— У него тоже сегодня доклад? — почему-то понизив голос, спросил Ворон.
Касенов утвердительно кивнул.
Снова послышалось плавное пение сигнала, и заседание началось.
В центре зала появилась голограмма Бергсона, почетного президента сапиентологической подкомиссии, который делал вводный доклад. Начав по традиции со времен античности и средневековья, он плавно перешел к идеям Циолковского, Дрейка, Сагана, Шкловского, Кардашева, Тартер и Троицкого, вспомнил программы ОЗМА, ЦЕТИ, СЕТИ, "Каравелла" и "Флор", к мыслителям Двадцатого века присовокупил Любенова, Умбертини, Тасаки, Ли Чань-Цзинь, Беккера и Соболева, следом за коими настал черед современников.
Красиво, но малоинформативно,— мысленно выставил оценку Ярослав. Хотя, чего еще ждать от вступительного слава?
Выступавшие после Бергсона теоретики обрушили на делегатов новейшие (а точнее — немного модифицированные старые) модели эволюции: гомеономное и гетерономное развитие, метацивилизация, постсоциальные нообионты, киборгизация, биологическое переконструирование, экспоненциальный рост основных параметров, насыщение и осцилляция экспоненциального роста, пролонгация технологической фазы, перескакивание пост-технологической фазы... Великолепные схемы имели единственный общий недостаток — никто не знал, насколько они правдоподобны, то есть — сколь стойко вынесут проверку временем и встречей с иным разумом. Нечто похожее Астанину уже приходилось слушать, причем неоднократно. Не удивительно, что и Глеба Бао-таня из Бхагосвати (планета Аврора) он поначалу слушал вполуха и пропустил преамбулу. Но потом вдруг оказалось, что докладчик говорит о вещах, которые давно волновали самого Ярослава.
Бао-тань предлагал разработать принципы некоей "космической этики", которой и будет придерживаться в своей межзвездной деятельности человечество. Он говорил о том, что люди должны относиться к природе иных планет более бережно и гуманно, чем относились когда-то к природе и животному миру Земли. Подобные идеи высказывали давным-давно Шепли и Фейзэн, но дело так и не продвинулось дальше благих намерений.
Всякий раз, когда начиналось исследование очередной обладающей биосферой планеты, Ярослав, как и многие другие звездолетчики, испытывал неприятнейшее чувство — резкую неудовлетворенность грубостью используемых методов. Безжалостно и в огромных количествах выдирались из грунта растения, отлавливались и отстреливались для коллекций и препарирования птицы, рыбы и звери, бешено вибрировали от всевозможных зондов и каротажей океаны, недра и атмосфера планеты, удостоенной чести быть посещенной человеком.
Все в общем-то соглашались, что подобное отношение к меньшим братьям, а также к неживой природе — негуманно и, следовательно, безнравственно. Многие, в том числе и Астанин, тяготились сознанием собственной безнравственности, однако выхода из заколдованного круга никто не видел. Так уж повелось исстари, с тех незапамятных веков, когда только зарождалась наука, причем иного пути вроде бы не существовало.
Не сумел предложить готового решения и профессор с Авроры. Он лишь в очередной раз призвал досточтимых коллег задуматься над тем фактом, что человечество становится феноменом глобально-космических масштабов и обязано отныне руководствоваться не одними лишь собст венными эгоистическими интересами, но — заботиться обо всем живом во Вселенной.
Не однажды Ярослав принимался набрасывать выдержанные в духе примерно тех же соображений проекты изменений в Уставе Космической Службы, но всякий раз какие-то более срочные заботы не позволяли ему довести эти начинания до финала. Теперь он твердо решил сегодня же свести воедино все свои записи, дабы уже в ближайшие дни послать их рапортом по команде.
Тем временем получил слово Жерар Лемюр — один из ветеранов сапиентологии, гениальный старик с феноменальным воображением, неоднократно подтверждавший свою способность обнаруживать парадоксальную взаимозависимость между никак, казалось бы, не связанными фактами и явлениями. Сегодняшний его доклад назывался "Проблемы эволюции с точки зрения термодинамики".
— Общеизвестно,— сказал Лемюр,— что развитие мертвой материи, подчиненное термодинамическим законам, приводит в некоторых случаях к рождению материи живой, главное свойство которой заключается в локальном нарушении второго начала термодинамики. Другими словами, жизнь не подчиняется закону неубывания энтропии, поскольку эволюционирует от простых структур к более сложным. Далее. В процессе эволюции живой материи при определенных условиях появляется жизнь разумная, которая нарушает уже первое начало термодинамики, то есть закон сохранения энергии.
Можно доказать, утверждал Лемюр, что основным признаком разума является употребление различных источников энергии, хотя бы самых примитивных, ибо орудиями типа палки или камня пользуются даже животные, но огонь был и остается монополией человека.
