Венец Эпикоридов (1-14)

— Ничего, переживешь, — сказал Аристон бодро. — Я, пожалуй, возьму этого прощелыгу к себе на службу. Мне как раз повар нужен.

Узкая бородка сатрапа, покрашенная чёрной краской, дрожала от гнева.

— Возьмешь этого преступника? Да ты в уме ли? Люди, — Шамраш развел руками, как бы обхватывая толпу, — чужеземный гость хочет, чтобы я помиловал этого злодея!

Толпа ответила грозным клёкотом. Аристон увидел вокруг недовольные лица. Многие возмущенно застрекотали, зацокали языками, как принято в Сирингии. Кто эти говоруны, родственники казнённых по совету повара или зеваки, расстроенные отменой зрелища? Аристон недолго задавался досужим вопросом.

— Для тебя же лучше отпустить этого человека со мной, а не убить, — сказал Аристон. Его обсыпали пригоршней жёванных гранатных косточек, пришлось отряхиваться. — Иначе кто-нибудь расскажет Камбразу, что ты убил человека, уговорившего тебя перейти на его сторону. Может (он усмехнулся), это я скажу.

Глаза Шамраша, подкрашенные тушью, налились кровью, губы побледнели и утончились, напрягшись, как шелковый шнурок палача. Нетрудно проникнуть в мысли сатрапа: кто бы ни сидел на бирюзовом престоле царя царей, шелковый шнурок затягивался на шеях наместников с такой же легкостью, как и на шеях базарных воришек.

Шипящим голосом сатрап приказал освободить повара.

Немало усилий пришлось приложить им, чтобы выбраться из разочарованной и обозленной толпы. В тот же день Зар Кари Гаас спокойно сообщил, что убил подосланного к нему наемного убийцу, и в доказательство продемонстрировал отрубленную человеческую кисть. Аристон приказал выбросить неудобоваримый предмет, чтобы повар случайно не забылся, возясь с котлами на кухне.

— Колдун говорит, что кинжал всадила женская рука, — сказал Аристон. — Больше ничего у меня нет. Виспрот оказался лгуном, — и про внешность убийцы наврал, и про маску Лиса. Перед смертью он сам признался. Ещё Виспрот болтал про какую-то тварь. Проходящая красотка одурманила охранников Луция смазливым личиком и вонючими притирками. Отвлекала внимание, так сказать. Может, тоже враньё.

— А может, соучастница?

— Кто знает. Но запах был, и прегадостный. Там всё этой дрянью пропиталось. Колдун Хилон сказал, что учуял колдовство какое-то, но больше от старика я ничего не добился.

— Ты хочешь поискать эту красавицу?

— И по каким приметам я буду искать её? По вони?

Повар одним ударом ножа рассёк жареного жаворонка, из тушки потёк пахучий соус. Поставив блюдо перед Аристоном, Зар Гаас сказал:

— Возможно, что-то разузнал Макрин. Он за дверью дожидается.

— Секст Макрин? — Аристон повеселел. — Этот не явится с пустыми руками. Давай его сюда!

Секст Макрин, квестор Иля, был подвижный молодой человек двадцати пяти лет, внешне невзрачный, низкорослый, но сметливый и упорный. По должности, он находился в подчинении у Валерия Руфа. Однако у Макрина имелись большие планы относительно своей будущности, поэтому с год как он начал выслуживаться перед Аристоном. Всё, что удавалось разнюхать, Секст Макрин сначала нёс Аристону, а уж потом мчался к Валерию Руфу.

Поглядывая на облупленный курносый нос ищейки, Аристон лениво слушал доклад, как Макрин рыскал в поисках маски Лиса.

— Да не было никакой маски, — наконец сказал Аристон, отхлёбывая из кубка.

— Точно так, твоя светлость. Не было.

Аристон поднял брови. Секст Макрин пояснил:

— Я отыскал мальчишку-трубочиста. Он видел, как было дело. Он говорит, что принца убила женщина. Женщина без маски, с открытым лицом.

— Надеюсь, он хорошо разглядел это открытое лицо?

— Нет. Я не стал сечь его, чтобы не слушать вранье... Он только сказал про длинные чёрные волосы, вьющиеся, рот небольшой, кожа смуглая.

