Обещание полночной звезды 2. Родные незнакомые звёзды.

— Ольна была нимфой?

— Да, если так вы называете Духов реки.

Я где-то читал, что именно так их и называли — дочерей природы. Дорого же любовь к человеку одной из них обошлась. Действительно, она всё ему отдала: вечную жизнь, родной лес, сына. И чем же он ей отплатил? Где она теперь?

— Я специально за тобой шёл. И встретил тебя раньше Духа леса. Он не стал бы тебя просить, потому что не хотел, чтобы ты знал. Вы — люди — нас боитесь, не доверяете нам. Он бы не стал, поэтому попрошу я. Верни её нам.

— Как? Что я должен сделать?

— Она всё ещё где-то там — в каменном доме.

В каменном доме... в Белогорском замке, значит. Да уж, задача не из лёгких, но я смотрел на мёртвую реку и понимал, что всё равно соглашусь. Разве можно было отказаться? Ольна ведь не чужая мне. А нимфа или человек — не так уж важно.

В долину я вернулся только на закате. Как и ожидалось, наш шатёр остался одним из последних. Видимо, домой поедем только утром. Не страшно.

У озера меня встретил взволнованный Элисар. Он о чём-то спрашивал, я что-то ему отвечал. Не помню что, но точно не правду. Минувшей ночью я прикасался к живому лесному сердцу, а сегодня днём узнал, что в моём роду не все были людьми. Как о таком скажешь, чтобы не напугать? И я ни слова об этом не сказал. Может когда-нибудь потом... или вообще никогда...

Утром мы отправимся в Белогорье, где до сих пор сокрыта та, что была до меня. Мне надо вернуть её домой. Она это заслужила.

========== Глава 38. Между легендой и реальностью. ==========

Ночь перед возвращением в Белогорье я почти не спал. Всё думал, вспоминал и сопоставлял. Не то чтобы достоверных сведений и свидетельств было много... на самом деле всё больше легенд, преданий и чьих-то домыслов. Впрочем, и это гораздо лучше, нежели совсем ничего.

Итак, во-первых, сердце дочери древней — тот необыкновенный алый цветок, который я видел. Не просто видел, но и прикасался, и чувствовал идущее от него тепло, ощущал трепет пульса. Что за дочь древней, от которой, если верить Рмыжиху не только люди свой род ведут? И кто такая сама Древняя? Была у меня по этому поводу одна догадка. Дикая и очень смелая. Лис упомянул, что дочь древней ушла на небо за своим возлюбленным. Алые цветы, алые звёзды... это могла быть Юная. Тогда, получается, что под Древней подразумевалась Мегайя — богиня Земли. Если допустить, что боги вообще существовали когда-то. Может, и сейчас существуют, просто скрываются от людей, как и все остальные существа потустороннего мира. Ведь, если мы чего-то не видим или просто во что-то не верим, ещё не значит, что этого не существует. Совсем недавно я тоже ничего такого не видел и прекрасно себе жил. Ладно, особо прекрасно я уже давно не жил, но не в этом суть. Подобные знания тоже счастья не прибавляют.

Хорошо, с этим более-менее разобрались.

Далее, Ольна. Мой доблестный предок некий ярам Белых соболей Горделей Синеокий как-то умудрился повстречать речную нимфу. Не просто повстречать, но полюбить её, добиться взаимности и уговорить стать его женой — стать человеком, отказавшись от бессмертия. Люди не приняли странную лесную красавицу и не признали этот брак. Каково же ей пришлось — этому чистому, нездешнему созданию? Её боялись, презирали и ненавидели, хотя в ней не было и не могло быть никакого зла. И защитить, кроме мужа, бедняжку оказалось некому — отправившись в мир людей за своим ярамом, Ольна потеряла защиту своего народа. Поэтому, нет, не обернулась моя прародительница птицей и к Духу леса не вернулась, она осталась в замке. Навсегда. Вопрос только в том, где именно? Замок ведь огромный — искать долго придётся.

