Хотя, что это я о будущем? Уже платим. Четверть заключенных в мире — наши. Каждого шестого приходится кормить, выдавая талоны. Деньгами — нельзя, помрут от передоза или просто пропьют. Пробовали, помним.

Муже, ското и прочих ложцев не останавливает даже их принципиальная бездетность. Они с энтузиазмом превращают в уродов чужих детей. Если так пойдет и дальше, то у нас утвердится новая форма правления:содомитская. Так что наш социум нуждается в чистке ничуть не меньше русского. Такой, чтобы от уродов только мокрые пятна остались... И вот еще что: страшные пьяные комми на медведях остались в прошлом. Теперь мир дружно ненавидит размахивающего дубиной кривоногого ковбоя.

Армагеддон стал неизбежностью. Его можно лишь слегка отсрочить, но не предотвратить. В свое время мы в погоне за прибылью выводили производства в Азию и страны третьего мира. Скоро они смогут взыскать за непредусмотрительность.

Отблескивающий особым, маслянисто-желтым, приятным глазу цветом свежеобработанной латуни, кубик встал в простенькое приспособление. Всего лишь разрезанная втулка с четырьмя продольными проточками под зажимаемые ребра.

Полчаса сосредоточенной работы, и проточка из трех ступеней на первой грани исходного куба был закончена. Сменив резец, Джон принялся растачивать донышко каждой ступени вбок, формируя первую из граней трех внутренних кубиков.

— Китай, да... Кто бы что ни говорил, они не забыли ничего. Ни опиумных войн, ни грабежа, растянувшегося на столетия, ни двадцати миллионов жертв во времена второй Мировой. И это не русские, шарахающиеся из стороны в сторону. Сосредоточившийся Китай способен выдерживать однажды взятое направление поколениями, не обращая внимание на смену лидеров. Национальная идея для них — не пустой звук. Это они пока продолжают нам улыбаться, пока...

Расточив одну грань, Моран аккуратно ослабил фиксаторы, вытащил оправку и перевернул деталь на другую сторону.

Процесс повторился. Ступенчатое отверстие, расточка фрезой, подрезка граней. Монотонные, повторяющиеся операции вернули мысль на наезженную дорогу.

— С джапами вышло еще поганее. Хотя, казалось бы, куда уж поганее, чем с китайцами.

Победить-то мы их победили, да вот только в угаре от собственной мощи никто не вспомнил о том, что в таких случаях надо бить наповал. Или не нарушать законов Божьих вовсе.

Надо же было додуматься, сбросить две бомбы, не подумав, как это может отозваться через много-много лет... Теперь мы видим, что тени на обгоревших в ядерном огне развалинах продолжают взывать к вечному Небу. И пепел, что давно унес ветер, все так же стучит в сердца японцев. Они помнят...

Запретив им иметь армию, мы сами дали им возможность развиваться бешеными темпами. Теперь узкоглазые способны сделать бомбу за пару недель, а любимое развлечение у них — создание роботов. Разных, совсем разных.

Нам пока что улыбаются, сгибая спины в ритуальных поклонах. Сегодня мы сильнее. Но ключевое слово — сегодня. А завтра?

А завтра узкоглазые с той же улыбкой сунут нам в печень остро отточенную железку, сплюнут, и пойдут пить чай.

Думаю, когда они сочтут, что час расплаты пробил, нас ждет множество высокотехнологичных сюрпризов. По большей части, у нас же и украденных.

Но пока что мы находимся в том волшебном промежутке между сегодня и завтра, когда вдруг понимаешь, что еще многое можно успеть. И мы успеем!

Упали последние пылинки стружки. По инерции сделав пару оборотов, замер шпиндель. Вот и еще одна грань полностью обработана. Аккуратно собирая стружку, Джон подумал: — Да, ресурсы. Восток умеет ждать. Умеет и ударить, когда время пришло. Но для этого нужны ресурсы. Нефть, газ, металл. Война требует многого.

