Мой милый жандарм

Что за чертовщина, да еще и написанная со множеством ошибок, каких даже ученики начальных школ не допускают? Буква 'ъ', к примеру, была проставлена в тексте с пугающей произвольностью, в нужных же местах, напротив, отсутствовала.

Издеваться изволишь? — набычился я на филера.

Ильин примиряюще поднял руки.

Не кипятись, вашбродь, ничего сложного там нет. Если опустить разные научные тонкости, то изюминка рецепта в следующем: он пригоден лишь для домашних перегонных кубов, промышленникам же этот рецепт без надобности — их оборудование дает нужную чистоту продукта без описанных в нем ухищрений.

Ладно, излагай с подробностями... — согласно махнул я рукой, понимая, что иначе до сути мы не доберемся. — Но без излишнего фанатизма.

Дай ему волю, до утра будешь лекцию слушать.

Ильин кивнул.

При перегоне зерновой браги самое главное — не выплеснуть с водой ребенка... Как происходит перегон? Перво-наперво выгоняем спирт-сырец и чем скорее, тем лучше, чтобы в отбор не попали всякие невкусные примеси от дрожжевого наброда. При вторичном, дробном перегоне медленно, по капле отбираем головные фракции с ацетоновым запахом, следом 'сердце' продукта — это самый чистая часть отбора. Но самое главное для винокура— это 'хвостовой' остаток...

Поднявшись со стула, Ильин важно указал пальцем на потолок.

'Побелить надо...' — машинально отметил я желтоватые разводы на потолочной лепнине. — 'Завтра же в хозяйственную службу срочную записку по инстанции перешлю, коль не забуду'.

— И вот тут-то самая для винокура неприятность и притаилась... — Ильин даже причмокнул от возбуждения. — Если прекратить отбор раньше срока, продукт будет чистый, но без вкусностей, выхолощенный до пустоты, что твоя 'казенка'. А если отбирать 'хвосты' безмерно, то вместе со 'вкусностями' в отбор полезут всякие гадости, от которых поутру и голова свинцовая, и во рту... — он замялся, подбирая нужной сравнение, найдя, довольно ухмыльнулся. — Словно эскадрон гусар квартировал вместе со всеми своими лошадьми.

И каков выход? — безо всяко интереса спросил я.

Он до чрезвычайности прост! — победно хлопнул кулаком по ладони Ильин. — Наша барышня вывела коэффициент ректификации...

Наша барышня?! — вскинулся я.

Дык она же рецепт писала... — удивленно вопросил в ответ Ильин и с явно притворным простодушием добавил: — Разве ж я не предупредил зараз?

Продолжай! — с нетерпением отмахнулся я. Так мы точно до утра не закончим. — Что еще за коэффициент?

Переходные фракции, в отличии от головных из-за запаха спирта учуять очень сложно, но хуже всего то, что чем меньше при перегоне остается в кубе спирта, тем с большей скоростью начинают испаряться эти фракции. Тот самый коэффициент ректификации... — Ильин очевидно и заученно повторял чужие формулировки из 'рецепта'. — При 60 градусах в кубе эта ненужная нам гадость испаряется скоростью в пять раз меньшей, чем спирт. Напротив, при 10 градусах в кубе скорость испарения гадости выше спирта в три-четыре раза, но и самые вкусности начинают попадать в отбор при этой же спиртуозности... И какой из этого вывод? — нацелил на меня палец Ильин.

Какой? — машинально переспросил я. — 'Гадости' и 'вкусности' попадают в отбор одновременно и их практически невозможно разделить?

Неожиданно для себя я заинтересовался проблемой.

— Именно! — торжествующе провозгласил Ильин. — Но 'рецепт' содержит очень простое решение: дробить нужно не второй, а первый перегон!

И что нам это даст?

Спиртузность браги около 10 градусов, значит, отобрав из перегонного куба около половины имеющегося в нем спирта, мы одновременно отберем и практически все переходные фракции, чья скорость испарения при низкой спиртуозности, напомню, в три-четыре раза выше спирта. А все 'вкусности' останутся во второй половине браги, которую теперь можно гнать без боязни.

А первую часть перегона выльем в отходы? — насмешливо хмыкнул я. — Не слишком ли дорогое удовольствие получится для обывателя?

