"Монах.Шанти"

— Их можно понять — кивнула Шанти — в Балроне магия была под запретом. И кто мог им противостоять? Только сильная армия, но потери в случае войны были бы таковы, что никому не поздоровится. Впрочем — вы же знаете, следующая война случилась бы в ближайшие лет десять, не позже. Исчадья набирали силу. Кстати — а что стало с их академией? Где дети и подростки, которые обучались магии?

— Все исчезли. Сразу же, как разнесся слух о том, что главных исчадий заключили в темницу. Увы...нужно было их всех убить, учеников этих. Сразу же, в первые часы после захвата верхушки.

— Детей? Подростков? — неприятно удивилась Шанти.

— Да. Подростков! — твердо заявил Шур — их годами учили ненавидеть всех, кроме исчадий, их обучали убивать, мучить, пытать — это не слова! Им давали живых людей, и они сдирали с них кожу! Выкалывали глаза! Издевались над ними! Потому — что те НЕ исчадья. Потому, что они грязь под ногами.

— Что, правда? — нахмурилась Шанти — не верится. Дети-убийцы?

— Они же дети, да? — усмехнулся Шур — эти твари были детьми, когда лежали в колыбели. Когда же им рассказали, внушили, что все люди вокруг грязь, что исчадья самые лучшие, самые умные, самые знающие и вообще — элита этого мира — у них будто мозг в голове повернулся. Оказалось — все вокруг животные и с ними можно делать все, что они хотят. Убивать, отбирать деньги, имущество, насиловать — все, что захочешь. По праву сильного. И еще — они не верят, что смертны. Не верят, что вот так просто можно ткнуть их ножом, и они умрут, как все. Им внушали, что исчадья неприкасаемы и бессмертны. Никто не посмеет пойти против них.

— Что-то ты нарассказал, аж жутко — усмехнулась Шанти — не верю, что можно за несколько лет превратить человека в безмозглую, жестокую тварь, не внимающую голосу разума. Не может такого быть.

— Увидите. Когда кто-нибудь из них попадется в сети — многообещающе улыбнулся Шур — я говорю то, что знаю. Я был в их академии, видел, что они делают, видел, что могут сделать. Эти мелкие гниденыши страшнее взрослых. Их ничем не остановить. Насколько знаю, применяли какие-то препараты, заставляющие их верить в то, во что они верят. Давали читать специальные книги, где описано, как исчадья суть элита мира и от них пошли все остальные люди, ничтожные выродки по сравнению с настоящими людьми. Я принесу вам несколько книг, прочитаете. Может тогда поверите.

— Это страшно — прошептала Шанти, глядя в пустоту — я знаю, что ты не врешь. Представляешь, если бы всех детей в Славии воспитывали именно так? Ты представляешь, что бы из этого вышло? Поколение людей со свернутыми на сторону мозгами, ненавидящие весь мир, всех, кто думает по-другому, всех, кто живет, не так, как они считают нужным жить! Считающих, что все, кто не исчадья — недочеловеки!

— Это было в планах исчадий. Я знаю... — Шур кивнул головой и посмотрел в окно, освещавшее сад. Там ничего не изменилось — так же порхали птички, жужжали мухи, кидаясь в смертельные объятья коварных цветов — плевать всем было на осаду, на потомков исчадий, на весь мир людей, таких странных, таких жестоких и непредсказуемых. Исчезнут люди, а мухи будут так же жужжать, птички кричать, дождь литься с небес, а деревья шуметь листьями. И никто не оплачет жестокий род людской...

Помолчали. У Шанти почему-то совершенно испортилось настроение. Ну — совершенно. А когда у нее испорчено настроение — ей лучше не попадаться на дороге...

— Сколько мятежников на Дворцовой площади? — спросила она, сварливым голосом, сжав пальцы правой руки в кулак.

— Две тысячи. Все газоны и клумбы загадили — скривился Шур — вонь стоит, как в сортире. Деревья срубили — а их прадеды императоров приказали привезти из дальних краев, за тысячи верст отсюда. Костры жгут. Таран строят — болваны, этим тараном дворцовые ворота ломать нужно лет десять. Главное, чтобы магов не привели. Вот это страшнее. Но по моим сведениям ближайшие маги в трехстах верстах от столицы, там у них филиал академии исчадий. Кстати — возможно туда и отправили учеников. Знали, что мы их будем искать.

