Периметр

— Из-за ноутбука. Там осталась открытой вкладка карты с координатами маячка и моими комментариями.

— Понятно. — Ксения сделала пометку в блокноте. — И он вас всё-таки нашел?

Задав очередной вопрос, девушка немного сдвинулась в сторону и сменила позу. В поле зрения появилась изящная ступня с аккуратно накрашенными пальчиками и золотой цепочкой-змейкой на тонкой лодыжке. Высокий острый каблук легкой открытой обуви медленно и завораживающе, словно маятник, покачивался из стороны в сторону, притягивая к себе внимание.

— Да, можно и так сказать, — ответил я, переводя взгляд на лицо собеседницы, для которой моя реакция не осталась незамеченной. — Мы с ним увиделись уже после задержания, там уже на объекте...

Следующие минут сорок Ксения внимательно слушала, задавала вопросы и делала пометки. Нарезка 'Блэйк Шелтон — Лучшее', негромко игравшая из настольных колонок, уже успела пойти на третий или четвертый круг, когда обсудив возможные версии взрыва на РУПе, разговор переключился на исчезновение сына, жены и её подопечных из садика. Продемонстрировав подтянутую фигуру любительницы фитнеса, девушка подошла к окну и стала спиной к подоконнику.

— То есть на тот момент, местонахождение Лены и детей вам было неизвестно? — светлая, просвечивающая на фоне окна, блузка откровенно показала очертания груди и тонкую талию. — Может, были какие-то предположения? Любые...

— Нет, ни малейших, — ответил я, пытаясь отвести взгляд от привлекательного силуэта. — До того как стало известно о пропаже малышей, я надеялся что Лена психанула, забрала сына и уехала к родителям...

— А не возникало ощущений, что Макс не тот, за кого себя выдает? — стажер прокуратуры задала очередной вопрос и прикусила нижнюю губу. К запаху скошенной травы внезапно добавились хорошо знакомые нотки женского Dior, которым когда-то давно, еще до рождения сына, пользовалась Лена.

Где-то внутри начало расти беспокойство, переходящее в тревогу. Если раньше душу грела мысль как бы побыстрее отстреляться, дать все расклады, закрыть кабинет и отправиться домой на обед, то сейчас это желание и стремление куда то ушли. Не понимая причин дискомфорта, я поднялся из-за стола и подошёл к девушке.

— Прошу простить за откровенность, но чего вы добиваетесь? — спросил я, вглядываясь в лёд за длинными ресницами. — К чему все эти телодвижения?

Ксения улыбнулась и... в то же мгновение, ставший за последний год привычным интерьер служебного помещения сменился серой, постоянно менявшейся, пеленой. Шкаф, столы, стулья и сама начинающая прокурорша — всё куда то исчезло.

Когда, зажмурившись на короткое мгновение, снова открыл глаза, декорации резко изменились. Теперь я находился в нашей квартире на пятом этаже. Приглушенный свет настольной лампы, направленной на стену и темнота за окном, давали понять, что каким-то загадочным образом наступила ночь. Пока я осматривался — диван собран и застелен, дверь в комнату сына закрыта, на кухне и в коридоре свет не включён — пытаясь разобраться в происходящем, беззвучно включился телевизор. Большая жидкокристаллическая панель, под нарастающий шелест стационарного шума, непонятным способом перевела всё внимание на себя. Желание заглянуть в соседнюю комнату, преобладавшее минутой ранее, стало вызывать панический страх. Еще секунда — и в поле зрения, осталась лишь одна картинка — прямоугольник, пульсировавший в режиме стробоскопа переходами из белого цвета в чёрный.

Затем на экране — словно в компьютерном шутере от первого лица — стали появляться и исчезать картинки. Слайды сменялись настолько быстро, что мозг не успевал сообразить, что именно на них было изображено. Через какое-то время хоровод замедлился и, в конце концов, остановился. Фотография на экране, приблизившись резким скачком, заполнила все свободное пространство комнаты, став трёхмерной.

