| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Благо в таком отдыхе недостатка у него точно не ожидалось, скорее, наоборот, на ближайшие годы 'отдыхом' он был обеспечен на двести сорок часов в сутки, если не на четыреста восемьдесят. Вообще, объект искренне удивлял полковника Ленкова — ведь не глупый был человек, и, при этом, он плюнул на все, включая немаленькие полномочия НГШ, даже после урезания их Ворошиловым. Вместо того чтобы укреплять и расширять свои возможности, что он вполне мог делать и в оригинале, Тухачевский предпочитал светски развлекаться. Весьма странно — и ведь никак нельзя сказать, что 'В детстве он слаще морковки ничего не ел', поэтому и начал 'добирать недоданное', дорвавшись до власти. И иллюзий относительно нравов окружающего террариума у него быть никак не могло, поскольку он сам был его частью — да что говорить, если будучи командующим в Минске, Тухачевский поступил как и все крупные военачальники Красной Армии того времени, сформировав свою 'преторианскую гвардию' (было в РеИ — оперативно-боевое подразделение было сформировано из бойцов и командиров 27-й и 33-й стрелковых дивизий — В.Т.). Очень странно себя вел Михаил свет Николаевич — и рациональных объяснений этому как-то не находилось, если не считать за таковое 'звездную болезнь' в особо тяжелой форме, излечимой лишь свинцовыми пилюлями.
— Ладно, хватит отвлеченных размышлений — работы невпроворот — одернул себя Вячеслав Владимирович.
Реалии были, мягко говоря, не располагающими к оптимистичному взгляду на возможное будущее. Советский Союз не имел очень многого из того, что жизненно необходимо для развитой страны — станкостроения и производства алмазного инструмента; серьезного производства двигателей внутреннего сгорания, что карбюраторных, что дизельных; развитого производства специальных сталей и вообще не имел производства алюминия; в зачаточном состоянии находились автомобильная промышленность, авиастроение и производство гусеничной техники, не было радиопромышленности. Все это предстояло разгребать, ставить на ноги, выводить на должный уровень.
Естественно, никто, находясь в здравом уме и трезвой памяти, не доверил бы Тухачевскому руководство любой из перечисленных отраслей — да этого и не следовало делать, поскольку полковник Ленков был диверсантом, хоть и с высшим техническим образованием. Но, влиять на события можно не только прямо, но и опосредованно — а, вот этому Вячеслава Владимировича учить было излишне, он сам мог научить кого угодно.
Исходные позиции для такого влияния были очень неплохи, поскольку в реальной истории объект дружил с Орджоникидзе, Куйбышевым, Кировым. Получение в свое распоряжение научно-технической разведки позволяло осуществлять ускоренное получение СССР самой передовой информации — а, при случае, вбрасывать опережающую информацию. Наличие же независимых источников финансирования обеспечивало намного большую 'свободу рук' по массе позиций — если покупка вооружения и военной техники была предельно затруднена, то с приобретением технологий и оборудования 'двойного назначения' дела обстояли заметно свободнее.
Был и опыт 'боевого отряда партии', сиречь, КГБ СССР 70-х годов, а, именно, широко известной в довольно узких кругах швейцарской компании 'Гленкор', специализировавшейся на посредничестве в торговле Запада со странами, находящимися под санкциями. Этот опыт полковник Ленков собирался творчески переосмыслить применительно к нынешним временам. Конечно, торговля 'с черного хода' была не совсем тем, что было нужно — но, лучше такая торговля, чем никакой.
Но, чтобы опосредованно влиять на развитие советской промышленности тоже нужны были основания. Не стал бы тот же Орджоникидзе, имевший привычку яростно противиться любым попыткам выделить из подчиненного ему наркомату тяжелой промышленности хоть что-то — а это требовалось для лучшей управляемости промышленности, поскольку Наркомтяжпром быстро стал почти неуправляемым из-за своих размеров монстром — спокойно прислушиваться к просто советам 'друга Миши', пусть и самым толковым, пусть и поданным в самой деликатной форме. Была у него такая особенность характера, воспринимать наркомат как свое удельное княжество.
Поэтому заходить следовало с другой стороны. Если Михаил Николаевич отвечает за перевооружение, пусть, поначалу всего одного рода войск — и в этом качестве взаимодействует с 'другом Серго' — то, подавать можно было иначе, в форме, которую примет Орджоникидзе. Например, в такой форме: 'Серго, мои орлы раскопали, что в производстве деталей для артиллерийских орудий в Англии стали использовать станки-полуавтоматы/многошпиндельные станки. Эти штуки, оказывается, позволяют производить массовые детали со стабильно высоким качеством. Начали копать — выяснилось, что делают их в Америке. Копнули поглубже — оказалось, что их можно прикупить через третьи руки. Как ты думаешь, стоит приспособить такую штуку для нашего артиллерийского производства — или не нужна она?'. С учетом того, что брак был бичом советской промышленности этого времени, можно было не сомневаться в том, что Серго уцепится за предложение обеими руками — и вылезет из кожи, но, сделает все, возможное и невозможное, чтобы внедрить такие станки на всех ключевых производствах. Пара-тройка таких предложений 'широкого профиля' — и, Орджоникидзе сам начнет просить 'друга Мишу' поспособствовать в добывании научно-технической информации.
