— Не будете ли вы так любезны объяснить, куда это меня транспортируют столь необычным способом?
— Туда, где вы не станете задавать дурацких вопросов. — Раздражённо ответила похитительница.
— Простите, но вы, как мне кажется, не очень-то и любезны. То соизволите меня обозвать "типом", то "дурацкие вопросы". Слышать такое от столь симпатичной девушки для меня лично не очень привычно, если не сказать больше.
— Для меня тоже, но с вами по-другому нельзя. Иначе вы начнёте задавать ещё большее количество ненужных вопросов, а у меня нет времени отвечать на них. — Отозвалась девушка, продолжая тащить меня куда-то в глубь парка.
— Вы знаете, а у меня есть время задавать их. Самое интересное, что мною играют, как игрушкой, швыряют по мирам и временным поясам, а я не должен знать, что со мной происходит! Не кажется ли вам сие весьма странным?! — взорвался я и остановился.
— Ну, коли вас не интересует собственная судьба, так оставайтесь здесь. — И она, не оглядываясь, пошла по аллейке.
Я, долго не размышляя, повернул назад, но не успел сделать и полшага, как из-за поворота вышли три здоровенных мужика. Увидев меня, они, как по команде, бросились ко мне. Я не успел даже глазом моргнуть, как оказался схвачен и скручен. Один из моих захватчиков вытащил из кармана наручники и с ухмылкой застегнул их на моих запястьях. Но тут вернулась та самая девушка, что пыталась меня утащить.
— И что дальше будет? — совершенно спокойно спросила она у троих лбов.
— То есть как?! — не поняли они, явно растерявшись.
— А вот так, — продолжила барышня, — Сейчас вы его отпустите, и я сама отведу, куда следует. Тем более, что он не возражает. Так зачем прибегать к силе?
— А не сбежит? — спросил один.
— Нет.
— Хорошо, но мы пойдём неподалёку, сзади, на всякий случай, — согласился другой.
— Ладно, только наручники-то снимите, — потребовала моя спасительница.
— А зачем? — спросил старший.
— Напты, идиот! — срывающимся от гнева голосом негромко сказала девушка.
Охранник достал из кармана ключ и нехотя снял с меня наручники. Никогда в жизни мне не приходилось носить эти браслеты. Всё в жизни можно представить, но почувствовать свою беспомощность, оказавшись с закованными руками... Признаюсь, для меня это было потрясением и открытием сразу. На этот раз я не стал сопротивляться девушке и понуро побрёл рядом с ней, даже не пытаясь заговорить.
— Вот так-то будет лучше, — наставительно молвила она, когда мы немного удалились от троих мужиков.
Я благоразумно промолчал. Да и что можно было сказать? Сзади, шагах в двухстах, шли мои тюремщики. Но всё-таки я украдкой осматривался и готовился сбежать. Правда, куда? Этого мне никто подсказать не мог. И тут девушка очень тихо заговорила.
— Не оборачивайтесь и не задавайте ненужных вопросов. Слушайте и запоминайте. Сейчас мы будем проходить мимо остановки экскурсионного автобуса. Он будет стоять на посадке. Точнее, уже будет отъезжать. Постарайтесь вскочить в закрывающиеся двери на ходу. Сможете? Не кивайте, лучше просто моргните.
Я моргнул.
— Ну, тогда внимание. Сейчас за поворотом. Будьте готовы. С Богом! Удачи!
— Как Вас благодарить? — одними губами прошептал я.
Она так глянула на меня, что мне больше не захотелось спрашивать. Мы повернули, и тут же я увидел уже набирающий скорость автобус, сборки конца двадцатого столетия, что-то вроде "ЛАЗА". Створки двери задней площадки уже смыкались, когда я, сорвавшись с места, одним прыжком вскочил на ступеньку. Дверь тут же захлопнулась, и машина рванула с места. Мне даже показалось, что водила был в курсе этой операции, а иначе бы как это могло так произойти само собой?! Я не стал пробираться вперёд, даже не осмотрелся, а устроился в уголке на заднем сиденье, дабы особо не мельтешить. Высокие спинки передних сидений не позволяли рассмотреть сидящих впереди. Да и не интересно мне было разглядывать. Устроившись поудобнее, попробовал размышлять. Но события последних часов или дней так сильно вымотали, что не заметил, как задремал. Ровное гудение двигателя и приятное покачивание способствовали этому. Проснулся оттого, что кто-то довольно грубо тряс меня за плечо. Первым делом мелькнула мысль, что это тюремщики, совершенно непонятным образом, догнали автобус и сейчас пытаются разбудить. Я даже сразу не стал признаваться, что проснулся, но тут меня так тряхнули, что глаза сами собой открылись. Передо мной стоял шофёр.
