Колдунов Клима выбрала образованных и маститых. Старший уже разменял седьмой десяток, носил окладистую солидную бороду и волосы почти до пояса, которые скручивал у шеи в тугой серебристый узел. Среднему было пятьдесят шесть, и этим обстоятельством он очень гордился, утверждая, что в их древнем роду именно на этот возраст приходится самый пик колдовской силы. Одевался богато, брился гладко, а стригся коротко — словом, обычный горожанин, слегка молодящийся. Младший колдун, сорокалетний, приходился бывшим учеником старшему и отчасти разделял его пристрастия касательно длинных волос и чуть отстраненного взгляда поверх головы собеседника. Вообще, все трое обладали непомерным гонором, и усмиряли его лишь с обдой, которая упомянутого гонора имела, казалось, на десятерых. Шебутной Тенька был переведен в разряд мальчика на побегушках, которого следовало поучать при каждом удобном случае.
Для начала выяснилось, что Тенька пользуется неправильной терминологией. То есть, лет четыреста назад она была вполне уместна, но с тех пор теория и практика колдовства сильно поменялись. Многое обобщили, уточнили, были написаны новые трактаты, да и возможности уже не те, что в древние времена. При обдах колдовали знатно, на широкую ногу, говорили с природой на одном языке. А потом высшие силы объявили немилость, и колдовство постепенно захирело. Больше половины экспериментов, описанных в древних книгах, нынче повторить невозможно.
Тенька тогда возразил, что у него все эксперименты рано или поздно срабатывали. Судари колдуны недоверчиво переглянулись и заявили, что самоучка просто выдает желаемое за действительное. И пусть слушает старших, а не лезет в просвещенную науку со своими кустарными методами. Тенька возмутился и сотворил какой-то мудреный водяной шарик, сказав, что вычитал про него в древней книге. Старший из колдунов на это лишь поцокал языком. Мол, ни в одной нормальной книге не мог быть описан процесс создания шарика с такими неэстетично искривленными векторами. И если бы деревенский самоучка хоть немного интересовался современными открытиями, то знал, что еще десять лет назад на съезде в Фирондо сударь Эдамор Карей представил убедительный доклад о прямоте векторов, поскольку с кривых одно разрушение. В научный диспут влез Зарин, честно подтвердивший, что разрушений от Теньки и впрямь хватает.
"Самоучка", сраженный именем кумира, сник и больше коллегам не возражал. А потом тихонечко признался Климе, что с досками ничего не выйдет, ведь там не только кривые векторы, но и спиралевидные, про такие даже в книгах не пишут, их Тенька сам придумал. И выправить всю эту путаницу, чтобы было эстетично, никак не выйдет. Клима так же тихонько ответила, что ей плевать на векторы, эстетику и прочую лабуду, если доска полетит не хуже сильфийской. Пусть Тенька там хоть косички заплетает. Изобретатель воспрянул духом, отметил, что идея насчет косичек очень интересненькая, и с тех пор большую часть нравоучений благополучно пропускал мимо ушей.
...Все разбрелись по опушке. Завесу от снега на этот раз ставить не требовалось, поэтому колдуны отдыхали, только младший сходил за водой — просто зачерпнул лед котелком, словно мягкое масло. На поверхности ручья остался ровный глубокий срез.
Хавес кормил лошадей, Зарин вытаскивал из мешка крупу и сушеные яблоки. Клима сидела на расстеленной специально для нее меховой шкуре и смотрела, как Тенька возится с костром. Судя по тому, как друг щурил глаза, он втайне от коллег добавил в пламя парочку "интересненьких" свойств. Просто из любви к искусству.
— Скорей бы уже добраться, — средний колдун недовольно изогнул брови. — Я жду не дождусь, когда можно будет выпить подогретого вина, посидеть у печи и не ломать голову, как бы отвести морозный ветер, дующий со всех четырех сторон.
— Завтра уже доберемся до нашего тракта, — сообщил Тенька, не отрываясь от костра. — Там деревней много, ночевать будем на постоялом дворе. Это только от Локита на север места безлюдные были.
