Часть первая. Искусство прясть нити.

— Не худо бы. Но это, как раз, не сложно: просто— напросто посылаете представление по своему начальству, на некоего пилота, временно прикомандированного к этому кораблю в период известных событий, а они уж передадут по адресу ... — ежели не шутите, конечно.

— Какое там! Вы когда летите?

— Завтра утром собирался, а что?

— И не думайте! У вас... У вас в машине неполадки. Среди моих людей есть три-четыре, которые устроят мне "темную", если вас завтра не будет, соответственно, на завтраке в Синей кают-компании.

Наутро, собравшись перед безукоризненно столом (Дубтах выпросил себе во временное пользование парадный мундир без знаков различия, отпарил его, отутюжил, и получилось очень даже да) первым делом помянули погибших:

— Мы — бесполезный народ, — заявил, стоя с бокалом, Бригадир и, не обращая внимания на глухой ропот недовольства, продолжил, — более того, мы народ попросту вредный. Мы жжем дорогое горючее, гробим дорогие машины, треплем форму и казенные ботинки и при этом не сеем, не строим, не шьем и не лечим. На нас уходят бешеные деньжищи, хотя войны никакой нет и, слава богу, в самое ближайшее время не предвидится. Почему же нас, однажды взявшись — да не разгонят? Почему? Да только потому, что время от времени находятся те, кто сразу и с лихвой оплачивают все наши долги за все, и ни один крахобор не скажет, что ему за его деньги недодали... Потому что тогда уже мы спросим его, во сколько серебрянников, сухих пайков и комплектов одежки оценивает он свою собственную шкуру. Так выпьем же за четверых, что оплатили все наши долги...

Тут все выпили, но он продолжил:

— И не будем жалеть их, потому что они сами избрали себе род смерти на пути воинов. Будем по ним скучать, а потом — увидимся.

Было и еще несколько официальных выпивок, но Дубтах чувствовал: нечто назревает. И тогда поднялся его сосед справа и произнес:

— С-шс-са-а... Господа офицеры, позвольте мне представить вам моего соседа.

Все поднялись разом, хором отвечая на словесные формулировки соседа:

— Не хотим помнить лица его. Не хотим знать имени его. Потому что ведомы нам дела его, и по свету их узнаем его.

— Нас!

— Пятьдесят офицеров и один. Мы знаем друг друга и полагаемся.

— Хватит ли этого числа?

— Хватит, вполне.

— Мы!

— Мастера.

— Способны ли мы узнать Гроссмейстера, встретив его?

— Да, в любом облике, по сути его.

— Если в качестве Гроссмейстера я представлю вам этого человека, оспорите ли вы мои слова?

— Мы узнаем его, свидетельствуем это, и слов твоих не оспорим.

И только это он настроился было на торжественный лад, как его схватили пара десятков рук.

— На ковер его, на ковер!

— Кавалера — раз!

Он плавно взлетел в воздух, рискуя ушибиться о потолок, и плавно же был пойман.

— Командора — два!!

— Гроссмейстера — три!!!

— Господин сидящий по правую руку, — готов ли кубок?

— Непременно.

— Ого...

Справедливости ради надо сказать, что после венчальной пить его больше не принуждали. И уж совсем под занавес сосед справа взял его под локоток:

— Я Рохраннах... Вот вы скажите мне, не припоминаете ли некоего вислоуха из породы стамесконосых, с чьего хвоста вы столь изящно и своевременно сняли некий репей?

— Репей — отрывал, да, — чувствуя, что губы его деревенеют, с излишней четкостью проговорил он, — но стамеско... носыми там и н— не пахло. Всякому могут в хвост зайти, а вот так вот все время выскальзывать из прицела может не всякий, а не более, чем один из четырех самых-самых... Ис-счезающее искусство?

— Так это я был. Здорово, а?

— М-м-м...

— Двадцать два человека должны безусловно выполнить любую вашу волю, каждый — один раз.

— Двадцать три. — Отрывисто поправил Бригадир.

