— Я не князь Дираков! — резко бросил муж, отступая мне за спину.
Еще один умелец использовать лазейки. Формально он был прав. И я бы согласилась с его решением, если бы не два "но". Он все еще был князем, и он был старшим по крови среди тех, кто носил в себе дух воздуха.
— Я прошу тебя занять свое место за круглым столом. — Мой тон трудно было назвать просящим, скорее уж, не терпящим возражения, но, похоже, это никого не смутило. Даже самого Эриара.
Он не сел, как те двое. Символа стихии коснулся осторожно, кончиками пальцев, словно не веря, что тот откликнется. Но блекло-голубые линии засветились, признавая своего сына.
— Я клянусь ответить на любой вопрос нимеры... — И замолчал, отдавая мне себя всего, не оставляя себе права промолчать.
Мне стоило это запомнить, как и то, как опустил голову Аранар, признавая мужество друга.
Теперь я могла спрашивать. Они не ограничили меня по времени, давая возможность узнать все, что я пожелаю. Почти все, но и этого было много.
Аранар не учел одного. Мне было известно достаточно, чтобы весь мой интерес свелся к одному единственному вопросу, которого вряд ли кто-то из них ожидал.
Они видели опасность в моих знаниях, приобретенных в течение тех двадцати лет, которые я провела на Земле, я же искала причины происходящего в том далеком прошлом, информации о котором из-за введенных советом запретов у меня не было.
Я подошла к мужу, убрала с его лица выбившуюся из хвоста прядь, тронула черный камень серьги — знак палача. Жест был моим обещанием, что я запомню эти мгновения, что не отвечу на его открытость ядом жестокости.
— Я хочу знать, почему князь Маркирер выступил против нимеры, почему отказал ей в последнем слове?
Это была моя безоговорочная победа. Не знаю, на что рассчитывал, придя сюда, Джангаш, но сейчас он не скрывал своего восхищения. Мне бы радоваться, даже если он теперь промолчит за Круглым столом, для меня это будет поддержкой, а не противостоянием.
Но вместо этого я чувствовала, как уходит из меня жизнь, сдаваясь под натиском страха. Холод змеей скользил по позвоночнику, тишина шипела в уши, что я не догадалась, не поняла. Ошиблась.
— Князь Аранар! — Гонец в килоре цветов клана Шотаров влетел под своды грота, остановился, наткнувшись на жесткий взгляд своего господина. Подойдя неспешно, но порывисто, подал свернутый в трубочку лист бумаги.
— Что с ними?! — выдохнула я, еще до того, как он развернул послание. — Что?!
Прочитав, Аранар на миг закрыл глаза, скулы затвердели, выдавая его гнев.
— Вестник от Лимео, — наконец произнес он, смотря не на меня, на Эриара. — Дария тайно покинула Самар"Ин. Он идет за ней. — Он на мгновение замолчал, я же вся сжалась, предчувствуя, что уже сказанное было не самым страшным. Я оказалась права. — Дозоры заметили у крепости отряды Сомея и Виджара.
Темная пелена беспамятства могла бы принести короткое облегчение. Вот только я не имела на него права.
Не тогда, когда в беде оказалась моя дочь.
Маркирер
Когда я добрался до лекарского домика, не откладывая исполнение собственного обещания, Леда спала. Мне бы смириться с этим да уйти, но проклятые принципы не позволили. Ну и вина, конечно.
Вот ведь чудеса: и прав я, что приказал наказать, и... не прав.
Присев тихонечко на стул — тот не скрипнул, хоть и казался едва ли не моим ровесником, огляделся. В этой комнате я был впервые. Обстановка более чем скромная, но уютная, очень похожая на свою юную хозяйку.
Взгляд скользнул на спящую девушку. Скорее ощутимая, чем видимая улыбка, рассыпавшиеся по подушке светлые, с золотом, пряди. Хрупкая и беззащитная. Сейчас она не могла мне лгать.
