Николай I - попаданец - Книга 1

— Петр Иванович мне как раз рассказывал об этом вашем изобретении. Так что ведите нас прямо к вашему новому детищу. Заодно и пройдемся на нем. Благо погода сейчас подходящая.

— Все уже готово к отплытию, ваше величество.

— Вот и замечательно. Заодно увидим ваш винт в действии.

После двухчасовой прогулке на шлюпе, сидя в глубоком кресле в кабинете Карла Николаевича, император продолжил разговор:

— Через две недели в Петербург должен приехать Залесов Поликарп Михайлович* — главный механик Барнаульских заводов. Он изобрел оригинальную модель парового двигателя, который на двадцать процентов увеличивает мощность обычного котла. Я вас с ним познакомлю. Если применить его изобретение на ваших двигателях, можно получить еще более мощный механизм. Берду, такой поворот событий, означающий вмешательство в его дела не особо понравился, но он вежливо ответил:

— С радостью встречусь с господином Залесовым.

— И еще, — добавил император, от взгляда которого не ускользнуло разочарование Карла Николаевича, — как вы знаете, Петр Иванович занимается постройкой пароходов для наших флотов, в первую очередь на Черном море. Вот он и предложил установить ваши двигатели на готовые фрегаты. Как вы знаете, денег в казне немного и поэтому на данном этапе мы не имеем средств для закладки новых кораблей. Зато мы можем переделать несколько фрегатов, дабы оценить их реальные возможности. И здесь понадобиться ваш опыт и изобретательность.

— Я рад, что могу быть полезным в этом начинании, — вновь воспрянул духом Берд. Лучше иметь большой заказ и делиться, чем не получить ничего. А здесь намечался очередной, внушительный госзаказ. Да и возможность создать что-нибудь новое, приятно щекотала самолюбие.

— Генерал-лейтенант Гринвальд, будет руководить переделкой фрегатов на Николаевских верфях. Он предложил оригинальное решение — распилить фрегат пополам и после установки парового двигателя, вновь собрать его с помощью скоб. Таким образом, двигатель будет использован вместо балласта, без излишней нагрузки на судно. Михаил Николаевич обещает, что это даже улучшит остойчивость судов.

— В этом случае гребной винт будет легче установить, чем гребные колеса, — подхватил мысль императора Берд. Надобно еще будет подумать, как выводить трубу, но я уверен, что это все осуществимо.

— Вдобавок, раз уже мы планируем переделку фрегатов, надобно укрепить их палубу для установки новых 214 миллиметровых бомбических орудий. Двадцать таких орудий уже заказаны Александровскому заводу и должны быть готовы через год.

— Ваше величество, я думаю, что за месяц я смогу представить вам первые чертежи. Но мне нужны будут размеры фрегата, который будет представлен для переделки. Могу я попросить господина Гринвальда мне их предоставить?

— Конечно, — ответил государь. — Михаил Николаевич должен быть в Петербурге через месяц, вот вы с ним все и обсудите. — Император встал, показывая, что его визит окончен. Пожав руку Карлу Николаевичу, он уехал, оставив последнего наедине с новыми планами, которые лишь предстояло воплотить, сначала на бумаге, ну а потом уж и в металле.

Глава 25.

Николай стоял в строю и пот стекал с него ручьями. Голова кружилась и казалось, еще немного, и он просто рухнет на землю без сознания. Остальные солдаты в шеренге выглядели не лучше. А ведь они прошли быстрым маршевым темпом всего десять километров. Андрей, его сосед по шеренге, потихоньку опирался об Николая, чтобы не упасть.

— Отделение, равняйсь, смирно, — скомандовал сержант Лопатин. — Всем вытащить фляги и пить. Вольно. — Среди всего отделения лишь сержант Лопатин выглядел довольно бодро. Что, впрочем, было понятно, ибо он служил уже три года, из них год сержантом-инструктором, и это был его третий курс. Некоторые утверждали, что он успел повоевать на Кавказе, но сам сержант никогда об этом не упоминал, так что этот слух так и остался домыслом.

