Дон Аррагуа. Главы 1-6

Когда я уже начал подумывать, не случилось ли чего непоправимого, Серёга вернулся. Голым, мокрым и гладко выбритым, включая то, что клочками отросло на голове вокруг раны. Медленным, но вполне уверенным шагом он пересек комнату, брезгливо свернул несвежую постель на диване и уселся на эту кучу сверху. Первым, что я услышал от него, было:

— Ну и развёл же ты тут грязищи, Дёня!

Ошалев от подобной неблагодарности, я едва не зарыдал от бешенства. У меня хватило сил только на то, чтобы забраться под плед с головой, пробормотав предварительно:

— Сдохни, свинья неблагодарная...

Он промолчал.

Уже проваливаясь в сон, глубокий и вязкий, как болото, я вдруг вспомнил кое-что, показавшееся в тот момент жизненно важным. И подорвался так резко и с таким выражением лица, что Серега от неожиданности чуть не свалился с дивана.

— Что?! Дёня, что?!

— Чуть не забыл! Колбаса! Колбаса в холодильнике, поешь. И суп возьми! ...Свинья.

С чистейшей совестью я зарылся в свой плед, готовясь проспать не меньше недели. Вот тогда он сказал "спасибо". Таким голосом, что мне показалось, будто он плачет. Но мужики плачут редко, а такие, как Серега — реже, чем никогда. Возможно, у меня разыгралось воображение. Во всяком случае, я не стал проверять.

Наверное, нам следовало бы обняться, похлопать друг друга по спине, сказать пару тёплых, хороших слов и пустить скупую мужскую слезу... Но про себя я точно знаю, что если бы в тот момент Серый заговорил со мной или дотронулся хотя бы пальцем — я свернул бы ему шею, не задумываясь, на одних инстинктах. Животное внутри меня хотело только спать, и проспало больше суток, а потом оно желало только есть, и лишь на третий день после того, как Серый пришёл в себя, во мне проснулось любопытство.

Впрочем, я послал любопытство к чертям собачьим. Сразу же, как только получил в ответ на свой первый вопрос — встречный Серёгин:

— Представь себе все вытекающие и скажи: ты уверен, что хочешь это знать?..

На этом история и все расспросы, касающиеся её подробностей, закончились.

А спустя пять лет Серёга, чтобы спасти жизнь мне, прострелил два черепа прямо у меня на глазах. Не самых ценных для человечества черепа, если быть честным, но всё же... После этого скрывать что-либо от меня уже не имело смысла. Впрочем, он и раньше ничего особенно не скрывал, просто не афишировал. А мне хватало здравого смысла и осторожности не докапываться до сути некоторых вещей.

Я бы предпочел и дальше оставаться в приятном неведении касательно занятий моего друга. Естественно, мне никогда не приходило в голову, что Серега штукатурит стены или торгует журналами с лотка. По некоторым обрывкам фраз и прочим мелочам можно было понять, что он занимается довольно серьёзными делами с не менее серьёзными людьми. Но он вполне мог оказаться вышибалой, телохранителем, выбивателем денег, сбытчиком краденого, в конце концов! Словом, кем-нибудь, кроме наёмного убийцы, вышибающего людям мозги, не вынимая изо рта прилипшей к губе сигареты.

Он даже не просил меня молчать. Знал, что я завязан в этой истории по самое не балуйся и никуда не пойду доносить. И после этого долгое время не просил о встречах, вообще не появлялся, но я нашёл его сам. Потому что боялся и хотел показать, что всё нормально, всё по-прежнему, я всё понимаю, и меня можно оставить в живых! Не самое мужественное моё решение, но постоянное ожидание пули в затылок кого угодно выбьет из седла.

Крепкая мужская дружба устояла. Серёга стал прежним разудалым дружком, рубахой-парнем, закадычным приятелем, но только прав был старик Оррэ: любви и страха в моём отношении к нему было теперь примерно поровну.

