The Immortality

Ника спустилась по ступенькам и, распахнув подъездную дверь, вдохнула свежий воздух. Припаркованный "БМВ" отозвался на нажатие кнопки пульта сигнализации тихим писком. Ника села в машину и включила печку. Голова бессильно упала на обнимающие руль руки. Она вернется через два, может, три часа, впитав капли наслаждения и, возможно, получив немного Света от чужих глаз. Это не в первый раз. Она помнила всех мужчин до одного. Каждый из них был попыткой избавиться от душащего чувства одиночества. Эти встречи со случайными людьми всегда сулили водоворот эмоций и огонь "чего-то неправильного". Мама в детстве постоянно повторяла, что мужчина должен быть одним и на всю жизнь. Строгость, окутавшая юность Ники, подконтрольное время возвращения домой и постоянное обозначение своего местоположения не были в тягость. Но лишь до первого раза, первого глотка свободы, когда окружающая жизнь лавиной накрыла ошеломленную девушку своей непредсказуемостью, выбивая почву из-под ног. "В жизни не может быть уверенности, а значит и рамок нет", — сказала однажды Ника матери, и та впервые посмотрела на дочь другими глазами. Одна за другой пали стены воспитания, обнажая непокорную и неожиданно свободолюбивую душу. Ника поклялась никогда больше не придумывать себе правила и не признавать законы других. Именно в этом они и сошлись с Лестатом — в отсутствии ограничений. Но что-то изменилось, что-то пошло не так. Ника не могла думать о предстоящей встрече, предвкушая удовольствие. Она видела лишь лицо мужа. Вот Лестат сидит с гитарой на полу, иногда прерывая игру, чтобы записать переходы или строчки; вот он улыбается, протягивая подкуренную сигарету; он поворачивает голову от толпы возле сцены и делает жест продолжать играть, а сам ненадолго убегает за кулисы. Ника представила его глаза, неизменно наполненные грустью, даже когда грудь сотрясается от смеха. Она вынула ключ и вышла из машины.

Дверь недовольно скрипнула. В нос ударил запах сигарет. Лестат сидел в прихожей, похоже, все это время. Ника облокотилась на закрытую дверь и сползла на пол, ежась от внезапно накатившего холода. Их глаза встретились влажным блеском, и Лестат, поставив на пол чашку, подполз к жене. Они сжимали руками одежду на спинах друг друга, не говоря ни слова. Они старались прижаться как можно сильнее телами, ставшими неожиданно родными.

— Я тебе рубашку тушью замарала, — проговорила Ника, шмыгая носом.

Улыбнувшись, Лестат снял влажную на плече рубаху и отбросил в сторону. Он поднял жену на руки и принес на кровать. Одежда, от пальто до блузки, горкой упала на пол.

— Ника, — Лестат отстранился и до боли сжал плечо жены, словно не давая ускользнуть, — я не хочу больше ни с кем тебя делить и ни с кем собой делиться.

— Я тоже, — ответила она сквозь туман раскаяния за ошибки, которых больше никогда не повторит.

5.

Саша любил работу в TCI. Любой человек, проработавший хотя бы год в этой огромной компании, начинал смотреть на музыкантов, как на обычных людей со своими слабостями и психологическими проблемами. Но только не Саша. Прирожденный фанат рок-н-ролла, он старался за короткое время пребывание в столице заслужить искреннюю дружбу служителей этого культа, искренне восхищаясь ими. Узнав о выходке фронтмена "Sacrament", он задался целью пригласить "Истерику" на загородную попойку. Что, собственно, и сделал. Отказ русских музыкантов, которые в этот день выезжали в Питер на съемку рекламного видео-ролика Сашу немало огорчил, зато Лав приехать обещал.

Рыжий заехал за Алексом в субботу около двух дня.

— Кто бы мог подумать, что вы еще и рекламой занимаетесь, — сказал Саша, наблюдая за хаотичными высокоскоростными сборами Лилит.

Отложив сумку, девушка подошла к нему вплотную и грозно произнесла:

— Если выдашь наш секрет, я принесу тебя в жертву Сатане.