Строй зашуршал ранцами, доставая фляги. На самом-то деле пить Николаю особенно не хотелось, но сержант всегда проверял, все ли выпито, поэтому пришлось ее опустошить и держать горлышком вниз, показывая, что фляга пуста. Через минуту после того, как все отделение опустошило свои фляги, Лопатин скомандовал:

— Рогожин в караул, через час тебя сменит Ковальский, всем остальным мыться и отдыхать. Построение в семь на плацу. Всем разойтись.

Николай, медленно побрел в казарму. Мыться не хотелось. Зато очень хотелось просто рухнуть на койку и лежать, глядя в потолок. Но дежурный по взводу уже загонял всех в барак, служивший и баней и просто местом помывки. Бани топили раз в две недели, а в остальное время новобранцы просто ополаскивали себя ведром воды, дабы смыть пот и копоть. За этим следили строго, и пытавшиеся увильнуть, в ту же ночь оказывались в карауле, в самые паршивые часы. Стоявший рядом с Николаем Андрей спросил:

— Ну как ты, Обухов? — Почему то ему удобнее было называть Николая по фамилии.

— Скорее бы уже помыться, — буркнул Николай. — Ноги так натерты, что я еле дошел.

— Да уж, — согласился Андрей. — Я думал, что вообще упаду по дороге. Хоть бы дали до утра отдохнуть, так нет же, в семь построение.

— Ничего, зато вона ужо очередь подошла, — ответил Николай и зашел в барак.

Эти два месяца, прошедшие с момента призыва пролетели как один день. Семья Николая жила в деревне Боголюбово, под Смоленском и до реформы числилась среди крепостных князя Щербатова. После реформы семье повезло и она получила надел неподалеку от деревни, поэтому им не пришлось переезжать, как его дяде, который получил земли в далекой Новороссии. Николай тогда еще под стол ходил, но это событие он запомнил очень хорошо.

Семья Обуховых была довольно многочисленной. Помимо Николая в семья насчитывала еще пять детей: его старший брат Егор и двое младших Васька и Никифор, а так же две сестренки, Агафья и Ольга. За десять лет отец смог поднять довольно крепкое хозяйство, хотя поначалу пришлось нелегко. После передела земли бывали и драки, и кражи инвентаря, и поджоги завистливых соседей. Но со временем жизнь устаканилась, и в семье впервые появился кое-какой достаток. Тем тяжелее оказалось отпускать сыновей в армию, ведь значительная часть хозяйства опиралась на их руки. Сначала ушел старший Егор, а потом настал черед Николая.

Самому Николаю в армию не хотелось. Несмотря на то, что Егор, вернувшись, говорил, что три года службы пролетели быстро и заодно в армии он научился читать и писать, да и места иные, окромя деревни повидал. И хотя читал он медленно, в семье Обуховых он оказался единственным, кто разумел грамоту. Но к словам Егора Николай относился с недоверием. Он почти ни разу не выезжал их деревни, разве что на ярмарку в Смоленск. Но полуразрушенный Смоленск* не произвел на паренька особенного впечатления. В деревне же все было знакомым и потомственный крестьянин, он прекрасно осознавал, что означает для хозяйства потеря рабочих рук. Да и отец ворчал по поводу того, что, мол, отбирают у крестьянина рабочие руки. Как жить то прикажите и хозяйство содержать? Хотя он так же ворчал когда призвали старшего сына.

