— Я вижу. Мне жаль, но решение этой маленькой проблемы лежит на вас, мистер Поттер, и на мисс Тонкс. Я отменю наши частные занятия, если увижу, что вы не извинились. В понедельник, на занятиях, — предупредила его Макгонагалл.
Гарри показалось, что она не хочет отменять занятия. Мальчик, выполняя ее задания, совершенствовался. Это был ее козырь, чтобы помирить их с Дорой. Поттер уважал преподавателя, за то, что она заботиться о своих студентах. Возможно, поэтому он не стал с ней спорить. Он просто собрал свои учебники и покинул класс.
::Конец ретроспективы::
Прошло две недели, а Гарри и Нимфадора так и не поговорили. Мальчик поймал взгляд Макгонагалл, когда сидел за столом своего факультета. Поттеру подумал, что она полюбила их частные уроки, и что, вероятно, ей было неприятно прекращать их.
Мальчик оторвал взгляд от преподавателя Трансфигурации и посмотрел на Тонкс, сидящую за столом Гриффиндора. Все было не так, как должно было быть. Ведь они друзья, которые должны вместе готовиться к Рождеству. Поттер почувствовал, как пелена слез застилает его глаза. Это Рождество должно было стать самым счастливым в его жизни. Он хотел вернуться с Нимфадорой в ее дом и отпраздновать праздник с ее мамой, а теперь даже не думал об этом. Он был зол на Тонкс, но все равно чувствовал к ней дружескую любовь, поэтому не хотел испортить ей Рождество своим присутствием.
Гарри получил подарок, который готовил для Доры, за несколько дней до Хэллоуина. Малфой позволил ему воспользоваться своим филином, чтобы заказать его. Подарок сейчас стоял под столом Слизерина, ожидая своей отправки в назначенный день. В это время мысли о нормальном Рождестве казались ему не реальными. Должно быть, он чувствовал, что что-то пойдет не так.
Драко приглашал Поттера, отпраздновать Рождество вместе, в поместье Малфоев.
::Ретроспектива::
— Гарри, ты со мной, друг?— спросил Малфой после особенно плохой тренировки.
— Что значит "со мной"?
Вздохнув, Драко уточнил:
— Я спрашиваю тебя, не хотел бы ты приехать к нам в поместье на Рождество. Отец написал несколько дней назад, что это будет прекрасно....
Поттер очень долго раздумывал над этим. С одной стороны ему понравилось в поместье Малфоев и не хотелось бы расстраивать Люциуса и Нарциссу, они стали дороги ему. Однако он не мог пересилить себя. Он не мог разрушить их праздничный дух своим подавленным настроением. По правде говоря, в первую неделю декабря они с Тонкс все еще дулись друг на друга, и он решил, что провести Рождество в одиночестве, в гостиной Слизерина, лучший вариант. Он был первым слизеринцем в списке студентов, что остаются на Рождество в замке.
— Прости, но нет. Скажи отцу, что я ценю его предложение, но... но я бы хотел остаться в Хогвартсе. И... и ты знаешь, что мне нужно практиковаться в магии, да и вообще.... Ты понимаешь, правда? — с надеждой спросил Гарри.
Малфой выглядел удрученным:
— Да, я понимаю, Гарри. Жаль, потому что Тонкс, прибудет на рождественский обед.
Глаза Поттера расширились:
— Тонкс приедет в поместье на Рождество? С чего бы это? Ты можешь передать ей записку? И как ты думаешь, если бы я пришел, она бы стала со мной говорить? — налетел с расспросами мальчик.
— Гарри, Тонкс не приедет в поместье. Подумай, что скажет ее мама. Я просто хотел узнать, действительно ли ты хочешь остаться в Хогвартсе или надеешься провести Рождество где-нибудь еще, — печально сказал Драко.
— Вот дерьмо. Драко, я сожалею. Ты знаешь, что твои родители мне как тетя с дядей, вот только... только....
