Сегодняшний вчерашний день

Уклон дороги увеличивался, идти становилось тяжелее, да и тропа начала петлять. Янат решил, что вероятнее всего ущелье и есть одно из предположительно естественных образований, о которых он уже размышлял на досуге. Усеянное крупными обломками шлака, порой величиной с деревенский дом, место вызывало уважительно-опасливое к себе отношение. Масштабы его удивляли, и возможность взобраться по отвесной скале представлялась Яну маловероятной. Он с сожалением облизнул губы. Хотелось пить, но воды он не взял, а его спутники жаждой не страдали:

— Еще далеко? — нарушил он почти часовое молчание. Виталий улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Почти пришли. Вы очень храбрая девушка и выносливая, правда. Я удивлен. Вы чувствуете это, Янат?

Ян нетерпеливо дернул плечом. Такие комплименты не впечатляли, он подозревал подвох. Однако его заинтересовали слова Самойлова на счет чувств. Он нетерпеливо огляделся, не очень-то понимая намеки, но ничего особенного не увидел. Дорога стала чуть шире, достигая примерно десяти метров от стены до стены, но прочее осталось прежним. Тихий свист ветра, шорох мелких камней под подошвой ботинок, солнце, припекающее спину, когда его лучи проникали между двух отвесных стен и прохлада, вызывающая легкий озноб, если оно скрывалось за тучами.

Янат хотел бы быть сообразительнее или иметь какие-нибудь телепатические способности, но единственное, что он, пожалуй, реально сумел, это смотреть во все глаза и слушать. И вдруг до него дошло, о чем говорил Самойлов. Сначала ноздри защекотал сладковатый запах, какой-то необыкновенный, странный, волнующий. Аромат был нежным и завораживающим, чем дольше Ян вдыхал, тем сильнее хотелось. Он растерянно посмотрел на Самойлова, но тот пожал плечами, улыбнулся и указал рукой вперед. Янат невольно ускорил шаг, не мог совладать с предвкушением. Ему очень захотелось увидеть источник аромата. Тайна, о, демон искуситель! Ян обожал тайны.

Дорога сделала резкий поворот и ему открылась неожиданная картина. Ущелье резко смыкалось, затем валы расступались, создавая нечто типа площадки-уступа, некоторого природного возвышения, между берегами которого проходила резко сузившаяся тропа. Обрывающиеся сверху шершавые стены шлака блистали на солнце, а между ними и дорогой росли цветы-великаны. Целое поле цветов.

Высокие мясистые стебли фиолетового цвета поднимались над землей метра на полтора, разворачивая круглые, размером с ладонь толстые листья, с ярко желтыми прожилками. На самой верхушке стебля находился единственный бутон светло зеленого оттенка, покрытый светлым пушком. Ян видел закрытые и открытые цветки. В открытых его поразила кроваво-красная сердцевина с белесыми полосками, словно бы содранными с плоти. Одуряющее сладкий, мягкий, обволакивающий запах становился все гуще, насыщеннее. Ему казалось, что он пьет его как напиток, густой и ласкающее пьянящий. Он пошел за Самойловым вперед, боковым зрением отметив, как Любомир остановился, но даже не удивился, не задумался, ему вообще стало все равно. Существовал лишь он, Янат, и эта поляна цветов, аромат которых дарил головокружительную смесь радости и блаженства. Печали, страхи развеялись как дым. Ян был безоблачно, неимоверно счастлив и ему было наплевать на недавние переживания. Ничего более не существовало кроме невыносимо яркого солнца и колышущегося моря стеблей повсюду: слева, справа, вокруг, над головой:

— Тебе хорошо, Яна? — услышал он. Кто-то нагло ворвался в пряничный домик и всколыхнул молочную дымку окутывающего его блаженства, породив недовольство и вернув этим реальные ощущения. Внезапно, Ян почувствовал, какой свинцовой тяжестью налились руки и ноги, что язык едва ворочается во рту, а голова, как мешок с песком неудержимо тянет вниз. Он почти не мог связно мыслить, единственное, на что хватало сил держать глаза открытыми.