— Сирингийка?

— Он сказал, больше похожа на нумидийку.

— Нумидийка с черными вьющимися волосами? Не густо. Я ещё не видел нумидийку блондинку.

— Сейчас мои люди ходят с этим мальчишкой по лупанарам.

Секст Макрин упомянул ещё несколько незначительных деталей, после чего отбыл восвояси.

Следующую новость сообщил мужчина лет пятидесяти, крепкий телом, с впалыми щеками и острыми скулами, одетый в солдатский плащ. Звали его Нут Пелеграм. Аристон поручил ему присматривать за домом Цезонии Сцевии, княгини олифийской. Аристон полагал, что эта знатная госпожа, давняя любовница Джефриса, вполне могла желать смерти его маленькому сыну. При большом везении, можно было бы подстеречь у дверей ее дома наемного убийцу.

Сама Цезония Сцевия бывала в Иле нечасто. У нее хватало дел и забот в Олифии. Смерть мужа сделала её регентшей, правительницей княжества. От князя Сцевия у нее имелось два сына, десяти и четырнадцати лет. Через три года ее старший сын входил в возраст совершеннолетия и должен был получить от матери княжескую цепь.

Цезония и Джефрис знали друг друга с детства. Как-то Джефрис обмолвился при Аристоне, что Цезония была его первой женщиной, а было им тогда по четырнадцать лет. Единственно эта любовь Джефриса не увядала. Злые языки даже поговаривали, будто дети Цезонии были детьми не законного мужа, князя олифийского, а Джефриса, принца румейского. Однако оба мальчика опровергали сплетни своим видом. Они оба были русоволосые, конопатые, низкорослые, — копия Гней Сцевий, тогда как в роду Эпикоридов все мужчины были чернявые, их забеливала только старость.

Очевидно, Цезония, похоронившая мужа, имела планы на новое замужество, и Джефрис был здесь первым кандидатом. Мешало обещание, данное Джефрисом умирающей Марции, да мешал маленький Луций, живое напоминание об этом обещании.

Появившись в дверях, Нут Пелеграм бесцеремонно уставился на жирные пальцы Аристона, красиво державшие задок куропатки.

— Угощайся, — Аристон показал подбородком на яства.

Тирентиец без долгих разговоров уселся за стол. Аристону пришлось подождать, пока он насытится. Ох уж эти верные слуги, все жилы вытянут, добиваясь признания собственной значимости.

Пелеграм начал говорить, только когда появилась отрыжка.

— Цезония Сцевия прибыла в Иль, твоя милость. Сегодня утром явилась.

Аристон привстал.

От Иля до Солнечного Камня, замка Сцевиев, была неделя конного пути. Убийство совершилось три дня назад. Расторопный вестник мог доставить новость в Солнечный Камень за три дня, даже за два, меняя лошадей. Но ведь Цезонии ещё понадобилось бы время на дорогу в Иль. Пышнотелая Цезония вряд ли помчалась бы в Иль сломя голову, отказывая себе в дорожном отдыхе. Но даже если бы она всерьёз занялась истязанием своей сдобной плоти, она не смогла бы преодолеть дорогу от Солнечного Камня до Иля за один день.

Значит, она знала. Знала день, когда будет убит принц, и заранее тронулась в путь. Она хотела опередить других соискательниц, иначе напрасны хлопоты. Кто первый утешит Джефриса, тому и приз.

— Никакого подозрительного типа у дома Цезонии я не видел, — продолжил доклад Нут Пелеграм, макая белый хлеб в чесночный соус. — Видел, бегали кухарки. За два дня только один мужик выехал за ворота. Пегая борода, крепкий с виду. Но я бы его сломал.

— Нужно было девку ломать, а не мужика. Девка заколола мальчишку.

— Девка? — Пелеграм поднял седые брови. — Никакой девки не было. Бегали кухарки, бабёнки в годах, а девка... — Он хрипло рассмеялся. — Хорошая девка, от троих мужиков ушла. Горячей бабой будет. Я бы её, пожалуй...

Зар Кари Гаас возмутился:

— Как ты можешь говорить такие непотребства в присутствии его светлости?

