Время Крылатых. Часть первая. Серый холм

— Почему?

— Всякое рассказывают. То охотники пропадут, то рыболовы. А прошлым летом плот с какими-то бродягами посреди спокойной реки по брёвнам раскатало.

— Я слышала, тварь какая-то в холмах живёт. — осторожно предположила Мрита. Зябко поёжившись, олениха посмотрела на собирающиеся у горизонта плотные дождевые облака.

— Худших тварей, чем рябые с ралхами я не встречал. — возразил Оррий, — Вот уж всем тварям твари. Ты, Мрита дровишек ещё принеси. Чую, похолодает ночью.

Олениха ушла к балке, а шакал присел у берёзы и замер, обратившись в чутьё. Его зоркие жёлтые глаза пядь за пядью обшаривали долину, и не находили ничего что бы могло оправдать или унять тревогу.

'Вернитесь', — мысленно попросил он знакомых ему лишь по следам спутников Мриты, — 'Заклинаю хоть Кайсаром, хоть самим Агосом Белобородым, только не оставляйте нас здесь одних'!

* * *

Ягморт долго пристально рассматривал шакала, а затем подтолкнул к нему Айна.

— Знаешь его?

— Нет.

— Доведите меня до Хортагских предгорий! — умоляюще повторил свою просьбу шакал, — Не дойду ведь. Рябые... ралхи.

— Только если научишь Мриту так готовить. — встрял гризли.

— Помолчи, Перк. Что ты там про ликаонов на плоту говорил? Откуда плыли?

— Да, как и все они, с юга. — Оррий указал на долину и далёкое плоскогорье. — Возьмите, а? Будет ваша лопоухая готовить не хуже меня. Лучше. Обещаю.

— Возьмём. — успокоил его волк, — Мрита, гаси костёр. Дождёмся Хаар и уходим.

— Ягморт! — окликнул волка джейран, — Хаар с лисами возвращается. Хаар злая...

Росомаха подлетела к костру, шипя и плюясь, будто закипающий котёл, отпихнула с дороги Айна с Оррием и сунула Ягморту мятый окровавленный клок меха.

— Что это?

Шатаясь от усталости, к костру подошла Уларга.

— За дальним холмом десятка полтора рябых. Костры жгут, гогочут.

Ягморт с недоумением вертел в руках клок меха.

— Это что, хвост?

— Карраха на куски порезали, хурки рябые. Всё, что нашли. А это что за рожа шакалья?

— Ничего, — хищно оскалился волк, — завтра на рассвете... Всё, уходим! Айн, у тебя язык лучше моего подвешен. Расскажи им про тварь.

Дождь усилился. Дно оврага по которому они пробирались к лесу, вскоре заполнил грязный ручей. Овраг отнял у них много сил и времени, зато ручей надёжно скрыл следы. В лес пришли ещё засветло. Мрита соорудила 'гутлахский очаг', костёр в яме с прикрытым дёрном поддувалом.

— Унгал значит в холмах завёлся.— вздохнул Оррий, когда гривистый волк закончил рассказ, — Беда теперь.

— Унгал? — округлила глаза Мрита, — Они же вымерли все. Последнего, говорят сто лет назад Вульф Бурый убил.

— Может последнего, а может и нет. Разве их считал кто?

Олениха навострила уши прислушиваясь к тому о чём говорят сидящие у костра Ягморт, Аард и Айн.

— Оррий, они к нему в нору лезть задумали! — встревожено прошептала она.

— Пусть лезут, раз ума нет. — ворчал Оррий, — По мне — так сам бы он вылез.

— Выманить. — предложила Мрита.

— Думаю, эта тварь боится огня и дыма. Мы выкурим его. И убьём.

— Скалы не горят.

Шакал не ответил. Поднявшись, он обошёл костёр и некоторое время напряжённо всматривался в темнеющий за скалой лес.

-Хочешь прогуляться, Мрита? — предложил он оленихе.

— Ты слышал Ягморта? Ни шагу из лагеря.

— Жаль. Тут посёлок когда-то был. Маленький, дворов пять. Правда, сам я там не был, приятель рассказывал. Название у посёлка занятное — Хольнум, 'смола', означает, на олорском.

— Ты задумал поджечь Серый холм? — округлила глаза Мрита.