— Н-наде-юсь, что до этого не дой-дет... Н-негодяи, я же н-не пью!

И старательно, со всей сосредоточенностью уставился в пустую тарелку перед собой, тем не менее воспринимая в пассивном режиме разговор по левую руку от себя:

— Экая незадача... Ну да ничего, дело поправимое, дайте знать Рашу...

Через некоторое время чьи-то руки в форменных рукавах ловко убрали его тарелку, подменив другой. Руки эти он видел периферийным зрением, боясь поворачивать глаза.

— Отведайте, Гроссмейстер. Как рукой...

Стараясь, по возможности, не шевелиться и двигать одной только правой рукой, он подцепил серебряной вилочкой кусок какой— то бело-розовой плоти. М-м-м... И, словно перед этим ничего не ел, Дубтах накинулся на эти пахучие, упругие кусочки со вкусом , навевающим то ли смутные, то ли вообще ложные воспоминания. В единый момент прикончил свою порцию, действуя, как автомат, позабыл о приличиях, выпил пронзительного сладковато-соленого вкуса бульон и почти мгновенно почувствовал себя лучше.

— Ф— фу... Поразительно. Что это такое?

— Одно крупное морское ракообразное. Страшная с виду, шипастая такая пакость, однако же равно пригодная как еда и как лекарство.

Дверь за его спиной открылась и очень бодрый , довольно— таки зычный голос оглушительно гаркнул:

— Здорово, защитнички! Никак пьянствуете, негодяи?

Тигроглазый пилот "реверсейла" в сером мешковатом комбинезоне и нахлобученной на уши здоровенной серой пилотке стоял подбоченившись и широко расставив ноги в мягких бутсах.

— Да, — ответил ему Бригадир, — а ежели тебе поднесем, — нешто откажешься?

Подумав не более полусекунды, тигроглазый тряхнул головой и решительно стянул с себя пилотку.

— Инда быть по сему: я сегодня не за рулем, я сегодня с посланием... Кстати, уважаемый, — его взгляд враз уперся в только еще обретающие способность к сосредоточению глаза Дубтаха, — это и вас касается...

Как это выяснилось приблизительно через час, послание его состояло в "белке" с командирского "реверсейла", данной в обработке какого— то очень уж квалифицированного специалиста.

— Должен вам сказать, — проговорил гость, мастерски управляя этапами записи, — что вы, благородный господин, войдете в историю в связи с первым случаем участия в боевых действиях наших, принципиально-нового типа машин. Эпизод с лжеконтейнеровозом, на море, вы знаете... А вот как обстояло дело с той самой колонной, на которую вы столь любезно нас навели: к тому моменту, как мы подоспели к табору геофизиков, она находилась от них на расстоянии прямой видимости... Во-он там, видите? Заметив колонну, ваш покорный слуга разобрался в ее составе и решил: если нет свидетелей, то нет и преступления. Достаточно сказать, что сия колонна имела в своем составе три расположенных по всем правилам КЗК "Остегг — 2".

— Ого!

— Да, представьте себе... Так что наше счастье, что к этому времени вернулся "двести одиннадцатый" и при его помощи мы увидели эти штуковины первыми...

На экране, обведенные квадратами, на миг возникли новейшие зенитные комплексы совместного Рифато-Шиссанского производства, — в общем строю колонны, затем грубое, но укрупненное изображение показало, что это именно они.

— Тогда мы решили действовать максимально бережно и с максимального же расстояния...

"Реверсейлы" снизились, из-под брюха шести из них сорвались те же самые "Га-Таррах — 3/в" в универсальном варианте "воздух — поверхность": на экране картина стремительно бегущего плоскогорья, передаваемая с низколетящих крылатых ракет, вот они достигли директивного места, круто взмыли и обрушились на колонну сверху. Изображение исчезло.

