Квартирный вопрос

— Я хотела сказать, чтобы вы не беспокоились из-за квартиры. С документами всё в порядке.

Я коротко попрощалась, на Руслана решила не смотреть, и направилась к выходу. Как только дверь за нами захлопнулась, Сонька схватила меня за локоть и поинтересовалась:

— Ну и кто из них лучше? Внешне.

— Кто? — не сразу сообразила я.

— Мужик этот и твой Глеб. Только постарайся быть объективной, — попросила она. — Кто?

— Глеб, — не раздумывая ответила я, а подружка расстроилась.

— Ясно. Значит, точно сволочь.

Я остановилась у машины и на Соньку посмотрела.

— Почему?

— Потому что мужа меняют, если подворачивается что-то получше. И не смотри на меня так, я не про твоего дядю говорю.

— Я поняла, ты про Глеба.

— Да. А уж если этот хитрющий тип лучше твоего Мартынова, то я даже боюсь представить, во что ты влюбилась.

Я хотела молча сесть в машину, но Сонька меня снова окликнула:

— Жень.

— Что?

— Как ты думаешь, зачем он её искал?

— Чтобы забрать своё.

— Что именно?

— Деньги, Соня.

— За квартиру?

— Сомневаюсь.

— А почему ты думаешь, что деньги?

— А что ещё можно искать с таким упорством?

Сонька хмыкнула и в машину села, а я в последний раз взглянула на пионы. И вдруг заметила, как шевельнулась занавеска в окне. Кажется, за нами наблюдали.

Прошло несколько месяцев, прежде чем я перестала просыпаться среди ночи, чувствуя себя глубоко несчастной. Перед Сонькой и дядей старалась держаться молодцом, улыбалась им, фонтанировала идеями и делилась планами, а на самом деле ночами плакала, чувствуя себя безумно одинокой, а по утрам себя за слёзы ругала. Глупо было плакать. Глеба не было в моей жизни, наверное, по-настоящему вообще никогда не было, я всё себе придумала, он просто мне не мешал. Но всё равно не жалела, не смотря на свои страдания потом. Случилось в моей жизни невероятное приключение, с интересным мужчиной в главной роли, и он подарил мне счастье, пусть совсем ненадолго. Кто знает, может именно эти дни, именно этого человека я буду вспоминать через много лет, когда кроме воспоминаний ничего не останется. О том, как он дарил мне пионы и просил прощения. И делал это так искренне, словно мы были с ним знакомы до этого задолго и он точно знал, что и как нужно говорить, чтобы я перестала обижаться и улыбнулась. Глеб всегда знал, как заставить меня улыбаться. А ещё буду помнить его взгляд и лёгкое:

— Сволочь, Жень.

Сонька предлагала его найти. Поехать в Москву и хотя бы попытаться, но я наотрез отказалась. Зачем? Что я ему скажу при встрече? Простого "здравствуй" явно будет мало. А Глеб будет смотреть на меня с жалостью и растерянностью, не понимая, зачем я приехала, ведь ему-то сказать мне нечего. Если бы было иначе, он бы сказал, и возможно не уехал. Сонька же видела, как я мучаюсь, вот и предлагала сложные решения простой, по сути, проблемы.

— Никуда я не поеду, — сказала я ей достаточно твёрдо в один из дней. — И делать ничего не буду. Всё, забыли.

Подружка с сомнением посмотрела, но спорить со мной не стала.

Наверное, дяде она всё-таки о чём-то проболталась, потому что тот, хоть и не спрашивал меня ни о чём конкретном, но смотрел с печалью и сожалением. Я же только улыбалась, демонстрируя готовность бороться с любыми жизненными неприятностями.

До конца лета я не вылезала с крыши. Злилась на погоду, когда та жалела солнца или посылала дождь. Я рисовала. Как сумасшедшая, иногда по неделе ни с кем не встречалась и не разговаривала. Время от времени приезжала Сонька, качала головой, оглядывая бардак, вызывала уборщицу и привозила мне продукты.

— Работаешь на Третьяковскую галерею?

— На себя.

— Похвально. А Калинин уже руки потирает, предчувствуя прибыль?

