"Охота на гончих"

— Ну ей-богу, ваше сиятельство... Почто верного человека подозрением обижаете? Да и... не про вас гость-то...

— Не про меня? Ты перед тем, как ответить, хорошо подумал, Химиш?..

Хозяин трактира подпрыгнул на стуле:

— Виноват, ваше сиятельство! Одичал в глуши, забылся!.. Не то слово брякнул по недоумию!

— Короче.

— Не при чем тут конкуренты ваши, — понизив голос, признался наглец. — И ребята мои, что здешние, что бергенские, тоже не при делах. Женщина ко мне приходила. Ну... это самое... Только Алисочке не говорите! Она баба горячая, может и того, скалкою по загривку! А вы знаете, какая у нее рука тяжелая?

Лорд Мак-Лайон присвистнул:

— Ах ты, сквернавец. Жене, значит, рога наставляешь? Среди бела дня, в собственном доме?

— Дык а как иначе-то, ваше сиятельство — ежели я днем при таверне быть должон, а ночью — при законной супруге? Как-то вот приходится...

— Нанимателей в общей зале дымом да вонью травить? — закончил за него Ивар. — Пока ты тут милуешься? А и правда, подумаешь — лорд! Небось обождет, не рассыплется?

— Ваше сиятельство, да я ведь не то хотел...

— Оборзели! — рявкнул королевский советник, грохнув кулаком по столу. — Мне что, каждый год по всем по вам с проверками таскаться? Или под дверью вместе с забулдыгами ждать, пока очередь моя подойдет? Так ведь у короны таких, как ты, закрома полные! И вернуть тебя, откуда взяли, нам труда не составит! Еще одно клеймо захотел, Химиш?

— Ваше... — затрясся незадачливый ловелас, смертельно бледнея, но суровый работодатель не дал ему закончить. Откинулся на стуле, бросил в рот кружок кровяной колбасы и, сменив гнев на милость, сухо констатировал:

— Первое предупреждение. Второго не будет. Уяснил?

— Д-да!..

— Молодец. Плесни мне вина, что ли.

— Это мы сию секундочку! — засуетился ветреный супруг Алисы, украдкой вытирая со лба холодный пот. Главу Тайной службы он знал давно, и цену его слова — тоже. Загреметь обратно на галеры, пусть даже старшим надсмотрщиком, Химишу хотелось меньше всего в жизни. Как и менять нанимателя на хозяина, а свободу — на рабство. Он вспомнил о полузатертом клейме на груди, под рубахой, и дрогнувшим голосом повторил:

— Виноват, ваше сиятельство! Ей-богу, бес попутал! Вдругорядь не повторится. Да вы кушайте, кушайте! Мы ж не без понятия...

Глава 11

Олаф Длиннобородый последние годы тяготел к христианству. Причем настолько, что даже крестился сам. Многочисленные миссионеры, наводнившие Берген, вовсю пользовались благосклонностью конунга, обращая давших слабину норманнов в свою веру. Справедливости ради надо сказать, что подобных 'отступников', променявших Вальгаллу на Царствие Небесное, пока было не очень много. Зажиточные бонды, хёвдинги и правящая верхушка держались своих богов и гневить их не спешили. Олафа, впрочем, тоже не осуждали — как говорится, лишний бог никогда не помешает!.. К тому же конунг на сподвижников не давил, мудро предпочитая служить наглядным примером, и детям своим предоставил полную свободу выбора. Харальд с Эйнаром чтили Одина, а вот Рагнар год назад пошел по стопам батюшки и крестился. Ярлы смотрели на все это сквозь пальцы, продолжая отправлять языческие обряды и время от времени лениво поругивая чересчур рьяных проповедников христианства. До каких-то серьезных стычек дело не доходило: норманны, уверенные в своей правоте, никогда никому ничего не доказывали. Либо смеялись, либо били, а чаще всего попросту не замечали несогласных. Религиозные войны были не в их характере... Вот и сейчас на торжественном свадебном обряде кого только не было! Ивар, стоя в толпе гостей, окруживших святилище, внутренне усмехнулся. Сам он был католиком, зевающий неподалеку Гуннар — язычником, а небольшая делегация особо уважаемых торговцев из Константинополя, расположившаяся чуть поодаль, вообще исповедовала православие. И всех все устраивало.