Аналогичные 'номера' можно было 'отколоть' и с Кировым, и с Куйбышевым, с тем различием, что 'Миронычу' понадобятся новшества, которые можно будет внедрить на предприятиях Ленинграда, одного из основных промышленных центров СССР; Валериану Владимировичу будет нужна экономическая информация более общего характера, о реальных производственных возможностях и финансовом положении конкретных фирм, с которыми СССР вел дела. Наверняка большим спросом у него будет пользоваться компромат на неуступчивых западных бизнесменов.
Насколько такие действия укрепят авторитет Тухачевского в партийных и государственных структурах, говорить было излишне. Дополнительным плюсом была наработка связей с капитанами советской промышленности — когда товарищи поймут, кто может разрешить их проблемы с технологиями, уникальными станками и оборудованием, то, к Михаилу Николаевичу 'не зарастет народная тропа'. А это тоже опора, пусть и не столь серьезная, как положение лидера советской военной элиты, но и не мелочь.
Под этой 'маркой' можно было расширять штаты и получать изрядное финансирование официальной спецслужбы — после наработки достаточного авторитета в этой области достаточно будет попечалиться за коньячком Ворошилову, на тяжкую жизнь научно-технической разведки, которой, вот беда, не хватает ни людей, ни денег. Дескать, товарищи завалили работой — никак не успеваем со всем справиться. В чем-чем, а в 'аппаратных течениях' нарком ориентировался виртуозно — и, прекрасно понимал, что все трое не забывают сообщать 'другу Кобе' о неоценимой помощи, которую им оказывает 'друг Миша'. В общем, Ворошилову дешевле будет дать все запрошенное, в особенности, если Тухачевский не будет забывать упоминать о всесторонней помощи, оказываемой наркомом.
Другой вопрос, что для организации такого положения дел предстояло изрядно попотеть. Начинать же надо было с малого. Перевооружение артиллерии РККА было той самой 'отмычкой', позволявшей постепенно, шаг за шагом, опосредованно влияя на советскую промышленность, добиться изменений к лучшему.
Итак, артиллерия Красной Армии — исходить следовало не только из того, какие орудия необходимы, но и, к сожалению, крайне скромных производственных возможностей советской промышленности конца 20-х годов. Конечно, следовало подумать и о работе на перспективу, исходя из тех факторов, что к середине 30-х годов ВПК СССР справится с большей частью нынешних проблем, а к тому времени понадобятся новые модели артиллерийских орудий — с учетом этого, работу надо было начинать уже сейчас, ведь срок проектирования новой системы обычно занимает от 3 до 10 лет, а наработок от 'царя-батюшки' практически не осталось.
Так что сейчас надо было составить перспективный план, рассчитанный на 10-15 лет. Разумеется, сразу его предъявлять было нельзя — такого 'громадья планов' никто бы всерьез не воспринял; начинать надо было с того, что можно было сделать в ближайшие 3-5 лет, не больше.
В наличии имелось крупносерийное производство артиллерийских стволов и боеприпасов калибров 76-мм, 122-мм и 152-мм. Также имелись мелкосерийные производства для калибров 37-мм, 47-мм, 57-мм, 102-мм, 107-мм, 114-мм, 120-мм, 130-мм, 203-мм, 254-мм, 305-мм и 356-мм. Прискорбным фактом был острейший дефицит специальных сталей, прецизионных станков, квалифицированной рабочей силы, цветных металлов, низкий уровень производства порохов и взрывчатки. Впрочем, два последних пункта автоматически вытекало из недопустимо низкого уровня развития химической промышленности — производство концентрированной азотной кислоты и толуола находились в зачаточном состоянии, если исходить из потребностей армии великой державы.
Повышать же огневую мощь Красной Армии, прежде всего, ее основ, пехоты и артиллерии, следовало немедленно. Исходя из этого, программу следовало разделить на две части, неотложную и перспективную.
Неотложную часть следовало начинать на имеющейся и могущей быть введенной в строй в ближайшие годы производственной и технологической базе. Соответственно, артиллерийские системы должны быть рассчитаны на использование в нынешних стрелковых и кавалерийских дивизиях, на конную тягу.
Во-первых, следовало сделать то же, что было сделано в реальной истории — модернизировать выстрел трехдюймовки, увеличив навеску пороха и сделав снаряд с улучшенной аэродинамикой; также надо было модернизировать и основные орудия РККА — 76-мм дивизионную пушку обр. 1902 года, 122-мм дивизионную гаубицу обр. 1910 года, 107-мм корпусную пушку обр. 1910 года и 152-мм гаубицу обр. 1910 года. Желательно было сделать это быстро, не растягивая процесс до 1930-31 годов, благо основные направления были понятны и так.