Есть, правда, один момент, за который можно было зацепиться. Ольна хорошо перенесла роды и была жива, когда прародительница Милании её одну в опочивальне оставила. Тогда получается, что Горделей переселил неугодную народу, но столь желанную для него жену в новые покои, в каком-то потайном месте.

Сколько же она там прожила? Видела ли, как растёт её сын? Были ли у них ещё дети? Помнится, со второй женой Славией ярам Синеокий много наплодил. Точно, была же ещё и Славия. Когда он её в турнире взял? После смерти Ольны? Или так тайком к ней и ходил, после законной жены в постель с ней ложился? И это после того, как лишил возможности ещё хоть с одним живым существом, кроме себя — любимого общаться. Дочь природы в каменной тюрьме, после смерти ставшей для неё склепом. Боги...

Ладно. Что было, то было. Уже ничего не исправить, поэтому моя задача только найти и вернуть её назад. Вернее, не совсем её. Смертная женщина Ольна, любившая ярама Белых соболей давно умерла. Так что, надо просто освободить душу, предав тело земле или огню.

Таким образом, у меня остаётся ещё третий вопрос — чем всё это чревато для меня и моей дочери? У Ольны был дар. Без сомнений. И в какой-то степени он передался мне. Или не только мне. Мирэль — моя единственная дочь, наследница и последняя из рода. Какова вероятность, что ей никакого наследства от столь сильной прародительницы не досталось? То-то и оно, что практически нулевая. Знать бы ещё, что это будет...

Чем обычно лучше всего владеют женщины? Вериссана, кажется, говорила об этом. Да, она так и сказала — именно женщины призванные прорицательницы, берегини и целительницы. Во мне наследие проснулось после родов, после того, как я 'принял своё женское начало' и через муки привёл в этот мир новую жизнь. Теперь я могу видеть иномирных существ, в заветную ночь вода может излечить меня, в храме Цхайлы мне может открыться грядущее, и мои игрушки — не просто игрушки, а детские обереги.

Хотя... если хорошенько подумать... Моя мама. Неспроста в её саду так замечательно приживалось, росло и цвело даже то, чему в тех местах, где мы жили, в принципе расти и цвести не полагалось. Выходит, дар в ней вовсе не дремал, просто он не был столь уж ярко выражен и необычен. А что тогда с остальными женщинами нашего рода? Только если у Бархорима спрашивать. Есть надежда, что он хоть чуть-чуть что-то знает и помнит. В хрониках и летописях женщин упоминали крайне неохотно и без особых подробностей.

На следующее утро я думать ни о чём другом не мог, кроме как о предстоящем разговоре. Бархорим, хвала богам, решил вчера дождаться нас, поэтому выдвигаться домой нам предстояло всем вместе. Вот по дороге и можно было что-нибудь ненавязчиво выспросить. Всё-таки для дружеских посиделок и разговоров за жизнь наши с дедом отношения были недостаточно тёплыми.

Случай удостоиться великого внимания представился мне только часа через три после того, как мы тронулись в путь. Ярам в сопровождении своих охранников гордо возглавлял наш небольшой отряд, я всё больше предпочитал держаться поближе к мужу.

Элисар, будто чувствовал что-то, поглядывал на меня и хмурился. Я же так и не объяснил ему вчера ничего. Правду не сказать, а врать, особенно ему, отчаянно не хотелось.

Набравшись решимости, я, наконец, пришпорил кобылу и подъехал к Бархориму. Его сопровождающие, окинув меня настороженным цепким взглядом, освободили мне немного места. Дед лишь вопросительно изогнул бровь.

— Хороший праздник был, — не придумав ничего лучше, начал я. — Наверно, женихов в наш клан немало приедет.

— Тебе-то какой интерес? Не про тебя ведь праздник. Там невесты венцы собирают, женихи будущих жён высматривают. Так богами было завещано. А ты и не невеста, и не жених. Венца не сплетёшь и не получишь.

Грубо. Можно подумать, мне об этом неизвестно.

