— Брось оружие, — прохрипел ночной гость из-под повязки. — Брось, или я перережу горло твоему хозяину.
К ногам Черного полетела спата, а за ней и наваха. Легкий кривоватый кинжал упал, царапнув туфлю убийцы. Тот поддал его носком в сторону. Трудно сказать, рассчитывал ли Роберт отвлечь наемника, скорее действовал на удачу, — кто уж там повелевает той удачей, — но Черный на мгновение отвлекся. Этого хватило.
Роберт сам выбирал метательный нож в оружейной, сам оттачивал до бритвенной ост-роты, и потом подолгу кидал в саду, сдирая кору с деревьев. Без замаха он послал нож в ли-цо Черного и тут же упал на колено, пропуская брошенный в ответ кривой кинжал. Клинок ударился о стену и отскочил, а Роберт уже был рядом с ночным гостем — добить.
Оказалось, зря спешил — ни к чему: узкое, отточенное лезвие по короткую рукоять вошло в глазницу. Черный умер мгновенно.
— Ты ранен? — Роберт наклонился над Тафларом, опасаясь вместо ответа услышать предсмертный хрип.
— Чепуха. Царапина, — голос араба дрожал, но на хрип умирающего не походил. Абу Хаким с лампой в руках уже стоял рядом. Шею Тафлара косо прочертила длинная, сочащаяся кровью рана. Тонкие пальцы Абу пробежались по ее краям.
— Слава Аллаху, нож разрезал только кожу. Сейчас зашью.
— Где Мибу? — вскинулся Тафлар, отводя руки лекаря.
Вдвоем они внесли, ставшее очень тяжелым тело в комнату и положили у стены. Мибу был еще жив, но даже в слабом свете ночника было видно, что его кожа из черной стала пе-пельной, черты лица заострились. Слева под ключицей набухала огромная шишка. Из кро-хотной ранки в центре опухоли сочилась кровь.
— Абу?!! — Тафлар позабыл, что сам ранен. Испачканными кровью пальцами он ухва-тил врача за одежду. Но тот не двигался, стоял скорбно молча. Роберт, повидавший на своем веку немало, тоже понимал — от такой раны спасения нет.
— Абу, неужели нельзя помочь? — Тафлар склонился над своим телохранителем:
— Мибу, ты меня слышишь?
Веки африканца дрогнули, он даже попытался разлепить губы.
— Стой, Тафлар! — Абу оттащил друга в сторону. — Не трогай.
— Почему?
— Ничего не обещаю, да от меня тут ничего и не зависит... Но если Аллах и все афри-канские духи к нему благосклонны... Только не трогать! Пусть тут и лежит.
— Рана?
— Кровь перестала вытекать. Вся свернулась. Дай послушаю, — Абу Хаким, едва каса-ясь, приложил ухо к груди Мибу.
— Сердце бьется часто и едва слышно, легкие не задеты. Повторяю, ничего нельзя обещать, но раз кровотечение остановилось, есть крохотная надежда.
Потом они перевязывали Тафлара и укрывали Мибу. Только когда никаких дел не ос-талось, и в комнате застыла тишина, сообразили — на шум и крики никто не прибежал. По-нятно, что молчит закрытая на десять засовов женская половина. На востоке женщина, отго-роженная от мира мужчин толстыми стенами сераля и жесткими законами, не приучена под-нимать крик. С евнухов тоже спроѓса нет — спят не добудишься. Но куда подевалась стра-жа?!
Наемный убийца мог прийти не один, помня об этом, Роберт не решался оставить ра-неного Тафлара, умирающего Мибу и совершенно беспомощного в бою Абу.
— Чем вы тут объявляете тревогу?
— Внизу в большом зале есть гонг. В него следует ударить колоѓтушкой, — просипел Тафлар.
— Далеко. Я не хочу вас оставлять.
— Думаешь, он пришел не один?
— А бес его знает, — отозвался Роберт по-франкски.
— Иди, зови людей, — Абу Хаким поднял спату. Небольшой клинок выглядел в тонкой изящной руке врача чем-то инородным. Роберт с сомнением оглядел горе— защитника, но делать было нечего:
— Встань у входа и руби любого подозрительного.