Мы сдуру чрезмерно ослабили Россию, и туда устремились китайцы. Без всякой войны они уже контролируют шесть процентов экономики. На следующий год будет восемь.

Когда-то на всем Дальнем Востоке их было менее двухсот тысяч.При Советах — вообще около сорока,вместе с корейцами и вьетнамцами. Той статистике можно было верить. Сколько сейчас, точно сказать невозможно. То ли шесть, то ли восемь миллионов. И ведь не разберешься толком. Пользуясь тем, что для европейца все азиаты на одно лицо, подданные Поднебесной умудряются вдесятером пользоваться одними и теми же документами.

Китайцы не завоевывают. Они просачиваются и грабят. Подчистую выкорчевывая кедр и лимонник. Вывозя с лесопилок даже пни и оставляя за собой пустыню.

В приграничных городах давно выкуплены дома и созданы национальные анклавы, куда русский просто не войдет. Даже милиция.

Японцы тоже считают, что Дальний Восток и Сибирь им не помешают. У них-то совсем ничего нет, разве что, душа да руки. Баловаться с длительной инфильтрацией не будут. Времени просто нет.

Они будут действовать проще, прямолинейнее, как в начале века. Купив местную верхушку, просто высадят оккупационный корпус. Надо только договориться с китайцами. Если те, конечно, согласятся делиться тем, что давно считают своим.

Впрочем, они согласятся: враг-то общий. Так что, договор состоится. А когда это произойдет, будет плохо, очень плохо...

Было бы время, и оставались бы там у власти те, кого смели в мусорную корзину истории, можно было бы попробовать помочь России накачать чуток мускулов, да и стравить ее с азиатами. Но времени как раз и нет.

Кубик вновь повернут в оправке. Третья грань. Новые мысли на ту же тему.

— Рождерс, статья этого журналиста о вырождении элит. Берни писал о России и прочих лимитрофах типа Украины, Прибалтики и Молдовы, но ими дело не ограничивается. Эта зараза есть и у нас. Не в такой степени, но есть.

— А может, и в такой, если не хлестче, — возразил Морану внутренний голос, всегда представлявшийся Джону принадлежавшим старому, циничному скептику-лепрекону, надежно спрятавшему фамильный горшок с золотом и втихомолку посмеивающимся над всем окружающим миром. Иллюзии для этого существа не существовали, пустыми умствованиями альтер-эго не маялось, чем и было крайне полезно. Очищенная от эмоций логика доступна не каждому.

Четвертая грань. Обработав ее Джон устроил себе кофе-брейк. Ненадолго.

Вспомнился гранит скрижалей, рвущийся к небу. Он знал тех, кто оплатил труд каменотесов и продиктовал слова, которые следовало высечь на на неподвластном времени граните.

— Идиоты. Плоские мозгами, будто ленточные черви, — подумал он. — И аналитики их таковы же. Прямые извилины, линейные модели. Что толку, что обсчитывают их самые мощные в мире компьютеры. Вот этих ребят точно пора останавливать. Они уже складируют в укромных местах миллионы пластиковых мешков для тел, заказывают оружие и боеприпасы, и готовятся к тому, что представляется им неизбежностью.

Пятая грань.

Закончив расточку, Моран подумал.

— А ведь странно. Если бы я не знал, кто такой Вояр, то по его манере действий решил бы, что это чистейшей воды минитмен. Из тех, пропитанных духом настоящей Америки. Странно все это.

Мы столько лет готовились к смертельной схватке с русским, а ведь у нас общего намного больше, чем это принято замечать.

И они уж всяко симпатичнее цветных. Вот только это их поголовное пьянство...

— Ты опять неправ, — вновь откликнулся голос со дна души. — Про пьянство русских просто принято думать. Статистика говорит иное, ты же в курсе, Джон, припомни-ка.

— Пожалуй, так, — согласился со внутренним скептиком Моран. Второе меньше наших, в пять раз меньше англичан. Про ирландцев ... промолчу. Про французов, у которых в винодельческих районах детей грудью не кормят, вспоминать не буду. О немцах и прочих чехах-тоже.