Благо служба проходила неподалеку от Смоленска, и среди призывников оказалось несколько односельчан, что делало службу веселее. Как-никак, а знакомые лица. До призыва Николай считал себя довольно крепким парнем, привыкшим к нагрузкам. Ну а как же иначе, ежели он с малолетства помогал отцу в поле и матери по хозяйству, а с двенадцати лет работал наравне со всеми. Но уже с первой недели оказалось, что он глубоко заблуждался. После первого же пробега на два километра он еле выдержал темп, а дальше упражнения лишь стали еще тяжелее. Вдобавок, днем занимались обязательным чтением и письмом, которые давались Николаю нелегко. Впрочем, и другие призывники чувствовали себя не лучше. Егор, провожая брата, успокаивал, что со временем он привыкнет, но пока Николай все еще с трудом мог преодолеть нагрузки, которые постоянно увеличивались. Помывшись, Обухов вышел из барака и направился в казарму, на долгожданный отдых. На соседней койке уже лежал Андрей, все еще немного мокрый после купания.

— Ну как ты? — спросил он у Андрея.

— Ноги все еще болят, но может к ужину пройдет, — ответил тот.

— Ну да ничего, завтра занятия на плацу, а там бегать много не надо. Вот и передохнем, — оптимистично заметил Николай.

— А про утренний марш ты забыл? — спросил Андрей.

— Ну, так-то не шибко много. Два километра всего, и без ранцев. Я ужо попривык, — ответил Обухов.

— Ну-ну, — покачал головой Андрей. — Я, пожалуй, посплю часок и тебе советую, — сказал он и отвернулся от соседа, поудобнее устраиваясь на койке...

За последующие восемь месяцев Николай все же привык к нагрузкам и физически и морально. Через полгода после призыва он уже довольно спокойно прошел завершающий тридцатикилометровый марш-бросок. А двадцать километров марша вообще стали привычными. Заодно Николай научился писать и читать и стрелять. Читал он плохо, по слогам, но все же читал. Стрелял он заметно лучше, чем читал, иногда успевая зарядить ружье по три раза в минуту. За эти полгода он возмужал и стал более уверенным в себе. Жизнь вдали от дома и от привычной среды сделала его более самостоятельным. Хотя он часто скучал по дому и по работе на земле.

За время службы он сдружился со многими ребятами, в том числе и из дворян, знакомство с которыми казалось невозможным, ибо поначалу они держались особняком. Но так как ребята в отделении большинство времени проводили вместе, потихоньку все притерлись друг к другу. Хотя вначале чуть ли не до мордобоя доходило. Но, коли ешь кашу из одного котелка, то волей неволей, а подружишься.

Ближе к концу службы, вечером, после отбоя в казарме друзья шепотом делились своими планами.

— Обухов, — шепотом позвал Андрей.

— Чего тебе? — ответил Николай, занятый чисткой сапог при свете керосиновой лампы, тускло освещавшей помещение.

— Ты уже думал, что будешь делать, после окончания службы?

— А чего тут думать, — ответил Обухов, — вернусь домой в деревню. Вона брат пишет, что жениться скоро и будет отселяться. Так что отцу помогать надобно.

— А я решил в армии остаться. Для начала сержантом стану, а там глядишь, и в офицеры поддамся, — сказал Андрей.

— Ишь ты, — ответил Николай. — Неужто по землице то не скучаешь?

— А чего скучать то, — ответил Андрей. — Пашешь целый день и света белого не видишь. Я ведь до армии никуда из деревни не выезжал. Да и ты-то ведь тоже. А здесь я хоть человеком стал. Да и нравиться мне армейская жизнь. Отец то он конечно не обрадуется, но окромя меня еще трое младших подрастают. Так что справятся.

— Ты уже говорил с Лопатиным? — спросил Николай.

— Да, — ответил Андрей. — И он сказал, что успеваемость у меня хорошая, и что он замолвит обо мне слово командиру полка.

— Ну что ж, ежели ты этого хочешь, то оно конечно дело хорошее. Думаю у тебя получиться. Евон какие оценки у тебя по стрельбе. Даже штуцер* тебе доверили.

— Ну вот и я так думаю, — улыбнулся в темноте Андрей.

— Ты енто, офицером станешь, не зазнавайся, — сказал Николай. Как отпуск будет, приезжай ко мне.