Вовсе нет... — с показным безразличием пожал плечами Ильин. — Вторую часть укрепляем до 60 градусов, после чего перегоняем еще один раз. 'Гадости' при таком высоком градусе спирта останутся в кубе, в отбор их попадет мизер.

Я плеснул немного вина из фляжки на ладонь, тщательно растер его, понюхал. Несомненно узнаваемый аромат хлебного вина 'домонопольной' эры.

Чудеса, да и только!

— Гувернеру рецепт достался по случаю — купец презентовал ему за помощь в делах нашей барышни перегонный куб, да посетовал простодушно, что достойный напиток на таком нехитром изделии очень тяжело выкурить, — с заминкой продолжил Ильин. — Анна Васильевна при беседе присутствовала, рецепт написала буквально за минуту... Француз божится, что в винокурении она ничего не соображает, в чем, собственно, и странность.

Не слишком ли много для недавней бродяжки, лишь недавно обретшей речь? Вертевшийся на языке вопрос мы произнесли вслух одновременно:

— Кто она такая?

Модный дом госпожи Ламановой,

Поставщик двора Ея Императорского Величества Александры Федоровны

Кто она такая? — раздраженно хлопнула ладонью по лаковому зерцалу стола работы итальянских мастеров всесильная глава модного дома. — И почему с ней до сих пор не подписан контракт? — Известная всему торговому люду Москвы и Петербурга своим жестким стилем ведения переговоров Надежда Петровна Андруцкая-Ламанова угрожающе прищурилась. — Я сейчас, братцы, с кого спрос держу: с вас, лодырей и дармоедов, или с этой птицы неразумной? — она недовольным кивком головы указала на ярко-зеленого попугая в клетке, одним глазом наблюдающего за присутствующими. Второе око птицы было сонно прикрыто.

Участники еженедельного совещания одного из лидеров рынка модно-галантерейных товаров, затаив дыхание, молчали. Подворачиваться по горячую руку желающих среди пятерки посвященных в тайны модного дома не находилось.

Последний раз спрашиваю: кто она такая и откуда свалилась на наши бедные головы, черт вас всех побери?!

Не поминай нечистого без нужды, матушка... — с укоризной произнес до синевы выбритый мужчина неприметной наружности. Такого встретишь случайно и скоро забудешь, как и не было его. Единственное, что выбивалось из серости облика — это умный, острый до проницательности взгляд неожиданно ярко-синих глаз. — Не ровен час накликаешь, явиться по приглашению.

Он размашисто перекрестился.

Твоя правда, Виктор Львович, — внезапно остыв, покладисто согласилась Ламанова. — Но тогда позволь полюбопытствовать: ты с последней отчетностью розничных продаж и заказов в наших ателье ознакомиться успел?

Мужчина неопределенно пожал плечами.

Успел... — удовлетворенно констатировала глава модного дома. — И что можешь сказать по цифири отчетной, братец ты мой разлюбезный, господин финансовый советник? Падаем третий квартал подряд, просвету ни малейшего,,,

Январская стужа в нынешнем, щедром на лютые холода году и та была теплее сводящего ознобом скулы ледяного тона главы модного дома.

Финансовый советник бровью не повел.

Капитал не любит перемен и революций... — зевнув, скупо поведал он. — Когда такое случается, деньги ищут тихую гавань... Неудивительно, что торговля в такие периоды замирает.

Ламанова согласно кивнула.

— Не спорю, деньги любят тишину! Но взгляните сюда, братцы! — она рывком поднялась из-за стола и порывисто отдернула оконную штору. — Скажите мне, что вы видите там, за окном?

За окном виднелся обычный московский пейзаж уходящего лета. Неспешный по случаю нежданно жаркой погоды люд нежился под лучами скупого на тепло этим летом солнца; дворники привычно гоняли неугомонную детвору, столь же обычно вели себя горластые разносчики газет. Словом, ничего экстраординарного участники совещания для себя не наблюдали.

Ты бы, матушка, подсказала нам неразумным, на чем взор свой заострить, глядишь, и узрели бы что интересное вместе с тобой, — с показным тщанием протерев старомодное пенсне, нарочито закряхтел тщедушного вида старичок в мешковатом костюме. — А так, окромя той юной блудницы, что строит глазки рябому приказчику из булочной напротив, ничего достойного для нашего общего внимания я не наблюдаю.

