положению, включая преподавателей. До недавних пор считал подобное отношение разумным, теперь же стал более осторожным в оценке их достоинства.

С наступлением лета каждый выходной день выезжал с семьей за город. Сева уже различал обстановку вокруг, сам просился на улицу — это видел по его довольному личику и агуканью, когда выходил с ним из дома. Да и Кире требовалась смена окружения, сидеть все время в четырех стенах ей стало в тягость. Не выручали прогулки с малышом по улице — не обычные вначале, вскоре встали рутиной. Вслух не высказывала тоску, напротив, своим видом показывала, что у нее все хорошо, главное — сын здоров и развивается нормально. Но после первой же поездки в горное урочище заметно оживилась, как будто набралась там новой силы и бодрости.

После мы выезжали на озеро в лесу, впервые там искупались, только Севу не стали — вода еще прохладная. Побывали у памятного нам с Катей Бутаковского водопада, на Первомайских прудах, в форелевом хозяйстве. Сын уже понимал, когда с ним садились в машину, что едем куда-то гулять — лепетал что-то, как будто высказывал свою радость, крутил головой по сторонам, а когда приезжали на место отдыха — пытался ползти куда-то, тянулся к листочкам и ярким ягодам. Так что поездки приносили удовольствие всем нам, только выбирали — куда поехать в следующий раз. За лето объездили все красивые места в округе, куда дорога не представляла трудности для Севы. Наверное, больше, чем за все предыдущие три года наших с Кирой отношений.

Только однажды выезд за город доставил нам немалое беспокойство — едва не попали под сель. Погода стояла жаркая — в горах стал таять снег, прошли еще ливни, так что моренные озера переполнились и с них пошел поток грязи вдоль русла речек. Мы уже возвращались домой с одного из озер неподалеку от города и подъезжали к небольшой речке Весновка, как услышали идущий от нее гул. Он внушал своим низким тоном тревогу, так что остановились поодаль от речки. Подъехали еще несколько машин, они встали рядом с нами — их водители тоже побоялись ехать дальше. Кто-то из них решил съездить на разведку и вскоре вернулся с тревожной новостью — по реке идет поток воды с грязью, он уже перевалил за берег, началось наводнение. Вода уже приближается к нам, надо искать место повыше.

Так и поступили — развернулись и поехали обратно. Остановились на холме в паре километров от реки и остались здесь ждать, когда схлынет поток и откроется дорога в город. Вода не дошла до нас, видели ее на месте первой остановки. Прождали несколько часов, уже наступил вечер, когда она ушла обратно и освободила проезжую часть. Ехали осторожно, на небольшой скорости — в некоторых местах дорогу размыло, можно было угодить в промоину, да и вся она покрылась грязью. Хорошо еще, что мост через реку выдержал удар селя, так что миновали Весновку по нему благополучно. Видели, как в тихой и мелкой речке все еще с шумом несся грязный поток, наполнивший ее почти до края берегов. Сила стихии подавляла нас, невольно вызывала ужас от одной мысли, что могли оказаться на ее пути. Но все обошлось, проехали потихоньку затопленный участок — в некоторых местах на дороге вода еще оставалась, к ночи вернулись в город.

Перенесенные страхи не отвратили нас от загородных поездок — и Кира, и Катя согласились поехать в следующий выходной, только в более безопасное место. Со временем снова стали выезжать в горы — все же самые красивые места именно там, да и воздух особый, можно сказать, жизнетворный, прохлада после городского пекла также привлекала в них. А когда мне дали отпуск, то взял путевки в горный пансионат. Каждый день с утра до вечера проводили на воздухе — в лесу, у озера, вместе с сопровождающим ходили на экскурсию к водопадам и роднику с целебной водой. За эти десять дней как будто возродились, казалось, жизнь наполнилась в нас до края, радовались каждому поводу — утреннему щебетанию птичек, тихому плеску воды в горной речке, шелесту листьев. Сама природа баловала погожей погодой и своей прелестью, дарила мир и покой душе.

В конце лета, когда вышел на работу после отпуска, у меня произошел прорыв в исследованиях ментальной энергии. Несколько предыдущих месяцев безрезультатно бился с поиском способа ее физической регистрации и искусственного моделирования. Видел эту энергию, оперировал ею, но отразить на приборах никак не удавалось. Наверное, сказалось просветление души и разума после отдыха в горах, но однажды по наитию стал варьировать частотной характеристикой менто-поля и в какой-то момент заметил едва видимую реакцию регистрирующих приборов. Дальнейшими экспериментами выявил диапазон и амплитуду волновых колебаний, в которых проявление поля становилось особенно выраженным. Они выходили за пределы частот, воспринимаемых обычными чувствами, в зону сверхдлинных волн с определенной модуляцией импульсов. Еще раз проверил настройку сигналов, для собственного успокоения повторил опыт — все получилось, приборы четко зафиксировали излучаемую мной энергию.

Минуту сидел за лабораторным столом, замерев от удачи и не веря себе. Я совершил то, что никому еще не удавалось — доказал физическую природу призрачной материи! После неторопливо, сдерживая переливающуюся через край радость, отправился к Мельнику. Он переговаривал с кем-то по телефону, в ожидании конца его разговора привел свои разбежавшиеся мысли в относительный порядок. Когда же руководитель обратился ко мне: — Что у тебя, Сергей? — ответил коротко, стараясь выдержать спокойствие: — Получилось, Илья Николаевич. Я зарегистрировал ментальное поле.

Мельник сразу не понял, о чем я веду речь, переспросил: — Что получилось? Как зарегистрировал?