— Скорей бы, — повторил средний колдун, надвинул поглубже шапку и с хрустом потянулся.
Климе тоже нравилась мысль о ночлеге в четырех стенах, обда и сейчас бы от этих стен не отказалась. На сердце было тревожно. Примерно как в Институте, за миг до поимки.
— Странный какой-то огонь, — старший колдун прищурился. — Мальчик, ты с ним что-то делал?
— Это все еловые ветки, — сказал Тенька и незаметно подмигнул Климе. — От них тепла и жара в три раза больше, любой охотник подтвердит.
— Вот не скажи, — младший колдун вернулся от ручья и повесил котелок над костром. — Это от сосновых жар, а здесь ты что-то поменял.
— Не, — дружелюбно мотнул головой Тенька. — Меняю я вот так.
Пламя сделалось ярко-зеленым и завоняло, как немытый коровник. Колдуны отшатнулись, а потом принялись ругаться. Тенька флегматично разводил руками. Для себя он решил, что эти колдуны только снег умеют сносно останавливать, а его кумиру Эдамору Карею и в подметки не годятся, хотя любят через слово поминать. Ну и правда, где это видано, чтобы нормальные ученые так не любили эксперименты?
Немного позже, после ужина, когда сгустилась темнота, а все прочие устраивались спать, обда и ее друг сидели в стороне, у самого берега ручья, на шкуре, продолжая начатый днем разговор.
— Клима, брось злиться по пустякам, — доказывал Тенька. — Была ведь когда-то первая обда. Так вот, наверняка ей приходилось похуже твоего.
— Возможно. Теперь этого не знаешь даже ты.
— О ее жизни вообще мало что известно, имени, и того не осталось. Обда и обда, никак иначе ее не называли. Еще портрет есть, но непонятно, точно ли он принадлежит именно первой обде, а не второй или двадцать второй.
— Следует поспрашивать наших гостей, — задумчиво произнесла Клима. — Несколько раз Дарьянэ невольно говорила весьма занятные фразы.
— Например?
— Например, однажды упомянула какого-то сильфийского полководца, прославившегося на полях сражений. В известной нам истории сильфы не воевали.
— Интересненько получается, — согласился Тенька. — Ты думаешь, Юрген или Даша тебе расскажут на правах союзников?
— Юрген — нет. А вот с Дарьянэ можно поиграть, когда окажемся наедине. Приеду, и это надо будет устроить. Что-то мне подсказывает, причины сильфийского интереса ко мне не только в их разногласиях с Орденом, но и в нашем прошлом.
— Один факт я знаю точно. Сильфы построили Редим.
— Он назван на сильфийский манер, хотя слова сильно изменены временем. Но почему ты решил, что сильфы еще и строили его?
— Ты помнишь тамошнее здание управы? Вот! А если сильфы в далеком прошлом воевали, то можно вывести гипотезу.
Клима любила в Теньке его научный подход и умение делать выводы.
— Давным-давно, — принялся живописать колдун, — на Принамкский край нападали захватчики. Не знаю, откуда они взялись, может, с Доронского моря приплыли, как во времена Ритьяра Танавы. Ты же знаешь, на Доронском море до сих пор полуразвалившиеся укрепления стоят. Так вот, сильфы минувших дней были не чета нынешним и сразу ринулись в бой за нашу родину. Ну, или их тоже эти захватчики крепко потревожили. А когда война закончилась, сильфы помогали людям заново отстраивать Принамкский край. И в честь помощников многие крепости были названы на их языке!
А вот Тенькина фантазия, не знающая пределов, нравилась Климе гораздо меньше.
— Если сильфы помогали Принамкскому краю, то почему они позволили нам забыть? Будь все так, как ты говоришь, сильфы на каждом углу кричали бы, как они помогли нам несколько тысяч лет назад. А они молчат. Значит, история была неприятная.
— Может, сильфы просто слишком скромны?