— Ничего, Гарри, я понимаю, что Тонкс — твой лучший друг. Я не знаю, как проходило Рождество у твоих родственников, но могу поставить весь свой счет в банке на то, что оно не было наполнено хересом и веселым смехом. Если кто и может вытворять все, что хочет на Рождество, то это — ты. Даже, если ты остаешься в Хогвартсе на Рождество, потому что тебе грустно из-за Тонкс, я поддержу тебя, — сказал Малфой-младший.
— Спасибо, — произнес Поттер с облегчением.
::Конец ретроспективы::
— Так, Поттер, ты ведь не собираешься ничего натворить на каникулах? Ведь ты будешь один в гостиной в течении трех недель... — спросил Блейз, и несколько слизеринцев обернулись к Гарри, чтобы удостовериться, что он не собирается взрывать их общую гостиную.
— У меня есть дела, которые я бы хотел закончить, — ответил Поттер.
В этот раз Гарри сказал чистую правду. На Рождество, когда в школе он будет практически один и его никто не увидит, он мог бы развивать свои теневые способности. А также попытаться выяснить, почему его мама была отправлена в приют. Он мог бы поговорить со всеми учителями Хогвартса и смог бы вытянуть из них немного информации о прошлом Дамблдора. Он уже пытался найти что-то в книгах, но это были крупицы информации, как об этом великом человеке, так и о его семье.
Правда ли, что Дамблдор не знал о родстве с ним? Над этим вопросом Поттер размышлял какое-то время. Если старик знал об их родстве, то он был виновен в смерти его родителей больше, чем кто-либо другой. Дамблдор мог бы помочь его матери, может быть, обучил бы ее. Все твердили ему, что Дамблдор единственный кого по-настоящему боялся Воландеморт. Он мог помочь правнучке защитить себя лучше преподавателей. Но сильнее всего задевала мысль, что Дамблдор, зная об их родстве, все равно отправил его к Дурслям. Если он действительно знал.... Гарри сам не знал, что сделал бы. Ну не мог он представить себя, вызывающим на дуэль, возможно, самого сильного волшебника в мире, Альбуса Дамблдора, или же еще что-то подобное.
Самым простым из того, чем собирался заняться Поттер, были тренировки Чар. Когда Макгонагалл отменила их занятия, у Гарри появилось два свободных вечера в неделю. У него быстро вошло в привычку ходить в библиотеку, занимая эти вечера чтением книг по дуэлингу, а также по методам нападения и защиты. Поттер понимал, что для того чтобы добиться влияния, ему необходимо упорно заниматься. Не пропадать же его талантам. Родиться одаренным в двух волшебных искусствах было практически нереально. Эти способности, объединенные со способностями Мага Теней, змеяезычием и Метаморфмагией, давали ему хорошие шансы для достижения величия, а самое главное, что он стремился к этому.
Гарри медленно и тайно стал добавлять чары в список для изучения. После того, как он победил тролля с помощью заклинания левитации, мальчик стал повторять и другие простые чары, такие как атакующие заклинания. Его любимыми стали чары полета. Он, наконец, достиг совершенства в управлении этими чарами. Теперь он свободно, без постоянного напряжения сознания, мог управлять зачарованным объектом. Это было огромным шагом, по словам профессора Флитвика, к умению творить одновременно несколько заклинаний.
— Ну, я пойду, ребят, нужно еще вещи собрать. Завтра поезд в 7 утра, — сказал Блейз, выходя из-за стола.
— Да, я тоже.... Ты идешь, Гарри? — спросил Драко.
— Нет, я еще чуть-чуть посижу, а потом отправлю по почте подарок. Идите, встретимся в комнате, если вы не уснете к тому времени, — сказал Поттер, умело скрывая фальшь своей улыбки.
— Спокойной ночи, Гарри, — сказал Блейз.
— С каких пор я стал Гарри, а не Поттер, а, Блейз?
— Да, я давно тебя так называю, если бы ты был чуть менее подавлен, может быть, и заметил бы это, — ответил ему Блейз.
Поттер только повел головой:
— Счастливого Рождества, Блейз, — сказал он задумчиво.
— Тебе того же, — уходя произнес Блейз.
— Ты точно в порядке, Гарри? Ты всегда можешь приехать к нам в поместье, — уверенно предложил ему Малфой.