Догоревшая сигарета обжигает мне пальцы, я вздрагиваю и чертыхаюсь, давя окурок в дешёвой жестяной пепельнице. Бокал передо мной пуст, но в голове светло и ясно, как после стакана кефира. А ведь пиво дерьмовое, разбавленное водой и доведённое обратно до нужного градуса дешёвым спиртом, и вставлять должно только так... Пользуясь трёхсекундной паузой, когда один "музыкальный" рёв сменяется другим, не более музыкальным, я требую у барышни "две по сто" и ещё одно тёмное.

Рыхлогрудая с радостью исполняет заказ, надеясь, видимо, на алкогольный подогрев моего интереса к женскому полу. Но я набираюсь смелости для активных действий в совершенно другом направлении. Две рюмки водки, опустошённые одна за другой, не производят ожидаемого эффекта, поэтому я продолжаю упрямо, без особой надежды, накачиваться пивом. И бросать на Серёгу всё более откровенные взгляды, надеясь, что он заговорит первым.

В конце концов следует вполне закономерная реакция: он поднимается, отшвыривая табурет с грохотом, перекрывающим шум музыки, и двигается в моём направлении. Все взгляды в зале сосредотачиваются на том, что произойдёт сейчас у стойки; барменша привычным движением убавляет звук в колонках. Ну, да. Шоу этому заведению и его посетителям не по карману, поэтому следует проследить, чтобы народ всласть насладился бесплатным представлением...

Серёга приближается картинно медленно и немного враскачку, напоминая медведя, вставшего на задние лапы. Приблизившись, выхватывает сигарету у меня изо рта и тушит в моём же бокале, на дне которого ещё болтается дешёвое пиво.

— Педик?

Я подавляю приступ нервного кашля и отрицательно качаю головой:

— Нет.

— Так что надо?

— Что надо? Выпить. — В подтверждение своих слов я поднимаю бокал с уныло болтающимся на поверхности окурком и нагло ухмыляюсь.

Резким рывком он ухватывает меня за шиворот правой рукой, пока его левая пятерня бесцеремонно ощупывает мои зубы. Сдавленный голос яростно шепчет мне в самое ухо:

— Выпить? Выпить тебе, сука?! Хорошо... Хорошо. Спокойно.

Я узнаю интонацию, с которой успокаивают внутреннего зверя, рвущегося из тела. Что-то не так с моим Серегой, что-то очень не так. Ещё один Аррагуа? Но я не чувствую в нём того, что было в Оррэ. Ни родства, ни опасности, только холодную, нечеловеческую чужеродность. Жёлтые глаза наливаются кровью, и на хорошо знакомом лице Серёги появляется выражение крайнего напряжения.

— Выпить, — повторяет он уже почти спокойно и отпускает меня. По залу прокатывается дружный разочарованный ропот. — Хорошо. Ты на моей земле, но не в моей власти. Иди с миром, Светлый. Упейся, на здоровье...

Швырнув на стойку смятую купюру, Серый вылетает из бара так быстро, будто боится передумать. Или ему противно находиться в одном месте со мной. И что это за, мать его, тайный заговор?! Почему моя новая природа очевидна для всех, кроме меня самого? И кто он такой, этот мой друг, которого я всю жизнь избегал расспрашивать?

Спокойно отсчитав положенное по счёту и дождавшись сдачи, я не торопясь выхожу на улицу, провожаемый любопытными взглядами завсегдатаев. Оррэ там не обнаруживается, но я и не ждал, что он будет терпеливо дожидаться меня за дверью. У старого хитреца наверняка полно других забот, кроме сходящего с ума неудачника-полукровки.

Зато дорога хранит знакомый запах Серёги, и я без труда становлюсь на его след, который различил бы теперь среди тысячи других. Судя по всему, он прошёл два квартала по направлению к морю и свернул в глухой, неухоженный парк. Граница между хорошо освещённой улицей и стеной деревьев кажется необыкновенно чёткой и зловещей, словно кто-то провёл линию, за которую — ни шагу. Отбросив очередной окурок, я ныряю под тёмную сень и с радостью отмечаю, как быстро перестраиваются глаза. В очевидной темноте я вижу теперь каждую ветку под своими ногами, каждый корень и пень...