Быстро проскочив под аркой, он выбрался на площадку перед лестницей, подошел к перилам и огляделся. Ни шевеления, ни звука. Приставив руки ко рту, Роберт проорал, что есть мочи:
— Все живые — ко мне!
Раз, другой, третий.
В саду раздались шаги, среди густых зарослей мелькнул факел. Если бы еще знать всех обитателей дома в лицо. Осталось надеяться на Абу. Тот легко отличит чужака.
Первой на террасу взлетела женщина, до глаз закутанная в темное покрывало. Наученный горьким опытом, Роберт приказал ей остановиться.
— Я — Фатима. Что случилось?
Роберт опустил руку с навахой:
— На нас напали, Тафлар ранен. Легко, не пугайся. А вот Мибу — плох.
Вместо того чтобы кинуться с причитаниями к хозяину, мудрая женщина обернулась к франку, почуяв в нем единственную опору:
— Что надо делать? Говори.
— Мне нельзя далеко уходить. В саду или в доме могут прятаться еще убийцы. Надо ударить в гонг, собрать людей. Боюсь, утром многих не досчитаемся.
Она молчком развернулась и бросилась в темноту, а Роберт застыл, каждое мгновение ожидая предсмертного вскрика женщины.
Рев большого гонга слился со вздохом облегчения.
Из двадцати человек, охранявших дом и сад, в живых осталось восемь. Остальных уложил мертвыми ночной гость.
Только когда от Селим бея прибыл отряд и плотным кольцом окружил усадьбу, Роберт, понуждаемый Абу, отправился спать.
Однако сном его состояние можно было назвать с большой наѓтяжкой: чуткое полузабытье чередовалось с глубокими провалами, где Роберт, падая на колено, метал и метал нож в распѓлывчатый силуэт, каждый раз, просыпаясь от досады, что не попал.
Только на рассвете он уснул по-настоящему. Но и тут достало сновидение. Он увидел себя на злополучной каменистой площадке перед монастырем Святого Георгия в полном облачении. Наверное, по контрасту с броней и глухим шлемом легкое копьецо с золотым, испещренным непонятными знаками наконечником, выглядело в руке игрушкой. Роберт не замеѓтил, когда на площадку вышел противник. Не Омар. Против него встал дважды отступник Пирруз. Ему, рыцарю, выставили в противники эту гниду?! Возмущение и отвращение захлестнули во сне с такой силой, что Роберт, не дожидаясь начала поединка, поднял свое игрушечное копье и метнул в сторону сутулой фигуры. Как копье пронзило тело, не видел, но, проснувшись, точно знал — убил.
От лекарства, принесенного утром придѓворным врачом, слегка кружилась голова. Впрочем, Абу Хаким предупреждал, что так оно и будет вначале.
Тревожной занозой на краю сознания застрял давешний сон. Какое предательство ждет впереди?
Роберт сидел на черном как ночь, тонконогом и резвом, но невысоком по его меркам жеребце. Сегодня впервые за очень долгое время он надел европейское платье и полный доспex. Лучше бы, конечно, поберечь силы, не тащить на себе по солнцепеку пудовую кольчугу, наручи, поножи и шлем, но его предупредили — путь кавалькады пройдет по городу, а это значит — сквозь толпу, собравшуюся по случаю праздника.
Пот начал пропитывать стеганый гамбизон. Во рту стоял вкус солоноватого настоя. Абу Хаким объяснил: в жару захочется пить, а непомерное питье для непривычного к местным услоѓвиям европейца — губительно. Можно потерять сознание. Лекарство же таково, что, переѓтерпев первый приступ жажды, Роберт на весь день будет от нее избавлен.
Селим Малик не торопился, ехал шагом, держась в седле прямо как изваяние самому себе. Приветственные крики толпы, по мере приближении, oкруженного стражей, франка сменялись плевками и улюѓлюканьем. Под ноги лошадям летели гнилые финики, огрызки яблок, кости. Выше, однако, не кидали, опасаясь зацепить кого-нибудь из охраны.
