🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

— Вы спрашиваете, почему именно мы? Да потому, что я её прямой потомок по материнской линии! Мне с детства уши прожужжали тем, что мамин род берёт начало от самой владычицы Ирсоль. А вы...

— Думаете, я тоже? Что ж, видимо, моя мать, и правда, была из непростой семьи.

— Или ваш отец, — предположила она.

— А мой отец вообще мог быть кем угодно... — вздохнул он. — Вы правы, ваше высочество. Одному из моих родителей досталась отличная родословная.

— Уверен, книга ответит на все ваши вопросы, — Пинкус не переставал улыбаться, в упоении от того, что успешно выполнил свою миссию. — И пусть подарок вашей праматери принесёт вам счастье, милые, прекрасные молодые люди!

— Конечно, принесёт! — Эрика тоже дала волю улыбке. — Инструмент Свободы — это вещь, которая могла бы...

— Как вы его назвали? — перебил Феликс. — Инструмент Свободы? Инструмент Справедливости, вы хотели сказать?

Принцесса изумлённо вскинула брови:

— Да нет же, Наследство Ирсоль — это Инструмент Свободы! Я читала, в те времена все люди были свободны, и каждый мог сам выбирать, как ему прожить свою жизнь...

Многоликий покачал головой:

— Во времена Ирсоль мир был устроен по справедливости, вот что самое важное! Недаром же и прозвище у волшебницы было Справедли...

— Друзья мои, не спорьте, — вмешался Хранитель. — Наследство Ирсоль называют по-разному. Инструмент Свободы и Инструмент Справедливости — это лишь некоторые из его имён, мне доводилось слышать и другие. Никто не знает, что оно собой представляет на самом деле. Вы будете первыми, кому откроется его тайна.

Феликс пододвинул к себе книгу, перелистал её и удивлённо проговорил:

— Здесь больше ничего нет.

— Разумеется. Всё остальное предназначено только для ваших глаз. Уверен, она ждёт не дождётся, когда я уйду. И я не отниму у вас ни единой лишней минуты!

Чрезвычайно гордый собой, старьёвщик поднялся с лавки и начал застёгивать тулуп.

— Спасибо вам, — тепло сказал Многоликий, поднимаясь вслед за ним. — И простите, что я думал о вас дурно, Пинкус.

— Чепуха, не берите в голову, — беспечно ответил тот. — Кто угодно подумал бы так на вашем месте. Не забудьте потом навестить старика, ладно? Мне страшно интересно, что за штуку вам оставила сиятельная Ирсоль, да лелеют Небеса её душу.

Они обнялись на прощание. Эрика молча улыбнулась и протянула Пинкусу руку, которую он с волнением стиснул в своих иссохших прохладных ладонях. Все вместе вышли из дома. Солнце уже клонилось к закату, небо в лёгкой облачной дымке стало рыжим. В морозном воздухе кружились крупные редкие снежинки, оседали на одежде, манили полюбоваться своей нерукотворной красотой. Хранителя проводили к саням, которые дожидались его у изгороди, проследили, как он забрался в них и спрятал ноги под меховой полостью. Возница ударил вожжами, соскучившаяся лошадь фыркнула, выпустив клубы пара, развернула сани и затрусила к лесу.

— Мы даже чаю ему не предложили! — вдруг спохватилась Принцесса.

— И верно, нехорошо получилось, — огорчился оборотень. — Надеюсь, он на нас не обиделся... В конце концов, не каждый день узнаёшь такие новости!

— Идёмте скорее обратно, Феликс, — она потянула его за рукав. — Вдруг там уже появился текст? Разве вам не хочется узнать, что дальше?