— Вставайте, приехали, — наконец-то разобрал я сказанные им слова.
— Спасибо, — буркнул я и, шагнув к распахнутым дверям, соскочил на сухую, пыльную землю. Дверь тут же закрылась, и автобус, обдав меня на прощанье вонючим выхлопом, скрылся в клубе придорожной пыли.
Я осмотрелся. Странное это было место, а, главное, непонятно, с чего водитель решил, что сие и есть моя остановка? Здесь, в общем-то, никаких знаков стоянки не было. Я находился между двух дорог — грунтовой и асфальтовой. Прямо передо мной тянулось асфальтовое шоссе с лесом, начинающимся сразу за дорожным полотном на обочине. За спиной был грунтовой тракт, по которому меня привезли сюда. За ним тянулись виноградники. Хотя это было не совсем так. К этому тракту перпендикулярно подходил такой же, у которого слева шёл виноградник, а справа тянулся такой же лес, какой был за асфальтовой дорогой. Только деревья в последнем были, на мой взгляд, более старые. Правда, как на рисунке школьника, на стыке этих двух грунтовок была тропинка, уходящая в молодой лес под сорок пять градусов. Я покрутил головой, но ничего придумать не смог. Человеческого жилья нигде не было видно. Потоптавшись немного, двинулся к тропке и, несколько задержавшись, всё-таки решился и пошёл по ней в глубь леса. Буквально через несколько шагов дороги исчезли за деревьями. Моя же стёжка, виляя и ныряя, уходила всё глубже и глубже в лес. Высокие деревья, переплетаясь ветвями над головой высоко вверху, образовывали что-то наподобие туннеля. Местами мой путь опускался в неглубокие овражки, и только один раз поднялся на маленький холмик. Как-то совсем неожиданно предо мной открылась полянка. Она была сплошь усыпана цветами. То тут, то там бросались в глаза яркие маки, жёлтый бессмертник, синие васильки, ядовито-зелёная белена и даже несколько ландышей. Прям живой ковёр. Мне даже жаль стало идти по такой красоте, ведь тропка здесь заканчивалась. Продолжая любоваться прекрасным видом, я стал продираться вокруг поляны за деревьями, узнавая всё новые и новые цветы. Почти на противоположной стороне дорожка снова появилась. И вновь деревья окружили меня. Тропа то утончалась до ширины ступни, то скрывалась под густыми кустами ежевики. Приходилось постоянно приглядываться, чтобы не потерять её. Вдруг деревья снова расступились, и я вышел на лесной тракт. Это была обыкновенная грунтовая дорога, проложенная, вернее, образовавшаяся от непрерывного проезда по ней множества телег. На обочине, как доказательство моей сообразительности, лежало старое сломанное колесо со следами засохшей смазки и деревянными спицами. Но вскоре лесной шлях ушёл вправо, а моя тропка продолжила свой бег в прежнем порядке. Странный это был какой-то лес. Птиц в нём я так и не услышал. Даже скрипа старых, рассохшихся стволов и то не было. И тёмный он был какой-то. Солнце совсем не пробивалось сквозь густые ветви. Трава в некоторых местах достигала мне до груди. Не мудрено было заблудиться в таком лесу. Я шёл и думал о своих приключениях. Только теперь припомнил, что автобус был совершенно пуст. Может быть, это был лишь антураж?! Странная дремота и всякие незнакомки, вытягивающие меня из различных неприятностей. Всё требовалось хорошенько обдумать, и я думал, механически продолжая шагать по стёжке-дорожке. Почему я выбрал именно её? Видно, так надо было. Но, ведь идти по дороге было гораздо легче и больше шансов не заблудиться, и всё-таки я пошёл нестандартным путём. Почему?! Ответа, конечно же, не было. Лес незаметно поредел.