Янат почувствовал, как Самойлов хватает его за грудки и валит на землю. Он даже не мог закричать в ответ, лишь беззвучно шевелил губами и выпучивал глаза как лягушка.

Виталий спокойно расстегнул комбинезон Яна до пояса и удовлетворенно сказал:

— Я сомневался, ей богу, действительно сомневался, что вы женщина. Но теперь вижу, правда. Не бойтесь, проснувшись, вы будете так счастливы, и тоска уйдет из этих прекрасных солнечных глаз. Спокойных снов, прекрасное создание иного мира.

Ян неимоверным усилием выгнул позвоночник, но добился лишь того, что Самойлов бесстыже опустил ладонь на его голую грудь и придавил тело к земле.

Последней связной мыслью в его голове была: 'Я знаю, почему он взял с собой Любомира, чтобы этот засранец тащил мое тело обратно!'

25 глава

— Яночка, слышала новости?

Девушка с всклокоченными волосами странного цвета, словно в них перемешалось сразу несколько оттенков — рыжие, шоколадные, льняные и золотистые, подняла голову и посмотрела на говорившего. Ее прозрачно желтые глаза, солнечные, с крапинками янтарного меда, выжидающе смотрели на худую женщину. Свободное одеяние, больше похожее на рубашку без рукавов до колен, висело на собеседнице 'Яночки' как на вешалке. Угловатое лицо с крупным ртом и карими глазами выглядело добродушным и чуть глуповатым.

— Говорят ты волшебница, — забыв о первой своей фразе, затрещала женщина, — у тебя на грядках саженцы растут как заговоренные, ни один не пропал. Золотые руки. А может ты просто секрет какой знаешь, а? Ведь не зря же тебя работать в сады направили?

— Что за новости? — Холодно спросила девушка. Женщина неловко улыбнулась, ей был неприятен такой прием, и это сразу же стало заметно. Но, похоже, садовницу в последнюю очередь интересовали хорошие манеры. Она поднялась с колен и небрежно отряхнула одежду, сшитые воедино рубашку и штаны с блестящей застежкой спереди. Штанины были закатаны до колен, а голени перепачканы землей:

— Там, у озера.

Девушка замерла на одно очень короткое мгновение, которого женщина не заметила и тихо спросила:

— Кто-то новый?

— Да. Странный человек и с ним нет твари. Он один. Представляешь? Давненько такого не случалось.

— Что ты говоришь? — Рассеяно проговорила Яна и неловко пригладила растрепанные волосы. Они были той самой неудобной длины, не короткие и не длинные, торчащие во все стороны неровными прядями. Она нахмурилась, но потом отправила безразличную улыбку стоящей рядом женщине:

— Знаешь, Вера, я хотела бы поглядеть на него.

Женщина хотела ответить, но не успела, Яна быстро ушла. Вера обиженно вздохнула. Ей нравилась спокойная и молчаливая девушка, но иногда в нее словно бес вселялся. Ох, уж молодежь! Девчонка одиночка, хотя уж месяц как живет в поселке, а так и не сдружилась ни с кем. Все дни проводит в огороде, копается на грядках и думает о чем-то своем. Виталий приказал Вере приглядывать за новенькой, напомнил, что им всегда поначалу тяжело адаптироваться. Печалят неясные тени прошлого, преследуют кошмары. Проклятые твари эти навьи! Что такое они делают с людьми, если потом они верят в какие-то непонятные миры и города, твердят о другой жизни и верят глупостям. Здесь все так просто, хорошо и правильно, как можно хотеть чего-то еще?

Яна шла быстро, но как только убедилась, что старая болтушка не преследует ее, села на землю и обхватила голову руками. Что такое с ней творится? Она жила как в тумане. Виталий, Вера, другие говорили ей, что потерянность пройдет, и это всего лишь последствия пыток навий. Они измучили разум Янат иллюзиями, внушили ей странные образы, множество непонятных образов, а причиной тому — ненависть к людям. Но если так, действительно так, то почему ей становиться только хуже?