Саша сделал испуганные глаза, но не выдержал и тут же рассмеялся.

— Вот и пойми вас, готов.

— Мы не готы-ы-ы-ы! — визгливо прокричала Лилит уже из кухни, прикосновения к ненавистной теме вызывали в ней истерическое возмущение. — Ну сколько раз просить не вешать на нас ярлыки! Какой-нибудь журналист накачается пива и садится писать статью, определяя появившуюся группу как ему вздумается, а потом заядлые приверженцы этого стиля начинают музыкантов поливать грязью, мол, они косят под готов-панков-металлистов, да еще и поклонников презирают, — она завелась не на шутку и выскочила из кухни с чайником в руке, отчаянно жестикулируя. — Сколько раз так было? Допустим, сами "HIM" никогда себя готикой не называли. Это какому-то дилетанту-обозревателю вступило в голову так их обозначить, а крайним Вало оказался. Девочки-фанатки дружно анкхов понацепили и побежали пить абсент на кладбище. Про музыку все тут же забыли, давай дружно обсуждать, что Вилле благодаря своей красивой мордашке, да имиджу получил популярность. И мало кого волнует, что в продюсерских компаниях не по одежке встречают, а по демо-дискам.

— Ты сейчас кипяток на себя выльешь, — заметил Алекс, но встретив полный благородного гнева взгляд, покорно забрал чайник из рук Лилит и унес на кухню.

А Саше перепалка доставляла истинное удовольствие.

— Но ведь Пи-Ар тоже имеет место быть, — возразил он.

— Конечно, — всплеснула руками Лилит и упала на диван рядом с рыжим. Ей во что бы то ни стало требовалось переубедить Сашу, словно от этого зависели жизни миллионов. — Но лишь как инструмент оповещения как можно большего количества людей о появившемся имени. Это та же реклама, только одушевленного бренда. За раскрутку заведомо провального проекта никто не возьмется. За дерьмо никто денег не даст, даже за красивое. Потому что какой бы сногсшибательной ни была реклама, если продукт некачественный, он не окупит расходы. Вот и все.

— Мда, сложно спорить с сапожником о сапогах.

Лилит улыбнулась и, довольная победой, еще раз проверила собранные вещи. К отъезду все было готово. Она взяла со стола карту и протянула Алексу.

— Я здесь обозначила, как проехать в Жуковку-Хиллз, а там уже дорисуешь.

Саша удивленно уставился на Алекса.

— Ты что на своей тачке ехать собрался?

— Не люблю зависеть от кого-то, — пояснил Лав, разглядывая маршрут. — Я за тобой поеду, чтобы обратно в любой момент суметь уехать. А то я уже знаю, как вы, русские, пьете.

— Не больше чем финны, — ухмыльнулся рыжий и ушел обуваться.

День выдался безветренным, и мелкие снежинки по ровным линиям спускались с неба. Саша поставил свою машину на разогрев и подошел к Лилит.

— Жаль, что ты не с нами.

— Я в любом случае бы не поехала, — с искренним сожалением ответила девушка. — Сегодня "Undead" клип снимают, если б не рекламные съемки, все поехали бы туда.

— Так вот кто этих ребят ведет! — изумленно воскликнул Саша. — И где вы их откопали?

— Не знаю, Лекси на каком-то сборном концерте высмотрела. Любит она статус первооткрывателя. Ладно, мужчины, удачно вам погулять.

Алекс поцеловал Лилит на прощание и новенькая "Митсубиси", точная копия недавно разбитой, тронулась с места. Лав проводил взглядом петлявшую кровавым пятном по белому снегу машину и с трудом подавил желание сорваться следом. Необъяснимая тоска убила желание веселиться за городом с незнакомыми людьми. После приезда в Москву они ни разу не расставались так надолго, и предстоящие сутки порознь показались Алексу настоящим испытанием.

"Что за чушь! Невозможно постоянно мозолить глаза друг другу", — встряхнул себя финн и обернулся к Саше. — Ну что, по лошадям?

