Новатерра-2. Часть 1. Целитель

Войско Перуна в одношереножном строю застыло перед самой габаритной из землянок, а воевода, подав Александру и Сергею знак остановиться, забрался внутрь. С копьём наперевес! Жизненно важный орган?..

С такими оголтелыми милитаристами следовало быть настороже, и гетман прикинул шансы. Три десятка домиков. Допустим, треть из них — пристанища для стариков, больных, и хозяйственные постройки. Десяток молодцов... Похоже, половина воинства Перуна — здесь, в строю. Плюс-минус... Что ж, вполне по силам. Тем более что на стене, судя по краткому докладу, затаился Марков с 'эсвэдэшкой'. Цепованный не промахнется и в Перуна! Даже в мать его...

Гетман решил проверить бдительность сопровождения.

— До ветру не отпустите, ребятушки? — спросил он, дёргая ногой.

— На том свете отоссышься, козёл! — захохотал правофланговый витязь, даже продекламировал двустишье в тему. — Гость наш — парень неплохой, только ссытся и глухой!

Веселье мигом охватило всю дружину, и гетман понял: воевода здесь — вряд ли самый отмороженный субъект. Возможно, он как раз и есть носитель пресловутого Law&Order. И сделал вывод, что погорячился насчёт денег и оружия. Заведомо ущербный не полезет с кистенём под мост. Вручать разбойнику, вооружённому ножом, ещё и автомат — себе дороже. И, наконец, главное: сегодня их с Серёгой ожидал отнюдь не раут у доброжелательного властелина. Но, опять же, время терпит, будем посмотреть-послушать...

Заслышав шорох, гости посмотрели на дверной проём. Оттуда на свет Божий — в темноту языческую! — показался главный орган воеводы. Копьё. Копьё... Копьё... Копьё... В конце концов cнаружи оказался сам воитель и жестом пригласил 'торговцев' внутрь. Ну, наконец-то! Знамёна в зенит! Шашки подвысь! Линейные, на караул! Оркестр, играй 'Встречный марш'! Исторический визит можно считать открытым...

Ужом проскользнув через утоптанный лаз, открывшийся за украденной где-то корявой филёнчатой дверью, гетман в свете очага и множества лучин с интересом оглядел просторную землянку. Увидел, разумеется, не более того, что ожидал. Щели примитивного, из кругляка, бревенчатого сруба замазаны глиной — пальцами, конечно. Земляной пол. Лавки вдоль стен. Хозяйственная дребедень на полках, там же — бюст Макаренко, портретик Иоганна Генриха Песталоцци, учебники на украинском языке и глобус. Добротная паутина вместо потолка. Ошмётки, мухи, грязь, убожество. Убожество — отнюдь не то, что под боком у Бога, нет, как раз наоборот... И стол. Едва не настоящий 'чиппендейл', правда, обшарпанный изрядно. И упомянутый уже очаг. Равного какому ещё поискать на белом свете! Вокруг открытого — прямо по центру богомерзкого жилища — камелька сгрудились намазолившие глаз кумиры праславян, некрупные такие, людям в пояс максимум. Глядели на огонь. И, вероятно, думали. О людской фантазии, не иначе. О фантазии, иначе — дури...

— У этих фантазёров точно крыши покосились, — прошептал Серёга.

— Ещё как! — согласился гетман.

Глобальная катастрофа двенадцатилетней давности разом изменила и быт, и сознание людей, в том числе осознание ими самое себя и собственного места в новом мире. Хлебнув свободы, мало отличающейся от анархии, остатки расы Homo Sapiens нафантазировали столько, что... Контрабандист Пономаренко сделался лощёным барином. Дружок его, Андрюха, по фамилии Золотарев, мелкий российский лавочник, — негоциантом Афанасием Золотницким, с пышной купеческой бородой, в горящих лаком сапогах, атласной рубахе и жилетке с золотым хронометром. Бандит Богачёв стал войсковым старшиной, министром иностранных дел и главой внешней разведки крохотного государства.