Не стал вдаваться в разъяснение, предложил пройти ко мне. Здесь продемонстрировал ему свое поле — он уже видел его, хотя оперировать еще не мог, — а затем, трансформировав в нужную форму, подал энергию на измерительную аппаратуру. На глазах изумленного ученого стрелка прибора пошла вверх, а на экране осциллографа появилась ломанная линия, отражая параметры моего сигнала. Дал ему время немного прийти в себя, а потом убрал поле — приборы показали это. По ясному жесту Мельника: — Давай еще! — повторил опыт несколько раз, пока он не махнул рукой: — Довольно!

По озадаченному выражению на лице руководителя видел, что он никак не может осознать — на его глазах произошло открытие совершенно нового для официальной науки явления. То, о чем ведущие ученые умы утверждали, как о псевдонауке, получило реальное подтверждение. Мы может повторить опыт перед кем угодно, продемонстрировать воочию непризнанную прежде энергию. Наверное, подобные мысли пришли и Мельнику, высказался:

— Молодец, Сергей, добился своего. Сейчас надо всесторонне изучить характеристики поля, его закономерности, проработать теоретическую базу. Но главное сделано — доказал, что ментальная материя существует, так же, как и пси-поле. Его тоже вначале приняли в штыки, а сейчас признан всем научным миром. Так что продумай дальнейшие исследования, после вместе проработаем план. Прежде, чем объявлять о своем открытии, надо нам хорошо подготовиться. Представляю, какой крик поднимут наши оппоненты! Так что у нас должно все продуманно, с неопровержимыми аргументами.

Доводы Мельника были мне очевидны — наше открытие ожидает трудный путь, все новое дается непросто, особенно в такой консервативной среде, как наука. Ну что же, будем работать дальше, а особо — над применением новой энергии в лечении людей. Только вначале нужно доказать, что она имеет законное право на признание официальной науки и медицины. Иначе нас просто не допустят к клинической работе над реальными больными. Именно этой первоочередной задачей я занялся, взялся за нее сразу, не почивая на лаврах первого успеха.

Шестой курс начался привычным образом — семинарами и практическими занятиями в базовых клиниках. Разве что по новому предмету — судебная медицина, они нередко проходили в морге. И еще разбили нас на потоки по будущей специализации. Она пройдет на следующий год — в интернатуре и ординатуре, но уже сейчас провели предварительный отбор. Учитывали как наши пожелания, так и средний балл — на некоторые специальности соискателей оказалось больше, чем вакансий. Самыми популярными оказались акушеры-гинекологи, за ними хирурги, а потом терапевты. Сам я встал перед выбором хирургии или невропатологии, остановился все же на первой. Хотя нынешняя работа в институте связана больше со второй специальностью, но перевесили планы с применением своих способностей в оперативном вмешательстве.

Кроме общего для всех студентов курса проводили дополнительные занятия по выбранной специальности. Они считались факультативными, необязательными, но все понимали — от отношения к ним немало зависит, примут ли тебя в ординатуру по данной специальности или пойдешь на терапевта в интернатуру — туда брали всех. Пришлось и мне задерживаться на таких занятиях, хотя особого толка от них не видел — просто смотрел, как проводят прием больных хирурги, готовят и проводят операции. О каком-то участии в них речи не было, могли только привлечь к уборке операционной, иногда поручали сестринские обязанности — готовили больных, перевязывали, обрабатывали инструмент.

Но однажды я вмешался, правда, никто о том не заподозрил. У оперируемого больного остановилось сердце, усилия хирургической бригады не смогли заставить его вновь работать. Когда врачи уже сдались, в буквальном смысле опустили руки, принялся сам бороться за жизнь умирающего. Видел, что его организм просто не имел сил поддерживать работу важного органа — аура поблекла в характерном для такого состояния сером оттенке. В самом скором темпе настроился на поток менто-энергии, а потом направил ее узким лучом в отказавший мотор. От первого импульса сердце вздрогнуло — я еще помог ему чередующимся сдавливанием ткани миокарда, а потом заработало само, подпитываемое идущей от меня энергией. Так и поддерживал его, пока изумленные врачи не принялись за продолжении операции.

После ее завершении до предела накачал весь организм больного идущей из ментала энергетикой — она поможет выжить в самый трудный послеоперационный период. Не знаю, о чем говорили врачи, уйдя в ассистентскую комнату, но, думаю, произошедшее озадачило их в немалой мере, стало загадкой — как остановившееся сердце вдруг само заработало, без их вмешательства? Наверное, сошлются на чудо, которое иногда встречается во врачебной практике. Сам я не показывал никому вида, сдерживал радость от первого успешного применения своих знаний и навыков на человеке в такой экстремальной ситуации. Мысль о том, что помог больному выжить, будоражила меня. От нее приходило чувство, если так можно выразиться, профессионального удовлетворения, которое, наверное, испытывает каждый врач после удачной операции.

После того случая внимательнее следил за действиями хирургов, особенно за состоянием оперируемых больных. При тревожных симптомах запускал свою энергетику, подпитывал их организм или корректировал работу оперируемого органа. Фактически, пусть и негласно, приступил к хирургической практике, пока в качестве ассистента, но был готов и к прямому оперативному вмешательству. Конечно, не всегда удавалось спасти жизнь, особенно тех, кого считали безнадежными, но все же не раз именно с моей помощью обходились без осложнений, как в первой операции. У меня сложилось впечатление, что кто-то из хирургов стал догадываться о моем участии в их операциях, выделили из массы всех студентов. Во всяком случае, заметил их внимание к себе, они даже специально приглашали на самые сложные процедуры.