Аристон сказал, вытирая губы полотенцем:

— Я должен поговорить с княгиней олифийской. Ты готов, Пелеграм? Сейчас же отправляемся.

Он пошел к входной двери.

Пелеграм быстренько приложился к кувшину с вином и, поправляя пояс, зашагал за Аристоном.

Повар кинулся вдогонку со своим докладом:

— К обеду для вашей светлости — тетёрка под гранатовым соусом...

— Я буду обедать в Высокой Зале. Должен же я хоть раз пообедать в Высокой Зале, — проворчал Аристон, на ходу касаясь медальона у себя на груди.

В Высокой Зале он будет сидеть на возвышении, подле княжеского трона, а за столами будут шептаться, какой он выскочка и наглец. Но если его и на этот раз не будет в Высоком Зале, скажут, что он пренебрегает обязанностями наместника.

Собачка найдёт, с какого бока укусить.

* * *

К Цезонии, княгине олифийской, Аристон отправился в сопровождении своих нумидийцев, да взял Нута Пелеграма. Княжеских ликторов он оставил во дворце, мало ли какие тайны раскроются ему в доме княгини олифийской.

Дом княгини олифийской утопал в зелени смоковниц и абрикосовых деревьев. По сторонам ворот стояли декоративные башенки, сделанные из лазурита, весьма распространенного в горах Олифии минерала. Эти башенки были уменьшенной копией надворотных замковых башен, — резчик изобразил каменную кладку, узкие окна-бойницы, черепицу на крыше. На шпилях башенок слегка шевелился флаг князей олифийских, три синих копья в белом поле.

Аристону не пришлось долго объясняться с привратником. Его немедленно проводили к княгине олифийской, словно та дожидалась его визита.

Цезония Олифийская была ровесницей принца Джефриса. Но если Джефрис оставался подтянутым, поджарым, возможно, благодаря постоянным воинским упражнениям, то Цезония с годами располнела, прибавила два подбородка и окончательно рассталась с талией. Однако в полноте ее скрывалась своеобразная прелесть, кожа ее оставалась бела и свежа, вьющиеся русые волосы были густыми и казались золотыми благодаря бальзамам из горных трав.

Она приняла Аристона, одетая в шелковую столу сиреневого цвета, подпоясанную под самыми грудями. Пояс на матроне был расшит вишневыми турмалинами. Волосы скреплялись диадемой, заменявшей знатным замужним женщинам головную накидку. Лёгкая диадема была вырезана из чёрного дерева, в центре — цветок из огненных опалов, по окружности диадемы крепились крупные сиреневые сапфиры в форме кабошонов.

— Моя госпожа, — склонился Аристон, — его высочество наделил меня властью наместника. Всем сердцем рад приветствовать вас в Иле. Вам уже известно, что случилось?

— Луций, бедный мальчик... Представляю состояние Джефриса. Я не ожидала, что его не будет в городе.

"Конечно, не ожидала. Ты ожидала, что сумеешь утешить его в своих объятиях, а там и до свадьбы недалеко".

— Его высочество решил почтить память сына победой над морскими разбойниками, — сказал Аристон. — Я не знаю, когда он вернётся в Иль. Пока что, в его отсутствие, мне поручено блюсти город. И ещё, его высочество приказал мне найти убийцу.

Аристон не спускал глаз с Цезонии. Услышав его последние слова, сказанные с весьма значительным видом, она ничуть не взволновалась.

— И далеко же вы продвинулись в своих поисках? — поинтересовалась Цезония Сцевия. — Попробуйте вот этого вина, домн Аристон. За золотистое кавдинское часто выдают цекабское или месское, но уж у меня без обмана.

— Я знаю, что убийца — женщина, — сказал Аристон, садясь на резную скамью и берясь за кубок. (Вряд ли вино отравлено. Если она — убийца, она сначала попытается его подкупить. Если только он не ошибся, оценивая ее характер.)

— Вы — умный человек, домн Аристон, — сказала княгиня и улыбнулась. — Вы правы. Убийца — женщина.

Это было похоже на признание. Но признаться так быстро? Она даже не пыталась разузнать, что ему известно.

Аристон, не сделав ни глотка, отставил кубок.