А Сашка Твердохлеб, простой комбат от ВДВ, — правителем, главнокомандующим, гетманом и прочая. Полковника себе присвоил. Мог стать даже генералиссимусом, было бы желание. Или, к примеру, князем, как, вон, этот ухмыляющийся властелин судеб, его примерно возраста субтильный дяденька, запустивший не здорово густую бородёнку и волосы едва ли не до пят, высвечивая их под седину. Князюшка, его светлость! Его мать...

Князь-старшина устроился за чиппендейлом, бросая жутко проницательные, как ему, видно, казалось, взгляды на пришельцев, и властным жестом предложил рассаживаться. Что гости не замедлили сделать, заняв лавки у противоположных стен — перед лицом угрозы, пусть пока гипотетической, рассеять внимание оппонента завсегда полезно. Особенно учитывая, что тактичный воевода удалился со своим копьём. Аж полегчало, ей же Бог!

— Хто такия, бродяжье отродье? — пророкотал хозяин неожиданным баском и вовсе уж не к месту ляпнул. — Блин!

— Здравствуйте, почтеннейший! — гетман встал и демонстративно поклонился в пояс. — Мир и процветание вашему дому!

— И вам того же, — вякнул патриарх писклявым уже голосом. Видимо, вышел на мгновение из роли.

— Спасибо! А будем мы торговыми людьми из казаков с далёкой Равы-реки, я — Сашка, он — Серёжка.

— И куда путь держите, Сашка да Серёжка? — вновь пробасил князь-старшина.

Гетману же в его немудрящей фразе снова послышалось босяцкое 'блин'.

— К братьям в низовья Дона. Осмотреться хотим, о коммерции помыслить, авось чего и замутим...

— Понятно, — князь даже потёр немытые ладони, явно предчувствуя халявную добычу. — И много вас, людей торговых?

— Ваш полководец видел, — пожал плечами гетман, кивая в сторону двери.

— А что ж так мало?! Без охраны!

— Да мы, почтеннейший, и сами не лыком шиты! — он расправил грудь, хлопнул себя по опустошённой кобуре 'Гюрзы'. — Оружие у нас имеется, в армии когда-то служили, Серёжка даже в ВДВ... поваром, правда, но всё-таки! Боксом серьёзно занимались. Как сейчас помню, в пятом классе ездил я на первенство Затраханской волости. Три боя — три нокаута! Последний до сих пор забыть не могу, полгода потом башка кружилась... Ну, короче говоря, втроём любого татя обломаем, так что вы не беспокойтесь!

— А мне-то чего беспокоиться?! Дело ваше.

Князёк лучился в предвкушении явно забытых благ. Ну-ну!.. Радиостанция молчала, всё свидетельствовало о том, что истинная численность 'купцов' осталась для него секретом. Похоже, наблюдатель, увидав швартовку баржи, не озаботился донаблюдать, а сразу бросился к своим — ура! бакшиш! халява! потерпевшие приехали! И воевода удовлетворился первым впечатлением. Отчизна-мать, кому ты в руки отдана?! Отчизна требует героев, а мать рожает круглых дураков, хотя и с копьями наперевес...

— Что везёте? — князёк уже не притворялся грозным. Чего понты колоть?! Два здесь, один на берегу...

— Да так, самую малость взяли, — неопределённо отвечал гетман, — можно сказать, образцы товаров: оружие, продукты наши, шмотьё какое-никакое. Много брать боялись, лихих людишек много по дорогам шастает.

— М-да... Ладно, и то хлеб, — казалось, властелин слегка разочарован. Нахмурил брови. Снова зарычал. — А знаете ли вы, народ торговый, зело скудоумный, что по глупости своей природной, незнанию либо по воле злой — нам всё едино! — вторглись в пределы, всеславному Перуну принадлежащие и детьми его обороняемые?! Сие смертью карается, потому с восходом благословенного светила, Даждьбогом ведомого, вы будете принесены в жертву грозным и милостивым богам нашим!

Гетман предположил, что властелин судеб готовил сей проникновенный спич многие годы, отмолотил — как по бумажке прочитал. Нашёл жертвенных агнцев, дурачок! Жертва аборта запоздалого.

— Заранее предупреждать надо! — взвизгнул Богачёв, изобразив нешуточный испуг половиной лица, обращённой к патриарху.

— Действительно, почтеннейший, вы бы хоть табличку какую вывесили...

— Для того на пути водном кумир поставлен. Всем и каждому в остережение!