Но он всё равно замечает меня раньше, чем я его. Я слышу яростный звериный рык и, прежде чем успеваю найти его источник, валюсь на землю от чудовищной силы удара. В следующую секунду меня рывком поднимают на ноги, и я оказываюсь прижат лицом к широкому древесному стволу, с крепко заломленными за спину руками. Страха больше нет, потому что я хорошо запомнил науку Оррэ: убить меня могут только свои. А это не свой, это просто Серёга, и пусть он исполнен самых зловещих планов, ничего у него теперь уже не выйдет...

— Чего ты хочешь, тварь? Зачем ты идёшь за мной?

— Поговорить. Нужно поговорить, — хриплю я в ответ, ловя себя на мысли, что Серёга ведёт себя так, будто боится меня. Или, как минимум, опасается.

— Не о чём говорить! На твоих руках кровь, Светлый, кровь! Ты сеешь смерть вокруг себя. Сотни убитых на твоём пути, ты знаешь это?!

Я начинаю ощущать смертельную усталость от всего этого высокопарного бреда о Светлых и смерти, о крови убитых на моих руках. Тоже мне, божий агнец невинный! Кажется, пришло время раскрыть своё инкогнито, если, конечно, удастся убедить Серого в том, что я — это я.

— Серый, это я! Я!

На моё признание он реагирует ощутимым ударом по почкам, который прежде заставил бы меня здорово обеспокоиться состоянием собственного здоровья. Но сейчас я почти физически ощущаю, как быстро и чисто тело удаляет следы повреждений. Однако больно-то по-прежнему!

— Да... что ж ты делаешь, идиот!.. Это я — Денис, Дёня!..

Кора царапает мне лицо, и ошмётки её вместе с какой-то трухой забиваются в рот. Яростно отплёвываясь и вырываясь, я неожиданно понимаю, что он отпустил меня, и резко оборачиваюсь. Серый стоит метрах в двух от меня, дуло пистолета в его руках направлено мне в живот. Сам он исподлобья, оценивающим взглядом, глядит мне прямо в рот.

Ну, конечно! Чертовы зубы. В пылу потасовки я и сам не заметил, когда успел "отрастить" их, однако результат, как видно, налицо. Кровь бешено стучит в висках, но мерзкий голос пока молчит, и на том спасибо. Не хватало ещё наброситься на Серого! Не хватало ещё сожрать единственного друга! Не хватало ещё выпить его кровь... кровь... выпить... когда он потеряет осторожность... когда расслабится... хотя бы на секунду... Этого будет достаточно!

Мысли в голове пугливо расползаются, оставляя в центре внимания только одну, единственно важную. Мысль о голоде, который сливается в одно целое с чудовищной жаждой, и который можно удовлетворить, добравшись до сладко пахнущего горла... Серёга делает шаг назад и покачивает головой:

— Держи дистанцию, Светлый! Убить я тебя не убью, но остановить на время смогу. И будет больно.

Я борюсь с мучительно острым желанием приблизиться к нему незаметно ещё хотя бы на шаг, на расстояние, которое смогу преодолеть одним молниеносным броском.

— Это я. Я — Денис, Серый. Только я ни хрена не могу тебе объяснить.

— Я знаю, Дёня. Держи дистанцию.

— Я не хочу тебя убивать!

— Может, и не хочешь, — соглашается Серега. — Только это не от тебя сейчас зависит...

— Да послушай же!..

— Нет. — Теперь он говорит без злости, но будто через силу и не то, что хотел бы сказать. — Я верю, что ты всё ещё считаешь себя Денисом, прежним человеком. Но это ненадолго. Я знаю, как это бывает, Дёня. Не один раз видел.

— Ты всё знаешь про нас? Про Светлых? Почему ты никогда не говорил мне?

— А ты бы поверил?! Если бы я сказал тебе, что среди твоих предков были кровососы, а я — не просто убийца, но страж человеческого стада, воин-коготь, и зовут меня Золотым Волком, ты бы поверил?

— Тогда — нет. Раньше не поверил бы. Но теперь я готов поверить во что угодно, теперь мы можем поговорить обо всём, понимаешь?!

— Теперь я не верю тебе. Я знаю, что у тебя на уме, Светлый, поэтому лучше тебе не ходить за мной!