Ярость, редко когда отпускавшая меня, неожиданно присмирела, словно боясь спугнуть очарование покоя, которым дышало все вокруг.
Об этом стоило задуматься. Не сейчас.
Сейчас хотелось просто смотреть на нее и удивляться самому себе.
Мне доводилось видеть Кассире в Вольных землях. Скрываясь под опущенным капюшоном, я нередко посещал торжища в крупных человеческих городах. Бывала там и она. Так что теперь оставалось только поражаться собственной слепоте. В Леде довольно явно проявились черты матери.
Этот факт не отвечал на множество вопросов, которые интересовали меня. Скорее, все усложнял.
Что собиралась делать со своей дочерью несостоявшаяся нимера, когда их сходство стало бы очевидно? Случайностью ли было нападение на семью, в которой она жила? Мог ли кто-то знать меня настолько хорошо, чтобы предугадать нашу встречу?
Но более тревожило меня другое. Если братом Леды являлся сын Виджара, было ли известно князю о существовании еще одного его ребенка? И он ли был ее отцом?
Я должен был найти ответы. Чтобы выжить самому и не погубить девушку.
Блажь?! Возможно. Но этого решения я менять не собирался.
Я почти пропустил тот момент, когда дрогнули ее ресницы, выдавая пробуждение. Но когда она дернулась, чтобы подскочить с постели, удержал резким жестом.
Поднялся сам, подошел ближе. В ее глазах застыл не ужас, как этого можно было ожидать, а обида.
Детская обида в прекрасных девичьих глазах!
Пришлось вспомнить, что ей только пятнадцать. Я мог позволить себе подождать несколько лунаров.
Эта мысль была безжалостной, как клинок в умелых руках. Она открывала мне то, во что я верить уже давно перестал.
Оказывается, я все еще хотел быть нежным.
Кончиками пальцев осторожно провел по ее губам. Никакого подтекста — вся ее боль собралась в них, не давая говорить. Лекарь не мог ее забрать, мне же это ничего не стоило. Еще одна песчинка в бескрайней пустыне моей муки.
— Ты нарушила приказ. — Я говорил спокойно, чтобы не испугать, рисуя узоры на ее лице, очерчивая скулы, касаясь тонкой шеи. — Ты знала, что мое безумие опасно для тебя, но не попросила своего наставника передать весточку.
Девушка судорожно сглотнула, продолжая пристально смотреть на меня. И в ее зрачках отражался я. Таким, каким видела меня она.
Резко убрав руки от ее лица, обрывая связавшую нас нить, я отступил назад. Я больше не ощущал червоточин горечи в ее душе, но мне было впору вновь казниться.
Я был князем, проклятие не лишило меня властности и силы. Леда и так балансировала на грани восхищения и страха, когда ее мысли касались меня, теперь же ощутила мою притягательность, как мужчины.
Не желая того, я сам приблизил ее к гибели.
— Рассказывай, — холодно приказал я, снова усаживаясь на стул.
Леда зашевелилась, приподнимаясь повыше на подушке, стыдливо подтянула одеяло.
— Мой господин...
Первые звуки дались ей с трудом, но мое присутствие не оставляло возможности ослушаться.
— Это я и без тебя знаю. — Девушке нужно было мгновение передышки, я был готов дать ей и больше. Ким не переусердствовал с исполнением моей воли, как я опасался. Просто Леда уже привыкла к ощущению безопасности.
Радоваться или сожалеть об этом?
— У меня было видение. — Голос тихий, больше похожий на шорох.
— Твой наставник сказал мне об этом, — то ли перебил я, то ли просто воспользовался паузой. Говорить ей было тяжело. Считал ли я себя жестоким? Нет! Страшнее было очнуться от угара и увидеть перед собой растерзанное тело. Мои способности, какими бы выдающимися они ни были, не могли вернуть ее к жизни. — Оно было у тебя первым?
— Нет. — Она улыбнулась робко, но неожиданно радостно. — Я видела вас перед тем, как вы меня купили.