— А без тарана, если просто на стены влезут? — задумчиво осведомилась Шанти — по лестницам.

— А мы на что? Стены высоченные, солдат пока хватает. Если изнутри ворота не откроют, предательством, взять нас непросто. Только Балрон с их фантастическим оружием мог бы взять замок в лоб...а так — только магия.

— Ясно. Значит сортир из моей площади сделали? — хмыкнула Шанти — костерки из редких деревьев жгут? Огонь любят? Ну-ну... Расскажи, где находятся дома главарей бунтовщиков. Нарисуй мне. Сумеешь?

— Почему и нет? — Шур с непонятным выражением лица посмотрел в глаза 'императору' — нарисую. Сумеете?

— Посмотрим — пожала плечами Шанти — нужно им дать понять, что они неправы. И кстати — расскажи мне, где академия исчадий, в каком городе, где расположена.

— Вот это я сразу не скажу. Нужно поработать с агентами — кивнул Шур — в той академии я не был. Не знаю, где она находится.

— А ты можешь общаться с агентами отсюда? Птицы?

— И птицы, и тайные ходы есть — через канализацию. Толстый не пролезет, а мелкий, гибкий — запросто — пожал плечами Начальник Тайной службы.

— Покажешь мне выход — потом, как тут закончим. Итак — бери лист бумаги, и рисуй.

* * *

— Ну и воняет! — Шанти брезгливо заглянула в темную дыру — и что, через эту дырку можно вылезть наружу?

— Можно — усмехнулся Шур — по тоннелю, там есть ответвление, выводящее к реке, прямо под городской стеной. Да и вообще — по тоннелям под всем городом. Не везде можно пройти, да, но в основном тоннели свободны. Воняет? Интересно — чем должно пахнуть из канализации, в которой скапливается все дерьмо города? Впрочем — вообще-то я предпочитаю, чтобы пахло дерьмом, а не кровью.

— Хорошо сказал — усмехнулась Шанти — философ. Увы, у нас пахнет и дерьмом, и кровью, и никуда от этого не деться. Ладно, хватит. Показал — теперь покажи, где свободный выход на дворцовую крышу. И вот что — сегодня сними оттуда охрану. Придумаешь сам — что сказать гвардейцам. Чтобы никто не видел, как я туда иду. Ты понял меня?

— Понял — кивнул Шур, и нерешительно добавил — ваше величество...

— Что, Шур? — Шанти оторвалась от своих мыслей — чего ты боишься? Я это чувствую.

— Боюсь, что с вами что-то случится — коротко пояснил Шур — это будет означать и мою гибель. Будьте осторожны, хорошо?

— Буду — серьезно сказала драконица, и улыбнувшись, добавила — сам не хочу!

Глава 8

Голова билась о броню, было больно и он застонал. Опять ранили? Видно — ребята вынесли из боя и теперь везут домой. Домой? В продуваемые ветрами, пыльные палатки? Где можно забыться черным сном, чтобы завтра подняться и пойти снова подставлять свою грудь под пули? Где он, дом-то?

Глаза с трудом открылись и сфокусировались на чем-то широком, светлом, нависшем на головой. Сделал усилие...что?! Чех?! В плену?! Оооонеееттт... Лучше умереть!

Бородатая широченная физиономия похлопала голубыми глазами, 'чех' что-то сказал, что — совершенно непонятно. Губы шлепали, звуки шли, а вот слова непонятны — какая-то тарабарщина.

— Ты на русском говори — с трудом вытолкнул через пересохшие губы — я на вашем не понимаю! Да не понимаю я тебя, отстань!

Бородатый протянул руку куда-то в сторону, достал странную, непривычного вида флягу, украшенную сплетением узоров, и сняв крышечку приложил сосуд к губам раненого. В рот потекла теплая, восхитительно вкусная вода, и он глотал, глотал, глотал...пока бородатый не отнял флягу от губ.