— Мне всё равно, Сонь. Получит он своё или нет. Я просто... остановиться не могу, понимаешь?

— Нет. Но думаю, что ничего плохого не происходит, поэтому я спокойна. Твори, деточка, твори.

Я и натворила. Смотрела на купола церквей и старый город, а на холсте появлялось нечто совсем другое. Моё настроение, мои мысли, моя грусть... Наверное, на самом деле что-то стоящее выходило, потому что Димка так на меня посмотрел, когда увидел первые картины, что я предусмотрительно отошла от него, боясь, что он меня целовать кинется. Правда, и повод у него достойный был. В Москве что-то не ладилось, Калинин переживал, в глазах постоянная тревога, а тут прямо ожил. Снова заговорил о персональной выставке и выжидательно на меня посмотрел, видимо, боясь отказа, но в этот раз я противиться не собиралась. У меня только одно условие было — дать мне возможность отдохнуть.

— Я уезжаю, — сообщила я ему.

— Куда это? — забеспокоился он.

— Какая разница? — Я улыбнулась. — Я еду путешествовать.

— Одна? Что за странная блажь?

— Мне всё равно — странная она или нет. Я уезжаю.

Он задумчиво посмотрел.

— Хочешь, я с тобой поеду?

— Не хочу, Дима. Я отдыхать еду. От тебя в том числе.

Я уехала в октябре, когда осень накрыла город. Ветер обрывал с деревьев последние золотые листья, солнца и тепла было всё меньше, дождь стал не приятным разнообразием, а нудной постоянностью. Дописала последнюю и самую важную свою картину, и после того, как её закончила, поняла, что мне на самом деле стало легче. Легче дышать, думать, жить, и будущее уже не кажется размытым, невзрачным пятном. Мне на самом деле захотелось смены обстановки, новых впечатлений, ярких красок. Кричать захотелось, причём от счастья. Правда, до счастья мне было далеко, это я тоже понимала, но главное, что появилась надежда.

Накануне моего отъезда приехал Димка, чтобы забрать ещё несколько картин, которые собирался отвезти в Москву, долго разглядывал мою последнюю "особенную" работу, а я запретила ему её забирать.

— Почему?

— Я хочу, чтобы она осталась здесь.

— Интересно... А чем тебя так привлекли окна дома напротив?

Я остановилась рядом с ним и тоже стала смотреть на картину. На распахнутое настежь окно, на лёгкую занавеску, которую трепал ветер, на цветы в горшке на подоконнике... Через окно видно большое зеркало в квартире на стене, а в зеркале, если хорошо присмотреться, можно разглядеть силуэт мужчины. Создавалось впечатление, что он притаился за занавеской и за кем-то подглядывает в окно. Я знала, что он там и за кем наблюдает, а Димка... он просто об этом не догадывался, потому что не чувствовал.

— Иногда мне кажется, что на меня смотрят оттуда.

Калинин нахмурился.

— Кто?

— Не знаю.

— А ты в милицию звонила?

Я посмотрела на него.

— Дима... — начала я, но потом вдруг передумала что-либо ему говорить. — Бери картины и иди, мне собираться надо.

— Куда ты едешь?

— В Лондон. А потом в Мадрид. Или в Марсель. Какая разница, Дима? Я еду путешествовать.

— Мне не нравится, что ты едешь одна. Я не уверен...

— Димочка, тебе не должно это нравиться.

Калинин обернулся в дверях и на меня поглядел с улыбкой.

— А вдруг когда ты вернёшься, всё изменится? Я на это надеюсь.

— Сомневаюсь. Что изменится, то есть.

— А я всё равно надеюсь. Пока?

— Пока, Дима.

— Я жду твоего возвращения.

— Лучше готовь выставку, — посоветовала я, и дверь за ним закрыла.