— Ну, ежели проставишься, то приеду, — сказал Андрей.

— Так дык, скажешь тоже, — сказал Николай, и друзья рассмеялись.

А еще через два месяца, Николай вернулся в родное, но уже немного чужое Боголюбово.

Глава 26.

Из-за сильного сокращения военного бюджета приходилось использовать внутренние ресурсы, чтобы сохранить армию и флот боеспособными. То есть более эффективно использовать те ресурсы, которые оказались в наличие. Тоже самое было с оснащением армии новыми вооружениями — денег на них не имелось, и поэтому, вместо нового, мы старались усовершенствовать существующее.

Учитывая, что технологическое развитие в военной отрасли происходило довольно сумбурно, в головах у генералов и политиков царил совершенный бардак насчет тактического применения новых технологий. Да и сами эти технологии находились в зачаточном состоянии и не были опробованы на поле боя. Поэтому я не собирался тратить деньги на вооружение с сомнительной эффективностью, предпочитая учиться на ошибках других. Вдобавок, даже разработав новые орудия или штуцеры, не имелось никакой возможности ввести их в массовое производство, вследствие неразвитости оного в России. Национальная промышленность лишь зарождалась и только после того, как мы сможем сами произвести все в достаточном количестве и качестве, имело смысл браться за разработку. Я не беспокоился отставанием империи от Европы, потому как там только начали появляться новые виды вооружения, которые отшлифуются временем и тогда-то мы их или скопируем, или переделаем на свой лад. К тому времени, а я имел в виду лет через десять-пятнадцать, мы успеем вырастить необходимые кадры для развития собственной оружейной школы. А там, глядишь, и на экспорт будем продавать. Благо оружие всегда и везде было в цене.

Приоритетным стало развитие Черноморского флота. Так как овладение проливами или хотя бы предотвращение захвата оных англичанами, требовали наличия сильного флота, способного поддержать десант и блокировать вражеский флот. Начали мы с развития гражданского флота, ибо Черноморский флот и так был сильнее турецкого, насчитывая десяток новых линейных кораблей, что позволяло сохранить преимущество в ближайшие десять лет. Спешить, как я уже упоминал, было некуда, и наоборот, пока англичане и французы тратили деньги на довольно бесперспективные разработки, мы могли направить те скудные средства, что смогли наскрести, на постройку инфраструктуры: новых эллингов, портовых сооружений, заводов.

На Балтийском море все строительные программы приостоновились. Я помнил, что в Крымскую войну английский флот блокировал Балтику и лишь благодаря нововведению — морским минам он не прорвался к Петербургу. Но по факту, мы не могли построить флот равноценный английскому, а поэтому вбухивать огромные средства в постройку новых кораблей, чтобы в случае войны они простояли в порту, казалось неразумным. Гораздо дешевле и эффективнее разработать морские мины и торпеды, так сказать, наш асимметричный ответ, правда, не Чемберлену, но Пальмерстону*, но тем не менее. Торпедные катера не особенно эффективное оружие, но их боялись, и поэтому они сковывали операции противника.

В ближайшие десять лет приоритет давался строительству торгового флота. Так как такового у России практически не имелось, мы предоставили различные льготы и дешевые кредиты нескольким акционерным обществам, которые и занялись постройкой торговых кораблей, начиная от строительства эллингов и кончая спуском на воду готовых судов. Была создана государственная торговая компания по внешней торговле, которая своими ценам, иногда работая в убыток, привлекала российских и иностранных купцов. Зато за три года практически все иностранные конкуренты ушли из нашего рынка. Англичане, которым принадлежала львиная доля морских перевозок, и которые, наиболее пострадали от этого шага, кричали о свободе торговли, но дальше криков не пошли. А поэтому все больше кораблей под Андреевским флагом бороздили моря и все больше моряков приобретали драгоценный опыт. Ибо помимо Черного и Средиземного морей, корабли ходили и в Америку, и в Китай, и на острова Индийского океана.