— Итак, резюмируем,— темпераментно жестикулируя, говорил мэтр Лемюр.— Живая материя отличается от неживой способностью не подчиняться второму началу, причем одна из форм живой материи способна также не подчиняться первому началу. Логично предположить, что дальнейшее развитие разумной жизни должно привести к возникновению форм, допускающих хотя бы локальное нарушение третьего начала термодинамики. Очевидно, это будут разумные существа, приспособленные для жизни в условиях абсолютного нуля.
— Занятно,— прокомментировал Вартанян.
— Более, чем занятно,— согласился Серов.— Кстати, вы не в курсе, что именно считает космическим чудом Эрнест Арнольдович?
— По-моему, шаровые скопления,— неуверенно сказал Степа.— Но утверждать не могу, поскольку точно не знаю.
— Вот уж действительно, пришла беда, откуда не ждали,— сказал комиссар и заметно помрачнел.
— Конкурент? — усмехнулся Касенов.— За приоритет беспокоишься?
Павел Андреевич что-то ответил, но внимание Ярослава было уже прочно приковано к "трибуне". Выступал рижанин Рудольф Рунцис, с которым они когда-то служили на Венере.
— Иногда слышны голоса скептиков,— начал Рудольф,— почему, мол, распространив сферу деятельности нашей цивилизации на сотню с гаком световых лет, мы до сих пор не повстречались с другими космическими народам? И, как правило, из этого парадокса делается тривиальный вывод: дескать, в Галактике нет кроме нас ни одной расы, достигшей в своем развитии звездолетного этапа. Забудем о странных событиях в районе Бермудского треугольника и над Подкаменной Тунгуской, будоражившие общественное мнение в конце двадцатого и в начале позапрошлого веков, хотя они с наибольшей вероятностью могут быть истолкованы, как посещение Земли инопланетянами. Все равно, можно представить иное, не менее правдоподобное объяснение, нежели предположение об отсутствии в ближайших окрестностях космических цивилизаций. Вспомним Землю в античные времена: небольшие территории более или менее культурных стран, разделенные обширными пространствами, где не жили люди и где еще долгие столетия сохранялась в неприкосновенности дикая природа. Не будет ли уместным предположить, что и наша Галактика переживает ныне эпоху античности, когда разум, вспыхнувший в нескольких далеких друг от друга очагах, не успел диффундировать вдоль всей спирали Млечного Пути?
Гипотеза старого товарища понравилась Ярославу не столько свежестью идеи, сколько — оптимистичностью.
Следом выступал незнакомый никому Кнуд Майер, сумевший с первых же слов заинтриговать аудиторию:
— У космических цивилизаций как и у всех конечных систем, существуют объективные пределы роста, которые являются причиной своеобразного естественного отбора. Пережить кризис роста и, таким образом, пройти барьер естественного отбора смогут лишь те расы, у которых хватит разума преодолеть стихийные тенденции количественного накопления, заменив их задачами интеллектуального развития.
Затем он принялся скрупулезно перебирать самые различные кризисные ситуации, могущие привести либо к гибели цивилизации, либо к серьезному упадку культуры.
Глобальные природные катаклизмы: оледенение, взрыв близкой звезды, столкновение планеты с гигантским астероидом, кометой или черной дырой — если эти события произойдут прежде, чем цивилизация овладеет технологией, способной противодействовать факторам космических масштабов.
Самоуничтожение в результате нерационального применения средств массового поражения, либо технологическая катастрофа, вроде взрыва термоядерной или кварковой энергостанции.
Естественное вырождение и вымирание вследствие исчерпания резервов генофонда — если этот процесс станет необратимым прежде, чем получат должное развитие средства и методы генной инженерии.
Уменьшение производства продуктов питания как результат неуклонного сокращения пахотных земель, пастбищ и прочих агрикультурных угодий на планете.
Засорение и разрушение окружающей среды: кислотные дожди, уничтожение лесов, перегрев атмосферы вследствие несбалансированного производства энергии, накопление токсинов, сокращение запаса пресной воды. Вспомним, что последние два столетия были, по существу, непрерывным сражением за восстановление биосферы и что окончательная победа в этой битве еще не одержана.
Истощение минеральных ресурсов планеты, прежде чем цивилизация создаст средства космического транспорта, способные доставлять металлы, нефть и другое сырье с иных планет.
Утрата цивилизацией интереса к дальнейшему развитию, стабилизация на достигнутых рубежах, что неминуемо приведет к постепенному регрессу.
— С перечисленными проблемами Человечество, как будто, успешно справилось или справляется,— подвел итог Майер.— Однако, назревает еще один кризис — демографический. Хотя на протяжении Двадцать Второго века среднегодовой прирост населения монотонно снижался и сейчас не превышает одного процента, сегодня на Земле проживает почти полсотни миллиардов людей. В то же время подсчитано, что современные наука и техника гарантируют умеренно комфортабельную и обеспеченную жизнь не более чем сорока миллиардам.
Нагнав ужасов, он закончил неожиданно страстно:
— Такова жестокая и печальная правда! Человечество стоит перед альтернативой: либо мы создадим транспортную систему, которая позволит ежегодно отправлять к звездам не менее миллиарда колонистов, либо будем вынуждены жесткими законодательными мерами ограничить рождаемость, и снизить уровень жизни до стандартов начала двадцать второго века. Третьего, увы, не дано.