* * *

Разумеется, Эрике не терпелось опять заглянуть в 'Путеводитель'. А как же иначе? Ведь сумасшедшая круговерть недавних событий благодаря ему разом обрела смысл! Услышав про Наследство Ирсоль, девушка почему-то мгновенно поверила: теперь всё будет так, как надо. Инструмент Свободы — именно это имя в книгах, прочитанных ею в отрочестве, давали утраченному магическому артефакту эпохи Ирсоль Справедливой — та самая вещь, что даст ей возможность жить так, как хочется, а не так, как назначено от рождения. Впрочем, сегодня Принцесса ощущала себя счастливой и до прибытия Пинкуса — счастливой вопреки всему, и здравому смыслу, в первую очередь. Вместо того, чтобы ужасаться и негодовать на себя и на своё сердце, которое опрометчиво влюбилось в совершенно неподходящего человека, ей хотелось летать от переполнявших её эмоций. Что она и делала постоянно с того момента, как выбралась из постели — благо, сейчас ей таиться было совершенно не от кого.

Эрика как уснула с именем Многоликого на устах, так с ним же и проснулась — и сочла, что такого приятного пробуждения у неё ещё не случалось. Отцовская ложь и заговор, вчера приводившие её в отчаяние, сегодня отошли на второй план, скрылись за перламутровой дымкой её новорождённого чувства. Принцесса погладила печной бок, шершавый и всё ещё тёплый, и улыбнулась, потягиваясь. Ей вдруг показались очень красивыми и эти белёные кирпичи, и низкие заиндевелые окна, и бурое бороздчатое дерево потолочных балок, и густые паучьи тенёта между ними, серебрившиеся в скудном зимнем свете. Снаружи раздавался звонкий ритмичный стук — Эрика не знала, откуда он идёт, однако никакой угрозы не чуяла: звук был обыденным и спокойным. Она села, поправила измятую блузку и с наслаждением позвала:

— Феликс!

Но его не было в комнате, лишь одеяло, расстеленное на полу, указывало, где он провёл ночь. Хоть Принцесса и не сомневалась, что он неподалёку, но тут же по нему заскучала. И вот тогда-то, мгновенным озарением, она и поняла, что влюбилась! Можно ли по-другому назвать её теперешнюю истому, и недавние ночные грёзы, и всё то смятение, которое принёс её душе Многоликий?

Она влюбилась.

В оборотня и авантюриста.

В 'государственного преступника', которому она помогла сбежать из темницы.

В того, кого при других обстоятельствах и на пушечный выстрел не подпустили бы к наследнице ингрийской Короны.

'Но разве сейчас я наследница? — спросила себя девушка. — Я беглянка. Я почти никто, как и он. А значит, сейчас у нас есть право быть рядом!'

Ей не терпелось увидеть Феликса, и она соскользнула вниз, не желая терять ни секунды своего счастья. Торопливо надела юбку и наведалась в ту часть дома, где располагались баня и уборная. Многоликий не обманул: в бане стало тепло, а в кадушке, приспособленной сбоку от небольшой печурки, нашлась горячая вода. Эрика с необычайным удовольствием умылась и почистила зубы; сегодня ей доставляло удовольствие всякое её действие, даже просто дышать, и то было приятно. Потом перелетела в комнату, где, покачиваясь над полом, закончила одеваться; и, наконец, отправилась искать Многоликого.

Выйдя на крыльцо, она сразу же увидела источник стука: в нескольких шагах от дома, на опушке леса Феликс колол дрова. Ей и раньше нравилось на него смотреть, но теперь, когда он побрился, избавился от тюремной робы и облачился в чёрные франтоватые брюки и ослепительно-белую рубашку, отвести от него взгляд стало невозможно. Принцесса удивилась было тому, как легко он одет, но быстро сообразила, что замёрзнуть ему не грозит: очень уж энергично Многоликий орудовал топором. Получалось у него ловко, в снег один за другим отлетали аккуратные продолговатые куски дерева. Эрика прежде не видела, как делаются дрова, и потому замерла, зачарованная.

В голове у неё, между тем, бродили и сладкие, и странные мысли. А что, если взять и не возвращаться больше в замок Эск? Забыть о долге перед отцом и перед страной, не понарошку, а по-настоящему и навсегда отказавшись от роли наследницы? Сбежать с Многоликим подальше отсюда, куда-нибудь в Новые Земли? — 'Ведь я же мечтала их увидеть!' Но здравый смысл всё-таки оставался при ней, пускай она и не желала его слушать. Закон есть Закон; отказаться от роли наследницы ей не позволят. А в Новые Земли Феликс в этот самый миг плыл бы один, если бы вчера Принцесса не навязала ему свою компанию. Сердце кольнуло сожалением, но разгуляться чувство вины не успело — явление Хранителя всё расставило по своим местам...