Ее слова ложью не были, но и... правды она не сказала. Взгляд метнулся, на бледных от слабости щеках проявился румянец, кончик языка коснулся губ, оставив на них влажный блеск.
Невинное дитя, не знающее мужской ласки, но безошибочно пользующееся своей властью надо мной!
От желания забрать ее дыхание, ощутить, как захлебываясь, бьется ее сердце, как дернутся бедра, стремясь познать тайное, сдавило горло. Хотелось рычать и терзать, но вместо этого я продолжал сидеть напротив, угнетая ее своим равнодушием.
Моя выдержка существовала только для нее. И я не мог гарантировать, что это продлится долго.
— И ты молчала?
Ресницы дрогнули, зрачки заметались, ища подсказки... радуя — лгать она не умела. Или я просто не хотел верить, что именно она окажется крейзом?!
— Мой господин, — она посмотрела на меня с вызовом — ребенок против чудовища, — мои ведения были о далеком будущем. Я могу лишь верить, что когда-нибудь они сбудутся.
Мучить ее было сладостно. Видеть, как она прячется за словами, выдавая себя жестами, мимикой, растерянностью — волнительно.
Я жаждал продлить наслаждение, но опасался спугнуть раньше времени. Пусть я буду сожалеть, но кроме ненависти у меня появилось новое развлечение. Лишать себя удовольствия заполучить ее я не собирался.
— Расскажи о брате.
Она замялась, но под моим взглядом была вынуждена заговорить.
— Его зовут Тай. Он младше меня на лунар.
Сын Виджара! Теперь я в этом почти не сомневался.
— Ты знаешь, кто ваш отец? — Я ничем не показал, насколько ей удалось меня заинтриговать. И с каким напряжением ждал ее ответа.
— Нет, — горечь в ее голосе была едва заметна. — Тай знал, но мне никогда не говорил. Тот мужчина бывал в доме, где мы жили, но встречался только с братом.
Пустая информация, она не подтверждала мои предположения, но и не опровергала их. Дочери желанны только у Арлаков, для князей же они становятся лишней обузой.
Дверь на мгновение приоткрылась, девушка этого не увидела. Я же, заметив взгляд Кима (он передал ответ Аранара на мое приглашение), почувствовал разочарование. Уходить все равно бы пришлось, был уже поздний вечер, но напоминание об этом отозвалось раздражением.
— А ваша мать? — Я без труда сдержал свои чувства, не она была их причиной.
Леда пожала плечиками и тяжело вздохнула:
— Тетушка как-то проговорилась, что она — знатная дама. Но имени не называла, только иногда передавала подарки для меня.
— А для Тая?
Качнула головой, посмотрев на меня с изумлением.
— Завтра я пришлю к тебе Кима, погуляете по крепости. Узнаешь брата, к нему не кидайся, просто покажи воину.
Девушка кивнула и... вновь меня удивила. Своей искренностью.
— Мой господин, — у нее на глазах выступили слезы, — не казните его. Ему приказали, сам он не хочет вас убивать.
Все-таки он!
Я не исключал, что все это очень хитрая игра. Я допускал, что вся эта наивность лишь искусная маска, в которой так сладостно забыться. Я знал, что принимая решение, буду учитывать и этот вариант.
Я слишком долго жил, чтобы позволить кому-то меня обмануть.
Но если эта девушка была тем чудом, которого, не признаваясь самому себе, я ждал сотни лунаров, я не мог ее потерять.
Я смотрел на нее и мучительно думал, что ответить. Солгать? Она поверит. Сейчас. А что будет потом, когда я не сдержу своего слова?
Ненависть давала мне силы жить, но не дарила надежды. В отличие от этой девочки.
— Если он оставит мне выбор, я постараюсь его спасти.
Вышел я из комнаты, даже не оглянувшись. Не мог. Не хотел.
Опять алые всполохи перед глазами, опять желание впиваться зубами в живую плоть, чувствовать во рту теплую кровь...
Ночь была слишком близка, только добраться до террасы и поймать взглядом последние лучи солнца, исчезающего за горными вершинами.