Вернулась в родной город спустя два месяца, уставшая, но довольная собой. Даже не верилось, что столько времени прошло. Я на месте ни дня не сидела, перебиралась из города в город, изматывала себя пешими прогулками и захлёбывалась впечатлениями. В Европе я и раньше бывала, но времени, для того, чтобы увидеть всё, что хотелось, никогда не хватало. А тут меня никто не торопил, не ныл, умоляя заглянуть в ещё один магазин, и не тащил вечером в ресторан. Можно было гулять, пока ноги не начинали гудеть от усталости, часами просиживать с альбом для набросков в каком-нибудь удивительном месте или показавшемся мне удивительным, спокойно сидеть в кафе и не ужинать. За два месяца я похудела, сделала новую стрижку, обновила гардероб и теперь, когда смотрела на себя в зеркало, сама себе нравилась. Вот только в душе всё равно осталась какая-то заноза, которая саднила и саднила. Даже если я была спокойна и всем довольна, стоило только мысленно вернуться домой, как снова накатывала тревога.

Родной город встретил меня метелью и сугробами. Нарядной новогодней ёлкой перед главным городским собором и привычным перезвоном колоколов. Машина остановилась на светофоре, и я посмотрела на белокаменный собор. Дядя сидел рядом со мной, держал за руку, радовался моему возвращению, а я слушала перезвон. Он лучше всего остального говорил мне о том, что я дома. Оказывается, я скучала сильнее, чем думала.

— А что это ты так исхудала? — недовольно поинтересовался дядя, разглядывая меня, а я поймала на себе любопытный взгляд водителя, брошенный в зеркало заднего вида.

— Чуть-чуть, — негромко ответила я.

— Когда чуть-чуть, не заметно, а тут...

Я стукнула его по коленке.

— Прекрати.

— Я о тебе забочусь.

— Так модно.

— Чтобы щёки вваливались?

Я повернулась к дяде и веско заметила:

— Ты на Соньку посмотри.

Он смущённо кашлянул и слегка толкнул в плечо водителя, который совершенно наглым образом подслушивал и даже скрыть этого не пытался.

— На дорогу гляди, хватит уши греть.

— Да, Борис Владимирович, — скучно отозвался молодой человек, а мне смешно стало.

— Ты хоть отдохнула?

Я сунула руку под дядин локоть и привалилась к его плечу.

— Всё хорошо. И отдохнула я, и насмотрелась всего. По дому соскучилась.

— Соскучилась — это хорошо. — Дядя поцеловал меня в висок и тут же сморщил нос. — И причёска новая... Вернулась какая-то... Я тебя не узнаю.

Я рассмеялась.

— Привыкнешь.

В собственной квартире меня что-то смущало, я ходила по комнатам, оглядывалась и никак не могла понять, что именно. Вроде всё на своих местах, всё прибрано (видимо, готовились к моему возвращению), картины там, где я их и оставила, без меня их никто не трогал, боялись. На кухне всё сверкает... А потом поняла. Балконные двери наглухо закрыты. Зима ведь. Я подошла к окну и отдёрнула занавеску. Вся крыша была завалена снегом. Так непривычно...

Я в первый раз зимую в этой квартире. И надо привыкнуть, что моя крыша — зимой просто крыша, и ничего больше. Что даже неплохо. Крыша вызывала слишком много не нужных воспоминаний.

— Всё на местах, ты довольна? — спросила Сонька, приехав на следующий день рано утром и подняв меня с постели. Я бродила по кухне в пижаме и зевала, а подружка, в отличие от меня, была переполнена энергией.

— Уборкой? Конечно, довольна. Спасибо, что побеспокоилась. Мне совершенно не охота заниматься домашними делами.

— Я так и подумала.

Сонька разбирала подарки, что я привезла ей из своих странствий, шуршала пакетами, с довольным видом вертелась перед зеркалом и на меня не смотрела.

— Чай будешь? — спросила я.

— А кофе нет?

— Я веду здоровый образ жизни. Кофе бой!

— Ужас какой... С чего это ты вдруг?

— Не знаю, захотелось. У меня новая блажь, — выдала я и рассмеялась.

— Ты похудела, — заметила Сонька.

— На шесть килограмм, — похвастала я.

Подружка кивнула.

— Боря сказал, что до ужасающего состояния.

— Он преувеличил.

— Это я вижу. Ты решила начать новую жизнь?