Во-вторых, следовало срочно переделывать 76-мм полковую пушку обр. 1927 года, которую уже готовили к принятию на вооружение. Конечно, в историю оно вошло, как первое из артиллерийских орудий, принятых на вооружение РККА, разработанных в советский период — вот только это не отменяло того факта, что оно было переделкой горной пушки обр. 1909 года, представлявшей собой слегка доработанную систему Данглиза, спроектированную еще в 1893 году. В общем, сие орудие уже в 1927 году было чуточку устаревшим морально.
Что надо было делать, тоже было понятно — нужно было дорабатывать систему до уровня полковой пушки М3-1, с перспективой принятия на вооружение в середине 30-х этой системы. Это орудие до конца Второй Мировой было действенной системой поддержки пехоты в звене батальон-полк, будучи способно сопровождать пехоту на поле боя огнем и колесами. Это значило необходимость улучшить баллистику орудия до уровня горной пушки обр. 1938 года, с начальной скорости снаряда в 387 м/с до 500 м/с — о копировании самой пушки обр. 1938 года речи быть не могло, поскольку она была дорогостоящим продуктом совсем других технологий, с широким применением специальных сталей, изготовлением деталей на прецизионных станках, словом, всего того, чего еще и в помине не было в конце 20-х годов — поэтому необходимо было удлинить ствол с 16,4 калибра до 23-25 калибров. Нужно было подрессоривание, автомобильные колеса вместо деревянных, и, что очень важно, лафет с раздвижными станинами. С этим предстояли нешуточные хлопоты — для таких станин нужны были бесшовные трубы прямоугольного сечения, технологию производства которых концерн 'Маннесман' продал СССР в 1926 году, а осваивали ее добрых четыре года. Надо было думать, как ускорить этот процесс — такие лафеты были необходимы для резкого увеличения угла горизонтального обстрела. Такое увеличение было нужно для борьбы с танками. Можно было, конечно, на первом этапе обойтись клепаными или сварными станинами — но, во-первых, они здорово утяжеляли конструкцию, во-вторых, очень уж велика была сфера применения бесшовных труб — отнюдь не только в ВПК, но и в народном хозяйстве.
Но, доработанная таким образом полковушка решала только проблему обеспечения настильного огня — и, частично, борьбы с танками, поскольку полноценным противотанковым орудием все же не была.
На среднесрочную перспективу надо было проектировать на базе полковушки 57-мм противотанковую пушку. Если не ставить перед собой задачу сделать ЗИС-2 к 1935 году, то появлялась возможность сделать недорогое и весьма эффективное для второй половины 30-х — начала 40-х орудие, с длиной ствола не более 45 калибров. Выстрел можно было сделать на базе обжатой до калибра 57-мм гильзы полковой пушки — получалось недорого и удобно. В общем, можно было рассчитывать на начальную скорость снаряда где-то около 800 м/с — для этого времени вполне достаточно, поскольку обеспечивало бронепробиваемость на 500 м, при угле встречи в 30 градусов, в 70 мм. Этого было достаточно даже для 'Матильды', с ее лобовой броней в 65 мм — впрочем, немецким средним танкам, кроме T-IV последних модификаций, также гарантировалось блаженство в танковом раю.
Это обеспечивало своевременную смену калибров ПТО, наработку опыта конструкторами и производственниками, обеспечением орудиями нового поколения советских танков, которое должно было запущено в серию году в 1935-36.
Нужно было решать проблему орудий, способных вести навесной огонь. В это время, да и позже, велись разработки 76-мм батальонных гаубиц и 122-мм полковых мортир. Нельзя сказать, что они были безуспешны — так, в 1935 году на испытания была представлена очень интересная 76-мм гаубица 35-К; были и другие разработки. Эти орудия могли быть весьма полезны — стабилизированный вращением артиллерийский снаряд, при прочих равных, имеет значительно меньшее рассеивание, нежели минометная мина. Крест на этих системах ставила экономика — они были не в пример дороже и менее технологичны, многократно более металлоемки, чем занимавшие те же 'экологические ниши' гладкоствольные минометы системы Стокса-Брандта, или, как их чаще называют, минометы, созданные по схеме 'мнимого треугольника'.
Применительно к системе ротного вооружения полковник был противником калибра 50-мм — этих минометов произвели очень много и наши, и немцы — в результате, и Советский Союз, и Германия сняли их с производства в 1943 году, слишком маломощными они оказались даже для роты. А вот минометы калибра 60-мм получились заметно более удачными — этот калибр приняли для себя американцы, с успехом используя их и во время Второй Мировой, и в Корее. Это и неудивительно — заметно более тяжелая мина, чем в 50-мм миномете, большая прицельная дальность, при этом, 60-мм миномет вполне вписывался в весовые ограничения ротного вооружения, 20-23 кг. По опыту Вьетнама они даже разработали новые 60-мм минометы с высокой баллистикой, для легкой пехоты.
Применительно к реалиям 30-х — 40-х годов, требовалось два миномета этого калибра — сделанный по схеме 'мнимого треугольника', массой в 16-18 кг, для линейных частей; и, миномет 'глухой схемы', массой 10-12 кг, для партизан и ОСНАЗ.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