— Говорят, за мою маму многие бились, — я решил перейти ближе к делу, справедливо рассудив, что разговор этот всё равно вряд ли будет приятным.

— А то как же. Со всех кланов посольства были. И ведь какие женихи! Один другого краше! А всё одно — южный щенок турнир выиграл! — пророкотал дед.

— Жаль, что она единственная дочь была.

— Чего ж жаль? У меня сыновья были такие, что не стыдно за род Даргрима Льдистого. А девки что? Какой с них спрос? Слава богам, рождались они у нас редко. У меня одна всего, а у моего отца, деда, да прадеда и вовсе без них обошлось.

— То есть, несколько поколений девочек не рождалось?

— Говорю же, боги были к нам милостивы. Теперь вот только разгневались за что-то. И ты ни то — ни сё, и наследников ждать неоткуда. А то ж ещё, раз уж девку принёс, так хоть бы поступил теперь по совести.

— Я и поступил по совести. Вот исполнится ей семнадцать, тогда и про женихов подумаем.

— Ты не о клане думаешь.

— И о клане тоже. Я хочу, чтобы Мирэль счастлива была, чтобы от любимого мужа в положенный срок родила здорового наследника. Тогда и семья будет крепкая и основа для трона прочная.

— Это всё только пустая блажь да глупости. Наследников она и без любви родить сможет, а семнадцать лет — слишком долгий срок!

С тем дед от меня и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что аудиенция окончена.

Ну и хорошо. Кое-что выяснить мне всё-таки удалось — девочки в нашем роду большая редкость и огромная ценность, ведь, если я всё понял правильно, дар нимфы передаётся только по женской линии. Единственно что, каким именно может быть этот дар пока толком непонятно. Остаётся только ждать, пока моя малышка подрастёт, присматривать за ней повнимательнее и, если что, научить лишнее скрывать. Я очень не хочу, чтобы она хоть в малейшей степени повторила судьбу Ольны... или моей матери... или даже мою... Занятно, что-то никого из нас Цхайла пока особо не баловала. Так пусть хоть нашей наследнице повезёт.

========== Глава 39. Пленница хрустального блеска. ==========

Белогорье встретило нас шумом и праздничной суетой. На лугу перед воротами раскинулись шатры женихов, в городе все дома, те, что пустовали на окраине, теперь оказались заняты семьями деревенских невест, а вся площадь перед замком была разбита на небольшие площадки и украшена розами. Видать, пришлось-таки старейшине Фиеррену раскошеливаться и доставать где-то заморские цветы.

Торжественное открытие Турнира Алмеева венка было назначено на завтра, а уже послезавтра начнутся поединки, которые будут идти недели полторы, потом большой праздник — проводы девушек, покидающих родной дом, и встреча новых дочерей клана. На время сих мероприятий все работы и заседания старейшин, естественно, отменялись.

День, как и ожидалось, пролетел быстро. До обеда разбирали вещи и отдыхали с дороги, потом до вечера готовились к грядущему празднику, а к ужину к нам пожаловал Леший выяснить, как по здешнему обычаю ему следует руку Стеши просить. Как оказалось, что всё необходимое он уже сделал, когда за лентой к ней пожаловал. Теперь остаётся только в конце турнира укутать её в ритуальный покров и забрать с площади в свой дом. Правда, было ещё кое-что. Одна пикантная такая традиция. Велия просветила. Оказывается, без подтверждения , брак не считается заключённым, а подтверждением является простыня новобрачных после первой ночи с девственной кровью невесты, само собой. И передавалась простыночка отцу девушки, в данном случае отчиму, что гораздо хуже — родитель-то ещё мог бы девочку пожалеть, а вот чужой, что так и не стал родным, вряд ли проявит милосердие. Особенно после того, как с мечтой о козе пришлось расстаться. Естественно, новости Яким принял совсем без радости. Стеше ведь всего десять.

— А что Аля решила? — спросил я напоследок.