Ну, то есть почти всех.

— Надеюсь, Эйнар жрецу бубен на голову не наденет, — тихо обронил лорд Мак-Лайон. Нэрис, стоявшая рядом, округлила глаза:

— Ивар!..

— А что? С него бы сталось... Заканчивали они бы все это скорее. Как бы чего не вышло. Еще и народу, как на грех — словно весь Берген сбежался!

— У норманнов так принято. А насчет Эйнара ты не волнуйся — он, конечно, зол как сто чертей, но скандал в святилище устраивать не будет. Да и смирился уже, он мне сам сказал еще утром. Протрезвиться, правда, до конца так и не успел...

— Слава богу, — высказался королевский советник, глядя на мрачную физиономию сэконунга. — Похмелье еще никому настроения не добавляло. А так, глядишь, винные пары хоть немного да сгладят ситуацию. Главное, чтоб он до конца церемонии дотерпел.

— У северян брачные обряды недлинные, — Нэрис приподнялась на цыпочки. — Они сватаются дольше, чем женятся. Совсем недолго осталось, вон уж старейшина кольцо из огня вынимать ловчится.

— Откуда? — моргнул несведущий в подобных тонкостях супруг. — Он новобрачным что, пальцы сжечь хочет?

— Да нет! Это не обручальное, у норманнов они вообще так, постольку поскольку...

Ивар вздернул бровь, но промолчал. В языческих обрядах он не разбирался. Да и по части христианских традиций был, в общем-то, тоже не пример для подражания. Кеннет Мак-Альпин, посмеиваясь, называл воспитанника 'крещеным безбожником' — что, положа руку на сердце, было не так уж далеко от истины.

Тем не менее, на все происходящее Ивар смотрел не без любопытства. Капища да жрецы были ему в новинку. Пожалуй, не относись конунг так лояльно к христианству, шотландских гостей к священной роще и вовсе не подпустили бы, но посчастливилось. И зрелище, по мнению лорда Мак-Лайона, было весьма занятное: хоровод голых кипарисов, маленький круглый храм, жрец в просторных одеяниях, поверх которых наброшена цельная медвежья шкура, деревянная статуя бога Одина, пылающая жаровня — да уж, такой экзотики в Лоуленде днем с огнем не сыщешь! Кстати говоря, на что жениху бубен? И зачем надо так в него лупить — того и гляди кожа треснет?.. Советник перевел взгляд с Эйнара на его невесту. Прехорошенькая. Стройная как тополек, ясноглазая, с задорно вздернутым носиком и ярко-рыжими волосами, плащом спадающими по плечам. 'А Гуннар не врал, однако, — любуясь девушкой, подумал Ивар. — Само очарование. И на отца ни капли не похожа, разве что волосы...' Гулкий стук колотушки о бубен стих. Лорд Мак-Лайон оторвался от разглядывания невесты и прищурился: жрец Одина длинной палкой подцепил с жаровни внушительных размеров железное кольцо. Да уж, с обручальным спутать трудно — оно и как браслет болтаться будет, даже на Творимире!

Толпа вокруг храма дружно затаила дыхание. Старейшина шагнул к бочке с водой, поперек которой лежала чистая деревянная дощечка — и брякнул на нее кольцо. Сделал брачующимся знак подойти, полил дощечку из ковшика и одним движением перевернул. Дымящееся кольцо соскользнуло в воду. На светлом скобленом дереве остался только выжженный круг. А на камни храма вступил Ингольф Рыжий. Занял у бочки место отступившего жреца и поднял голову.

— Боги создали жизнь, — торжественно начал ярл, — а потом создали мужчину и женщину — для продления этой жизни. И сегодня, с благословления Одина...

В руке Ингольфа блеснул нож. Невеста и жених возложили открытые ладони на черный отпечаток кольца.

— Ты, дочь моя, Хейдрун, — ярл сделал глубокий надрез на ладони девушки, — и ты, Эйнар, сын Олафа...

Новый надрез — уже на заскорузлой ладони жениха. Сэконунг равнодушно следил за клинком. На свою улыбающуюся невесту он с начала церемонии не взглянул ни разу. 'Оно, может, и к лучшему, — подумал советник, наблюдая, как молодожены смыкают руки — надрез к надрезу, кровь к крови. — И так все договоренности на волоске висят'.