И тут моя тропинка нырнула в довольно глубокий овраг. Выбравшись на противоположную сторону и сделав пару шагов, я сразу же оказался на опушке леса. Мой путь опять пересекала очень знакомая грунтовая дорога, идентичная той, по которой меня привезли, и той, что шла через лес. За ней было огромное пшеничное поле, в глубь которого уходила, всё также виляя, моя тропинка. Я пересёк сельскую трассу сообщений, и вступил в пределы колосящейся пшеницы. Однообразность картины, окружающей меня, утомляла. Продолжая размышлять, я всё дальше уходил от странного леса. Здесь на открытом пространстве солнце жгло нещадно. После лесной прохлады это очень скоро почувствовалось. Воздух был неподвижен. А ещё вскоре на горизонте появилась чёрная черта. Я оглянулся. Леса не было видно. Только на том месте, как будто внизу, клубилась голубая дымка. Я приставил руку козырьком и попробовал разглядеть хоть какие-нибудь подробности, но безрезультатно. Определить расстояние хоть на глазок мне не удалось. Тогда попробовал проделать то же самое с чёрной чертой впереди. Результат был прежним. Наклонившись, сорвал колосок и, жуя на ходу молочные зёрна, продолжил свой путь в неизвестность. На этой стороне поля была точно такая же дорога, как и с противоположной. У моих ног развернулась великолепная панорама села, лежащего в глубокой ложбине. Сразу за дорогой начинались огороды. Прямо передо мной, чуть правее, стояла одинокая среди этого однотравья вишня. Левее красочно вырисовывался стог сена. Дальше начинался виноградник, а в самом низу, утопая в зелени садов, просматривались белые домики селения. Я двинулся через дорогу к своей тропке. Теперь она не виляла, а шла прямо вниз — сначала среди виноградника, а затем сквозь кукурузную полосу, потом через обыкновенный огород к двум высоким орехам, стоявшим, как часовые, у калитки плетня. Слева от деревьев, под разделительным забором, приютились несколько кустов агруса. В этом месте прежний огород делился на два, ограждаемый дощатым забором, увитым хмелем, соседей, другой же обыкновенный из старинного хворостника. Справа начинался сад. За плетнём раскинулся небольшой овощной огородец с грядками капусты, моркови, лука, чеснока, буряка, мака и тому подобное. Я толкнул калитку, и вошёл. Точно на середине пути справа у забора приткнулась яблоня. Не останавливаясь, прошёл мимо. В конце огорода слева от второй калитки, ведущий во двор, располагался камышовый шалаш. Может беседка. Издалека не очень-то и разберёшь. Правда, без крыши. Крышей служило дерево. Вроде, шелковица. И, кажется, чёрная. Тут же вспомнилось детство.
Я подошёл к следующей калитке. Она была уже более современная, из некрашеных досок, запертая с той стороны на щеколду. Просунув руку в щель, отпер её, и вошёл.
Слева шла стена маленькой кухоньки, а справа ограждение для цыплят, которые так пищали, что казалось, будто их там тысячи, а не несколько десятков. В углу загородки, тихонько квохтала квочка, старательно разгребая землю в поисках чего-нибудь съестного. Рядом, ожидая вкусненького, крутилось несколько жёлтеньких комочков. От солнца последних укрывала крона яблони, кажется, золотой налив. У задней стены летней кухни пристроилась чёрная шелковица. Да, это её я рассмотрел, подходя к огороду. Это она служила крышей летнему туалету, который я принял издалека за беседку. Я с завистью глянул на темнеющие высоко над крышей ягоды. Вздохнул, и продолжил путь.