Самодовольный князь многозначительно оттопырил палец, правда, почему-то безымянный. Всё в этом Датском королевстве через задницу!

— Да, это круто! — Серёга отвернулся от князька и, давясь хохотом, прокашлялся. — Хорошо, что я... кхе-кхе!.. пивка на завтра не оставил!

Кашель его заглушил треск курка — сакраментальный 'Смит&Вессон' готов оспорить целесообразность человеческого жертвоприношения тупорылой своей пулей, обозначаемой в сотых долях дюйма как .44magnum...

— Я то оставил! — сокрушённо воскликнул гетман. — Во всём мире, товарищ князь, принято остерегать путников словом добрым или знаком понятным, но не двусмысленным намёком, пусть даже во взгляде Перуна всеславного. И уж тем паче не стрелой калёной!

— Стрелой? Какой ещё стрелой?! — недоумённо вякнул князь.

— Обстреляли нас, дорогой товарищ. Как раз у идола.

— Сам ты, блин, идол! — разбойный 'старец' почесал не мытые, наверное, с Чумы псевдо-седые космы. — Стрелой, говоришь... Ах, стрелой! Так то другие витязи земель наших, из союзного рода-племени.

Ну, в этом гетман-то давно не сомневался. Что — 'другие'. У градских воинов ни стрел, ни луков он пока не наблюдал — видно, не 'доросли' ещё... Зато пронаблюдал явление, что для него расставило происходящее во многом по своим местам. Явление двух грешных дев лет двадцати в коротеньких — очень коротеньких! — рубашках. Одна из них, с интересом оглядывая гостей, принялась расчёсывать бледные космы патриарха. Массажной щёточкой. Привет Перуну!.. Другая же бесстыдно развалилась на овечьей шкуре перед очагом, насытив княжеский 'апартамент' влекущим ароматом своих прелестей. Которые хоть изредка надо бы мыть!..

Мгновенно сопоставив девушек с корифеями педагогики, глобусом и учебниками, аналитичный от природы гетман резонно предположил, что до Чумы князёк работал в школе. Учителем истории. Возможно, физкультуры. Из тех ублюдков, которые обожают проводить вечерние факультативы. С ученицами. Или учениками. По своей ориентации... Теперь вот княжил. Всласть. Очень похоже было, что в перунском стаде вовсю цвели и право первой ночи князя, и свальный грех, и истязания, и человеческие жертвы, и вообще пи... Судя по зверскому оскалу Богачёва, тот, как и гетман, разобрался в сущности хозяина. В местах лишения свободы правильные урки точно знали, как с такими поступать...

— Что ещё скажешь, хм, Сашка? — криво усмехнулся тот.

— А что тут скажешь?! — хмыкнул гетман (тут ясно всё, как Божий день!). — Мыслю я, княже, не слишком уж практично приносить в жертву полезных торговых людей. Кому с того прибыток? Разве что Перуну. А вы ж не звери! Для кумира вашего славного у нас в ладье найдётся пара прекрасных коней орловской породы, в них мяса куда больше, чем в нас, худосочных. И слуг Перуна не обидим подношением, ратников оружием одарим, дев юных — украшениями заморскими, а для вас, почтеннейший, в тайнике, одному мне известном, найдётся полный эксклюзив. Пошли?..

Естественно, пошли! Сгубило деточек Перуна жлобство меркантильное, и через полчаса дружина, при своих нелепых копьях, выстроилась на оскольском берегу, а князь с девами под руку шагал по трапу-аппарели впереди 'купцов'. Картина эта гетману напомнила выдумку летописца Нестора о том, как киевская Ольга, вдова князя Игоря, 'привечала' послов древлянских — велела посадить в ладью как самых дорогих гостей, внести в град Киев на руках дружинников, а после сбросить их в костёр...

Примерно так события и развивались спустя тысячу с хорошим лишком лет — на ходовой рубке буксира разом вспыхнули прожекторы, фальшборта ощерились стволами боевых АКМС.

— Лечь, уроды, мать вашу!!! — загрохотал в ночи усиленный рупором голос Константина.