— Народ не бывает скромным, — отрезала Клима. — О народе должны помнить то, что выгодно его правителю. Сильфам выгодно, чтобы Принамкский край был им обязан — это видно по их отношениям с Орденом и по тому, как они носятся со мной. Сильфам нужна наша любовь, потому что где любовь — там дешевое зерно. Орден забыл благие дела обд, чтобы укрепить свою власть. Если у сильфов в далеком прошлом не случилось гражданской войны — а что-то мне подсказывает, не случилось — забывать прошлое им не к чему. Тем более, судя по Дарьянэ, они все прекрасно помнят, но нам не говорят.
— Может, вместе с помощью сильфы совершили и большую подлость? — предположил Тенька, морща нос, на который опустилась редкая снежинка.
— Какую, забрали построенные крепости себе и не отдавали без военного вмешательства?
— А хоть бы! Интересненькая тогда картина выходит... А если сильфы помогали не обде, а какому-нибудь культу крокозябры? Хотя, нет, маловероятно. Сильфам тоже от крокозябр доставалось.
Клима задумчиво кивнула.
— Не воевали же они с нами по-настоящему, в конце концов! — воскликнул вед, видя, что мысли обды далеко. — Армия любителей загребать жар чужими руками идет в атаку. Я даже представить себе такого не могу.
— Как знать... сильфов манит Принамкский край.
— Рассуди логически: если какая-нибудь обда в свое время пообломала "воробушкам" крылья, то стали бы они, помня про это, заключать с тобой договора? Да сильфы бы задавили твое восстание в зародыше!
— Как знать, — повторила Клима. — Может, сильфы, как и Фирондо, до поры не принимают меня всерьез? Юрген крылом взмахнуть не может без указа начальства — значит, он далеко не главная фигура в тайной канцелярии. Чувствуй сильфы во мне настоящую угрозу, прислали бы кого-нибудь повыше полетом. Или не стали разговаривать вовсе, тем более, помогать. Жаль, что Орден за столько лет не удосужился выведать у сильфов наше прошлое.
— А может, выведали, но тоже помалкивают?
Клима неопределенно качнула головой.
— Я пока не поняла, насколько сильно Холмы могут позволить себе рассориться с Орденом. Зерно, золото, исторические факты — все это предметы шантажа. Остается лишь вопрос, как много у Ордена этих предметов. Я не пойму, пока не увижу, насколько далеко сильфы готовы зайти в союзнических отношениях со мной. К примеру, пока что они держат наш договор в тайне, значит, ссориться с Орденом не хотят.
— Обычная предосторожность. Я тоже не совмещаю разнородные процессы, они почти наверняка при взаимодействии рванут. А сильфы, как ты сама сказала, не принимают тебя всерьез. Зачем менять проверенного союзника на слабого, по их мнению?
— Посмотрим, — Клима говорила тихо. — К весне все должно разрешиться. У меня есть время подготовиться, есть возможности, деньги. И даже кони старосты еще не пали.
— Не иначе высшие силы благоволят!
Клима чуть улыбнулась, хотела что-то ответить, но внезапно вскинула голову, настороженно вглядываясь в темноту над заснеженным полем. Несмотря на унявшийся снегопад, ночь была глухая, безлунная. Тенька тоже посмотрел за ручей, но ничего не заметил. Клима до боли сдавила его руку и дернулась, вставая.
— Оставить приготовления ко сну! — голос обды звучал глухо. — Занять оборону, я чую...
Она не договорила.
Все произошло в несколько мгновений, растянувшихся на целую вечность.
Тенька увидел, как со снега буквально в паре шагов от них поднимается одетый в белое человек с короткой блестящей саблей.
В пару прыжков человек оказывается рядом с Климой, она в последний момент отшатывается, но не успевает полностью уйти из-под прямого удара и падает на снег.
Вскрикивает кто-то из колдунов, Зарин бросается вперед — у него в руках лишь заточенный колышек для палатки. Человек в белом заносит оружие над лежащей обдой и — кренится набок под волной обжигающего пара — опомнившийся Тенька начинает колдовать.