— В каком-то смысле. Учусь относиться ко всему спокойнее, а не бросаться в омут с головой.

— Классный шарфик, — Сонька подбросила в воздух шифоновый шарфик, и он красиво опустился ей на руку. — К моему голубому платью подойдёт.

— Я под платье и покупала.

— Хотела к тебе приехать, на недельку хотя бы, но Боря с делами закрутился... Ты же знаешь, когда у него много работы, он совершенно о себе не заботится. Даже есть забывает. За ним надо приглядывать.

— У вас всё хорошо?

Сонька повернула голову и трижды плюнула через левое плечо.

— Не сглазь. Даже не говори ничего.

Я улыбнулась, налила себе чай и присела за стол.

— Хорошо, не буду.

— Появилась тут одна... мадам. Юрист новый. Вся из себя такая ходит и глазками по сторонам стреляет.

— И что?

— Что? Она ему улыбается: "Борис Владимирович, я так рада с вами познакомиться!", а он довольно ухмыляется. Нет, Жень, вот ты подумай, я рядом стою, а он ей улыбается! Бабник...

— Ты знала, на кого нацелилась. Чего жалуешься?

— Да не жалуюсь я. Возмущаюсь. Бывают же такие наглые особы! — Сонька снова посмотрела на шарфик. — Ужин надо приготовить.

— Утро ведь...

— Я о романтическом ужине.

— А-а...

— Вина купить, приготовить что-нибудь особенное.

— Свечи зажечь, — подсказала я, но Сонька отмахнулась.

— Боря не любит свечи.

— Ну и отлично, мороки меньше. А зачем ты мне всё это говоришь?

— Я же сказала, нужно приготовить что-нибудь особенное. Помнишь, ты как-то гуся запекала? С апельсинами.

Я спрятала понимающую улыбку и серьёзно поинтересовалась:

— Тебе рецепт дать?

Сонька посверлила меня взглядом.

— Издеваешься? Гуся мне сделай.

— Не могу, Сонь. Я же на диете. Ничего не готовлю. Но проконсультировать могу.

— Спасибо. Закажу в ресторане.

— Не обижайся, — попросила я.

Она только рукой махнула, собрала свои подарки и засобиралась, сославшись на работу. Но перед тем как выйти за дверь, поцеловала меня и сказала:

— Если я спалю кухню, это будет твоя вина.

— Ничего. Я однажды спалила, зато готовить научилась. Вдруг и с тобой сработает?

— Не любишь ты меня.

Я рассмеялась и подтолкнула её за порог.

— Иди уже.

На следующий день явился Димка. С видом победителя прошёл в гостиную, бросил портфель на кресло и раскинул руки в стороны.

— Скажи, что ты меня любишь!

Я задумчиво хмыкнула и спокойно прошла мимо него на кухню.

— Не скажу. Но почему ты выглядишь таким довольным — мне интересно.

Димка понаблюдал за мной минуту, потом подошёл поближе, но когда понял, что я ему на шею бросаться не собираюсь, отошёл и присел на высокий табурет.

— Ева, ты изменилась.

— Ты понял это за две минуты?

— Я про внешние изменения, другие оценить пока не успел. Выглядишь потрясающе.

— Правда?

Он кивнул.

— Не ожидал. Честно.

Я повернулась к нему и встретила его взгляд. Хотела проверить свою реакцию. Надеялась, что за два месяца сомнения в душе немного улеглись и рядом с Димкой я смогу что-то почувствовать. Думала, вдруг увижу его и пойму, что по-настоящему соскучилась, что накроет прошлое чувство, хоть уже и не такое острое, но пока ничего не происходило. Димка сидел, красиво откинувшись на спинку, поза была немного вызывающая, но в то же время заявляла о его уверенности в себе. Дорогой костюм, белоснежная рубашка, галстук, живописно сбитый немного набок, и красивое мужественное лицо с правильными чертами. Но самое главное взгляд — тёплый, проникновенный, с насмешливой искоркой. Он всем своим видом, словно старался мне сказать — ну куда ты денешься от меня, дурочка?

Полгода назад бы мне такой подарок. Я бы, наверное, не отказалась.