Не самое лучшее время для визита выбрал Аранар. Раньше бы или позже, только не сейчас. Но ему было известно, насколько он рискует.
Он ждал меня наверху. Один. Мои телохранители отличались благоразумием.
Ярость клубилась вокруг него жарким маревом. Человеческая ипостась расплывалась в сгустившихся сумерках, проступая чертами готового к схватке кугуара.
Я догадывался о причине — вряд ли просьба посетить меня была способна вызвать столь бурную реакцию.
Мой внук был смышленым. Среди детей князей другие не выживают.
— Сейчас тебе лучше уйти, — прорычал я, поднявшись на последнюю ступеньку. — Это мое время!
— Твое?! — Он резко развернулся, словно лишь сейчас заметил меня. Ноздри дрогнули, впитывая в себя запахи. — Зачем она тебе?
Проснувшаяся боль скрючила пальцы, полоска света тонкой линией очертила острые грани гор.
— Кто она? — Горло стянуло петлей, но голос не дрогнул.
— Зачем ты отправил своего выродка в Самар"Ин? — Аранар сделал шаг в мою сторону, но замер, когда темнота бросила меня на ступени, ломая тело.
Я его понимал, неполная трансформация не самое приятное зрелище.
— Я считал своих сыновей, пока был князем воплощенных, — прохрипел я, поднимаясь на уродливые лапы. — Сколько их у меня проклятого мне не интересно.
Он не двинулся, когда я оказался рядом с ним. Вопреки моим предположениям, увиденное не смущало его взора.
— Я тебе не верю, Маркирер, — наконец произнес он, когда я добрался до кресла, больше похожего на лежанку. — У твоего огня очень узнаваемый танец. Ромио твой сын, а уж чем он занимается, предположить не сложно.
— Тебе нравятся игры со смертью? — Я так и не взобрался на свое лежбище. Этот огненный был моим внуком, он спас мне жизнь, но должен был знать, что это меня не остановит, когда он переступит грань, за которой выдержка меня покинет. — Уходи, вернешься на рассвете.
— На рассвете?! — не скрывая гнева, переспросил он, направляясь ко мне. И это я себя считал безумным?! — Эту ночь она может не пережить!
Он ошибался. Дарии ничего не грозило ни в эту ночь, ни во все последующие. Ромио не просто был крейзом, он был лучшим. За почти шестьсот лунаров своей жизни я повидал многих, чтобы утверждать это.
Вот только Аранару об этом знать не стоило. У него были свои цели, у меня — свои.
— Кто — она? — глухо выдохнул я, как только смог говорить. Чем менее видимыми становились изменения, тем сильнее терзала меня боль.
— Запомни, Маркирер, — между нами осталось не более десятка шагов, слишком мало, будь на его месте кто другой, — если девочка не вернется к матери, я отниму у тебя не жизнь, ты ею не слишком дорожишь, я заберу у тебя то, без чего твои дни окажутся лишенными смысла.
Его глаза горели алым, но голос был способен превратить пламя в лед. Равнодушие, бесчувственность. Обещание, в которое невозможно не поверить.
Мой сын был слаб, страх не позволил ему пойти за мной. Аранар же оказался похож на меня. Безрассуден и расчетлив, честен с теми, кого называл друзьями, и безжалостен с врагами.
Я никогда не спрашивал, кем являюсь для него. Он никогда не говорил, что заставляет его появляться в моей крепости.
До этой ночи нас обоих это устраивало.
— Ты смеешь угрожать мне в моем доме?! — Я не двинулся с места, но мое тело было готово к прыжку.
Князь не мог этого не видеть.
— Ты услышал мои слова, — осколок луны показался из-за рванья облаков, добавив на террасе зыбких теней, — драная кошка, бывшая когда-то огненным кугуаром.
Не презрение — брезгливость.
Я понял, что он меня провоцировал, когда когти разорвали пустоту в том месте, где он только что стоял. Да только остановиться я уже не мог. Или... не хотел.