— Ещё раз назови меня Светлым — и я вырву тебе глотку!

Серый многозначительно кивает:

— Вот.

— Что — вот?!

— Ты даже не отрицаешь своей жажды убийства. Это сильнее тебя, признай...

— Это ты, ты будишь во мне жажду убийства! Своим тупоголовым упрямством и той дрянью, которой забита твоя башка! Убирайся, беги трусцой, прячь свой трусливый зад в кустах, я не пойду за тобой! Слышишь, я больше никогда не пойду за тобой!!!

Последние слова я выкрикиваю в пустоту, потому что его уже и след простыл. Отлично. Пустота передо мной, пустота внутри, пустота впереди. Закуриваю — а что мне ещё остаётся? — и устало сползаю на землю, прислонившись спиной к широкому дереву. Сначала Марина, теперь Серый. Светлый, жажда крови, метка, опасность, бессмертие... Однако больно-то по-прежнему...

Стон рассекаемого воздуха я слышу чётко и мгновенно, но всё же недостаточно быстро, чтобы успеть увернуться от тяжёлой стрелы, которая входит в левое плечо, как в масло. Рефлекторно ухватываюсь за древко, глубоко ушедшее в дерево, и дёргаю. Рука скользит по холодному металлу, влажному от крови. Пальцы съезжают на острое оперение, которое почти до кости полосует ладонь. Без толку!

Знакомый голос окликает меня по имени, я резко оборачиваюсь вправо — и мгновенно получаю аналогичный подарок во второе плечо. Подавляя боль и панику, обвожу внимательным взглядом пространство перед собой. И одновременно пытаюсь понять, почему ситуация, в которой я, как насекомое, пришпилен булавками к древесине, кажется настолько знакомой...

— Ну, здравствуй, Денис...

Рыжеволосая тварь легко, как белка, спрыгивает с ветки, от которой до земли не меньше пяти метров, и кокетливо отряхивает листья с плеч.

Кира.

Скрип моих зубов, стиснутых от бешенства и ощущения бессилия, слышно, должно быть, на том конце парка. А Кира приближается ко мне демонстративно медленно, плавно покачивая красивыми бёдрами, и улыбается во все тридцать два зуба. В её правой руке — нацеленный на меня небольшой арбалет странной конструкции. Хотя, почему странной? Я же никогда не видел настоящего боевого арбалета так близко. Может, самой обыкновенной конструкции. Бьёт, во всяком случае, хорошо и точно!

"Убей её!" — шепчет проснувшаяся кровь. "Убей волчицу, выпей её!".

Я резко выдыхаю и морщусь от боли. "Убей!". Легко сказать. Тоже мне, боевой командир и советчик!

"С удовольствием! Как только, так сразу! Пусть вот подойдёт поближе, и я волшебным, мать его, образом мгновенно освобожусь! Вот тогда и убью...".

— Извини, я не в том же платье...

Да, она не в платье. Она настолько не в платье, насколько это вообще возможно! Чёрная куртка на "молнии" под горло, чёрные облегающие брюки. Похоже на очень тонкую кожу. И мягкие высокие сапоги из того же материала. Не так эффектно, как в первую нашу встречу, но очень удобно для ночных засад на деревьях...

— К черту платье! Это не главный твой промах.

— ...Но и ты не в лучшей форме, как я погляжу, — заканчивает Кира непринуждённым светским тоном.

— Ты просто не предупреждаешь, дорогая. Не было времени подготовиться и встретить, как следует!..

— Ты так быстро ушёл в прошлый раз, Дон... — томный голос выражает такое искреннее сожаление, что сторонний наблюдатель мог бы и купиться. Но не я. — Я была очень, очень расстроена.

— Мне тоже не хотелось уходить, не попрощавшись. Но у меня было плохое предчувствие на тот вечер. Показалось даже, что меня хотят убить...

Я тяну время. Я просто тяну время. Эта хищница игрива, и я буду жить, пока наш диалог её развлекает. Боли я уже не чувствую, и во мне живёт твёрдая уверенность, что если найти способ извлечь из тела чёртовы стрелы, раны затянутся почти мгновенно. Если только найти способ...