Непредвиденное препятствие разделило кавалькаду надвое: Селим в сопровождении свиты уехал вперед, а под ноги робертову коню из толпы кинулся человек больше похожий на пучок грязных тряпок. Он крутился волчком, пронзительно кричал — франк не понял ни слова — визжал и плевался, стараясь угодить в ненавистного христиаѓнина. Стража, между тем, бездействовала. Ни один из воинов не озаботился, убрать досадную помеху. Из толпы до Роберта долетели непонятные слова: дервиш, суфий.
Заклинатель или местный колдун? Ну и крутись себе, равнодушно подумал франк, с каменным лицом взирая на колготящийся под ногами клубок ненависти. Однако, спокойно стоявшая вначале представления, толпа зашевелилась. Крики и проклятия полетели со всех сторон. Когда сумасшедший рухнул и задергался в падучей, несколько человек из передних рядов, не обращая внимания на стражу, кинулись к Роберту. Только тут охранники зашевелились и начали оттирать толпу конями. Наиболее ретивым доставалось древками копий.
Один человек в грязной обтрепанной рубахе все же прорвался. Снизу вверх на франка уставились безумные тусклые глаза. Роберт мельком подумал, что за неимением оружия, фанатик вцепится в него зубами, однако, в руке у того мелькнул тонкий как спица стилет. Не раздумывая больше и разом позабыв нас-тавления Тафлара: ни во что не вмешиваться, Роберт поддал оборванцу носком сапога под растрепанную бороду. Слава Богу, из-за мельтешения стражи, никто не заметил их короткого поединка. Но мешкать было нельзя ни в коем случае: сообрази народ, что случилось, и гнев фанатичной толпы не остановит никакая стража — по кусочкам разнесут.
— Вперед, за мной, не отставать! — взревел Роберт, приподнявшись в стременах.
Умный нервный жеребец, скакнув с места, легко перемахнул через затихшего дервиша, и понес Роберта вперед. С дороги разбегаѓлись, но франк понимал: сейчас самый уязвимый момент. Стоит толпе сомкнуться, отсекая его от Селима и от стражи — конец. Поминая всех святых и грешных, он гнал коня вперед.
— Придержи! — рявкнул голос справа. Начальник караула нагнал франка первым.
Сбитый с размашистого аллюра, конь затанцевал на месте. Роберт так сдавил ему бока коленями, что бедная скотина присела на задние ноги.
Зато к свите Селим бея они примкнули, следуя чинной рыѓсью.
Арена была посыпана красноватым песком. Все сооружение напоминало римский цирк, развалины которого Роберт видел в южном Провансе. Там арену окружали ступенчатые трибуны-террасы. Здесь — невысокий каменный забор. Единственная трибуна пряталась под легким навесом. Кто там восседает было не рассмотреть из-за бьющего в глаза солнца.
А кому там быть? Халиф, свита, да племянники великого визиря, разуѓмеется.
Длинные трубы хрипло проорали начало церемонии. На середину арены вышел имам — местный епископ, по кругу повели великолепных коней под яркими попонами, по периметру застыли воины в парадѓных одеждах...
Роберт не вникал в смысл церемонии, стоял себе под узким козырьком навеса напротив трибуны и ждал когда наступит его время.
Это была не просто сосредоточенность — умение сдержать возѓбуждение, чтобы оно не захлестнуло, не превратило сконцентрированную внутри энергию в хаос. Он знал — полный покой перед боем так же опасен как чрезмерное волнение.
-... великий воин Абдул Тахар аль Ала, аль Маари и франк Рабан аль Париг. И пусть Аллах покарает неверного! — провозгласил имам в завершение своей речи.
Свинство! — подумал Роберт. Оказывается, мы тут теософский спор будем спорить, а не выяснять, соврал Омар халифу или нет. Но подумал мимоходом, прекрасно сознавая, что для него это, по большому счету, значения не имеет.
Начальник стражи, с которым давеча отрывались от разъяренной толѓпы, протянул шлем. Роберт взял, ткнул кулаком во вовнутрь — ничего, подбой мягкий — надел. Следом в руках оказался меч.