— Ивар! — в его локоть впились холодные пальчики жены. — Ивар, смотри!

— Куда? — отвлекшись от размышлений, лорд Мак-Лайон повернул голову. И, окинув быстрым взглядом скопище людей вокруг, недоуменно пожал плечами: никакой возможной угрозы празднику он не заметил. Бойцы ярлов и конунга, надзирающие за порядком, тревожных знаков не подавали, толпа гостей и зевак уважительно внимала Ингольфу Рыжему, даже погода — и та была ясной, безветренной. Ивар вопросительно посмотрел на Творимира. Тот пожал плечами.

— Милая, — начал советник, — я что-то не очень понял...

— Да ведь ты не туда смотришь! — зашептала Нэрис, пихая его в бок. — Вон, у левого края! Где простой народ собрался, возле телег, ну?..

Он прищурился. Там, куда настойчиво указывала супруга, стояла тонконогая белая лошадь. А на ее спине, стиснув в руках поводья, неподвижно застыла хрупкая женская фигурка в расшитом серебром черном плаще. Девушка. Молодая, с непокрытой головой и бледная как смерть. Русые волосы рассыпались по плечам, губы закушены, в глазах — отчаянье...

— Сольвейг, — вполголоса констатировал лорд. И тихо порадовался, что Эйнар стоит к несчастной спиной. 'Только бы не обернулся! — промелькнуло в голове шотландца. — Обряд еще не завершен, и если сейчас... Какого дьявола этот ярл островной свою сестру вообще из дома выпустил? Или это провокация?'

Ивар нахмурился, краем уха ловя долетающие от храма слова древнего обряда. И вновь посмотрел на Сольвейг. Ее бледные щеки вспыхнули двумя красными пятнами. А загнанный, как у раненого олененка, взгляд вдруг изменился — теперь в нем стояли не слезы, а холодная ненависть.

— Чтоб я сдох, — проскрипел советник Кеннета Мак-Альпина. — Если Рыжий сейчас, наконец, не закончит, мы получим полномасштабную войну!

— Ивар, тише!.. — перепугалась Нэрис. — Тише, ради бога, на нас Гуннар с Тирой оглядываться начинают! Уже почти что всё, только кольца остались да благословение. Какая-нибудь минута — и... Ой.

Дочь ярла Ингольфа, уже протягивающая жениху обручальное кольцо — на острие меча, как полагалось, — замерла. Голубые глаза невесты натолкнулись на одинокую всадницу у телег. Пушистые ресницы дрогнули, на губах мелькнула мимолетная улыбка победительницы — вне всякого сомнения, соперницы друг друга знали. Ивар тоскливо чертыхнулся. Глухо лязгнули друг о друга скрестившиеся клинки, и звонкий голос дочери ярла взлетел над рощей:

— Мой нареченный супруг! Я вручаю тебе свою судьбу и меч моего отца в знак его благоволения тебе и твоему роду. Да будет наш брак крепок, как эта сталь, и так же угоден Одину!..

Эйнар молчал.

Стоящий в первом ряду гостей конунг сдвинул кустистые брови и прошипел что-то сквозь зубы. По толпе вокруг храма пробежал недоуменный шепоток. Кругленькая Тира, обряженная в лучшее платье, поверх которого был наброшен привычный черный передник, осуждающе покачала головой. В ее взгляде, брошенном на Длиннобородого, сквозило откровенное неодобрение. Бесстрастное лицо ярла Ингольфа ничего не выражало, но напрягшиеся плечи и стиснутый в пальцах ритуальный нож явно не сулили ничего хорошего... Лорд и леди Мак-Лайон тревожно переглянулись.

А над притихшим холмом вдруг разнесся раскатистый бас Гуннара:

— Гордись, Рыжий! От красоты твоей дочери у сыновей конунга языки отнимаются! А уж клинок-то какой знатный — у меня самого руки затряслись... Не им ли ты о прошлом годе данов земель да жизни лишал?

Эйнар, вздрогнув, поднял голову. Встретился глазами с отцом, дернул щекой и, помедлив, все-таки принял из рук своей невесты наследный меч Рыжего.