Участники совещания сдержанно засмеялись.

Тебе, Семен Акинфьевич, все шутки шутить! — недовольно буркнула глава модного дома. — Когда путь жизненный выбирал, не в бухгалтерах подвизаться надо было, а на шута циркового обучаться .

Не буду перечить, с детства грезил о цирковой арене! — охотно подхватил неугомонный старичок и мечтательно закатил глаза. — Ах, какие водевили с гимнастками закатывал бы, и с дрессировщицами бы...

Тьфу ты на тебя, охальника! — осерчав, перебила его Надежда Петровна. — Воистину, седина в бороду, бес — в ребро!.. А подсказать, подскажу, обязательно. Помните, за счет чего мы обошли конкурентов два назад?

Чего тут вспоминать-то? — недовольным тоном отозвался бухгалтер-охальник. — Твой парижский дружок Пуаре с его дурацкой идеей освободить всех женщин мира от корсетов вовремя подсобил... — он вновь закатил глаза к потолку. — Ах, какие талии старые фасоны держали, что у осы беззаботной, не чета нынешним балахонам бесформенным...

Французский модельер Поль Пуаре освободил женщин всего мира от оков жесткого корсета, тяжести и неудобств нижних юбок, введя моду на свободный покрой — линия талии сместилась под грудь, длина платья укоротилась до щиколоток.

Модный дом госпожи Ламановой ранее других уловил революционные тенденции в женской моде и заслуженно пожинал плоды прозорливости. Ширился круг клиенток, ширилась сеть магазинов и ателье, все больше

Глава дома моды прикусила губу.

Мода покровительствует смелым, — тихо произнесла она. — Пуаре поманил нас призраком свободы, и там... — она махнула рукой в сторону окна, — там тоже грезят о свободе и равенстве. В обществе, хотим мы того или нет, назрели перемены. И не только в политике. Женщины устали от мужского гнета, от постоянных и несправедливых обвинений в умственной неразвитости, им хочется свободы. Перемены назрели и в моде. И если мы не готовы этого понять, мы в скором времени проиграем нашим конкурентам... Высокая мода — это оружие, с помощью которого мы дадим нашим клиенткам возможность стать чуточку свободнее.

Госпожа Ламанова шумно выдохнула, восстанавливая дыхание. Открыв ящик стола и вынув из него листок бумаги, она некоторое время молча вертела его в руках, словно в чем-то сомневалась, Наконец, решившись, напряженно произнесла, положив листок на стол:

Взгляните, господа, хочу услышать ваше мнение.

Глазам присутствующих предстал рисунок юной женщины на фоне закатного солнца. Стройная фигурка словно парила над тихим прибоем вечернего моря, рыбкой ныряя в набегающую волну. От рисунка веяло молодостью и задором, казалось, вот-вот раздастся крик чайки, и озорница-волна окатит стороннего наблюдателя солеными брызгами.

Талант художника был очевиден, если бы не одно но... Юная купальщица была почти голой. Лишь две крохотные тряпочки на бедрах и груди пытались скрыть от наблюдателя красоту загорелого тела. Безуспешно пытались...

В правом верхнем уголке ютилась едва заметная надпись: 'bikini'.

Какое бесстыдство... низменная пошлость... блудница... — возмущенным шепотом оживились участники совещания, осуждено покачивая седыми головами. И лишь старичок-охальник неожиданно серьезно созерцал пикантное изображение.

Он и спросил первым:

Ты к чему, матушка, сей пассаж нам демонстрируешь? Неужели такой тебе будущая свобода в модном мире рисуется? Иль другой какой интерес имеешь?

Глава модного дома спокойно кивнула в ответ.

Художник, создавший это творение, предвидит моду на много лет вперед, Пройдет десять, двадцать, тридцать лет, и купальные костюмы будут именно таким, как она их изобразила...

Она? — хищно подался вперед старичок-охальник. — Неужели та самая девица, что мы уже третий день безуспешно пытаемся зазвать к себе? И по чьим эскизам пошитые экспериментом десяток пальто смели с прилавков наших ателье в один день? Сколько у нас уже заказов на них? Позавчера, помнится, за полсотни перевалило?

Бери больше, по последней сводке уже за две перевалило, — вмешался финансовый советник.

Две сотни? — удивился старичок-охальник.

Две тысячи, — как можно безразличнее ответил советник.