— Спасибо, Драко, но у меня немного другие планы, которые необходимо воплотить в жизнь, и сделать я это могу только в Хогвартсе, — сказал Поттер.
— Хорошо, тогда счастливого Рождества, Гарри, — улыбнулся Малфой.
— Тебе тоже хорошо провести праздники, и не забудь практиковаться в квиддич, ведь я буду тренироваться каждый день.
Драко только улыбнулся, кивнул и последовал за Блейзом.
Поттер посидел еще некоторое время, а потом решил, что и ему пора уходить. Он поднялся по лестнице в совятню. А когда поворачивал за угол, заметил там тех, кого ему видеть не хотелось — небольшую группу гриффиндорцев.
— Ну и ну, кого мы видим? Поттер, прошли слухи, что ты хочешь остаться в замке на Рождество. Что, дома все тебя так ненавидят, бедняжка Потти? — спросил Рон Уизли, рисуясь перед своими дружками.
— Что именно, Уизли, ты считаешь домом? Огромную комнату, где может поместиться вся твоя семья? И спите вы вместе, укрываясь разными одеялами. Удиви меня, скажи, что ты даже получаешь подарки, — грозно сказал Гарри. И тут же был вознагражден за свою злую шутку: лицо Уизли приобрело ярко-красный цвет.
Поттер не собирался позволять еще один выпад в сторону своих погибших родителей, поэтому решил добить оппонента:
— Ведь это так? Так почему ваша семья не продаст титул чистокровности, кому-нибудь из богатых полукровок? Вы бы убили двух зайцев одним выстрелом. Не стало бы чистокровных, позорящих свое имя и смущающих других, а ваш отец наконец-то смог бы жить как обычный маггл.
Гарри ухмыльнулся, видя, что Уизли-младший, будто вулкан, готов разразиться потоком магмы. Это было забавное зрелище.
— Должно быть, ты всегда такой жестокий, Поттер. Что делает тебя лучше Рональда? — вызывающе сказала Гермиона Грейнджер.
У Гарри внезапно возникло желание заколдовать девчонку так, чтобы ее с противоположной стены пришлось соскребать. Эта магглорожденная, это она — причина, по которой ему придётся праздновать Рождество без Тонкс.... Он крутил палочку в левой руке. Он осознал, что происходит прежде, чем смог что-либо сделать с этой грязной волосатой девушкой.
Должно быть, он выглядел устрашающе, потому что Гермиона Грейнджер стала отступать к стене, и ее глаза расширились от ужаса.
Поттер поднял свою палочку на уровень бедра, вдруг кто-то нападет на него со спины. Он приблизился к лицу Гермионы и сказал:
— Слушай, ты, грязнокровка. Это ты виновата, что я остаюсь в этом долбанном замке, вместо того, чтобы праздновать Рождество с моим лучшим другом. В следующий раз, когда ты попробуешь заговорить со мной, я заколдую твои губы так, что ты замолкнешь.
Кто-то тяжело вздохнул за его спиной, и Гарри обернулся посмотреть. Это была Тонкс. Она смотрела на него, и в ее глазах читалось так много эмоций: шок, недоверие, растерянность, но затем они все уступили место одной — гневу.
— Как ты смеешь называть ее так, Поттер! Я не могу поверить, что когда-то считала тебя другом. Ты ничто, жалкий блюститель чистокровности со шрамом, который заставляет тебя считать себя кем-то особенным, — быстро сказала Нимфадора.
Гарри почувствовал боль в сердце. Внезапно все гриффиндорцы начали издеваться.
— Как вам нравится эта голова для шрама? — крикнул Рон.
— Не очень-то он и важен теперь, этот Поттер!
Гарри не знал, как звали крикнувшего мальчика.
— Я всегда знал, что Тонкс настоящая гриффиндорка, — кричал Ли Джордан.
— Ты поставила его на место, Тонкс, — прокричал темнокожий мальчик, вроде Дин.
— Почему бы тебе просто не убить себя, Потти... — начал Фред.
— ... так ты сможешь быть со своими ничего не стоящими родителями... — продолжил Джордж.
— ... ведь здесь ты никому не нужен!— закончили они вместе.