— Почти угадала. — шакал хитро прищурился, — поможешь стащить бочки — узнаешь всё первой.

— Помогу. — немного помолчав согласилась олениха, — Но с одним условием.

— Каким? — насторожился Оррий.

— Ты не украдёшь смолу, а обменяешь.

— Это на что же?

— Мне всё равно на что! Или сам свои бочки потащишь.

Шакал задумался, засопел.

— Этот, как его... Фархад. — наконец сказал он,— Сбежал так быстро, что шмотки свои в шалаше оставил. Он богатый вроде. Наверняка там наберётся чего на хороший обмен. А?

— В шалаш полезешь сам. — отрезала Мрита.

— Ладно-ладно... — проворчал Оррий, поднимаясь и отряхивая сакаши, — Но ты хоть Рохома отвлеки.

Мрита посмотрела в сторону темневшего под сосной шалаша. Барс неподвижно сидел у входа.

— Надо придумать, чем его отвлечь.

— Что там думать? — Вздохнул шакал, и неожиданно объявил — Рохом! Иди сюда! Мрита покажет чего.

Олениха наградила шакала таким взглядом, что тот зачесался. Погрозив Мрите пальцем, Оррий отпрыгнул от костра и исчез в темноте.

— Что? — Рохом уже навис над ней, и олениха не придумала ничего лучше чем сунуть ему в руки свою секиру.

Барс присел на забытый у костра плед Оррия, повертел оружие в руках, и, не сдержав тяжёлого вздоха, полез в поясной кошель, за точильным камнем и промасленной тряпкой.

— С горшками и сковородками у тебя лучше получается... — буркнул он, показывая оленихе ржавое пятно на гранёном обухе секиры.

Рохом принялся за работу. Вначале, барс как следует, наточил лезвие, затем принялся счищать пятно. Временами, он поглядывал на задумчиво ворошившую веткой угли Мриту.

Он заметил, что Мрита уже перелиняла и вычесала старую рыжеватую летнюю шерсть.

Густой серый зимний мех мягко искрился на плечах оленихи, а белое пятно на горле — отливало серебром. И не скажешь, что скиталась по голодным предгорьям Ратпмара. Не скажешь...

— Зачем из дома сбежала?

Вздрогнув, олениха подняла глаза на Рохома и недобро прищурилась.

— Не была ты в Ратпме отродясь! — продолжал барс, не отрываясь от работы, — Это Фархаду можешь свои сказки рассказывать. Но не мне! И не Ягморту!

Олениха молчала.

— Вернулась бы, пока не поздно. Родня, что... Родня лишь хвост до синих искр начешет, да простит. А эти... — барс указал секирой на юг.

— Родня в Хорте. — подала голос Мрита, — Для остальных я и сама мертва. Идти мне некуда. И незачем.

Отшвырнув ветку, Мрита поднялась и отвернулась от огня. Как только глаза привыкли к темноте, она заметила злую шакалью морду, таращащуюся на неё из-за шалаша. Оррий потянул себя за ухо и властно указал в сторону темневшего на фоне звёздного неба леса.

Обозлённая на барса Мрита показала шакалу язык и вновь вернулась к костру.

— До Хортага я в любом случае доберусь! С вами или без вас! Дай сюда! — Мрита попыталась отобрать у барса свою секиру.

— Не оттирается. — пожаловался Рохом, — Даже камень не берёт.

Барс провёл языком по обуху секиры.

— Э, на клеймо похоже!

— Довольно! Мрита выхватила секиру из рук Рохома. Пойду... Мне котёл ещё мыть.

* * *

Мыши не давали покоя Нильсу даже во сне.

Маленьким хвостатым пронырам, бороздившим пол старого амбара спуску давать было нельзя. И не важно, что амбар пуст с тех пор, как в их посёлок заявилась Каора и научила жителей гнать из ржи великолепный бурн.

Двух мышей манул уже успел отправить в своё толстое брюшко. Он как раз подбирался к третьей, когда выглянувшая из рассохшейся бочки, крупная, гепардового окраса мышь, доверительно ему сообщила:

— ... пара штанов, да мешок новый, за две бочки смолы — честный обмен. А надуть решат — я им столбы у ворот подпилю!