Человек кренится — и заваливается совсем. В его шее кухонный нож.
Бледный Хавес сжимает в другой руке еще и длинную двузубую вилку для насаживания дичи, но ее метать уже нет необходимости.
Тенька наклоняется над Климой, подбегает Зарин, следом — колдуны и Хавес.
Привычный ход времени возобновляется.
Клима лежала на боку и была бледнее Хавеса, искаженные болью черты лица заострились. По снегу быстро расползалось черное кровавое пятно. Зарин перевернул ее на спину, распахнул шубу, лихорадочно отбросил прочь три окровавленных платка, рванул рубашку, не тратя время на возню с завязками.
— Крокозябра ж твою, — процедил Хавес.
— Обда... — ахнул старший из колдунов тоном человека, потерявшего всё.
Живот Климы был распорот поперек. С такими ранами не живут даже всесильные властители Принамкского края. Осознание приходило нехотя, постепенно, разум хватался за переламывающиеся соломинки надежды, но все равно срывался в пропасть, все глубже и глубже, вместе с растекающейся по снегу кровью.
Обда смертельно ранена.
Именно сейчас, когда все только начало налаживаться, когда едва выравниваются четким строем кирпичики планов, когда растет первая крепость нового Принамкского края, когда власть обды признали Редим, Локит, Вириорта, когда заключен договор с сильфами — одна, самая главная смерть пускает все по ветру. Кто угодно заменим — но не обда, это доказали пятьсот лет беспрерывной войны.
Тяжело жить без надежды, но когда ее дают и тотчас же отнимают — во сто крат тяжелей.
— Как же мы теперь... — прошептал младший колдун. — Обда, высшие силы, за что?! Зачем?! Неужели Принамкский край недостаточно поплатился за пренебрежение к законам мироздания?
— Теперь мы точно обречены, — средний колдун кусал обветренные в пути губы. — Надежда умирает на наших глазах.
— Может, родится новая обда?
— Не думаю, мы и эту ждали пятьсот лет.
— А может, сие есть предзнаменование? Мол, пришло время людям быть стертыми с лица земли?
— ...Конец, всему конец! Обда, как же мы теперь без обды!..
— Клима, — прошептал Зарин дрожащим голосом. — Скажи что-нибудь... не молчи... что сделать... я все что угодно... всегда...
— Столпилис-с-сь, — процедила Клима сквозь зубы. Ее глаза с расширенными от боли зрачками были страшны. — На нервы... действуете... пр-рочь...
— Бредит, — заключил Хавес. — Не уберегли... Тенька, дурья твоя башка, ты ведь рядом с ней был! Почему ничего не сделал?!
— Это мы должны были быть рядом, — напомнил Зарин с горечью. — Она надеялась на нас, но напрасно. Это именно МЫ не уберегли. Я — не уберег...
— ...Конец, всему конец... — безостановочно твердил старший колдун. Он словно одряхлел за эти несколько минут.
Тенька в причитаниях не участвовал. Его не покидало ощущение нереальности происходящего. Ну, не может Клима взять и умереть вот так, посреди снегов, от сабли безымянного убийцы! Это совсем на нее не похоже. И высшие силы не могут такого допустить. Глупости все это, насчет кары, Тенька столько ритуалов уже на капище провел. Он, как и Клима, чувствовал любовь Земли и Воды. Высшие силы не заберут обду, которая не нарушала формулу власти, не завершила и тысячной доли своих великих дел. А раз так — должен быть выход. Иначе это противоречит законам мироздания, всей науке о естественных свойствах. А первое, непреложное правило колдовства гласит, что в мире нет ничего более незыблемого, чем естественные свойства, пока их, разумеется, кто-нибудь не поменяет специально. Вода закипает на костре, предметы падают вниз, а обда живет. Значит, должен быть выход, очевидный, явный, высшие силы обязаны вмешаться, надо только дать им эту возможность...