Поверх голов языческой дружины ударила длинная очередь трассирующих пуль из пулемёта 'Печенег'. Ей-ей, живая связь времён: восточные славяне, злые печенеги... Витязи рухнули в мокрый песок, девы заголосили дурноматом, а князёк впал в ступор, но без замаха проведённый Богачёвым левый крюк по печени мигом привёл его в сознание.

— Вали, пидер гнутый! Шевели копытами!

Сергей ухватил алчного правителя за полотняные штаны и натурально зашвырнул на борт судна. Петропуло, поймав его, летящего, на палубном настиле, передал с рук на руки гетману, тот стиснул в кулаке ворот великокняжеской рубахи.

— Доигрался, Пердуныч? Жадность фраера сгубила?

— Петуха, — разминая фаланги пальцев, уточнил Серёга. Он ведь и вправду разобрался в педофильской сущности князька. По крайней мере, обоснованно предположил...

— Принести тебя в жертву триединому Господу нашему? — зловеще прошипел гетман.

'Петух' молчал, мотая головой, речь явно отнялась от неожиданного оборота.

— Так как, принести?! Тебе, ублюдку, будет с Ним о чём потолковать... Можешь радоваться — я спешу, а то устроил бы тебе аутодафе по латинскому обычаю. Но если прослышу краем уха, что ты здесь беспредельничаешь, приведу сотню казаков и сравняю ваш убогий град Китеж с землёй. Кстати, тогда и потолкую с твоей молодёжью, есть у меня, знаешь ли, подозрение...

Вот тут князёк по-настоящему затрясся.

— О-о, вижу, понял, о чём речь! Если оно, это подозрение, подтвердится — а я уверен, подтвердится! — то повешу тебя на маковке твоего разлюбезного Перуна. За гениталии.

— За яйца, если языками не владеешь! — уточнил Серёга и ткнул 'седого' педофила в лоб. Вполсилы. Тот распластался посреди настила баржи. — Поднялся, пидер! Петух ставленный! Я тебя, форшмак, сейчас самолично этим вот копьём прямо в...!!!

— Тихо, брат! — придержал Серёгу гетман, заметив, как сторожко навострила уши любопытная Алёнка. — Вставай, тебе сказано, выродок! Я на днях буду возвращаться, и чтобы никаких идолов к этому времени на берегах не видел! Реки испокон веков принадлежали всем людям, и гостей предки наши достославные привечали с добрым сердцем и открытой душой, если, конечно, те не несли им боли, горя и обид. Я сказал — ты услышал. А теперь пошёл отсюда! К Перуна матери... Кстати, 'дощатые брони' — это совсем не то, что ты, недоучка, думаешь. До скорого свидания!

— Петух, — добавил Богачёв, презрев запрет, и крепко ткнул князька в седалище тупым концом трофейного копья...

В поганом месте экспедиция решила не задерживаться. Смыв с тел языческую грязь и наскоро перекусив, путники отвалили в ночь. Гетман растянулся наконец на мягком надувном матрасике в семейной палатке, с несказанным блаженством ощущая своими боками прильнувших к нему Алину и Алёнку.

— Па, мы так испугались, когда он сказал, что принесёт вас в жертву!

— Ай, ерунда, малыш! Как говорит твой кореш Серёжа...

— Понты! — хихикнула девчонка.

— Вот именно. Князь этот — просто мелкий разбойник, да и то неопытный. Видела бы ты, в каком убожестве они живут! Пока он не начал угрожать, я даже подумывал подкинуть ему денег на хозяйство, помочь оружием. Вовремя одумался! Считай, что этот враг для нас — самый безвредный...

— А ты, па, — девушка приподнялась на локте, — самый вредный, вот!

Алина поперхнулась смехом. Александр опешил.

— Это же почему?!

— Потому, что ты всегда обещал мне не рисковать! А сам..! А мы тут боимся!

Он стиснул юную красавицу в объятиях.

— Да, обещал, моя хорошая! Но я ведь и не рисковал ничем... Пойми, малыш, это моя работа. Как сказал в свое время Эрнест Хемингуэй: 'Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок'. Я не кую металл, не пашу землю, не сею хлеб, не собираю урожай, не вожу, вон, как Пётр Степанович, суда по рекам. Я управляю нашей маленькой страной, командую людьми, а когда нужно — защищаю их. Я воин, милая, солдат...