Дальше справа была уже настоящая беседка, укрытая, кроме собственной крыши из соломы и брезента сверху, кроной черешни. Слева, напротив дверей кухни, стоял молодой, но развесистый орех, под которым уютно расположился стол. Вокруг него сидело несколько обедающих человек, вероятно, семья. Слева за летней кухней виднелся подвал. Перед ним начинались пристройки, вплотную примыкающие к дому. У крыльца последнего стояла старая, белая шелковица. Справа, за беседкой, продолжался забор, ограждающий сад. За беседкой была собачья будка, которую я сразу и не заметил, но благодаря звонкости лая её владельца, это не стало большой неожиданностью с последствиями. Собака оказалась на цепи и рвалась с неё, как бы пытаясь повеситься на собственном ошейнике. Я подошёл к столу и извинился. На меня глянули четыре пары глаз, но без всякой опаски. Пожилая женщина в однотонном платке, завязанном узлом под подбородком, поднялась.
— Присаживайтесь, — пригласила она. — Гостем будете. Откушайте с нами.
— Благодарю вас, — с чувством признательности в голосе, произнёс я. — Но я лучше пойду. Незваный гость хуже...
— Как пожелаете. — Ответил мужчина, по возрасту не уступавший женщине.
— Ваша собака не достанет до ореха? — На всякий пожарный поинтересовался я, вспоминая другую животину, цапнувшую меня и порвавшую мои любимые джины.
— Нет, — ответил мужик, как-то очень странно разглядывая меня. — Идите ближе к дому. Она не достанет. Пуфик! Ша-а! В будку! — прикрикнул он на собаку.
— Спасибо, — поблагодарил я и пошёл по указанному пути.
Слева за домом расположился палисадник с высокой яблоней в центре. Забор изнутри был тёмно-жёлтый, снаружи оказался ярко-красный.
Я вышел на деревенскую улицу. Слева от калитки находилась лавочка. Напротив белённая акация, с просверленным отверстием в стволе на уровне глаз. Другой стороной улицы были сады, прорезанные глубоким оврагом с ручьём на самом дне. Дома же другого берега оврага улицы стояли своей обратной стороной. Дико и непонятно. Это что?! Просто неуважение или нежелание видеть соседей?! Влево, по дороге, на которой я оказался, дома стояли далеко друг от друга, а справа сплошным рядом заборов уходили вдоль рыпы. Я вздохнул и пошёл вправо по односторонней деревенской улице. Слева то и дело вырастали журавли колодцев. Дома стояли торцом к улице. Все они были такие разные!.. Белые с чёрной каймой по фундаменту, голубые с такой же каймой, белые с лепными фигурками птиц и животных, с такими же фигурками на фронтонах и гребешках крыш, но ни один дом не был похож на другой. Были и серые, цементные, и даже с соломенной крышей. Наконец улица упёрлась в расширяющийся овраг. Здесь же свернула вправо и вверх. Однако подъём долгим не был. Дальше следовал поворот налево. Здесь уже улица приняла обычный вид двурядных строений. Только слева стояли какие-то административные одноэтажные домишки. Вскоре мне довелось в этом убедиться лично. Тут устроилась и чайная, и столовая, и магазин со звучным названием "Гастроном", и хозяйственный магазин с не менее интересным названием "Домовой". Интересно, там что, домовыми торгуют?! Я улыбнулся, но заходить не стал, а двинулся дальше. За всеми этими строениями оказался мост через овраг. Я свернул на него и глянул вниз. Здесь высота была очень даже приличная, и ручей был уже не ручьём, а небольшой, но довольно быстрой речкой. Постояв так немного и полюбовавшись на чистую воду, несущуюся куда-то вдаль по оврагу, я направился дальше, придерживаясь ручья, только на этот раз он был у меня уже с правой руки.
Как-то незаметно рыпа отдалилась. Между мной и дорогой, выросли новые дома. Вроде даже сельская школа. Но рассмотреть их я не успел, так как вдруг увидел, что мои ноги принесли меня прямо в широко отворённые ворота деревенской церкви. Я изумлённо уставился на паперть, на купола, на колокольню и никак не мог понять, почему не заметил её раньше?! Двери были распахнуты настежь. Поднявшись по ступенькам, заглянул внутрь. У алтаря стоял поп. Услышав мои шаги, он оторвал взгляд от громадной книги, которую читал, и, слегка улыбнувшись, а, может, мне это лишь показалось, кивнул, мол, заходи. Я шагнул внутрь.