— По коням, нерусь ты наш, — засмеялся рыжий. — Только не отставай.

— Не надейся, — крикнул Алекс сквозь рев мотора.

* * *

Осмотрев пологую местность, простиравшуюся в нескольких километрах от Москвы, Игорь поправил кепку и довольным тоном констатировал:

— Хорошо!

Он поплотнее застегнул куртку, чтобы пронизывающий ветер не катался по телу, и направился к микроавтобусу. Его шаркающая походка выдавала человека, которому уже надоело работать. Игорь мечтал уехать в тихий домик на берегу речки и жить спокойной жизнью, вдали от столичной суеты и пестрой шумихи шоу-бизнеса. Но богема никак не отпускала одного из лучших режиссеров на заслуженный отдых. Предложения о съемках видео-клипов сыпались, как из рога изобилия. И каждый раз Игорь выбирал интересный на его взгляд проект, чтобы "тряхнуть стариной" и сделать свое лучшее в жизни, последнее видео. Поэтому, когда ему позвонила менеджер "Истерики", группы, которая всегда снимала клипы самостоятельно, и попросила сделать "визитную карточку" для молодых исполнителей, Игорь подумал: "Это оно".

Для первого видео выбрали "I am The Death". Сценарий, предложенный Игорем, строился на обычной для подобных сюжетов теме охоты. Музыканты представлялись вампирами. Главная роль — роль жертвы — досталась Марии — девушке, выбранной путем длительного кастинга из десятков темноволосых красавиц.

Видео начиналось с кадра, в котором Мария, укутанная предрассветными сумерками, надевает наушники и включает MP3-плеер. Под музыку она идет по заполненным людьми, машинами и огнями улицам. Ее память вырывает обрывки прошедшей в клубе ночи и людей, с которыми она танцевала и целовалась. Ее партнерами были все музыканты "Undead", включая Энн. Сначала Мария идет одна, преодолевая бьющий в лицо ветер. Затем за ее спиной один за другим появляются люди из воспоминаний. Они выглядят бестелесными тенями в развевающихся плащах. Во время проигрыша Мария понимает, что ее преследуют, оглядывается, замечая группу. В ужасе она бежит, но "вампиры" не отстают. Музыка достигает своего апогея и срывается на одинокие звуки финального хода клавишных в тот момент, когда Мария осознает, что убежать не удастся и, остановившись, оборачивается. Надвигающиеся "тени" поглощают ее. В финальном кадре на опустевшей улице лежит плеер, переключая композицию. Действие клипа перемешивается со съемками играющей группы среди белого снега.

Погода немного подвела спокойствием воздуха и для имитации ветра выставили шесть мощнейших вентиляторов. Света же, напротив, было предостаточно.

— Раздевайтесь, — крикнул Игорь музыкантам, когда техники отрегулировали направление "ветра" и настроили объективы.

"Undead" побросали куртки на футляры от инструментов и вышли на площадку. Снег скрипел под ногами, беспощадно заполняя ботинки, но музыканты стойко преодолевали мороз, довольно заигрывающий с их легкими кофточками под плащами.

Игорь расставил группу и отошел к камере.

— Фонограмма!

Зазвучала музыка. Композицию пустили в удвоенной скорости, чтобы при нормальном просмотре создавался эффект замедленной съемки. Вкупе с порывами ветра, развевающего волосы и теребящего одежду музыкантов, это должно было смотреться потрясающе. Лучше всех съемку переносил Джон, согреваясь интенсивной игрой а-ля Юсси69. Гитаристы радовались, что непопадание по струнам окоченевшими пальцами никто не услышит. У Энн от холода сводило скулы, но она лишь добавляла дерзости во взгляд, что делало ее лицо более чувственным.

Камера плясала вокруг группы, выхватывая музыкантов с разных ракурсов. Энн следовала за движениями объектива, направляя взгляд в оптический глаз. Из-за необходимых перерывов на обогрев съемки продлились до позднего вечера.