— Принц не пощадит эту женщину, даже если она была близка ему, — медленно проговорил он, не спуская глаз с белотелой собеседницы.

— Олифия — небогатая страна, — сказала Цезония. — Наши рудники истощены, каждый десяток талантов лазурита обходится в одну человеческую жизнь... Не считая мяса и чечевицы для рудокопов, зерна для ослов и палок для тех и других. Но казна олифийских князей не пуста. Кое-что нам осталось от предков, с тех времен, когда дети играли драгоценными каменьями, а в зобах у ворон драгоценностей было столько, что они не могли летать.

Да уж, предки с наследством не подгадили, подумал Аристон.

Пол под ногами — мраморный, отличный зелёный камень с синими и чёрными прожилками. У стен — шкафы из розового дерева, подле окна — овальный стол на медных ножках, покрытых позолотой, со столешницей, выточенной из цельной глыбы лазурита.

Цезония взяла со стола серебряную шкатулку со вставками из слоновой кости, открыла ее, показала содержимое Аристону.

Шкатулка доверху была наполнена гранеными рубинами величиной с лесной орех. Аристон знал толк в драгоценностях, он быстро прикинул: каждый такой рубин стоил около тысячи золотых, а в шкатулке их было не менее сотни. Сто тысяч золотых сестерций... Аристон считался богатым человеком, ему принадлежали два крупных имения в Афарской области, поместье под Илем и поместье с золотоносным ручьём на Золотом Берегу, однако рубины в шкатулке стоили дороже всего его состояния.

Нельзя сказать, что Аристон никогда не видел столь крупной суммы. Сто тысяч золотых составляли сотню талантов, именно столько Камбраз Сартигирон заплатил ему за победу над собственным братом Дарисом. Однако с той сотней талантов Аристон давно расстался: на это золото он купил землю в Афарской области для своих ветеранов. Тех денег ещё и не хватило. Чтобы удовольствовать всех, он, вспомнив пример отца, продал лучшее из своих афарских имений, Сизый Холм.

В мыслях он увидел пологий горный склон, золото солнца в виноградных листьях, капли дождя на сизо-фиолетовых крупных ягодах...

За олифийские рубины он мог бы выкупить Сизый Холм.

— Камешки, конечно, хороши, но мне нужен убийца принца, — сказал Аристон. — Ваша светлость знает, кто убил принца Луция? Кто нанёс удар, чья рука? Мне нужен этот наёмник, и лучше бы живой. И мне придется выведать, кто его нанял.

Цезония долго смотрела на Аристона, а потом засмеялась мелким, дрожащим смехом, открыто глядя ему в лицо. Шкатулку она вернула на стол. Сказала:

— Впервые вижу афарянина, которого нельзя подкупить. Наконец-то у Джефриса появился честный советчик... Но ты ошибаешься, Аристон Корвид. Я не убивала Луция и не нанимала убийцу. Не буду утверждать, что я без ума любила этого малыша. Я его видела всего-то несколько раз. Но зачем мне его убивать?

— Мальчик напоминал отцу о своей умершей матери, — сказал Аристон. — Чтобы Джефрис женился заново, нужно было избавить его от сына.

— Хорошо же ты знаешь Джефриса, Аристон из Афар, — сказала Цезония с грустной улыбкой. — Смерть Луция отдалила от меня Джефриса, а не приблизила. Вот, взгляни.

Она достала из расшитого кошеля сложенный лист бумаги, протянула Аристону.

Текст был написан Джефрисом, без сомнения.

В коротком письме, лишенном пространных любезностей, Джефрис предлагал Цезонии супружество: "приезжай и будь хозяйкой в моём доме". Под подписью стояла дата. Письмо было написано восемь дней назад. До гибели маленького принца. Очевидно, княгиня олифийская отправилась в путь сразу же, как только получила письмо, и в дороге не мешкала.

— Джефрис только что потерял сына, так что теперь наша свадьба не состоится, — сказала Цезония. Она тронула лист карликовой пальмы, заговорила тихо. — Впервые я увидела его, когда мне было десять лет. А ему уже было одиннадцать. Он старше меня на два месяца и четыре дня... И все эти годы, все двадцать пять лет, я ждала. Ждала этого письма.