Но возразить все-таки могу. Те пьют после работы, а вот русские-вместо! И до упаду!

— Это тебе просто нравится так думать,— вновь отозвалось в душе, — косорукие лентяи просто не смогли бы восстановить страну после той войны.

Они просто надорвались. Об этом, кстати, писал их поэт еще в начале века: " Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас, Монголов и Европы."

— Наверное, так, — согласился Джон. — Они действительно надорвались.

Остановив станок, Моран перенес деталь на верстак и тщательно залил проточенные грани термоклеем. Плотно и исключительно аккуратно. Он не допустил, чтобы осталась хоть маленькая пустота. Иначе внутренние кубы сдвинутся в самый неподходящий момент, и деталь будет испорчена.

Все. Последняя, шестая грань. Рассверлили, проточили, подрезали. Теперь греем воду и опускаем в нее кубик. Ненадолго, иначе клей превратится с сопли, и его придется удалять дольше. Так, хорошо, клей размягчился но не потек. Выковыриваем его.

Усмехнувшись, Моран осмотрел получившуюся игрушку и поставил ее на стеллаж.

— В следующий раз буду точить китайские шары, они интереснее, — подумал он.

Аккуратно убрав инструмент, Джон вымыл руки, переоделся, и включил телефоный аппарат.

— Ричи, — сказал он секретарю. — Позвони на аэродром. Мы вылетаем в Москву.

— Как там писал этот хитрый японец? Конец истории? Да нет ребята, история продолжается! — подумал Моран, садясь в автомобиль.

Конгрессмен никогда не читал русской классики, но слова о том, что история была пришпорена и понеслась вскачь, молотя дураков по головам золотыми подковами, ему бы понравились.

Глава 25.

Стену дождя прорезал свет фар. Водитель такси с наработанным годами извоза изяществом притер машину поближе к залитым дождем ступеням.

За панорамными окнами бушевал штормовой ветер, срывающий с валов шапки пены. Свинцовой тяжести удары обрушивались на волнорезы и жадно слизывали песок намытых к курортному сезону пляжей. В такие моменты становится понятно, почему это море назвали Черным.

Вздрагивающие от порывов холодного ветра стекла и мутная пелена, закрывшая горизонт, придавали особое очарование уюту небольшого кафе, выстроенного в опасной близости к склону, круто обрывающемуся к воде. А запахи кофе, корицы, жареного на огне мяса и фруктовый аромат делали обстановку почти домашней.

Вошедшего встретил радостный гул голосов и стол, накрытый так, как это умеют лишь в одном городе мира. Том,в котором говорят, что "наш город конечно не первый, никак и не второй". А на стене, между цветами и воздушными шариками висел транспарант: "Мы ждали".

-Друзья... — растроганно выдохнул вошедший.

— Держи, Мишка, — виновнику торжества всунули в руку бокал с вином. Сразу несколько человек, перебивая друг друга, попробовали сказать что-то приличествующее случаю. Получилось невнятно, но по сути, правильно.

— Спасибо, спасибо всем вам! — растроганно выдохнул Мишка. Тонко запел хрусталь.

И сразу: поцелуи, объятия, сбивчивая скороговорка до боли родных голосов. За стол сели не сразу, но все-таки сели. И начался праздник!

Впрочем, нам интересно не застолье. Нам будет интереснее узнать, о чем говорили.

— И все-таки, Миша, зачем ты поехал туда ?

— Решил, что так — правильно.

— Тебе ли не знать, что таких вот как ты во все времена использовали, а потом подводили под молотки. Вспомни Геров Гражданской...

— Не тот случай.

Запах духов разбутил воспоминания, на которые организм отреагировал однозначными физиологическими реакциями и легким, будто от шампанского, головокружением. Тем неприятнее было услышать от той, кого он считал единственной и любимой, что она пришла лишь попрощаться.

— Нам надо расстаться, Миша...

— Почему?!

— Ты убивал. У тебя чужие глаза. — А ты так ничего и не поняла.