Гарри пытался сдержать слезы, рвущиеся наружу, слова близнецов все-таки сделали свое дело. Он отвернулся от насмешек гриффиндорцев и посмотрел на Нимфадору. Дора смотрела на него и не могла поверить в то, что сказала и спровоцировала. Поттеру было все равно. Его лучший друг, ни какой-то там его первый друг, а лучший, только что публично предал его. Он смотрел на человека, для которого мог сделать все:
— Мне кажется, что это прощание, поэтому, Тонкс, счастливого Рождества. Наслаждайся подарком. Я собирался отправить его по почте, но вот возьми это. Ты понимаешь, что это последнее, что ты получаешь от меня, — сказал Гарри, впихнув в руки пакет и, повернув за угол, направился вниз, в подвалы. Он прошел половину пути прежде, чем не выдержал и свернул в незнакомый класс. Он закрыл дверь на замок и заколдовал так, чтобы никто не услышал его. Он сломался из-за того, что потерял и дал волю слезам.
Наверху Нимфадора все еще стояла на том же месте, глубоко вдыхая воздух, и сильно прижимала подарок мальчика к своей груди. Она выглядела ужасно, тени размазанные по всему лицу, слезы.... Большинство гриффиндорцев ушли после Поттера, но близнецы, Ли Джордан и Гермиона остались.
— Не беспокойся о Поттере, Тонкс, будет тебе уже убиваться по нему, — сказал Ли.
— Точно, Тонкс.... — сказал Фред.
— ... возьми его подарок... — продолжил Джордж
— ... и сожги его в камине, — закончили они.
Дора повернулась и свободной рукой ударила Джорджа в лицо, да так, что сломала ему нос. И наставила свою палочку на Фреда, оглушив его обезоруживающим заклинанием, попавшим в голову. Отлетев на добрых двадцать футов и ударившись об стену, он сполз на пол.
— Я ненавижу вас! Я всегда ненавидела вас! Гарри был единственным человеком, который принял меня такую, какая я есть, а теперь он ушел! Я ненавижу Гриффиндор, и ненавижу вас ВСЕХ! — яростно проорала Нимфадора, прижав подарок Поттера еще сильнее, и сорвалась с места. Она не смогла пробежать и фута, как чья-то рука схватила ее за плечо. Девочка обернулась и увидела, что это Гермиона держит ее.
— Спасибо, что заступилась за меня,— тихо сказала Гермиона.
Тонкс хотела оттолкнуть ее:
— Я не должна была. Жаль, что я сделала это, поссорилась с Гарри из-за тебя.
— Ты сделала это, и мне хотелось бы поблагодарить тебя, — проговорила немного с неохотой Гермиона.
Нимфадора убрала руку девочки со своего плеча. Она почувствовала, как слезы горячим потоком стекают по ее лицу, и побежала по залу. Ей хотелось бежать, пока она не споткнется обо что-то и не упадет.
Как я могла сказать такое ему. Перед половиной Гриффиндора.... Он никогда не простит мне такое. Это стоило мне моего лучшего друга.
Дора продолжала бежать с закрытыми глазами, пока не налетела на кого-то. Они обе упали на землю, рядом упало несколько книг.
— Мисс Тонкс, десять балов за вашу невнимательность и... — Макгонагалл мгновенно перестала кричать, когда заметила зареванное лицо одной из своих студенток.
— Мерлин, все хорошо, Нимфадора? — испугано спросила декан, боясь, что девушка ушиблась.
Дора только покачала головой и продолжила плакать.
— Точно все хорошо, не нужно позвать Поппи? — спросила Макгонагалл.
Тонкс встала при упоминании о школьной медсестре. Ей не нужно было в больничное крыло, ей нужно было к Гарри.
— Я... все хорошо, профессор. Мне не нужно к мадам Помфри, — сказала Нимфадора сквозь слезы.
Макгонагалл только сейчас заметила, что ее студентка очень сильно прижимает к себе маленький пакетик. Он был завернут в бумагу, украшенную летающими снитчами. Макгонагалл предположила, что физической боли нет, это смягчило обычно строгое выражение ее лица.