Лица самых дорогих и близких мне людей были счастливы. Лена, с озорными карими глазами и раскрасневшимися от мороза щеками, протягивала в мою сторону руку с кружкой; улыбка на лице Юрки, рассказывавшего анекдот, говорила сама за себя. Снег, костёр, чай с запахом дыма. Наш последний совместный выход на природу...

Изображение снова меняется. На часах полпервого ночи. Лена теперь на кухне, возле плиты. Длинные темные волосы собраны на одну сторону, в руках большое белое полотенце — только после ванной. Лицо спокойное и умиротворенное, халат едва завязан...

Потом ещё картинка, затем ещё одна... Тема семьи сменяется службой: мелькает крайне весёлая физиономия Макса, сослуживцы, оружие, опять Макс, но уже грустный и уставший... Машина, снег, бункер, люди без одежды, темнота...

Где-то на заднем фоне появляется голос. Он что-то говорит, но я не могу разобрать, что именно. Изображения начинают хаотично двигаться. Добавляется новый голос, более низкой тональности, на его фоне первый голос замолкает и затем вовсе исчезает. Наступает тишина. На экране возникает детский садик. Снова голос и снова тишина.

Кажется, голова состоит из миллиона маленьких фрагментов — маленьких фотографий, разбросанных по всей квартире. Я хочу их собрать, но не могу сдвинуться с места. Ближе всего лежат картинки с изображением сына и жены, чуть дальше родителей... Снова пытаюсь до них дотянуться — не выходит. Руки не слушаются. Возвращается желание заглянуть в комнату сына, но потом резко становится страшно. Я боюсь того, что могу там увидеть...

Настойчивым сигнальным огоньком — как при сильном алкогольном опьянении — вспыхивает неожиданная задача: нужно собраться и взять себя в руки. Я ведь не дома, я уезжал отсюда... Тогда где я сейчас? Не успеваю сосредоточиться, как блокирующий мысли фоновый шум, исчезает. Доля секунды — и сознание полностью отключается...

Глава 41

Хрусталь на сером бетонном полу выглядел иррационально. Два низких стакана, квадратный графин-декантер с резными стенками, наполовину заполненный янтарной жидкостью, больше подходили для кабинета директора крупного предприятия или чиновника среднего звена, нежели для места в котором они оказались. Не менее странным был и человек, сидевший напротив.

Лет шестьдесят или семьдесят. Среднего роста, худощавый. Коротко стриженные седые волосы, ясные карие глаза с чистыми белками, искривленный контур носа и тонкие, плотно сжатые губы. Приталенный по фигуре темно-синий костюм, белая рубашка с запонками и галстук. На безымянном пальце правой руки крупная печатка из желтого, с красным отливом, тусклого металла.

Неторопливый и сдержанный в движениях, он занял один из принесенных пятью минутами ранее стульев и теперь молча сидел в двух метрах от меня. Бородач в джинсах и полосатом свитере, организовавший доставку и расстановку нехитрой мебели, появился незаметно и также незаметно исчез, что косвенно подтверждало непростой статус господина с орлиным профилем, в цепком взгляде и внешности которого ощущались сила и власть.

Последние двадцать минут стали испытанием. Организм, не успев отойти от казавшихся столь реальными разговора с девушкой-следователем и круговорота картинок-образов, после паузы сумрачного безмолвия, внезапно очутился в похожем на подвал пустом помещении без обстановки, окон и отопления, с голыми оштукатуренными стенами, низким потолком и закрытой снаружи металлической дверью. Разум и органы чувств, в попытках найти границу между сном и явью, долгое время работали вхолостую, пока на передний план не вышли болевые ощущения, сделавшие возвращение к действительности неприятным, болезненным и, одновременно, отрезвляющим...