Внезапно раненому стало плохо, и его вырвало — фонтаном, залив бородача, что-то буркнувшего на свеем языке — видно выругался. Накатила такая дурнота, что в голове потемнело, закружился весь мир, вставая на дыбы, и раненый снова ушел в блаженное беспамятство, уцепив последнюю мысль: 'Может пристрелит? Не хочу годами гнить в зиндане! Вряд ли — небось на выкуп рассчитывает, сука!'

* * *

Ощущение чистой простыни было приятным. Мужчина открыл глаза, и долго не мог понять, где находится. Привстал, осмотрелся по сторонам — белый потолок, стены, закрытые тканью обоев, небольшое окошко, прикрытое занавесью, из-за которой пробивается лучик света, воровливо забравшийся в небольшую комнату и растолкавший тени по углам. Рядом на стуле — чистая одежда, к спинке прислонен длинный, узкий меч, лежит кинжал, а на полу возле кровати чистые, и вроде как даже начищенные мазью башмаки. В теле слабость, кажется, что болит каждый сустав, каждая мышца в многострадальном теле, украшенном множеством шрамов.

Андрус сел на край кровати, борясь с головокружением — пришлось вцепиться в спинку лежанки и просидеть так минут пять, пока в глазах снова не очистилось, и мысли не пришли хоть в какой-то порядок.

Почему-то вспомнился сон, кошмар, который мучил его минуты назад — Андрус воевал. Где? Он не знал. Огонь, дым, странное оружие, похожее на трубки с ручками. Люди — мертвые, без голов, разодранные на части и запах — крови, нечистот и дыма — только не того дыма, который идет из кухни, или от лесного костра . Дым во сне дым был страшным — кислым, горьким, вонючим, и напоминал, что жизнь человеческая не стоит и медной монетки.

Поразмышляв на своим сном, Андрус пришел к выводу, что тот мир, который ему приснился, настолько страшен, что он не хотел бы жить в этом аду. Уж лучше реальный мир — пусть даже и с тварями, которые шастают по лесу в поисках жертвы.

Дверь грохнула, пропуская внутрь двух людей — один был здоровенным, бородатым мужичиной с голубыми веселыми глазами и руками, способными ломать подковы, второй — худощавый, безбородый мужчина лет пятидесяти, одетый довольно дорого, в костюм, сшитый из первоклассной шерсти, с позолоченными застежками и узорами по ткани. В руках господина — кожаная сумка, тоже высокого качества, и посредине два буквы: 'Ж' и 'О'

Андрусу почему-то показались смешными эти буквы, он растянул губы в улыбке, отчего нижняя губа треснула и на ней выступила капелька крови. Андрус слизнул ее, и вкус горячей соленой жидкости вернул мужчину к реальности происходящего.

— Урхард, ты жив? — удивленно спросил он, глядя в такое знакомое, родное лицо — розовое, здоровое, только слегка похудевшее — а что со мной?

— Вот и я хотел бы знать — что с тобой! — весело ухмыльнулся Урхард — со мной-то все ясно, я здоров, как жеребец! Даже здоровее чем был — похудел, живот стал меньше. А вот с тобой что? Я очнулся, ты валяешься на мне, башка у тебя разбита, а я очень хочу жрать, и...здоров, как не болел. Стрелы в плече нет, ран нет, ничего нет! А вот что с тобой — это вопрос вопросов! По дороге, в фургоне, ты очнулся, таращился на меня и бормотал что-то на странном языке, потом вцепился мне в глотку — я думал все, конец пришел. Но боги уберегли — ты вырубился.

— Вы наговорились? — брезгливо спросил незнакомец, оглядываясь по сторонам. Увидел табурет, подошел к нему, взял в руку и поставив рядом с постелью, уселся верхом, поставив сумку на колени — если наговорились, то может уделите мне время? Так-то все равно — я денег с вас возьму и за время, но кроме вас у меня есть еще пациенты, я смогу заработать больше чем тут, слушая ваши разговоры.

— Хорошо, маг Одаргон — довольно кивнул Урхард — начинай лечение! Плата прежняя?

— Прежняя. Один золотой — если случай несложный. Тут я сложного ничего не вижу. Ушиб головы, общая истощенность, слабость, упадок сил. Ты что, не кормишь своего зятя? Или это дочь твоя его так изнурила? В постели!

