Наместный маг 2: Пест - ломаный грош

— Что нельзя?

— Жизни мне отбирать нельзя, или смерть за мной придет. Это рок мой, мое проклятье за силу ведовскую...— юный ведун с усмешкой вздохнул, добавив — Вот тебе и маг боевой...

— А как же...

Пест снова прикоснулся к Людвигу и продолжил рассказ:

— На нас воины из града потом пришли. Две сотни, все в латах одинаковых, воевать обученные. Я тогда предков на бой звал, по соседним селам клич кинули, сотню воев ученых собрали, да толку? Я свою кровь тогда лить решил за воев наших. Ворожбу творил с иглой, что из рога единорожьего, чтобы каждая рана не на вое нашем была, а на мне. А я уж с настойками да отварами сдюжил...

— Ты перенес все раны с ваших воинов на себя?

— Да, — пожимает плечами юный ведун. — А куда деваться-то было? Как иглу в кожу загнал, так каждый порез на своей коже чуял. А чтобы кровью не изойти или от боли сознание не потерять — зелья пил, а когда сам не мог, то отец их в меня вливал.

— Он же погиб? — Людвиг хмурится, но тут возникает воспоминание о мужчине с перерубленной шеей и одним глазом.

— Погиб, — кивает ведун. — Когда воев с Ультака уже глазом видеть можно было, предок на бой пришел. Со всех сел окрестных к нам пришел. Кто костями голыми богат, у кого лицо червем съедено, а батька мой как живой. Только лицо темное, глаз один, да шея порвана.

Пест под грузом воспоминаний умолк. Кадык начал метаться вверх и вниз, а кулаки сжались.

— А я его... — Пест снова ненадолго умолк, подбирая слова — ... Я его не сразу признал. Он ко мне со спины подошел и спрашивает, мол, боязно?

Пест закусил губу и совсем умолк. Рука отпустила воздушника, взгляд уперся в песок тренировочной комнаты. Молчание продолжалось несколько минут, и нарушил его Людвиг.

— На севере в заставах служат мужики-простолюдины. Я когда к ним попал, чуть было не сломался. У них принято так себя вести, а я думал, это они меня так презирают, — Людвиг хмыкнул, и его лица коснулась едва заметная улыбка. — Как попадаешь на заставу в ученье — все тебя за человека не считают. Зовут "мясом", "криворуким", или еще какой бранью. Есть со всеми в зале нельзя, спишь в казарме, только если место свободное есть. Если патруль вернулся, то и на улице спать приходилось. С тобой даже не разговаривают, словно нет тебя. Но когда ты "шаг" сдаешь наставнику и "стену", тебя словно в "свои" принимают. И место тебе в столовой уступят, и с места в казарме не скинут, и разговаривают, подбадривают, объясняют, если не так делаешь. Словно ты не ты был, а как сдал наставнику "шаг" и "стену" — взял и появился.

Людвиг взглянул на Песта, но тот молча продолжал кусать губу.

— Я когда первый раз стену удержал, мне в щит ногой бил Прист, бугай местный. Я ему ростом по грудь, у него ладонь с мое лицо. Думал, он меня целиком съест, до того он меня не любил. А как щит удержал под его ударом, так мы лучшими друзьями стали. Пили вместе и в самоволку в село бегали...

— А что потом? — без особого интереса спросил юный ведун.

— А потом пришли твари с северных островов, — улыбка сползает с лица Людвига, глаза по мере рассказа наливаются светом и приобретают сплошной голубой оттенок. — Серые рожи, вместо носа пару щелей, клыки торчат изо рта, как у зверя. Твари, одним словом. Разумные не носили бы сушеные языки людей, как бусы на шее. И колдуны, маги темные, что у них правят. Они приходят на наши земли и уводят людей, грабят, убивают. Каждый раз мы их отлавливаем, вырезаем, карательные экспедиции к ним устраиваем, но вот проходит 5-7 лет, подрастает новое поколение этих тварей, и они снова идут к нам грабить, захватывать, убивать...

Вокруг юного мага воздуха начинает вращаться песок, словно легкий ветерок его пересыпает. Чем дальше рассказывает — тем шире полоса вращения.

— Они перебили патруль, но не успели поймать вестника. Нас предупредили. Потом была осада заставы, штурмы магией и воинами, потом умирали друзья, а потом меня связали и спрятали, чтобы я передал послание, когда все закончится. Я должен был уснуть, но почему-то артефакт летаргии не сработал. Я не спал и делал, что мог. Смотрел "Отдаленным взором", как мои сослуживцы и друзья умирают один за другим, потом смотрел, как эти твари жрут их потроха, творят свои ритуалы, развешивают языки на шнурки...

Плечи и вся грудина юноши вздрагивают один раз, второй, но лицо остается сухим. Зубы сжаты так, что скулы вздулись, хрустят суставы кулаков. Пест наблюдает за Людвигом. Сначала он хмурится, но понимание приходит быстро. Он хорошо помнит завет отца о слезах.

— Плакать можно, в том худого нет, — Пест поднимает руку вверх к вязи знаков воды, так похожей на "Гостерскую роспись", и начинает ее напитывать силой.

— Я не плачу, — тихим шепотом произносит Людвиг. Плечи снова безмолвно вздрагивают, и еще раз. — Мужчины не плачут.

Пест все сильнее и сильнее начинает напитывать рисунок. Много силы не потребовалось, чтобы на потолке повисла одна капля, потом еще одна и еще. Не проходит и десяти секунд, а с потолка уже идет небольшой дождь.

— В дождь можно, в дождь не зазорно. Батя мой так говаривал...