— И не собираюсь!

— Понял.

— Прощай.

— Надолго домой?

— Нет.

— Это правильно. Знаешь, здесь всех, кто воевал в ополчении, объявили военными преступниками и обещали судить. Так что, осторожнее.

— Чего уж там. После нашей гулянки полгорода знает: Миша таки вернулся целый и даже веселый. Какая уж там конспирация... Значит, говоришь,могут арестовать?

— Нет. Арестовывать точно не будут. Живи спокойно. Тебя постараются не заметить. Ваших вообще стараются не замечать. Какие там аресты, я вас умоляю! Будем пить вино и жарить мясо, на рыбалку пойдем.

— Значит, с одной стороны я военный преступник, и с другой — совершенно незаметен. Дядя, вы им денег дали?

— Миша, пока ты был в дороге, безпека демонстративно прихватила пару ваших.

— И что?

-Не перебивай! В общем, нам сначала громко и радостно сообщили о поимке военных преступников. Теперь эти шлемазлы тихо восстанавливают следственные изоляторы и ищут толпу без вести пропавших вертухаев. И заодно, прокурора со следственным судьей, выдавшим ордер. Но все равно, веди себя осторожнее, ладно? Могут и ведь по-тихому придушить.

— Понятное дело.

— И хорошо. Иди, а то тебя гости заждались.

По дороге к столу Мишу снова придержали за рукав.

— Не жалеешь?

— О чем?!

— Жизнь в грязи, дырки в организме. Проданная за бесценок фирма. Квартира в центре, разменянная на стволы и взрывчатку. Это, ты считаешь, не поводы? Что в итоге, возвращение к разбитому корыту?

Миша с брезгливой жалостью посмотрел на бывшего партнера.

— Переживаешь, что решу переиграть обратно? Так не беспокойся, не стану. Все остальное, как я понял, лирика?

— Не совсем. Я действительно не понимаю, зачем тебе было ввязываться в чужую драку.

— Не вижу смысла пояснять.

— Ладно, не хочешь — не надо. Тут с тобой серьезные люди встретиться хотели.

— Через пару дней. Я все-таки отдохнуть приехал.

Ровно через два дня перед домом остановился пафосный седан, сопровождаемый двумя кубообразными внедорожниками охраны. Из седана вылез человек неопределенного возраста, раздраженно отмахнулся от охраны, пытавшейся забежать впереди шефа и лично нажал кнопку домофона.

— Здравствуйте, — сказал Миша. — Чем обязан.

— Многим, молодой человек.

— Я вам или вы мне?

— Я — вам, — терпеливо пояснил гость. — Кстати, меня зовут Юрий Станиславович.

— Очень приятно. Миша.

Гость испытующе поглядел в глаза собеседнику. В следующее мгновение его ощутимо передернуло. По позвоночнику прокатилась холодная волна. Такой взгляд, цепкий, но совершенно невыразительный Юрию Станиславовичу случалось видеть разве что у знакомого патологоанатома и ветеранов, прошедших сквозь огонь. Такие замечают многое, но не удивляются ничему.

Поспешно опустив глаза, гость сказал: — Ну, как вас зовут, я знаю давно.

-Изволите говорить загадками, Юрий Станиславович, -улыбнувшись, заметил Миша. — Пожалуйте в дом, вы явно приехали не просто так.

Улыбка совершенно изменила молодого человека. Открытое лицо, ямочки на щеках, искренняя, доброжелательное выражение лица. Короткие русые волосы и гладкая, розовая после бритья кожа создавали обманчивое впечатление, но глаза... Эти глаза определенно видели слишком много того, о чем не принято говорить. — Предельно серьезный молодой человек. Не хотел бы я с ним столкнуться на узкой дорожке, — подумал Юрий Станиславович, проходя в дом.

— А мы все такие, — не оборачиваясь, спокойно констатировал Миша.

— Вы что, мысли читаете? — встревоженно сказал гость. — Похоже старею, заговариваться начал.