Проснулся Нильс, как и бывает после кошмара, опустошённым и готовым на всё. Было тихо. В затянутое промасленной тканью окно сторожки царапался дождь. Нильс гибко вскочил на ноги, и осторожно выглянул в приоткрытую дверь. Посёлок был погружён во тьму. Непроглядную, смоляную... Манул поёжился и вышел на крыльцо.

Заглянув под ворота, Нильс увидел две пары ног. Одни — в латаных чукашах, а другие — в добротных сапогах, с завязками, украшенными беличьими лапками.

— Шли бы вы... — проворчал Нильс.

Ответом было молчание.

Манул достал из-за пояса топорик.

В последний раз чужие наведывались в их посёлок лет восемь назад, когда ещё смолокурня в лесу работала. Впрочем, чужих в посёлке и тогда не любили.

Нильс ударил обухом в ворота.

— Сказал же, пошли вон! А не то Бахора позову!

— С севера идём, — жалобно затянули за воротами, — лодку на порогах побили, смолы бы нам погуще, лодку починить, да убраться отсюда пока...

— Ба-а-ахо-о-ор!!!

За спиной Нильса, в большом доме на сваях, со стуком распахнулись ставни.

— Про унгала им говорить не стоит. — шёпотом предупредил Мриту шакал, — Зачем беспокоить.

— А если они к Серому холму сунутся?

— Да они уже лет пятнадцать из этой дыры носа не кажут.

— Почему? — удивилась олениха.

— Кто их знает? — развёл руками шакал, — Может так им спокойней. Гляди, идут...

В щелях ворот и частокола мигнул огонёк. Им пришлось довольно долго ждать, пока жители Хольнума справятся с заржавевшим засовом. Наконец воротина скупо приоткрылась. Их бесцеремонно осветили фонарём.

— Чего? — недобро спросила невысокая остроухая тень в длинном плаще.

— С севера идём, — затянул шакал, — лодку на порогах побили, смолы бы...

— Река встанет скоро, — перебила тень, — чего вам летом с севера не ходится? Ладно, давайте.

Шакал посторонился, пропуская олениху вперёд. Посёлок за частоколом был большим, но огни горели в окнах только одного дома. Самого длинного на невысоких сваях. Их вновь осветили фонарём и потребовали помочь запереть ворота.

Чтобы не увязнуть в топкой осенней грязи, от ворот, к каждому дому были проложены деревянные мостки. Шли молча. Оррий крепко прижимал к груди мешок с вещами Фархада. Изведённая молчанкой Мрита украдкой расстегнула чехол секиры. Подошли к дальнему дому. Шакал придержал олениху за пояс, видимо собираясь что-то сказать, но тут, с лестницы, навстречу Мрите шагнула высокая остроухая тень с жадно горящими глазами.

— Бахор Смоляной Дух дани жаждет! — рыкнул ей в морду тощий волк в измазанной смолой рубахе. Он протянул Мрите свою корявую лапу, на которой отсутствовали мизинец и безымянный палец.

Оррий чувствительно дёрнул олениху за хвост, и будто опасаясь чего-то, торопливо зашептал:

— Дай ему. Дай ему что-нибудь, поскорее...

— Штаны Фархада. — олениха потянулась к мешку.

— Ужей ему солёных, а не штаны! — обиженно зашипел Оррий, пряча мешок за спину.

Мрита принялась рыться в мешке. Волк терпеливо ждал. Наконец олениха натянуто улыбаясь, протянула сборщику дани сухой яблочный огрызок. Волк покривился, но дар принял и отступил в сторону, пропуская их на лестницу.

— Иди. — вдруг подтолкнул Мриту в спину шакал, — Не бойся, я пока тут всё улажу.

Возразить олениха не успела. Крепкая рука взяла её под локоть, и прежде чем она опомнилась, сборщик дани ловко отобрал секиру.

— Оружие не к чему. — бросил ей волк, — Мы же не враги.

Мриту настойчиво подтолкнули к открытой двери.

— Каора, у нас гости.

Двери в доме не было. За занавесью из старых лирговых шкур дрожал тусклый огонёк масляной лампы. Пригнувшись, олениха проскользнула под занавесь и настороженно замерла у порога. Из затхлого сумрака на неё не мигая смотрели шесть пар глаз.

— Ну проходи, чего встала.

Невысокий чернобурый лис в тёмном кожаном салакаше, крепко взял олениху за плечи и подвёл к широкому столу.

— Это Таллис.