— А спустя некоторое время, — тоном доброй бабушки, читающей внукам сказку, продолжил гость, — поставив помехи и на всякий случай поплевывая фольгой, до места происшествия добрались и мы сами, зато на вполне приличной высоте...Так что видно было далеко... И, сколько ваш покорный слуга глазами не лупал, "Остеггов" не узрел. Натурально, говорю ребятам: "Фас!"... Нет, все-таки до чего забавно ведут себя наземные группировки без зениток и прикрытия с воздуха. Вон, поглядите, — два вездехода от нас пытались удрать. Аж на три километра удрали. Вот они отдельно, а вот в совокупности с залпом из двух барабанных "Октаэдров" с компьютерным управлением. При такой скорострельности — и всего пять снарядов мимо...

На экране, в замедленном показе, два бронированных экипажа прыгали и извивались, как живые под градом тридцатидвухмиллиметровых снарядов, разлетаясь вдребезги с такой скоростью, что раздетое, изломанное подобие шасси еще продолжало двигаться вперед, когда основная масса машины уже была рассеяна в воздухе и на земле.

— А эти вот спрятались, дурашки, за камешек, и теперь вы можете видеть, как Ринкс спустил на них две "шахматного" типа кассеты по сто шестьдесят девять...

Поверхность "камешка", а вместе с ней — поверхность вокруг камешка какбудто бы мгновенно вскипела и продолжала бурлить белыми вспышками и дымно-пылевыми гейзерами еще несколько мгновений.

— И, наконец, эти умники, в соответствии с Уставом, подняли пулеметы и даже, ставши на одно колено, винтовки. Они, наверное, не знали, что на таком расстоянии наши машинки может пробить только прямое попадание противотанковой пушки, — случайное, разумеется. Пусть им послужит утешением, что нет смерти более героической, нежели от залпа сорока восьми НУРС метров с трехсот...Забыл, как это называется?

— Оверкилл.

— Во-во. Типичный пример. А выводы каковы?

— Полнейшая беззащитность любых наземных сил перед вашими машинами?

— А хоть ты и Гроссмейстер, — задумчивым тоном проговорил тигроглазый, — а все равно дурак... Мы там не то что такую пакость, как "Остег — 2", мы там никаких зенитных комплексов не ждали. Если б не спутник... Если б мы не догадались с ним связаться... Если б ты не предупредил нас о колонне... Шестьдесят ракет, ты понимаешь это, или нет? Этого с гарантией хватило бы на в два раза большее количество "Реверсейлов"... А общий вывод может звучать так: ох, и не зря же нас кто-то послал! Ох, не зря!

— А о большом одолжении попросить можно?

— Чего изволишь, муж честной?

— Дяденька! Полетать дайте, а?

XIX

— Выходной, — спросил он мрачно и с явной угрозой, — мой?

— Ну кто же тебе теперь откажет, сынок?

— Это хорошо. Потому что у меня есть на него самые серьезные планы. Отключу мобильник. — Проговорил он мечтательно. — А еще лучше, истолку его в бабушкиной ступке. И убью любого посыльного, который явится по мою душу. Только этого не будет, потому что никакой посыльный меня не найдет....