Растерянный Астанин подумал, что, к своему стыду, до сего дня не представлял себе истинных размеров угрозы перенаселения. Слышал он, конечно, что пять миллиардов китайцев, столько же индийцев и полмиллиарда японцев должны быть как можно скорее переброшены на специально для этой цели выделенные Аврору и Чжуань. Однако только после выступления Майера проблема предстала перед ним во всей своей обнаженной жестокости.
— Он назвал верные цифры или завышенные? — спросил у комиссаров Артур, свято веривший, что корифеи знают все и обо всем.
— Боюсь, что цифры могут быть даже заниженными,— вздохнул Серов.— Мужик он, видно, толковый, но, как истый теоретик, грешит излишним оптимизмом. Пора бы забыть об однопроцентном приросте. Ведь сейчас, когда каждый имеет право и возможность пройти процедуру генетического омоложения, фактический средний возраст Человечества сократится с пятидесяти лет до тридцати, а смертность практически сойдет на нет. Поэтому следует ожидать, что естественный прирост, если его не ограничить законом, снова подскочит до двух-трех процентов.
— Другими словами, вывозить придется как минимум два миллиарда в год,— прикинул Ворон.
— Это сколько же звездолетов понадобится?! — воскликнул ошарашенный Степан.
— Какие там звездолеты,— махнул рукой Артур.— Транспортные контейнеры на миллион или больше душ каждый — и безмоторным способом через турникеты.
— Есть еще один интересный проект,— сообщил Павел Андреевич.— Устанавливать турникеты непосредственно на поверхности планет. Входишь в ворота на Земле, а выходишь — на Авроре или Сказке.
— А в результате обе планеты срываются с орбит и ухают куда-нибудь на Андромеду,— скептически заметил Касенов.
Дискуссия на темы космической миграции несколько затянулась, и они пропустили начало следующего доклада. Впрочем, прислушавшись, Ярослав понял, что снова излагаются хитроумные головоломки абстрактной сапиентологии, которые ему основательно приелись. Ио, Артур и прочие также не следили за выступлением и сидели с задумчивым видом. Лев Богданыч, надиктовав что-то на видеофон, сказал вполголоса:
— Проблема действительно актуальная, но самое странное заключается в том, что большинство людей, хотя и знают о ней, но почему-то смирились. Ведь колонизация планет продвигается возмутительно медленными темпами. Население Венеры — от силы миллионов тридцать. На Аврору за двенадцать лет переброшено чуть больше двух миллионов. Да и у нас Ольда со Сказкой заселяются с черепашьей поспешностью... О, Павлик, посмотри: кажется, готовится к выступлению Эрик.
На голографическом заменителе трибуны появилось изображение Эрнеста Аракелова, которому, видимо, и приходился племянником Степа. Эрнест Арнольдович был одним из старейших — лет на двадцать старше Серова — работником министерства освоения космоса и время от времени выступал в прессе с оригинальными гипотезами.
— Плакал твой приоритет,— сочувственно сказал Серову Касенов.
Заговорил Аракелов:
— Особый интерес для теоретической сапиентологии представляет вопрос о существовании внеземных сверхцивилизаций (СЦ), то есть сообществ разумных существ, овладевших энергетическими мощностями галактического порядка. Уже само установление факта существования СЦ (либо их отсутствия) имеет фундаментальное значение, ибо позволило бы скорректировать во многом противоречивые прогнозы дальнейшего развития Человечества и уточнить некоторые постулаты нашего мировоззрения. Борьба мнений по этому вопросу тянется почти три столетия, причем окончательное решение может быть получено лишь экспериментальным путем, то есть посредством установления прямого контакта с одной из внеземных СЦ. В то же время продолжает существовать и негативная точка зрения, сторонники которой постулируют принципиальную невозможность беспредельной эволюции. Эта концепция обычно аргументируется двумя — на мой взгляд, весьма шаткими — фактами.
Он перечислил главные доводы "пессимистов":
1) Отсутствие доказательств пребывания на нашей планете экспедиций, посланных иными цивилизациями;
2) Безуспешность попыток обнаружить так называемое "космическое чудо" (КЧ), то есть астрономические или астрофизические явления, которые не могут быть объяснены с позиций существующих космологических и космогонических моделей.
— Первое из этих положений,— продолжал Аракелов,— нельзя считать ни надежно обоснованным, ни достаточно доказательным. Вообще говоря, утверждение об отсутствии следов посещения выглядит несколько некорректным — правильнее было бы говорить о том, что такие следы пока не найдены. К тому же отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия: даже достоверно подтвержденный факт непосещения Земли инопланетянами отнюдь не означает несуществования самих инопланетян. Еще менее корректным представляется второе "доказательство", так как у нас нет абсолютно никаких оснований утверждать, что поиск "космического чуда" потерпел неудачу.