Выдержав паузу, седой, всё также неторопливо, снял сверкнувшую зеркальной гранью шаровидную пробку и, на американский манер, поочередно плеснул в пустые ёмкости. Одну протянул мне, другую оставил греться в ладони. В холодном воздухе еле слышно потянуло знакомым ароматом.

— Попробуйте, вам должно понравиться, — хрипловатый голос собеседника выдавал курильщика со стажем. — Голова пройдет и станет легче. — мужчина откинулся на спинку стула и пригубил напиток.

Пить алкоголь особого желания не было. Время и место неподходящие. Компания тоже сомнительная. Я бы предпочёл кружку горячего чая с лимоном, но покрутив массивный стакан, маленький глоток всё же сделал. Виски оказалось хорошим и явно дорогим. Послевкусие — долгое, мягкое и слегка терпкое — говорило само за себя. Ничего подобного я раньше не пил. Бюджетные Jack Daniel's, Jameson даже близко не стояли...

— Признаюсь честно, я не сторонник всего этого, — седой неопределенно кивнул куда-то в сторону двери. — И считаю, что живое общение, как в старые добрые времена, может быть не менее эффективным. Главное, задавать правильные вопросы и затем внимательно слушать ответы. Вы согласны?

Соображать по-прежнему было сложно. Яркий свет люминесцентной лампы бил по глазам и не давал возможности собраться с мыслями. Головная боль то пульсировала обжигающим огнём, то становилась непрерывно-опустошающей, вызывая слабые позывы к тошноте.

— Вполне логично, — ответил я и, пытаясь унять дрожь в руке, снова поднёс стакан к губам. — Умные люди обычно так и делают...

— Знаете, почему вы здесь? — седой отзеркалив моё движение, сделал новый глоток.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что очередная головная боль была вызвана всё теми же продолжавшимися 'приключениями' со многими неизвестными. Смущала, правда, форма 'работы'. Никакого ДТП не было — в машине меня просто вырубили, не оставив ни шишек, ни ссадин — и затем, успев каким-то образом поковыряться в мозгах, бросили на бетонный пол неотапливаемого подвала, под равнодушный взгляд черной полусферы купольной видеокамеры. Осталось понять, что это за место, кто эти люди и чего они хотят. И почему чужие жизнь-здоровье для них столь безразличны. Отсутствие ран на голове наводило на аналогичную ситуацию с отключкой в бункере... Значит ли это, что сын и жена находятся здесь?

— Затрудняюсь ответить. — в орган на плечах ничего другого не пришло.

— Лукавите, — продолжил седой всё тем же спокойным тоном. — Хоть у вас и гемикрания, но возможности самостоятельно мыслить, вы отнюдь не лишены. Не будем играть в кошки-мышки.

Последняя фраза, если брать во внимание ситуацию, прозвучала не то чтобы чудно, но как-то неуместно. На мгновение показалось, что для говорившего русский язык не являлся родным, несмотря на полное отсутствие в речи какого-либо акцента. Да и неизвестный термин на букву 'г', странным образом подрезал слух...

— Здесь это где? — не став спорить, я показал глазами на пространство вокруг.

— У меня в гостях, — ответил седой и добавил. — Этого достаточно?

Шутить касательно щедрого гостеприимства я не стал. Интуиция подсказывала, что внешнее спокойствие и вальяжность собеседника были обыкновенной маской.

— Спрашивать кто вы такой, вероятно, тоже нет смысла? — задал я вопрос обтекаемо.

Выстрел наугад в цель не попал, но всё же принёс определенный результат. За нежеланием раскрывать карты и переходить на личности могла в теории стоять возможность выбраться из переделки, отделавшись малой кровью.

— В точку. Многие знания, многие печали, — седой снова приложился к стакану. — Вы и так уже 'опечалены' сверх меры...

Промежутки между пульсацией в черепной коробке стали более продолжительными, а сама боль стала затихать, отдавая в правый висок. Неужто алкоголь подействовал...