— Ничего. Венец принесла, но ленты отдавать наотрез отказалась, — махнул рукой Леший — ума не приложу, что с ней делать. Ведь и женихи приходили толковые. Эх, да чего уж там, всё одно, супротив её воли не пойду.

Да, Яким, всё так. Ни за кого она без любви не пойдёт, как бы ни грозилась. Не сможет. А впрочем, думается мне, только так для неё и правильно. Надеюсь, она и сама это поймёт до того, как станет слишком поздно.

Проводив друга, я достал позаимствованные когда-то для ознакомления летописи. Хорошо, что вернуть их яраму ещё не успел. У меня же было ещё одно крайне важное дело — найти замурованную в камень нимфу. И тянуть с этим не следовало. Разумеется, как вариант, можно было бы просто методично прочесать замок, но на это, наверняка, ушло бы много времени, которого у меня в запасе не густо. Пока все будут заняты турниром, но стоит ему закончиться, и Совет старейшин возобновит свою работу, что значительно усложнит мои поиски. Следовательно, можно попробовать сначала что-нибудь дополнительно выяснить, в очередной раз обратившись к истории. А конкретнее, к личности моего славного Синеокого предка. На самом деле у меня было слишком много этих самых славных предков, чтобы хоть что-нибудь конкретно о каждом помнить, не уверен, что смогу назвать даже точный порядок их правления.

Вот ведь как бывает... Люди проживают целую жизнь: ненавидят, любят, страдают, радуются, скорбят, празднуют, что-то делают, например, пекут хлеб, пишут стихи или правят страной. О ком-то помнят, кого-то уже давным-давно забыли. А стоит ли помнить тех, о ком, вроде как, зачем-то надо? Бесценные, драгоценные уроки истории. Куда же без этого. Хрупкая надежда на то, что люди — существа, по сути своей, простые и достаточно предсказуемые — когда-нибудь научатся извлекать правильные уроки из опыта предшествующих поколений и избегать фатальных ошибок. Прекрасная мечта, которой, увы, не суждено сбыться. Всегда найдётся тот, кому будет мало. Мало богатства, любви, земли, власти. Да, и ещё тот, у кого будет много. Много амбиций, зависти, злобы, тщеславия, эгоизма, ревности. Так что эра всеобщего благоденствия не наступит до тех пор, пока люди остаются людьми, пока они живут, любят, страдают и к чему-то стремятся. То есть никогда.

Хроники относящиеся к правлению Горделея Синеокого я нашёл достаточно быстро. Никаких упоминаний об Ольне там, конечно же, не было. Не страшно, никто и не рассчитывал. Однако данный конкретный ярам, похоже, вовсе ничем не прославился. Ни славных подвигов, ни значимых свершений, ни каких бы то ни было серьёзных реформ. Кое-что интересное нашлось только в самом конце, где упоминалось о его трагической кончине. Дожил Горделей до глубокой старости, в последний год совсем ослеп и почти не вставал с постели, а умер в коридоре западной башни, который никуда не вёл, сжимая в кулаке медальон с серебристым локоном внутри. Никто из слуг так и не смог объяснить как, когда и, главное, зачем он туда пошёл. Примечательно, что с некоторых пор западная башня пустовала, потому что там поселился лютый холод. Ходили слухи, что это след какого-то мощного чёрного проклятья или душа, не нашедшая покоя. Исходя из того, что мне теперь было известно, вторая версия казалась более убедительной.

Видимо истинная великая любовь иногда вопреки всему оставляет след. Даже забирая, стирая, имя. Медальон с серебристым локоном и западная башня, значит. Что ж, это существенно сужало круг поисков. Горделей чувствовал, что умирает и всё, чего хотел, побыть рядом с ней, с той, которую так любил, той, память о которой не смогли затмить даже объятия законной жены, родившей ему кучу детей.

Спать я лёг далеко за полночь, а заснул только под утро. За завтраком не смог проглотить ни крошки. Благо, домашние списали всё на волнение перед церемонией открытия турнира.