Дождь в тренировочной комнате становится все сильнее и сильнее. Оба юноши моментально вымокают до нитки. Не проходит и минуты когда от Людвига доносится всхлип, потом еще один.

— Я не плачу! — срывающимся голосом произносит Людвиг. Он кулаком утирает нос.

— Это просто дождь, — кивает Пест и добавляет тихим шепотом — так бывает под дождем.

* * *

Сон

Людвиг открывает глаза, и перед ним та же картина. Все тот же стол и все та же кружка.

Все его друзья и соратники за огромным столом. Вот огромный Прист хватает кружку, рука вскидывается вверх, а рот кричит "За Гвинею!". Его подхватывают другие, повторяя: "За Гвинею!".

Кто-то замечает, что Людвиг поднял голову. Слышаться выкрики:

— Гля! Бастард живой!

— О! Бастард! Выпей с нами!

— Слух, а как Бастарда звать?

— А че, Бастард — это не имя?

— Не, это когда благородный налево сходил...

Сейчас Людвиг должен спросить Малого, "За что пьем?", но вдруг начинает идти дождь. И они уже не в тесной забегаловке, а на улице. Вот по лбу бежит первая капля дождя, убегает на переносицу, свисает на носу. Вот и слезы начинают течь по щекам.

На Людвиге останавливается то один взгляд, то другой. Через несколько секунд, когда юный маг воздуха уже насквозь мокрый от дождя, на него смотрят все, кто сидел за столом. Его начинают спрашивать:

— Ты чего, Бастард?

— Случилось чего?

— Мужики не плачут, ну! — толкают его в плечо Прист.

— Я не плачу... это дождь... — всхлипывая после каждой фразы, произносит Людвиг. — ...Под дождем можно...

Сперва все умолкают, но спустя несколько секунд снова начинается гомон голосов:

— Точно можно? — спрашивает кто-то из мужиков.

— Можно, мне батька так говаривал...

— Не, а ты сам прикинь, не заметит ведь никто!

Гомон голосов нарастает, но не смотря на это четко слышится слова Свала:

— Значит, больше не свидимся? — Он сидит рядышком, справа, и заглядывает в глаза.

Людвиг закусывает губу, чтобы не разревется в голос. Хватает сил только чтобы мотнуть головой.

— Ну, тогда... Прощай!... — Свал встает, рука хлопает по плечу Людвига, а сам куда-то уходит.

— Ты себя береги... — еще один хлопок по плечу.

Взгляд, залитый дождем и слезами, не отрывается от столешницы.

— Да, мы-то уже все, а у тебя жизнь долгая! — снова хлопок по плечу.

— Нос не вешай и лихом нас не поминай...

— Бывай, Бастард! — проходящий теребит волосы Людвига, как младшего брата.

Остальные, еще гомонящие мужики, поднимаются по одному и подходят. Каждый что-то говорит и хлопает по плечу, теребит волосы, жмет руку... Людвиг покраснел, но так и не оторвал взгляда от стола. Он кивает, но звука не произносит, лишь губу закусывает. Плечи нет-нет, но вздрагивают.

Дождь становится сильнее. По лицу бегут струйки воды. Какие из них соленые, а какие просто вода — не разобрать. Взгляда он не поднял. Перед глазами стол с недоеденной закуской, недопитыми кувшинами, и наполовину полные кружки. За столом никого нет.

Мгновение и исчезают кружки, еще одно и исчезают тарелки. Стол совсем опустел. Перед Людвигом стоит одна кружка из мутного стекла. В ней налита вода и плавает три красных ягодки брусники. Так было принято поминать воинов у северян, так его учили еще там, на Северной заставе.

* * *

Людвиг открыл глаза, затем присел. В комнате стоит полная тишина. Солнце давно встало, и кровать юного воздушника ярко освещена солнцем. Юный маг взглянул на кандалы, которые находились на его руках. Они даже не нагрелись, хотя зачастую они жгли его кожу, словно раскаленный металл. Тем не мене на лице Людвига не показалось и тени удивления.

Послышался шорох со стороны постели Песта. Из-под одеяла вынырнула Каракан. Она улыбнулась Людвигу и тихо произнесла:

— Поздравляю! Ты свободен! — слова на незнакомом языке звучат четко и торжественно. Она встает и обнаженная проходит к темному углу, где растворяется словно мираж. После ведьмы остается только темное облако, которое стелется по полу.

Людвиг плюхается на спину и еще час смотрит пустым взором в потолок. Глубокий вздох, и глаза закрываются. Людвиг снова уснул.

В комнате начинают проявляться контуры Черта. Высший демон занимает большую часть комнаты. Чтобы ничего не задеть, он поджимает задние лапы. Около часа демон разглядывает Людвига, принюхивается к нему, даже пробует аккуратно лизнуть, чтобы попробовать на вкус. Голова демона начинает вращаться и замирает в обратном положении. Рот оказывается наверху, а лоб и три глаза внизу.

За всей этой картиной наблюдает Пест. Испугавшись, что Черт может что-то сотворить с Людвигом, он встает и подходит к нему. Демон оборачивается к Песту и странным голосом произносит:

— Ты можешь научить меня плакать, как его? — лапа Черта указывает на Людвига. Все три глаза моргают по очереди. Пест мотает головой.

— Тебе не научиться. Так может только тот, у кого есть сердце.

* * *

Уважаемые читатели! Спешу вас порадовать, а может и местами огорчить.

Заканчивается подписка на произведение "Наместный Маг 2: Пест — ломаный грош".

05.07 — Подписчикам разослана финальная версия произведения. В данный момент текст готовится к отправке в издательство.

P.s. Подписан договор с издательством АСТ. Рассылка прекращена. Электронню версию произведения можно найти в интернет магазинах.

дБ