Лекарь вдруг заскрипел, издав странные звуки, будто две палки терлись друг о друга. Андрус удивленно посмотрел на мага, через пару секунд понял — он так смеется.

Урхард хохотнул, хотя и скривил физиономию, подмигнув Андрусу, мол, терпи! Вот такой придурок!

Андрусу было все равно. Он плавал где-то в небесах, расслабленный, как облачко. Ему было хорошо, легко и приятно, время от времени Андрус впадал в состояние, подобное наркотическому опьянению, и тогда голоса присутствующих слышались как сквозь вату — далекие, искаженные, непохожие на человеческие.

— Пей! Пей, говорю! — резкий голос лекаря вырвал Андруса из полузабытья — сейчас я заклинание прочитаю, оно его взбодрит. Только потом срочно веди его в обеденную залу и пусть ест — как можно больше, сколько сможет. Это заклинание подстегнет его организм, заставит работать быстрее. Стоп! Это что такое?! Ну-ка, ну-ка?! Что, жар?! Встань! Придержи его, чтобы не свалился! Странный молодой человек...при такой худобе, плечи у него дай боги каждому, мышцы великолепные...вот жиру совсем нет, это да. Иссохший. Надо жидкости пить побольше. Шрамы...мда. Шрамов — как у бойцовой собаки, будто его тащили по земле за лошадью, а? Не из преступников каких-нибудь? Не в бегах?

— Тебе не все равно? — кашлянул Урхард.

— Цена больше! — возмутился лекарь — одно дело, лечить башку ушибленного зятя купца, другое — преступника в бегах! За молчание нужно доплатить!

— Никакой он не преступник! — рявкнул Урхард.

— Жаль — не смутился лекарь — тогда было бы два золотых. Итак — ран я не вижу, воспаления нет, почему горячий? Что такое? Что — перевертыш?

— Полтора золотых и ты держишь язык за зубами! — буркнул Урхард.

— И то — лепешка с маслом! — заскрипел лекарь — тогда все понятно. Непонятно одно — почему он весь в шрамах. Перевертыши обычно чистые, как младенцы. Они при переходе избавляются от своих ран. И лечатся так же — перешел разок в зверя, вернулся назад — если вернулся — и снова здоров. А вот заклинанием на него я не буду воздействовать. Толку-то? У него и так тело ускорено, моему заклинанию такое и не доступно.

— А поддержать? Бодрость? — недовольно фыркнул Урхард — за что я тебе золотые плачу?! Обычный лекарь берет три серебряника, а ты золотой, да еще половинку!

— Ты платишь за знания! — хохотнул лекарь, и тут же посерьезнел, насупив брови— я учился десять лет, чтобы познать лечение людей! Ты просиживал долгие вечера, слушая завывания вьюги и глядя в толстую книжку, когда уже расплываются буквы от того, что хочется спать? Ты целыми днями напролет толок травы, минералы, смолы и всякую вонючую дрянь, чтобы вечером опять клевать носом, глядя в книгу? Ты изучал заклинания, от которых, если ошибешься хоть в одной букве, человек может сгнить заживо? Ты можешь вылечить гниющую рану, или ранение в живот, когда из кишок вываливается все дерьмо, и нужно промывать эту дрянь, зашивать, а потом еще и творить заклинание, от которого у меня чешутся ноги? Что ты понимаешь в лечении, чтобы говорить о плате — велика она, или мала? Я только к сорока годам стал настоящим лекарем, великим, таким, что лучше меня в обозримом мире нет и быть не может! А ты мне лишней монеты жалеешь?! Неблагодарные люди! Как что — сразу бежите — помоги! Выручи! Ай-яй! А как вылечил — начинаете канючить — деееенег нет, деееенег! Так иди, и заработай, раз нет! Или подыхай!

— Ты чего так разошелся-то? — слегка растерялся Урхард, и нахмурившись, спросил — а как тогда с долгом лекаря? Вы же должны жалеть людей, лечить их! У самого-то сердце не екает, когда отказываешь больному, у которого нет денег на лечение?