Теперь, когда Хранитель уехал, Эрика с порога бросилась к книге, распахнула её... но тут же отодвинула с разочарованным возгласом: каллиграфический текст по-прежнему заканчивался словами '...с нею, тебе доверенной, наступило время расстаться'.

— Потерпите, ваше высочество, может, ей нужно убедиться, что её никто не прочитает, кроме нас, — улыбнулся Многоликий.

— Вы думаете, она разумная? — улыбнулась в ответ Принцесса.

Он пожал плечами:

— Кто её знает? Уж если она каким-то образом ухитрилась повлиять на наши с вами поступки...

— На мои поступки никто не влиял! — возразила Эрика. — Я делала то, что невозможно было не делать, никакие книги тут ни при чём. Наша пра-пра-пра-прабабушка просто-напросто была провидицей и поэтому знала всё заранее.

— Кто прав, вы или я, мы всё равно никогда не узнаем, ваше высочество, — Феликс потянул из-под стола корзину с припасами. — Давайте дождёмся продолжения. А пока предлагаю позавтракать... вернее сказать, пообедать.

— Обед — это прекрасно! — обрадовалась Принцесса, чей рот наполнился слюной от одного лишь упоминания о пище. — Я уже и не помню, когда в прошлый раз ела.

— Правда, я не смогу предложить вам изысков, к которым вы привыкли дома... — скептически заметил Многоликий, вынимая из корзины кульки и жестянки.

Но девушка засмеялась:

— Феликс, я сейчас съем что угодно, даже суп из топора.

Он спохватился:

— Ох, ну конечно, топор! Дрова-то я и забыл! — и вышел, чтобы через минуту вернуться с грудой свеженьких деревянных брусков.

Потом он снова растопил печь и поставил на огонь еду — пшеничную кашу с консервированным мясом, вскоре запыхтевшую в чугунке и сочившуюся упоительным запахом. Наблюдая за действиями Феликса, Эрика млела так же, как ночью. Однако в его улыбке и голосе теперь сквозила отстранённость, которой ночью не было и которая всё сильнее её тревожила. До крайности неопытная в любви, Принцесса не могла понять, откуда взялась эта отстранённость, и вскоре совсем загрустила: 'Сбежать с ним в Новые Земли... Силы Небесные, да он бы сам не взял меня с собой! Почему только я решила, что нужна ему? Он чувствует себя обязанным мне за то, что я спасла его от Манганы — и ничего больше...'

Но аппетит Эрики от внезапных невесёлых мыслей ничуть не пострадал, и толстостенная керамическая миска с кашей, поставленная перед нею гостеприимным хозяином дома, опустела в мгновение ока. Многоликий, который, сидя напротив неё, тоже весьма быстро расправился со своей порцией, слегка удивлённо спросил:

— Добавки хотите, ваше высочество?

Ответить Принцесса не успела. В комнате что-то едва уловимо изменилось, наследники Ирсоль уловили эту перемену одновременно.

— Книга! — вскинулся он.

— Книга, — затрепетав, согласилась она.

Чуть не стукнувшись лбами, они склонились над раскрытым 'Путеводителем' и увидели, как на желтоватых, но совершенно не истлевших страницах проступают новые буквы: 'Дети мои! Приветствую вас и радуюсь нашей встрече, ясно видимой мною через столетия'.

— 'Дети мои', — многозначительно повторила Эрика.

— Всё верно, потомки Ирсоль — мы оба, — подхватил Феликс.

Так и оказалось: 'Наш род даст миру многих чудодеев и волшебников, но вы — последние из рода, кого глаза мои различают сквозь толщу времени', — гласило следующее предложение.

Многоликий настороженно уточнил:

— Она имеет в виду, что нами её род закончится?