После памятного боя с Селимом, Тафлар длинной узкой лестницей повел франка в подвал, где располагалась другая оружейная. В отличие от той, что на верху, она занимала небольшой сводчатый зал без окон, запирающийся толстой окованной железом дверью. На стенах и потолѓке чернели следы факелов. В комнате стояли простые столы и козлы. На них — оружие. Но какое! Здесь не было помпезных парадных мечей, не слепил глаза блеск камней и золота. Но сама сталь стоила не меньше, а то и больше поѓлагающихся ей украшений.
Тафлар абд Гасан шел мимо столов. Роберт следовал за ним. Араб время от времени указывал на какой-нибудь клинок, объясняя. С некоторыми видами оружия, выставленными в секретной оружейной, франк имел дело. Другие только видел. Были и такие, о которых он никогда не слышал.
— Что ты там рассматриваешь? Я собираю оружие, которым воюют в Европе, как бы сказать... для коллекции. Оно, прости Рабан, не предѓставляет для меня другой ценности.
— Почему?
— Плохой металл.
Франк готов был спорить. В недалеком прошлом он владел очень хорошим мечом, но, конечно, европейскую сталь не сравнить с восточной. Тут возразить было нечего.
— У тебя есть оружие из вашего знаменитого булата?
— Видишь дзюльфакар? Да, тот с раздвоенным концом и волнистым лезвием, или вон лежит сейф. Они из турецкого булата, ничего особенного. Дальше, на соседнем столе ятаганы и киличь. Эти — уже лучше — дамаск. Булат, который вы, франки, почитаете лучшим в мире.
Роберт с неприязнью слушал пояснения Тафлара. Что тот мог понимать в оружии? Конечно франкские и немецкие мечи с темной, часто перекаленной, хрупкой сталью не вызывали у ученого араба пиетета, но восточное оружие из легендарного булата, завладеть которым считалось в армии крестоносцев большой удачей, было достойно большего почтения.
— Не задерживайся возле них и не смотри с таким сожалением, — засмеялся Тафлар. — Пойдем, я покажу тебе настоящее сокровище.
В глубине зала на отдельной подставке лежал меч. Глянув на него, Роберт уже не мог отвести глаз. Ничего помпезного, вычурного. Простой узкий клинок, гарда в виде перевернутой чашки, овальная рукоять — и все! Но это была драгоценность. По серому матовому лезвию разбегался чуть заметный узор. Меч лег оголовком в ладонь, будто для нее кован. Голомень слегка выдавалась.
Подержав меч в руках, граф Парижский осторожно положил его на место.
— По-твоему почтительному молчанию вижу — ты по достоинству оценил мою бхелхету.
— Как ты сказал?
— Бхелхета, — так называется этот меч. Сплав именуется табаном. Его умеют делать только в Индии. Нам секѓрет такой стали неизвестен.
— Он стоит целое состояние.
— Да, — просто ответил Тафлар. — Но вернемся к нашим реалиям: какое оружие ты выберешь?
— Не боишься утратить драгоценный экспонат из своей коллекции? Если... мне ведь может и не повезти?
— Все возможно. Выбирай.
— Роберт не колебался. Естественно, первым он выбрал индийский клинок. Сегодня же, тотчас, как покинет подвал, он займется им — приведет в надлежащий вид.
Затем из нескольких очень хороших клинков он выбрал легкую недлинную спату.
— Если на этом — все, пойдем, я тебе покажу еще нечто.
На длинном пристроенном к стене столе лежало разнообразное, совершенно незнакомое франку оружие — широкие тяжелые, даже на вид, неудобные клинки из темного металла, покрытого разводами зеленой патины.
— Бронза? — Роберт поднес к глазам один из них.
— Римский гладиус. Рядом акинак, им воевали скифы.
— Вы сражаетесь таким оружием?
— Что ты! Мечу, который ты держишь больше тысячи лет. Он пил кровь задолго до того как появился на свет твой пророк Исса... да и мой Мохаммед тоже. А тот наконечник копья еще старше.
Смуглая рука хозяина оружейной указала на тонкий конус желтого металла. Золото? По поверхности разбегались знаки: глаз, волнистая линия, птица, фигура человека...