Микроавтобус осторожно скользил по прессованному снегу до города, слегка поскрипывая на поворотах. В салоне стояла жара, но никто даже не заикнулся открыть окна — вся съемочная группа настолько околела, что готова была испариться, нежели высунуть нос на улицу. Терпкий запах бензина, сигарет и коньяка пропитал кабину.

— "Рыба" клипа будет готова на следующей неделе, — Игорь не мог думать ни о чем другом, хотя разговоры в автобусе давно ушли далеко за пределы работы. — Я сразу оповещу Лекси.

— Жаль, что истериковцев не было, — вздохнул Леша.

— А почему они, кстати, не приехали? — спросил у Энн Джон.

Девушка уже не удивлялась подобным вопросам, негласно она стала связующим звеном между "Undead" и "Истерикой"

— Лекси сказала, что они тоже выехали сегодня на какие-то съемки.

— Съемки? — удивился Серж, он все еще пытался отогреть пальцы, но посиневшие ладони до сих пор покалывало. — Они же только что клип выпустили.

— Вряд ли это клип. Алекс не с ними. Он куда-то пить поехал с одним их менеджеров TCI, который гастролями "Sacrament" в Москве занимался.

— Вот как, — задумчиво проговорил Вик. — А куда не знаешь?

— Кажется, в Жуковку-Хиллз, — пожала плечами Энн. — Он еще хотел новую машину испытать. Они с Лил одинаковые "Митсубиси" купили.

— Значит, он уже без нее по гулянкам ездит, — недобрая усмешка сама собой расползлась по его губам.

— Прекрати обольщаться, — строго шепнула Энн.

— А что прикажешь делать? Сопли на кулак мотать, как ты?

Их взгляды встретились и Энн почувствовала отвращение. В глазах брата не было ни капли здравого смысла или сознательности, только самодовольное ехидство.

— Неужели для тебя ее счастье ничего не значит? — не желая верить в это, спросила она. — Неужели ты думаешь только о себе? Это неправильно, Вик. Это подло.

— Зато искренне, — ответил он.

За окнами замелькали огни города, предвещая скорый плотный ужин и мягкую постель. Энн раздвинула шторы и уставилась на дорогу. Негодование сменилось брезгливостью. Маниакальная упертость Вика раздражала, и девушка не представляла, как с ней бороться. Внутри разыгралась жестокая борьба между злостью и любовью к брату, одинаково сильные противоречивые чувства бились не на жизнь, а насмерть, оставляя в сердце лужи крови и зловонную грязь. Но, как часто бывает с женщинами, любовь победила.

Весело шумел телевизор. Мать с отчимом были дома. Поужинав, брат с сестрой заперлись в комнате. Они валялись каждый на своей кровати и пытались вникнуть в дебри экзаменационных предметов. Когда голова переполнилась формулами и перед глазами запрыгали переменные, Энн отложила книгу.

— Вик, с тобой все в порядке?

Не дождавшись реакции, она пересела на кровать брата. Вик уже полчаса смотрел на одну строку, задумавшись о чем-то своем, и при появлении сестры вздрогнул.

— Все хорошо? — спросила девушка, обнимая брата.

— Да, — ответил он и отложил учебник.

— Ты думаешь о ней?

— Мне сложно думать о чем-либо другом, — сухо ответил Вик. Недавний разговор вырастил между ним и Энн стену, за которой Вику было спокойнее. Слишком остро он чувствовал ее тщательно скрываемое отчуждение.

— Как я тебя понимаю! — Энн сама положила его руку на свое плечо. Ей хотелось вернуть их единство, только так она могла попытаться переубедить его, сломить твердую уверенность и непреклонность.

— Да как ты можешь так говорить, если я сам себя понять не могу?! — раздраженно воскликнул Вик.

— Знаешь, гораздо проще сказать "я тебя понимаю" другому человеку, нежели самому себе, — ответила Энн и прижалась сильнее. — Потому что понимать кого-то, означает, что ты сам когда-то испытывал подобные чувства. А понимать себя, значит разобраться в их причине. На это способны немногие.