Первую неделю мир вокруг выглядел реальным: объемным и живым. Она осторожничала, поскольку ничего не помнила о себе, и интуиция казалась единственным проводником в мире полном незнакомцев. В большинстве своем люди были просто вежливы, некоторые относились дружелюбно, остальных она вовсе не интересовала. Янат это не беспокоило. Ее не тянуло к людям, совершенно. Чем больше она старалась выказывать им свое дружелюбие, тем ужаснее себя чувствовала. Как ходить по болоту. Никогда не знаешь заранее, где окажется гнилое место. Яна молча принимала указания, выполняла навязанную работу, не испытывая и толики благодарности к жителям деревни, не понимая почему так и даже испытывая неловкость. Мириам, ее названная сестра, заботилась о Янат и старалась изо всех сил вернуть ей веселость и беззаботность, присущую нормальным людям. Конечно, не все люди были безоблачно счастливы здесь, но Яна сразу поняла — одиночек в деревне не любят, а обособленность считают признаком болезни. Она должна выбрать мужчину и создать семью в течение года. Это сделает ее нормальной в глазах окружающих. Но Янат такая альтернатива не казалась ее свободным выбором, ведущим к правильной жизни, как то утверждал Виталий.

Только природная, какая-то животная осторожность мешала ей признаться улыбчивому Самойлову или Мириам, рассказать о своих подозрениях, секретах своего тела. Яна видела соседку по жилью полуобнаженной, но сама никогда не раздевалась перед ней. Однако причиной такой скромности была вовсе не стеснительность, а страх разоблачения. Она понимала, с ней что-то не так. Ее тело только на первый взгляд не отличалось от Мириам. Янат подозревала, в ее прошлом скрыт некий секрет, но спросить прямо, значит подвергнуться неоправданному риску изгнания, оказавшись не такой как положено, а сама вспомнить она не могла, как ни силилась. Ощущение, которое нельзя облечь в слова — нельзя и точка. Позже начались кошмары, а в голове возник туман, не желающий рассеиваться. Когда Янат пришла в себя после ритуала и поняла, что совершенно ничего не помнит, ей стало страшно и неуютно. Но когда куски воспоминаний постепенно начали вытеснять рассказы о пытках навий, о больной фантазии, о неинтересном, пресном прошлом, а мутные картины, возникающие в голове, стали перемежатся кристально четкими картинками наземной станции — в нее вселился ужас. Яна никому ничего не рассказывала. Одиночество стало ее личной гарантией безопасности. Целыми днями Янат возилась в саду и думала, как ей хотя бы внешне стать похожей на деревенских людей? Всех тех, кто благополучно забыл прошлое и жил спокойно, без кошмарных снов, без внезапных озарений.

Через месяц ей стало хуже. Иногда Яна физически не могла отличить поток образов от реальности, а приходящие воспоминания казались лишенными всякого смысла. Она видела лица, но не знала, кто они и что их с нею связывает. Две ее жизни, прошлая и нынешняя сливались воедино, превращая мир вокруг в хаос. Мириам рассказывала Янат, что ее собственное возвращение к нормальной жизни было не слишком плавным, но постепенно все стало на места, а внушенное навьями превратилось в тени, не причиняющие неудобств. Она никогда никому не задавала лишних вопросов, а Янат напротив распирало от них. Почему ее не ищут? Кем она были до того, как попала к навьям? Откуда она родом?

Янат замкнулась окончательно, едва поняла, что происходит. Она не забывала, а вспоминала. Это знание было смертельно опасным и приходилось очень стараться, чтобы не выдать нарастающие внутри ярость и страх. Пока Самойлов терпел ее фокусы, проводил доброжелательные беседы и, утешая, все намекал, что ей пора бы стать частью общества. Шло время, намеки становились все прозрачнее, а советы жестче.