— Видите, я вас не обманул. Она уходит... — заметив, что я прислушиваюсь к собственным ощущениям, владелец золотой печатки удовлетворённо кивнул. — Ладно, ближе к делу. Вопрос остается прежним, мне нужно...

Фразу пришлось прервать посредине: железная дверь без предупреждения распахнулась, чтобы через долю секунды утроить количество находившихся в помещении людей. Ни один из вновь появившихся знаком мне не был. Одетые в неприметную одежду тактического назначения, вошедшие рассредоточились. Самый высокий, с наиболее постным и невыразительным лицом, молча протянул моему собеседнику восьмидюймовый планшет. Седой поставил стакан на пол и, без эмоций и недовольства в связи с незапланированной паузой, переключился на экран гаджета. Сделал несколько перелистывающих движений и углубился в чтение.

Неслышимый до этого момента свист дроссельного пускателя в лампе на стене, в наступившей тишине зазвучал отчётливо громко и пронзительно. Впрочем, судя по реакции остальных, этот нюанс заметил только я. Всё внимание троицы в черном было сосредоточено исключительно на мне, что не могло не напрягать.

Впрочем, когда планшет вернулся обратно хозяину, стало ещё интересней. Взгляд седого ничего хорошего не предвещал. Резкий контраст в поведении заставил невольно сжать кулаки и подобраться.

Произнесенная, поднявшимся со стула собеседником фраза, была крайне странной.

Полная непонятной ненависти — несмотря на нейтральный, казалось бы, смысл — она прозвучала словно приговор:

— Вот мы снова и встретились...

Глава 42

Секундой спустя удивление сменилось непониманием. Память, избирательно хранившая имена и цифры, в отношении лиц забывчивостью никогда не страдала. Одноклассники, однокурсники, бывшие сослуживцы — те, с кем имелась возможность предметно общаться более пяти-десяти минут — находились где-то глубоко в долговременном хранилище. И обычно хватало малейшего взгляда, чтобы сработало узнавание. Пусть в большинстве случаев без имени и фамилии, но с чётким пониманием ситуации и примерного времени знакомства. Больше того: память хранила образы десятков или даже сотен незнакомых людей, с которыми так или иначе приходилось встречаться по разным местам несения службы, а также в училище — на плацу, в столовой, на КПП...

С седым же всё было иначе. Я был точно уверен, что наши с ним пути в одной точке никогда ранее не пересекались. Убежденность с которой прозвучала фраза, наводила на мысли об ошибке или недоразумении. Меня явно с кем-то перепутали...

— Сомневаюсь, что ты помнишь... — седой, заметив мелькнувшие на моем лице эмоции, приподнял уголки тонких губ в слабом подобии улыбки. — Впрочем, это уже не имеет значения...

Группа крепышей с постными лицами стояла неподвижно, ожидая, по всей видимости, дальнейших распоряжений. Информация на планшете была неожиданностью не только для меня, но и для них. Что там было — оставалось загадкой. Еще одной загадкой ко всем уже существующим...

— Поднимаемся. — скомандовал седой и направился к двери.

Пластиковая лента, скрепившая запястья, недвусмысленно подтвердила, что противник предпочитая не рисковать, усиливает меры предосторожности. Что в целом говорило об общем ухудшении ситуации. Плотно придерживаемый с двух сторон за локти, я отправился вслед за синим костюмом.

Влажность, воспринимавшаяся до этого момента, в связи с отсутствием в помещении отопления, вполне естественно — после выхода в коридор стала ощущаться сильнее. Большое количество различных труб и коммуникаций, видневшихся повсеместно, подтвердило первоначальное предположение о подвале как месте заточения.

Несколько минут блужданий по слабо освещенному пространству привели к ведущим куда-то наверх бетонным ступенькам. Немного сбавив темп и всё также плотно контролируя движения, провожатые начали подъем по лестнице. Воздух, по мере продвижения, становился более теплым и влажным — словно после кратковременного дождя в жаркую летнюю погоду.