И использовал. Ровно в три, чистый, бритый, пахнущий дорогой туалетной водой, которой воспользовался приблизительно в первый раз за последние полгода, с букетом оранжерейных орхидей возник он по собственноручно закодированному адресу на квартирке, снимаемой девушками. Инстинктивно узнал ту самую "подругу Тилли" и улыбнулся ей так, что навсегда, на подсознательном уровне, угодил в разряд ее "безотчетных" врагов. За сим последовало предложение "куда-нибудь съездить" — и, разумеется, неизбежное: "... а ты мне го-ород покажешь". Они не посмотрели город, хотя и был Гемре очаровательным городом: чистым, уютным, ухоженным, застроенным с редким вкусом. Все его постоянные обитатели были ревностными патриотами Гемре, а это, надо сказать, кое-что значит, — но все равно в этот раз они город так и не посмотрели, почти совсем, потому что единственное место, куда они заехали, был местный супермаркет, а немногими встречными достопримечательностями любовались только через стекла автомобиля. Нет, поначалу-то в планы их входило посещение ресторана, но, садясь в машину, они неосторожно соприкоснулись бедрами и сразу же, дружно поняли, что ни в какой ресторан не поедут. Через сорок минут они в компании пары бутылок и пакета еды уже были в Дубтаховом коттедже, а еще через пять — оказались в койке. Там они и оставались около суток с редкими перерывами на посещение туалета и ванной, выпивку-закуску, и редкие ее, вымученные и никому не нужные попытки хоть о чем-нибудь поговорить. Это не проходило, потому что одеваться им было, понятное дело, недосуг, кавалер честно начинал было слушать, потом взгляд его становился все более хищным, дама как— то сама собой замолкала, и они снова оказывались в постели. Ночью похолодало, с неба рванул холодный, перекошенный от злобы ливень, и стекла застонали под напором ветра. Света они зажигать не стали, — "чтобы было стра-ашно", — и продолжили то же самое, сменив покрывало — на одеяло.

— Слушай, ты когда-нибудь устанешь?

— Черт его знает. Пока не похоже. Тут как глянешь... А что, — тебе хотелось бы, чтобы устал?

— Можно было бы и потом. Просто интересно.

Разговор этот они вели в голом виде, попивая марочное вино (ни она, ни он в винах не разбирались, и поэтому взяли то, которое было подороже) из высоких, тонких, звонких, почти до невидимости прозрачных лабораторных стаканов.

— Теперь — поняла?

— Что — поняла?

— Что не нужно болтать, когда есть более подходящие занятия. Что совершенно бесполезно заниматься сексом, когда, — это в самом начале! — имеют наглость существовать темы для разговора... Послушайте, Золотой Блокнот, — за истекшие шестнадцать часов вам сильно были нужны интеллехт с ерудицией?

— М-м-м... Наверное, я просто забыла, куда их сунула, поэтому затрудняюсь ответить... Зато кое-какие другие вещи! Я даже предположить не могла, что они когда-нибудь так пригодятся.

— Есть высказывание, которое выше интеллекта. Запоминай, потому что кроме меня тебе этого никто не скажет: всему свое место.

— Ах ты бессовестный! На что это ты намекаешь?

— Ни на ч... А вообще— то...

И это был самый длительный их разговор за описываемые сутки. Поспав в обнимку с Тебионой часа два, он отвез ее в город, и была его подруга весела, румяна и вообще свежа, как весенний бутон. Он, кстати, тоже чувствовал себя замечательно.

— Что значит — возраст. В семнадцать или даже в двадцать я непременно начал бы себя показ— зывать и обязательно перестарался бы...

— Нет, но ты появляйся!

— Да еще как!!!

— Но там же типичная деспотия! Чего ж это его собственные правители не уберут? Кажется, вполне в контексте...

— Остынь. Не так все просто. Вот и умный ты вроде бы парень, а в технологии власти — не смыслишь.

— Да откуда уж мне? Мы уж так уж...

— Одно дело, — установление тоталитарного режима в сравнительно-цивилизованной стране, как это получилось в Бадри, и как почти получилось у нас в... С треть века тому назад. Другое дело — верхушечный переворот в каком-нибудь ободранном государстве. И уж совсем третье, — это когда деспотия образуется почти одновременно с властью вообще, да еще в наше время, на фоне НТР в мировом масштабе. Нынешний правитель — ставленник одного из сильных родоплеменных кланов и объединившихся вокруг него родов, а твой предполагаемый клиент, соответственно, — другой. Оба безобразно, просто неприлично богаты. Один за счет нефти и газа предгорий, которые, кстати, продает южным членам Конфедерации и собирается, при случае, поднять цену. Другой продает медь, никель и аммиачную селитру почти всему миру, но основными покупателями почему-то являются торгаши из Рифат. Как будто у них в своем полушарии нет богатейших месторождений всего этого и многого другого.