Пожилая обрюзгшая чёрная медведица покосилась на олениху, плотнее закуталась в какие-то обноски и уткнулась носом в глиняную чашу.

— Бекан и Шелла.

Волк и волчица, высокие и крепкие с ухоженными бурыми шкурами.

— Каора.

Белая волчица с красными, будто остывающие угли, глазами.

— А я — Кон. — лис хлопнул её ладонью промеж лопаток и крикнул, — Эдна, неси табурет.

Из сумрака вынырнула молодая рыжая лисица в белом вязаном салакаше и поставила у стола очищенную от коры колоду. Мрита с трудом втиснулась между Беканом и Шелой. Волк обнюхал ей плечо и отвернулся. Волчица украдкой потрогала её хвост.

— Нильс! — вдруг рявкнул лис так, что Мрита едва не бросилась прочь из избы, — Тащи выпивку, мышеед!

Появился уже знакомый Мрите манул с глиняным кувшином. На столе появилась ещё одна большая грязная чаша, в которую тут же плеснули густой тёмной жижи, от запаха которой нос оленихи мгновенно покрылся липкой росой. Содержимое кувшина быстро разошлось по остальным чашам, а сам кувшин откочевал в угол к медведице. Из угла донеслось задумчивое бульканье.

Взяв чашу, олениха сразу постаралась забыть про её обгрызенные края и сделала большой глоток.

— Во-во! — радостно рявкнул её в ухо Бекан, когда она закашлялась, — Бурн у Каоры, всем бурнам бурн! Аж в сопли шибает.

Белая сверкнула великолепными клыками, каким и Ягморт бы позавидовал, отхлебнула из своей чаши и угольки её глаз блаженно погасли.

— Хороший у тебя хвост. — похвалила Шелла.

— Рассказывай. — внезапно пророкотала из тьмы Таллис.

Олениха отпила ещё глоток. Омерзительный на вкус бурн неплохо согревал и успокаивал.

— Что рассказывать? — спросила Мрита, но медведица, как оказалось, обращалась не к ней.

— Две бочки смолы просят. — доложил заглянувший в комнату Бахор, — Шмотки вот на обмен принесли.

Волк показал медведице мешок.

— Если осталось чего, отдай. — великодушно разрешила Таллис. — Ещё что?

Бахор на мгновение исчез за занавесью.

— Сказал бочку открыть. Проверять хочет.

— Смола же, чего её проверять? — удивилась Таллис.

Понимая, что сделка, вероятно, завершилась, Мрита встала, собираясь откланяться, но волки усадили её на место. Пошарив под столом, Бекан вытащил на свет старинный резной ар. Волк провёл пальцем по струнам и протянул инструмент Мрите.

— Я не умею.

— Тогда пой.

— Что?

— А что знаешь, то и пой.

Появился Нильс со вторым кувшином, побольше первого.

— Пой. Это часть платы за смолу. — пояснила Таллис.

— Штанов на всех не хватит. — с сожалением добавила Каора.

Шелла молча погладила её хвост.

— Бекан с Бахором уже год ни ароги ни асталлы новой сложить не могут. — продолжала Каора, — А те кто могут к нам не заглядывают.

— А если не буду петь? — вырвалось у Мриты.

Избу накрыла тишина.

Шелла перестала гладить её хвост и как бы невзначай завела левую руку под полу своей облезлой лисьей хурки. Эдна встала и переместилась к выходу. Каора поставила кружку и медленно убрала руки под стол. Мрита встретилась взглядом с замершим у стены Нильсом. Манул смотрел умоляюще.

— Ладно... — медленно произнесла Мрита, сообразив, что этим хозяевам гости обычно не отказывают, — Спою.

Бекан покрутил колки ара и вопросительно посмотрел на неё.

— Арога о войне с камышами.

Мриту никогда не хвалили за голос, то ли дело, Лирну, но...

Где дремлют ели у болота,

И ветер спит в сырой глуши.

Там пуще филина и волка,

Пугали зайцев камыши.

Но раз, собравшись в вольном поле,

Решили зайцы: 'А, доколе...'

Вождём был Ахлабар Суровый,

Сам Хортас предком был его.

Вторым был Нерсс Волкоголовый,

Губитель брата своего.

Жена его, Рябая Нерсса,

Ведунья и убийца лис,