И вот, сидя на дороге, в пыли, Яна боролась с ощущениями отчаянной беспомощности и жаждой познания. Стоит ей выдать свою слабость — она обречена, так же как и тот, кого втянет в авантюру. Незнакомец, поднявшийся со дна озера, пока еще что-то помнит. Но как узнать, правдивы ли его воспоминания? Если да, у нее есть шанс получить ответы, но если дело в навьях, значит, она просто сходит с ума. Оба варианта пугали. 'Лучше знать' — крутилось в голове. Сердце гулко колотилось где-то в районе горле, в висках бухало, но мысли были ясными. Янат на мгновенье прижала ладони к лицу, потом решительно поднялась. На ее одежде остались пятна пыли, но она не озаботилась стряхнуть их.

Она выглядела совершенно спокойной, когда ступила на песок около озера. Горячий, он неприятно обжигал подошвы, но Яна не обращала внимания. Ее взгляд был прикован к мужчине, неподвижно сидящему на камне у воды. Она рассматривала его одежду, светлые волосы, лежащие мокрыми и тяжелыми прядями на плечах. Незнакомец поставил ногу на камень и оперся подбородком о колено, скрестив пальцы на голени. Он не выглядел потерявшимся или испуганным, ничуть. Напротив, был чрезмерно спокоен. Янат не остановилась, даже не замедлила шаг, хотя все это ее смущало. Она торопилась стать первой, кто заговорит с незнакомцем, страстно желая успеть расспросить его до того, как придут старейшины, и начнутся разговоры про обряд. Тогда единственная возможность будет потеряна. Она сразу же отойдет на задний план и спрячется, чтобы остаться незамеченной в своем любопытстве. Но Янат все равно опоздала. Стоило ей протянуть руку к плечу незнакомца, как раздался голос Самойлова:

— Ты шустра, девочка моя. Откуда такой интерес? — Яна готова была поклясться, Виталий злится. На что? Она непонимающе посмотрела на него и шагнула в сторону. Самойлов изучал ее взглядом несколько секунд, затем улыбнулся и тогда она, неожиданно (для себя) дружелюбно ответила ему:

— Просто пытаюсь следовать твоим пожеланиям. Я узнала о новичке и решила, что это мой шанс. Он такой одинокий, мое сердце дрогнуло, — она скорчила гримасу, выражающую трогательную растерянность и надежду.

— Хорошо-хорошо, дорогуша. Я разрешу тебе побыть с нами, немного. Добро пожаловать, друг! Я староста этой деревни. Мой долг, встретить новичков и помочь им освоиться. Я расскажу вам, что это за место, отвечу на вопросы. А вы, в свою очередь, поведаете, что произошло с вами.

Мужчина повернул голову к Виталию и чуть нахмурившись, посмотрел на него:

— Я вас знаю? Лицо знакомое.

— Сомневаюсь, — рассмеялся Виталий, а Янат снова почувствовала — зло. Она и сама всматривалась в незнакомца, но память ничего не подсказывала.

— Совершенно точно, я вас знаю, — повторил незнакомец и медленно встал. Он был высоким и сухим, жилистым. Светлые глаза смотрели холодно и отстраненно.

Яна почувствовала, как волны опасности исходят от обоих мужчин, словно они в чем-то соперники:

— Исключено, — чуть суше, но все еще улыбаясь, ответил Самойлов. — Мы не знакомы.

Янат не знала, что толкнуло ее на подобный шаг. Она подошла к незнакомцу и, приподнявшись на носочки, обхватила его за шею руками, а затем бесстыже поцеловала, ничуть не таясь Виталия. Услышала, как тот неодобрительно хмыкнул, почувствовала руки на своей талии и открыла глаза. Незнакомец пристально смотрел на нее, продолжая целовать. Тогда она послала ему взглядом одну единственную мысль: 'Заткнись!' Почувствовала улыбку и увидела, как он закрывает глаза, отдаваясь страсти. Она собрала волю в кулак и резко оттолкнула его:

— Славный прием, — рассмеялся мужчина, шутливо подмигивая Самойлову. Тот натянуто улыбался, но явно был раздосадован:

— Яна, думаю, наш новый друг порядком устал. Отведи его в свободную хижину и предложи поесть. Мы поговорим позже, наедине. Иди, детка.