— Я принимаю твой щедрый дар, Хейдрун, дочь Ингольфа, — деревянным голосом произнес жених. — И в ответ кладу к твоим ногам меч моего отца. Храни его, как верность мне, и передай старшему сыну, когда придет время. И да будет наш брак крепок, как эта сталь, и так же угоден Одину...

Последнюю фразу Эйнар выдавил из себя по слову, через силу, но все-таки выдавил. 'Слава тебе, господи, — с облегчением выдохнул Ивар, уважительно косясь на буйного ярла Гуннара, — обошлось!.. А этот бесхитростный вояка не так прост, как кажется. Ведь рискнул же, вылез. И про данов очень к месту ввернул, знал, на что давить'.

Морщины на лице Ингольфа Рыжего разгладились. Он передал нож жрецу и торжественно поднял руки:

— Великий Один сейчас здесь! И он услышал, что вы объявили о своем союзе!..

Колотушка вновь ударила в бубен. Гости и прочие любопытствующие радостно загомонили. Счастливая новобрачная прильнула к груди своего теперь уже законного мужа и спрятала сияющее личико в складках его плаща. Эйнар остался ко всему этому безучастен.

— Не свадьба, а похороны какие-то, — проговорила Нэрис.

— Глупости, — отмахнулся королевский советник. — Я, признаться, до последнего не был уверен, что Эйнар удила не закусит. Вот тогда бы действительно хоронить замучились! А это... Дочка Ингольфа и правда собой хороша. Плюс влюблена по уши. Поверь, недолго Эйнару печалиться.

Леди Мак-Лайон горько усмехнулась. Она вспомнила Грейс, которой в свое время не помогли ни красота, ни искреннее чувство к советнику короля Шотландии. И это притом, что сердце Ивара на тот момент было совершенно свободно! Так что уж говорить об Эйнаре?

— Поздравь молодоженов за нас обоих, — сказала Нэрис. — Меня раздавят в этом столпотворении. К тому же я Тире и Астрид обещала с кухней помочь. Гости со всей страны съехались, рук не хватает. Ты ступай, поздравь, как положено, а мы с Ульфом...

— Нэрис.

— Да, я не хочу идти с тобой! И Эйнару в лицо врать, как я за него рада, тоже не хочу!.. Я, слава богу, не королевская гончая, и от меня хорошей мины при плохой игре не требуется. Не обижайся, милый, но я не могу. Давай лучше ты сам как-нибудь, хорошо?

Ивар кивнул и приобнял расстроенную жену за плечи:

— Хорошо. Езжай вместе с Астрид, встретимся на пиру. А насчет этой злосчастной свадьбы — не трави ты себе душу!.. Да, жаль, что все так вышло, но Эйнар поступил правильно. Ярл Ингольф отказа бы не принял. А увезенная против воли семьи девушка обрекла бы себя на роль наложницы, но никак не жены.

— Почему? У Эйнара же были самые серьезные намерения!

— В том-то и дело. На них одних далеко не уедешь. Брак без отеческого благословения и положенного обряда в глазах общества все равно будет недействителен. Ты ведь нравы северян лучше меня знаешь.

— Да, но... мне казалось, что Сольвейг готова была пожертвовать своим положением ради...

Лорд Мак-Лайон покачал головой:

— Самопожертвование, милая, это обоюдоострый клинок. Он больно ранит своего хозяина. Удайся влюбленным побег — и они через год возненавидели бы друг друга. За вечную вину перед родными, за неотвратимую междоусобицу, за незаконнорожденных сыновей... Любовь не должна быть слепой, Нэрис. Иначе она принесет только беды.

Леди тяжело вздохнула, соглашаясь. И поспешно натянула на лицо улыбку — к ним проталкивалась раскрасневшаяся Астрид, жена среднего сына конунга.

— Давка ужасная, — словно извиняясь, проговорила северянка, оправляя сбившийся чепец. — Надеюсь, у вас все в порядке?.. Мы с Тирой уже выезжаем, вы с нами, леди Мак-Лайон, или передумали?

— Нет-нет! Погодите минуточку, я сейчас, — закивала та. И, коснувшись рукой локтя мужа, шепнула: — Иди, милый. Неприлично. Дары от его величества на празднике уже вручим?