— Не думаю... тогда бы она использовала другую форму слова 'последний'. Она имеет в виду, что не способна глубже проникать в будущее, — пояснила Принцесса.

Она читала медленно, с трудом продираясь сквозь тяжеловесный средневековый стиль. Феликс слушал, затаив дыхание. Исконный континентальный никогда не был принцессиным коньком, и поначалу она даже боялась, что не сможет понять половину написанного — незнакомых слов было слишком много. Но слова эти чудесным образом сами подсказывали ей своё значение, и смысл послания из прошлого раскрывался во всей полноте.

Премудрая Ирсоль всё знала наперёд. Знала, что мир, в её времена сотканный из разнообразных чудес, постепенно утратит магию. Одарённые дети станут рождаться всё реже. Сначала это будет не так заметно: многие из родившихся обычными людьми получат магические способности от Серафимов. Но потом исчезнут и Серафимы, человечество привыкнет жить без защитников и помощников. Одарённых же станет так мало, что им придётся скрывать свой Дар, чтобы он не был ни украден, ни использован во зло — 'Сердце моё становится сосудом боли и печали, когда я вижу, что за судьба ожидает в грядущем таких, как вы'.

Знала Ирсоль и то, что огромная и прекрасная страна, которой она благополучно правила, заботясь, чтобы каждый подданный получал всё, чего он достоин, несколько веков спустя распадётся на дюжину маленьких стран, разорванная человеческими властолюбием и алчностью. Наступит время, когда властолюбие и алчность будут управлять миром, и свободными в нём останутся одни лишь знатные и богатые люди. 'Да и то не все', — добавила про себя Эрика.

В третьем с конца абзаце было сказано: 'С прискорбием понимаю, что всех моих сил не хватит на то, чтобы спасти целый мир, погрязший в несправедливости и лжи. Однако мне по силам сделать счастливей и совершенней хотя бы малую его часть. Пусть Инструмент, который я вам вручаю, послужит на благо и вам, и миру. Дети мои, я вижу и верю, что моей надежды вы не обманете, залогом мне служат светлый ум и доброе сердце каждого из вас'.

— Осталось совсем немного, — заметил Феликс. — Надеюсь, нам объяснят, что он такое, этот Инструмент, и как им пользоваться...

— Надеюсь, мы хотя бы узнаем, где он спрятан, — пробормотала Принцесса, бегло просматривая текст в поисках топонимов; никаких карт и планов в книге не было, хоть её и назвали 'Путеводителем'.

Но два последних абзаца, увы, ни на один из вопросов ответа не дали, наоборот, повлекли за собой вопросы новые.

'О, как хотела бы я распахнуть врата, благословляя вас: идите, дети мои, и возьмите то, что вам завещано! — писала пра-пра-пра-прабабка. — Но, проникая взором в грядущее, я вижу лишь яркие куски, выхваченные из мрака. Могу ли я быть уверенной, что злые люди не войдут в мои врата раньше, чем вы? А посему, не врата, но узкий и тайный лаз откроется вам, когда вы придёте к нему вместе. Всем тем, что нужно, дабы его отыскать и воспользоваться им, вы уже владеете'.

Наследники озадаченно посмотрели друг на друга: 'Что значит, уже владеем?' Многоликий вздохнул:

— Дочитывайте, ваше высочество. И будем разгадывать шараду.

'Грядущее изменчиво, известно ли вам об этом? Ныне взору моему доступна лишь самая широкая из дорог. Судьба не ищет окольных троп, но иным тропам самим суждено стать дорогами. Если вы, дети мои, живёте покойно и счастливо, с радостью в сердце и достатком в доме, посмею ли я вас тревожить? Сожгите моё послание, забудьте о нём, если страшитесь потерь, ибо тот, кто стремится получить многое, рискует многое потерять', — закончила Принцесса.

Боковой край страницы был странно неровным, как будто оборванным.

— По-моему, нас предупреждают об опасности, — помолчав, сказал Феликс.

— Мне тоже так показалось. 'Кто стремится получить многое, рискует многое потерять...'